и то, как он прошептал в ужасе: «Это был ты».
— Да, — раздался голос Ингольда, мягкий и бесконечно усталый. — Это был я.
Моргая от удивления, Руди почувствовал горечь во рту от потери сна и увидел, что священник вернулся. Ингольд запирал за ним дверь. В тени, отбрасываемой слабеющим огнем, казалось, что его накидки утопали в крови.
Священник заговорил, дрожа:
— Что ты от меня хочешь?
Вызов и ужас прозвучали в голосе молодого человека. Какое-то мгновение Ингольд слушал спокойно и внимательно, сложа руки. Его покрытые шрамами руки были очень костлявыми и старыми в красном мерцании света. Но он спросил только:
— Ей лучше?
— Кому?
— Матери этих девчушек.
Священник нервно облизал губы:
— Да, милостью Божьей.
Ингольд вздохнул и вернулся к тому месту, где он сидел у камина, набросив на плечи свой заплатанный, весь в пятнах плащ, который служил ему одеялом.
— Однако это не было милостью Божьей, — сказал он спокойно. — По крайней мере в том смысле, который обычно подразумевается. Они приходили просить тебя не причастить ее. Ты, как и я, прекрасно знаешь, что желтая болезнь, если уж схватила человека, то почти неизменно заканчивается смертью. Они попросили тебя исцелить ее, как ты исцелил их маленькую сестренку несколько месяцев назад, — он потянулся за кочергой, поднял ее и поворошил огонь. Внезапно сильно прибавившийся свет проделывал любопытные вещи с линиями и шрамами его ввалившегося лица. Он опять посмотрел на Венда. — Не так ли?
— Это было в руках Божьих.
— Возможно, это то, что ты решил сказать, но ты в это не веришь.
Священник вздрогнул, будто его обожгли.
— Если бы ты в это верил, ты бы меня не боялся, — продолжал спокойно Ингольд.
— Чего ты хочешь? — настаивал Венд, страдая.
Ингольд положил кочергу.
— Ты сам знаешь.
— Кто ты?
— Я колдун, — Ингольд откинулся к стенке, и тень укрыла его.
Священник заговорил снова, голос его был напряженным от страсти.
— Это ложь, — прошептал он. — Они все мертвы. Он так сказал.
Ингольд пожал плечами:
— Он тоже колдун. Его зовут Руди Солис. А меня — Ингольд Инглорион.
Руди услышал резкий неприятный звук затрудненного дыхания священника и увидел, что тот отвернулся, закрыв лицо ладонями. Тело его содрогнулось, будто в предсмертной судороге.
— Они мертвы, — повторил он тонким, хриплым голосом. — Но, Боже, прости меня, я был рад услышать это. Ужасная вещь, но я был рад услышать, что Господь наконец убрал от меня искушение после всех этих лет. Ты не имеешь права снова приносить его.
— Нет, — спокойно согласился Ингольд. — Но тебе известно так же хорошо, как и мне, что Бог не может убрать соблазн. Он идет из тебя, изнутри, а не по какой-то внешней причине. И у тебя были бы соблазны на протяжении всей твоей жизни — каждый раз, когда кто-нибудь призвал бы тебя использовать твою силу для исцеления. И в скором времени один из твоих людей будет умолять тебя начертать руны на его двери, чтобы не подпускать Дарков. Смог бы ты отказаться?
Молодой человек убрал руки с лица.
— Мне не пришлось бы, — вздохнул он.
— Нет?
— У меня нет энергии, — безнадежно прошептал священник. — Я бросил все это, принес в жертву. У меня нет силы, — он посмотрел в лицо Ингольду с выражением отчаяния. В колышущейся тени его полные губы были плотно сжаты и дрожали. — Эта сила идет от Дьявола, Господина Зеркал. Да помоги мне, Боже, я мучим искушением и всегда буду мучиться. Но я не продам свою душу за силу, даже за ту, которая помогает другим. Эта энергия приходит из Извращенной Стороны, и я не буду иметь с этим дела. И потом, во сне я видел город, постоянно живший в моем сердце. Я знал, как он выглядел... И там был ты...
