Джил прислонилась к лошади, чувствуя струящийся холодный пот на лице, тепло животного через плащ, куртку и рубашку, усталая и довольная, что все наконец кончилось. Толпа с площади схлынула, теснясь вокруг костров, и с нескрываемым любопытством продолжала смотреть на движущиеся цепочки вооруженных людей, складывающих пищу.
Джил услышала чей-то выкрик:
– Мой господин Ингольд!
Повернувшись, она увидела, как какой-то человек настойчиво кивал со ступеней. Было видно, как колдун внимательно вглядывался в толпу, но на него смотрели лишь немногие; все глаза были, как по волшебству, прикованы к съестному. Он легко спрыгнул с повозки, и толпа попятилась от того места, куда он встал. Они отошли явно не из страха, а из-за того благоговения, которое они, пожалуй, и не смогли бы объяснить. Ему даже не пришлось проталкиваться через толпу к ступенькам.
Если бы Джил не смотрела на него, провожая его глазами, она бы полностью упустила все, что произошло после. Человек в капюшоне, одетый в красное, стоял, ожидая его, на ступенях Городского Зала, держа в руке скрученный пергамент. Он подал его Ингольду и выхватил меч.
Джил видела, как Ингольд прочитал то, что было написано, и взглянул вверх. Она почувствовала даже на таком расстоянии ярость и возмущение, натянувшие каждый мускул его тела, гнев, исходивший от него. Дюжина человек в красном тихо вышли из тени и окружили его. У всех были обнажены мечи.
Одно мгновение ей казалось, что он будет сражаться.
«Мой Бог, тут будет погром», – подумала она, и странная холодная ярость прошла ледяным огнем по ее жилам.
Некоторые из красных воинов, очевидно, думали то же, потому что отпрянули от него. Джил вспомнила, что, помимо колдовства, он славился и как прекрасный фехтовальщик. Потом Ингольд поднял руки, чтобы показать, что они пусты, и люди обступили его. Один взял его посох, другой – меч, и все исчезли в тени дверей Городского Зала.
Ошеломленная, она повернулась посмотреть, видит ли это Янус, но начальник стоял к ней спиной, его внимание было обращено на толпу. Стражники все еще работали: носили зерно, куски бекона, мешки с картофелем и хлебом вверх по ступеням особняка, исчезая во мраке охраняемых дверей. Она сомневалась, что кто-нибудь, кроме нее, видел арест.
«Они рассчитали это по времени, – внезапно подумала она, – и учли, что он даст себя взять тихо, а не спровоцирует погром своим сопротивлением».
Страх уступил место ярости, когда Джил, еще раз обернувшись на ступеньки, не нашла там никого... Все было так, словно ничего не случилось. Колдун просто исчез.
6
«Умирающая цивилизация, Земля в поисках страха. Мир, проваливающийся в сумбур безнадежного хаоса перед врагом, с которым надо бороться. И куча людей, стоящих по уши в канализационной трубе перед приближающимся потоком», – думал Руди, прогуливаясь по замшелым, мощенным булыжником улицам Карста в холодном солнечном свете мягкого полудня.
«Если бы Карст не был так забит людьми, это был бы милый городок, – рассуждал он. – Это так, если есть внутренний водопровод и что-то вроде центрального отопления и улицы, на которых не очень рискуешь сломать ногу».
Улица была относительно пустой и тихой. Она брала начало от городской площади, а затем терялась в лесах; она была вымощена бугорчатым первоклассным булыжником, и вдоль стен густо покрыта ярко-зеленым лишайником; небо отражалось в серебряных лужицах.
Руди так и не выспался в душном и полном блох чулане на третьем этаже Городского Зала и провел остаток утра и полдень, слоняясь по Карсту, пытаясь достать еды и воды, знакомясь с беженцами, стражниками, служителями Церкви и осматривая город. Он пришел к заключению, что если Алвир не примет срочных мер, все они скоро перемрут, как мухи.
Город был слишком перенаселен. Джил и Ингольд все-таки правы, что бы там ни говорил канцлер.
