Миниатюрные капеллы балансировали на фантастических башенках и беспорядочно установленных платформах, вьющихся кверху ступенчатой спиралью, над целой армией неподвижно застывших демонов, святых, ангелов, зверей и чудовищ, выглядывающих из джунглей ручной работы. В непроглядной тьме не было видно ни души, но Джил слышала, как они пели, словно капелла перекликалась с капеллой через жуткий мрак пустоты.
Она уже слышала это раньше, по дороге из Карста, — все эти благословения и заупокойные, всенощные и заутрени. Откуда эти корни, идущие из всеобъемлющей Пустоты, думала она, и куда они ведут? Как изменялись идеи? Восходили ли они к Платону? Или к чему-то еще, чему-то совершенно невообразимому? Она подумала о том святом в приемной, чьи до удивления круглые глаза выражали скорее страх, чем боль. Был ли это христианский святой, что кончил свои дни, доставшись гадюкам на второй завтрак?
Она знала, что все это не более чем умные игры и что она не в состоянии ни на йоту уменьшить опасность от Дарков, не может предотвратить надвигающийся раскол между Алвиром, Джованнин и Архимагом. Но Джил была ученым, и ни занятия со стражей, ни то, сколько человек она убила, и что бы она о себе потом не думала, не могли поколебать ее страсть к учению. И никто, за исключением Ингольда, никогда не понимал ее — ее жажду знаний ради самих знаний. С ее стремлением восстановить давно минувшие события, с ее шумными поисками самых отдаленных истоков этого Мира.
— Джил-Шалос!
Она испуганно повернулась. Словно в бредовой дымке в свете пустого дверного проема возникла аббатиса Джованнин, как ангел в лихорадочном бреду, бесплотная и безжалостная в кроваво-красном свете своей епископской мантии, создание нечеловеческой красоты, мудрости и верности Богу. Однако в голосе ее не было ни тени тепла.
— Вам плохо? — спросила она медленно. — На суде вы выглядели больной, и сейчас, я вижу, вам не лучше.
— Просто небольшой жар от раны, — оправдывалась Джил. — Я буду на ногах через пару дней.
Длинный костлявый палец обследовал, не прикасаясь к перевязи и стягивающим ее ремням, больное плечо Джил.
— Боюсь, одним днем не обойтись, — сказала она. — Ваше плечо может доставить неприятности.
Из Святилища докатилась новая волна поющих голосов. «За упокой души Бендла Стуфта», — предположила Джил. Рядом с ней аббатиса, подняв голову, взыскательно прислушивалась. В золотом тумане света Джил разглядывала это лицо. Высокие брови бросали тень на глаза фанатика, упрямство высушило щеки и превратило губы в тонкую полоску. Красивые маленькие уши, изящные, словно раковины, украшали стриженую голову. Морщинистая старая шея была все еще стройна. Это натолкнуло Джил на мысль, что в молодые годы Джованнин Нармелион, должно быть, была удивительно привлекательной женщиной, олицетворяющей дисциплину, хотя женщины с таким холодным и трезвым складом ума очень редко от чего-нибудь зависят.
— Ваше Преосвященство? — спросила она мягко, словно из забытья. — Как было построено Убежище?
Аббатиса обдумывала ответ совсем не так, как это делали приятели Джил из стражи. В конце концов она прервала молчание.
— Не знаю. Что само по себе странно, — добавила она. Ее длинные пальцы ласкали черные камни дверного проема. — Потому что это наш приют и наш дом.
— А кто-нибудь знает?
Джованнин покачала головой.
— Вряд ли. Считали, что я слишком много знаю для наследницы престола, тем не менее я не могу сказать ни слова.
Джил понимающе улыбнулась.
— Да, я тоже слишком много знала.
Тень ответной улыбки тронула своенравные губы.
— В самом деле?
— О да. Я была последовательней в моей стране. Мне кажется, это именно то, чем я и хотела всегда быть. У Церкви есть какие-нибудь записи, упоминающие о строительстве Убежища? Как оно было построено и кем?
Аббатиса сложила руки, задумавшись. Позади нее, в Святилище, Джил заметила движение. Одетые в серые рясы монахи поднимались по узким ступеням, тускло освещенные янтарным светом кадил. Они исчезали в темноте, но их голоса оставались, словно звуки ветра в ущелье.
— Возможно, — сказала Джованнин в конце концов, — большинство записей пришло из прошлого, но они касаются педагогики и содержат другие наставления, не затрагивая инженерного дела. Записи, которые мы сами, а не лорд Алвир, доставили сюда в Убежище, восходят ко времени Ренвета, но не думаю, что они продолжались во Времена первого нашествия Дарков. Может быть, лишь некоторые из них. — Должно быть, она увидела, как лицо Джил просветлело. — Для вас это так важно?