— Знаешь ли ты, почему видел этот сон? — голос Ингольда звучал мягко.
— Это был ультиматум, — прошептал Венд, — необходимость. Вызов. Идти куда-нибудь...
— Идти в Ренвет, — сказал Ингольд, и его спокойный, глубокий, шероховатый голос, казалось, заполнил комнату. — Чтобы помочь мне и Руди, и кому-нибудь еще, кого мы найдем, спастись от Дарков.
— И что еще? — лицо молодого человека блестело от пота, черные брови выделялись на фоне белизны его высокой бритой головы. — Открыто идти к Дьяволу? Объявить аббату — если он еще жив — и кому-то еще, кому не все равно, что я вероотступник? Отдаться в руки суда за еретизм?
Руди, вспоминая другие стальные темные глаза, горящие на бритом черепе, отметил, что паренек попал в точку.
— Неправильно, — продолжал Венд шепотом. — Неверно. Мир, в конце концов, — это иллюзия. Он будет жить потом и без меня. Моя душа — это все, что у меня есть. И если я ее потеряю, то уже навечно.
Последовала долгая пауза. Священник и колдун стояли лицом к лицу, между ними пульсировал угасающий свет камина. «Они были удивительно похожи, — думал Руди, — в своих бесцветных балахонах». Он вспомнил дни, когда сам был бродягой на калифорнийских дорогах, гонимый стремлениями, которым не мог даже найти словесного выражения. Он был изгнанником, так как ничто не имело смысла с точки зрения его истины. Он старался изобразить жизнь как борьбу этих необъяснимых стремлений, пытался представить, что осторожно, постепенно можно будет убрать силы колдовства.
Маг сотворит чудо...
Но в его голове не укладывалось, как можно обойтись без них.
Ингольд встал:
— Прости, — спокойно сказал он. — У тебя достаточно искушений. К ним еще добавится плохая плата за твое гостеприимство. Мы пойдем.
— Нет, — брал Венд поймал его за рукав, когда Ингольд хотел было разбудить Руди, хотя минуту до этого священник лучше отрезал бы себе руку, чем прикоснулся к старику. — Колдун ты или дьявол, я не могу выгнать тебя в ночь. Мне... Мне очень жаль. Это потому, что я слишком долго боролся с этим.
Ингольд сделал движение рукой, намереваясь положить ее на плечо Венда, но молодой священник отвернулся, отступая в тень в дальнем конце комнаты, где находилась его собственная узкая койка.
Руди услышал скрип кровати и шорох одеял. Через мгновение Ингольд вернулся на свое место у камина и поджал под себя ноги, собравшись, очевидно, смотреть на пламя до рассвета.
В келье воцарилась тишина. Огонь в камине горел слабо, и Руди слышал прерывистое дыхание колдуна, свидетельствующее о том, что тот не спит.
— А он был прав, — заключил Руди, рассказывая об этом много дней спустя. — Это чертова вещь. Помнишь, как Джованнин приговаривала: «Дьявол охраняет своих». Ладно, не охраняет, больше не охраняет.
Вокруг них ложился густой снег, устилая предгорья, по которым они тащились уже два утомительных дня, оставляя позади себя крутую скалистую возвышенность. Черные отвесные скалы над ними были испещрены тяжелыми снежными рифами. Снег был и на кронах деревьев. Дымка облаков скрывала пики гор и наполняла скалистое ущелье перевала Сарда туманно-серым светом.
У Руди перехватило дыхание. Его длинные мокрые волосы свисали на лицо и на капюшон плаща. Стальной посох слабо мерцал в полуденном свете. От тяжести книг, которые они несли из самого Кво, его плечо разболелось, а в голове вертелись разные мысли.
Мы дома.
Домой, к Минальде.
А куда же еще?
Теперь он уже привык вести разговор за двоих:
«Ты мне наказал однажды помнить, что мы изгнанники. Но это было тогда, когда мы надеялись, что Архимаг поможет нам. А теперь мы не имеем ничего, буквально ничего. Любой, именующий себя колдуном, просит этого».