Вопреки утверждениям большинства учителей в школе, Руди не был тупым, его явно недооценила система публичных школ. Он слушал Совет прошлой ночью – при той тесноте в зале не подслушать было трудно – и сегодня видел, что делалось в Карсте. Он шел через лагеря в лесах – убогие, грязные, разнузданные. Он был свидетелем семи драк: трех по обвинению в воровстве еды, двух – воды и двух – без видимой причины. Он слышал самозваных проповедников и ораторов, предлагавших разное решение проблемы – от самоубийства до спасения, видел уродливого старика, которого забрасывала камнями шайка детей и нескольких старших, потому что его подозревали в союзе с Тьмой – как будто можно было что-то получить от Дарков, чтобы вступить в союз с ними. Большей частью Руди чувствовал напряжение, которое пронизывало город, как натянутая струна, и чувствовал с тревогой близость с той гранью, что отделяла порядок от анархии. Он видел жалкую кучку стражников, оставшихся в городе, пытавшихся поддержать какой-никакой порядок среди паникующей толпы. Как ни странно, он чувствовал симпатию к полиции, хотя сам не хотел бы быть копом в этом сумасшедшем доме.
Дым костров, на которых готовилась пища, заставлял трепетать ноздри и вызывал зверский аппетит. Теперь, когда Руди повернул обратно к площади, тени поползли вверх по каменным стенам маленькой улицы, которые заглушали далекий шум голосов на площади, превращая его в бессмысленный ропот, похожий на далекий звук церковных колоколов. Несмотря на голод, угрозу чумы, страх перед Тьмой, Руди неожиданно почувствовал себя в полной гармонии с миром и собственной душой.
Справа за стеной он услышал голоса двух женщин. Та, что постарше, говорила:
– И не позволяй ему совать в ротик всякую дрянь.
Мягкий и серьезный голос девушки отвечал:
– Да, тетушка.
– И не позволяй ему лазить повсюду, он может пораниться; как следует следи за ним, моя девочка.
Руди узнал эмблему на полуоткрытой решетке из ржавого железа в отверстии стены – три черных звезды, которые, как кто-то сказал, принадлежали Дому Бес, возглавляемому канцлером Алвиром. Руди задержался у ворот. Если это была вилла Алвира, женщины, вполне возможно, говорили о Тире.
За воротами в стене он увидел пологий сад, некогда зеленый, а теперь порыжевший от холода и надвигающегося мороза, а за ним – каменную стену террасы, примыкавшей сзади к серой громаде роскошного особняка. Две женщины стояли в огромных сводчатых дверях дома, расстилая, судя по всему, ковер из медвежьей шкуры в последних бледно-золотых лучах солнца. Это делала толстая женщина в красном, торопясь и сердясь, а стройная девушка в белом стояла в классической, извечно женской позе – с ребенком на руках.
Толстуха продолжала ворчать:
– Следи, чтобы он не простудился.
– Да, Медда, конечно.
– И сама смотри не простудись!
Голос у нее был суровый и властный. Потом она так же торопливо зашла обратно в дом.
Руди нырнул в ворота и пошел по пустой тропинке, обрамленной увядшей, бурой живой изгородью. Над ним дрожали в водянистой голубизне воздуха сморщенные желтые листья. Даже умирающий осенний сад был ухожен. Руди, задержавшись в его лабиринте, чтобы сориентироваться в направлении надменной громады особняка, удивился, кто здесь каждый день в состоянии поддерживать в порядке изгороди.
Молодая няня сидела на медвежьей шкуре рядом с принцем. Она испуганно смотрела, как Руди пролезал через балюстраду, чтобы присоединиться к ним.
– Здравствуй, – сказала она немного робко.
Руди улыбнулся ей, вложив в эту улыбку все свое обаяние.
– Привет. Рад видеть, что ты вынесла его сюда, – я боялся, что придется спрашивать разрешения у каждого стражника в доме, чтобы посмотреть, как он поживает.
Девушка расслабилась и, облегченно вздохнув, улыбнулась.
– Я давно должна была забрать его в дом, – извинилась она, – но это, может быть, один из последних теплых дней.
У нее был тихий голос и застенчивый вид, Руди дал бы ей лет восемнадцать-двадцать. Ее иссиня-черные волосы были заплетены в косы, спускавшиеся до бедер.
– Теплых? – Как калифорниец, Руди здесь просто мерз. – О, у меня тут весь день зуб на зуб не попадает. Что же тогда у вас считается холодом?
Она удивленно подняла на него глаза, они были прозрачными, как озеро Кратер в летний полдень.
– О! – улыбнулась она. – Ты приятель Ингольда, из тех, кто помог ему спасти Тира!
И как бы в подтверждение ее слов Тир вдруг, неуклюже переваливаясь, двинулся к Руди через медвежью шкуру, путаясь в черном и белом шелке своей одежды. Руди сел, скрестив ноги, рядом с девушкой и посадил ребенка на колено.
– Понимаешь, – сказал он, чуть смущенный благоговением и благодарностью в ее глазах, – я просто-напросто влип в это дело. Я имею в виду, что надо было или идти с ним, или умереть, другого выбора у нас не было.