Он пожал плечами:
«Я не виню Венда за выжидание».
— Я тоже.
Он резко обернулся, пораженный услышанным. Ингольд молчал уже много дней.
К его удивлению, старик продолжил:
— В принципе, я удивлюсь, если кто-то вообще появится. Кара и ее мать могли бы, — добавил он, задумавшись, — если с ними ничего не случилось. Но сопротивление колдовству будет нарастать. И те, кто способны услышать призыв, не смогут преодолеть свой страх перед этим сопротивлением.
Ингольд подошел к нему, опираясь на посох и согнувшись под тяжестью книг, словно старый несчастный нищий, с длинными седыми волосами, неряшливой бородой, в испачканной и оборванной мантии. В тени капюшона сверкали впалые глаза. Но, по крайней мере, он заговорил.
Ингольд продолжал:
— Возможно, теперь ты понял, почему я хотел стать отшельником.
— Ну, тогда позволь заметить, что твое поведение донельзя искушало меня предоставить тебе такую возможность.
Колдун опустил голову.
— Прости, — извинился он, — это было благородно с твоей стороны — терпеливо сносить скорбь старого человека.
Руди пожал плечами.
— Ладно, — произнес он рассудительно, — раз уж я всю жизнь занимаюсь самосовершенствованием, думаю, что смогу простить тебя.
— Спасибо, — благодарно отозвался колдун, — ты очень добр. Но когда я слушал твою игру на арфе, мне показалось, что до совершенства тебе еще далеко.
Их взгляды встретились, и Руди ухмыльнулся:
— Должен же я был как-то на тебе отыграться?
Ингольд вздрогнул:
— В этом случае я дважды извиняюсь, — произнес он. — Если это рассматривать как возмездие, то мое поведение, наверное, действительно было отвратительным.
— Эй! — запротестовал Руди.
— Первый раз в жизни был рад, что почти глух, — пробормотал не вполне искренне колдун. — Так что, полагаю, из чего угодно можно извлечь выгоду.
— Ну, тогда нам с тобой стоит поломать голову над тем, что можно извлечь из нахождения в конуре, — сурово выговорил Руди, — так как когда Алвир выяснит, что произошло в Кво, будет ясно, как божий день, куда мы направляемся.
Затем, уже другим тоном, спросил:
— Что произошло в Кво, Ингольд? — между деревьев над перевалом завывал ветер, его дуновение касалось путников, пробирающихся через сугробы. На горы опустились тучи, такие же серые и холодные, как туман, который окружал Кво. — Лохиро работал на Тьму — или он был самой Тьмой?
Возникла длинная пауза, во время которой Ингольд пристально разглядывал кроличьи и птичьи следы на сугробах, словно они имели отношение к погоде и ветру. Когда он наконец заговорил, его скрипучий голос был усталым:
— Думаю, это была сама Тьма, — он вздохнул. — К этому дню, я не знаю, освободили ли они его в конце концов. Если освободили, то я мог бы его вернуть обратно к нам. По крайней мере мы могли бы многое выиграть от его мудрости и знаний, которые приобрели колдуны перед тем, как их уничтожили. Но я не мог рисковать, Руди, — добавил он.
— Черт, конечно, — согласился Руди. — Со всем его знанием и Тьмой за спиной — не удивительно, что все здания в городе были разрушены, колдуны уничтожены, а Башня Форна разнесена вдребезги. Если твоя сила была способна сдержать их перед воротами Угловой башни, его сила могла лишь удвоить их.
— Пока их силы могли воспрепятствовать или помешать, силы колдовства находились у своих Гнезд. Я должен был догадаться, что Рейдеры говорили о Гнезде как о цели поиска. Так в старые времена говорилось о Кво — и, следовательно, о Гее. Потребовались все силы Тьмы, чтобы сокрушить Гей, — добавил он. — Это было неплохо спланировано, завершающий удар по Гею, Кво, Пенамбре, Дейру — все в считанные дни. Хребет организованного сопротивления был сломлен, и надежда на магическую помощь уничтожена.