– Скромность, конечно, украшает человека... – улыбнулась она ему.
– Ну... да, – покраснев, согласился он, – но поверь мне, если бы я знал тогда, в чем дело, я бы сбежал. Это если честно.
Девушка засмеялась.
– Впавший в героизм, – она мягко подтрунивала над ним.
Руди отодвинул исследующие руки Тира от своего воротника и порылся в карманах в поисках кольца с ключами, которые ребенок в блаженном очаровании опять попытался съесть.
– Ты и представить себе не можешь, – продолжил он через несколько минут, – насколько умиляет меня во всем этом радость ребенка. После всего, что он пережил с тех пор, как Ингольд забрал его из Гея, и до тех пор, когда мы вернулись сюда, ты бы наверняка предположила, что он будет в шоке. А он? Ничего подобного! Дети такие маленькие, что кажется, вот-вот сломаются в твоих руках, как... цветы, а они...
– ...они крепкие, – улыбнулась девушка, – человеческая раса давно бы погибла, если бы дети были такими хрупкими, какими кажутся. Часто они крепче, чем их родители. – Ее пальцы рассеянно скручивали колечки из черных волос на маленькой розовой шее Тира.
Руди вспомнил, что говорилось в зале, и другие разговоры этого дня.
– Как его мать? – спросил он. – Я слышал, что королева больна. С ней будет все в порядке?
Лицо девушки омрачилось.
– Они говорят, королева поправится, – ответила она ему тихо. – Но я не уверена. Сомневаюсь, что она будет такой же, какой была прежде.
Девушка передвинулась на ковре и забросила косу за плечо. Руди остановился с другим вопросом, застывшим на губах, внезапно задумавшись, как и при каких обстоятельствах эта девушка сама бежала из Гея.
– А твоя подруга? – девушка сделала усилие и переменила разговор. – Другая спутница Ингольда?
– Джил? – спросил Руди. – Наверное, она утром пошла со стражниками в Гей. По крайней мере, это они мне сказали. Ты бы не нашла меня и за сто миль от того места.
– Ты в десяти милях, – тихо сказала девушка.
Руди пожал плечами.
– Я могу сказать тебе, что продвинусь намного дальше еще до захода солнца.
– Я не знаю, – сказала девушка, играя косой, – говорят, что стражники – безумцы, что надо быть безумцем, чтобы стать стражником. Я верю этому. Я бы лично никогда не вернулась, а стражники – они люди редкой породы, они – лучшее, отборное войско на Западе Мира. Их жизнь – сражаться и постоянно готовиться к войне. Стражники говорят, что нет ничего кроме, и для них так и есть, нет ничего кроме. Я не понимаю этого. Но и никто не понимает. Только другие стражники.
«Футболисты поймут, – подумал Руди, – и мастера боевых искусств высокого класса». Он припомнил некоторых обладателей черных поясов каратэ, которых знал дома.
– Бог поможет тому, – сказал Руди, – кто берет на службу таких людей. Ингольд тоже с ними. Они одержимые.
– О, Ингольд... – тихо повторила девушка.
– Ты хорошо знаешь Ингольда?
– Нет... не совсем. Я... я встречала его, конечно, – она чуть нахмурилась. – Но всегда немного боялась его. Говорят, что он коварен и опасен, хотя и кажется таким... таким безобидным. И конечно, существует мнение – и оно старо как мир, – что колдуны – слуги зла.
– Зла? И это ты про Ингольда? – Руди был слегка ошарашен. Более безобидного старика он еще не встречал в своей жизни.
– Ну... – она колебалась, наматывая конец косы на палец. Тир, потеряв или забыв про ключи, поймал мягкий черный локон маленькими ручками. – Церковь учит нас, что Дьявол – Властелин иллюзий, Царь отражений. Иллюзии – это достояние ремесла магов; они продают свои души Могуществу, когда приходят в школу Кво. Совет магов не обязан преданностью никому. Ничто не сдерживает их действия.
«Значит, так объяснила аббатиса, – подумал Руди, – и ее темный взгляд так неодобрительно скользил по колдуну на том торопливом совете прошлой ночью. Охотница на ведьм, нет сомнений».
Девушка продолжала:
– Конечно, он был другом и советником короля...
В ее голосе было что-то, заставившее Руди быстро взглянуть на нее, и он удивился, что же старый великий король Элдор должен был тайком сделать с няней своего сына, чтобы так запугать ее Ингольдом.
– Ингольд имел, конечно, свою... цель, – тихо продолжала она. – Если он спас Тира, это было из-за... наследственной памяти королей Дарвета, запаса знаний внутри него, которые однажды можно будет использовать против Тьмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40