Ингольд вздохнул, выпустив облако пара в туман:
— Я должен был убить его, Руди. Я не мог позволить им иметь его силу. Возможно, он все еще был арестантом в собственном теле. Конечно, чтобы это ни было, у него была его речь, его манеры, навыки. Но не было его знания. Лохиро знал, что Анамара и я — бывшие одноклассники.
Он поднес руки к лицу, и Руди впервые увидел, как слабая улыбка мелькнула сквозь его заросшую бороду:
— Она связала мне эти рукавицы в тот год, когда мы были любовниками, там, в Кво. Для четвертой сильнейшей на Земле магини она была слишком большой домоседкой. Лохиро никогда не сказал бы непреднамеренно о ее смерти.
— Это было тем, что на тебя свалилось? — тихо спросил Руди.
— Отчасти. И мне не понравились его глаза. Но откуда он взялся, я не знал.
— Значит, ты загнал его в ловушку.
Ингольд, горько кивнув, устало двинулся через снег. Че, заартачившись, уперся, до предела натянув поводок, никто из них даже не подумал обучить глупое животное двигаться за ними — упущение, которое в тяжелые моменты Руди был склонен приписывать злобе аббатисы Гея.
— Я поймал его в ловушку, — произнес Ингольд, — и убил его. Может быть, они позволили ему уйти. Он говорил, умирая, о Тьме — она не множественна, она одна. Возможно, он был одним из них, и, если бы я вылечил его, мы смогли бы выяснить, что они знают, почему они воскресали и как разделяются.
— Да, — неловко выразил свое согласие Руди. — Что еще ты мог бы сделать?
Ингольд тряхнул головой.
— Прежде всего быть поумнее. Признал бы связь между так называемыми счастливыми местами и Тьмой. Занялся бы собственными исследованиями в Кво вместо игр в политику. Но ответ ушел, если он вообще был. Тьма в этом убедила. И прежде всего, возможно, ответа никогда не было.
— Нет, был, — возразил Руди. Он оглянулся на старика, когда они забирались по последнему крутому подъему и затвердевший снег скрипел под их ботинками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Да, — раздался голос Ингольда, мягкий и бесконечно усталый. — Это был я.
Моргая от удивления, Руди почувствовал горечь во рту от потери сна и увидел, что священник вернулся. Ингольд запирал за ним дверь. В тени, отбрасываемой слабеющим огнем, казалось, что его накидки утопали в крови.
Священник заговорил, дрожа:
— Что ты от меня хочешь?
Вызов и ужас прозвучали в голосе молодого человека. Какое-то мгновение Ингольд слушал спокойно и внимательно, сложа руки. Его покрытые шрамами руки были очень костлявыми и старыми в красном мерцании света. Но он спросил только:
— Ей лучше?
— Кому?
— Матери этих девчушек.
Священник нервно облизал губы:
— Да, милостью Божьей.
Ингольд вздохнул и вернулся к тому месту, где он сидел у камина, набросив на плечи свой заплатанный, весь в пятнах плащ, который служил ему одеялом.
— Однако это не было милостью Божьей, — сказал он спокойно. — По крайней мере в том смысле, который обычно подразумевается. Они приходили просить тебя не причастить ее. Ты, как и я, прекрасно знаешь, что желтая болезнь, если уж схватила человека, то почти неизменно заканчивается смертью. Они попросили тебя исцелить ее, как ты исцелил их маленькую сестренку несколько месяцев назад, — он потянулся за кочергой, поднял ее и поворошил огонь. Внезапно сильно прибавившийся свет проделывал любопытные вещи с линиями и шрамами его ввалившегося лица. Он опять посмотрел на Венда. — Не так ли?
— Это было в руках Божьих.
— Возможно, это то, что ты решил сказать, но ты в это не веришь.
Священник вздрогнул, будто его обожгли.
— Если бы ты в это верил, ты бы меня не боялся, — продолжал спокойно Ингольд.
— Чего ты хочешь? — настаивал Венд, страдая.
Ингольд положил кочергу.
— Ты сам знаешь.
— Кто ты?
— Я колдун, — Ингольд откинулся к стенке, и тень укрыла его.
Священник заговорил снова, голос его был напряженным от страсти.
— Это ложь, — прошептал он. — Они все мертвы. Он так сказал.
Ингольд пожал плечами:
— Он тоже колдун. Его зовут Руди Солис. А меня — Ингольд Инглорион.
Руди услышал резкий неприятный звук затрудненного дыхания священника и увидел, что тот отвернулся, закрыв лицо ладонями. Тело его содрогнулось, будто в предсмертной судороге.
— Они мертвы, — повторил он тонким, хриплым голосом. — Но, Боже, прости меня, я был рад услышать это. Ужасная вещь, но я был рад услышать, что Господь наконец убрал от меня искушение после всех этих лет. Ты не имеешь права снова приносить его.
— Нет, — спокойно согласился Ингольд. — Но тебе известно так же хорошо, как и мне, что Бог не может убрать соблазн. Он идет из тебя, изнутри, а не по какой-то внешней причине. И у тебя были бы соблазны на протяжении всей твоей жизни — каждый раз, когда кто-нибудь призвал бы тебя использовать твою силу для исцеления. И в скором времени один из твоих людей будет умолять тебя начертать руны на его двери, чтобы не подпускать Дарков. Смог бы ты отказаться?
Молодой человек убрал руки с лица.
— Мне не пришлось бы, — вздохнул он.
— Нет?
— У меня нет энергии, — безнадежно прошептал священник. — Я бросил все это, принес в жертву. У меня нет силы, — он посмотрел в лицо Ингольду с выражением отчаяния. В колышущейся тени его полные губы были плотно сжаты и дрожали. — Эта сила идет от Дьявола, Господина Зеркал. Да помоги мне, Боже, я мучим искушением и всегда буду мучиться. Но я не продам свою душу за силу, даже за ту, которая помогает другим. Эта энергия приходит из Извращенной Стороны, и я не буду иметь с этим дела. И потом, во сне я видел город, постоянно живший в моем сердце. Я знал, как он выглядел... И там был ты...
— Знаешь ли ты, почему видел этот сон? — голос Ингольда звучал мягко.
— Это был ультиматум, — прошептал Венд, — необходимость. Вызов. Идти куда-нибудь...
— Идти в Ренвет, — сказал Ингольд, и его спокойный, глубокий, шероховатый голос, казалось, заполнил комнату. — Чтобы помочь мне и Руди, и кому-нибудь еще, кого мы найдем, спастись от Дарков.
— И что еще? — лицо молодого человека блестело от пота, черные брови выделялись на фоне белизны его высокой бритой головы. — Открыто идти к Дьяволу? Объявить аббату — если он еще жив — и кому-то еще, кому не все равно, что я вероотступник? Отдаться в руки суда за еретизм?
Руди, вспоминая другие стальные темные глаза, горящие на бритом черепе, отметил, что паренек попал в точку.
— Неправильно, — продолжал Венд шепотом. — Неверно. Мир, в конце концов, — это иллюзия. Он будет жить потом и без меня. Моя душа — это все, что у меня есть. И если я ее потеряю, то уже навечно.
Последовала долгая пауза. Священник и колдун стояли лицом к лицу, между ними пульсировал угасающий свет камина. «Они были удивительно похожи, — думал Руди, — в своих бесцветных балахонах». Он вспомнил дни, когда сам был бродягой на калифорнийских дорогах, гонимый стремлениями, которым не мог даже найти словесного выражения. Он был изгнанником, так как ничто не имело смысла с точки зрения его истины. Он старался изобразить жизнь как борьбу этих необъяснимых стремлений, пытался представить, что осторожно, постепенно можно будет убрать силы колдовства.
Маг сотворит чудо...
Но в его голове не укладывалось, как можно обойтись без них.
Ингольд встал:
— Прости, — спокойно сказал он. — У тебя достаточно искушений. К ним еще добавится плохая плата за твое гостеприимство. Мы пойдем.
— Нет, — брал Венд поймал его за рукав, когда Ингольд хотел было разбудить Руди, хотя минуту до этого священник лучше отрезал бы себе руку, чем прикоснулся к старику. — Колдун ты или дьявол, я не могу выгнать тебя в ночь. Мне... Мне очень жаль. Это потому, что я слишком долго боролся с этим.
Ингольд сделал движение рукой, намереваясь положить ее на плечо Венда, но молодой священник отвернулся, отступая в тень в дальнем конце комнаты, где находилась его собственная узкая койка.
Руди услышал скрип кровати и шорох одеял. Через мгновение Ингольд вернулся на свое место у камина и поджал под себя ноги, собравшись, очевидно, смотреть на пламя до рассвета.
В келье воцарилась тишина. Огонь в камине горел слабо, и Руди слышал прерывистое дыхание колдуна, свидетельствующее о том, что тот не спит.
— А он был прав, — заключил Руди, рассказывая об этом много дней спустя. — Это чертова вещь. Помнишь, как Джованнин приговаривала: «Дьявол охраняет своих». Ладно, не охраняет, больше не охраняет.
Вокруг них ложился густой снег, устилая предгорья, по которым они тащились уже два утомительных дня, оставляя позади себя крутую скалистую возвышенность. Черные отвесные скалы над ними были испещрены тяжелыми снежными рифами. Снег был и на кронах деревьев. Дымка облаков скрывала пики гор и наполняла скалистое ущелье перевала Сарда туманно-серым светом.
У Руди перехватило дыхание. Его длинные мокрые волосы свисали на лицо и на капюшон плаща. Стальной посох слабо мерцал в полуденном свете. От тяжести книг, которые они несли из самого Кво, его плечо разболелось, а в голове вертелись разные мысли.
Мы дома.
Домой, к Минальде.
А куда же еще?
Теперь он уже привык вести разговор за двоих:
«Ты мне наказал однажды помнить, что мы изгнанники. Но это было тогда, когда мы надеялись, что Архимаг поможет нам. А теперь мы не имеем ничего, буквально ничего. Любой, именующий себя колдуном, просит этого».
Он пожал плечами:
«Я не виню Венда за выжидание».
— Я тоже.
Он резко обернулся, пораженный услышанным. Ингольд молчал уже много дней.
К его удивлению, старик продолжил:
— В принципе, я удивлюсь, если кто-то вообще появится. Кара и ее мать могли бы, — добавил он, задумавшись, — если с ними ничего не случилось. Но сопротивление колдовству будет нарастать. И те, кто способны услышать призыв, не смогут преодолеть свой страх перед этим сопротивлением.
Ингольд подошел к нему, опираясь на посох и согнувшись под тяжестью книг, словно старый несчастный нищий, с длинными седыми волосами, неряшливой бородой, в испачканной и оборванной мантии. В тени капюшона сверкали впалые глаза. Но, по крайней мере, он заговорил.
Ингольд продолжал:
— Возможно, теперь ты понял, почему я хотел стать отшельником.
— Ну, тогда позволь заметить, что твое поведение донельзя искушало меня предоставить тебе такую возможность.
Колдун опустил голову.
— Прости, — извинился он, — это было благородно с твоей стороны — терпеливо сносить скорбь старого человека.
Руди пожал плечами.
— Ладно, — произнес он рассудительно, — раз уж я всю жизнь занимаюсь самосовершенствованием, думаю, что смогу простить тебя.
— Спасибо, — благодарно отозвался колдун, — ты очень добр. Но когда я слушал твою игру на арфе, мне показалось, что до совершенства тебе еще далеко.
Их взгляды встретились, и Руди ухмыльнулся:
— Должен же я был как-то на тебе отыграться?
Ингольд вздрогнул:
— В этом случае я дважды извиняюсь, — произнес он. — Если это рассматривать как возмездие, то мое поведение, наверное, действительно было отвратительным.
— Эй! — запротестовал Руди.
— Первый раз в жизни был рад, что почти глух, — пробормотал не вполне искренне колдун. — Так что, полагаю, из чего угодно можно извлечь выгоду.
— Ну, тогда нам с тобой стоит поломать голову над тем, что можно извлечь из нахождения в конуре, — сурово выговорил Руди, — так как когда Алвир выяснит, что произошло в Кво, будет ясно, как божий день, куда мы направляемся.
Затем, уже другим тоном, спросил:
— Что произошло в Кво, Ингольд? — между деревьев над перевалом завывал ветер, его дуновение касалось путников, пробирающихся через сугробы. На горы опустились тучи, такие же серые и холодные, как туман, который окружал Кво. — Лохиро работал на Тьму — или он был самой Тьмой?
Возникла длинная пауза, во время которой Ингольд пристально разглядывал кроличьи и птичьи следы на сугробах, словно они имели отношение к погоде и ветру. Когда он наконец заговорил, его скрипучий голос был усталым:
— Думаю, это была сама Тьма, — он вздохнул. — К этому дню, я не знаю, освободили ли они его в конце концов. Если освободили, то я мог бы его вернуть обратно к нам. По крайней мере мы могли бы многое выиграть от его мудрости и знаний, которые приобрели колдуны перед тем, как их уничтожили. Но я не мог рисковать, Руди, — добавил он.
— Черт, конечно, — согласился Руди. — Со всем его знанием и Тьмой за спиной — не удивительно, что все здания в городе были разрушены, колдуны уничтожены, а Башня Форна разнесена вдребезги. Если твоя сила была способна сдержать их перед воротами Угловой башни, его сила могла лишь удвоить их.
— Пока их силы могли воспрепятствовать или помешать, силы колдовства находились у своих Гнезд. Я должен был догадаться, что Рейдеры говорили о Гнезде как о цели поиска. Так в старые времена говорилось о Кво — и, следовательно, о Гее. Потребовались все силы Тьмы, чтобы сокрушить Гей, — добавил он. — Это было неплохо спланировано, завершающий удар по Гею, Кво, Пенамбре, Дейру — все в считанные дни. Хребет организованного сопротивления был сломлен, и надежда на магическую помощь уничтожена.
Ингольд вздохнул, выпустив облако пара в туман:
— Я должен был убить его, Руди. Я не мог позволить им иметь его силу. Возможно, он все еще был арестантом в собственном теле. Конечно, чтобы это ни было, у него была его речь, его манеры, навыки. Но не было его знания. Лохиро знал, что Анамара и я — бывшие одноклассники.
Он поднес руки к лицу, и Руди впервые увидел, как слабая улыбка мелькнула сквозь его заросшую бороду:
— Она связала мне эти рукавицы в тот год, когда мы были любовниками, там, в Кво. Для четвертой сильнейшей на Земле магини она была слишком большой домоседкой. Лохиро никогда не сказал бы непреднамеренно о ее смерти.
— Это было тем, что на тебя свалилось? — тихо спросил Руди.
— Отчасти. И мне не понравились его глаза. Но откуда он взялся, я не знал.
— Значит, ты загнал его в ловушку.
Ингольд, горько кивнув, устало двинулся через снег. Че, заартачившись, уперся, до предела натянув поводок, никто из них даже не подумал обучить глупое животное двигаться за ними — упущение, которое в тяжелые моменты Руди был склонен приписывать злобе аббатисы Гея.
— Я поймал его в ловушку, — произнес Ингольд, — и убил его. Может быть, они позволили ему уйти. Он говорил, умирая, о Тьме — она не множественна, она одна. Возможно, он был одним из них, и, если бы я вылечил его, мы смогли бы выяснить, что они знают, почему они воскресали и как разделяются.
— Да, — неловко выразил свое согласие Руди. — Что еще ты мог бы сделать?
Ингольд тряхнул головой.
— Прежде всего быть поумнее. Признал бы связь между так называемыми счастливыми местами и Тьмой. Занялся бы собственными исследованиями в Кво вместо игр в политику. Но ответ ушел, если он вообще был. Тьма в этом убедила. И прежде всего, возможно, ответа никогда не было.
— Нет, был, — возразил Руди. Он оглянулся на старика, когда они забирались по последнему крутому подъему и затвердевший снег скрипел под их ботинками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43