— Да, — бесхитростно ответила Джил. — Эти записи могут навести на след, на какую-нибудь информацию не только об Убежище, но и о Дарках. Кто они, почему приходят, почему уходят?
— Возможно, — согласилась аббатиса после долгого раздумья. — Но в основном там обыкновенные отчеты об урожае, о том, кто родился и был похоронен, был год влажным или засушливым. А вот насчет Дарков... — она нахмурилась, и ее темные прекрасные брови сошлись вместе, резче обозначив морщины на сильном одухотворенном лице. — Я слышала, что цивилизации прошлого несли зло и были уничтожены. При всем своем всесилии и великолепии они занимались гнусными делами. Я верю, как и верила раньше, что нашествие Дарков — наказание, ниспосланное Богом, на срок, им определенный. Книга Иаба говорит, что Бог позволит Злу на какое-то время во имя благих целей безраздельно властвовать на земле, — она пожала плечами. — Я прожила долгую жизнь, и меня учили никогда не обсуждать волю Господа Бога.
— Может быть, — сказала Джил. — Но очень похоже, что множество страданий и боли можно было предотвратить. Если бы Бог не хотел, чтобы мы учились у истории, он не дал бы нам руки, чтобы писать, и глаза, чтобы читать.
— Колдовская софистика, — спокойно ответила аббатиса. — Как раз то, что соблазнило и погубило их. Нет, я не осуждаю твое возражение, ведь у меня нет доказательств о твоей верности друзьям-колдунам. Но я сомневаюсь в полезности борьбы с Божьим умыслом. Его воля исполняется медленно, но так же неотвратимо, как неотвратимо наступают на север льды.
— Но кто, — настаивала Джил, — может знать Божью волю?
— Не я, конечно. И я не вижу никакого злого умысла, чтобы учиться у истории. Я не принадлежу к тем монахам, которые призывают сжечь все книги и читать молитвы только по памяти. Знание — это сила; и о Дарках, и о королях, которые узурпировали себе даже то, что по праву принадлежит Богу, и о колдунах и магах, которые в него совсем не верят и кого дьявол использует в своих собственных интересах. Мы можем объединить знание со знанием, их силу с нашей.
— Как Руны на оковах? — спросила Джил с едва заметной горечью.
— Это запрещенный прием, — ответила аббатиса. — Руны на оковах могут быть выбиты, чтобы связать и разрушить колдовские силы. И я слышала, что это применяется. Но зло в любом случае разрушает даже доброе намерение. Поиски Лохиро могут привести к злу.
— Вы не думали, что его колдовские силы от Бога?
Ее тон, казалось, был более пылок, чем она того желала. Джованнин бесстрастно разглядывала ее. Джил казалась не более чем бестелесной тенью с горящими глазами.
— Вы бросились на его защиту, — вымолвила она наконец. Ее голос выражал только спокойный интерес питона, выбирающего себе жертву. — Держитесь от него подальше, дитя мое. Для человека, продавшего душу Сатане, у него слишком большие способности и обаяние. Но он совершил это, и именно поэтому он все это и приобрел. Сатана прибирает к рукам людей, которые либо по неведению, либо из-за гордыни не осознают того, что совершили. Он соблазняет их властью. Но я стара, Джил-Шалос, я видела других колдунов — злобных отщепенцев, упрямых, честолюбивых, своекорыстных. Если бы ты когда-нибудь встретила такого, того, кто служит и открыто приветствует силы Разрушения, ты бы никогда снова не подумала, что этими способностями их наделял Бог.
— Но он не такой! — запротестовала Джил горячо. Воспоминания пронеслись в ее разгоряченной голове, а неосторожные слова сорвались с губ. Она вспомнила Ингольда, стоящего в бриллиантовом волшебном свете и сдерживающего метель и темноту в заливе, пока стража не провела Тира и Альду в Убежище; старик брел через тоннель звучащей темноты, окруженный Рунами Власти, которые никто, кроме него, не мог видеть. Она видела выражение его глаз, когда он передал ей свой светящийся посох и попросил ее прикрывать его спину. — Он никогда не будет служить злу, никогда не употребит во зло свою силу. Могут быть хорошие и плохие колдуны, так же, как хорошие и плохие люди...
Джованнин подняла темные красивые брови, и Джил умолкла на полуслове. Ее щеки внезапно вспыхнули гораздо сильнее, чем это могло быть от лихорадки. Она была рада, что окутана тенью.
— Извините, — пробормотала она в замешательстве. — Я говорила непочтительно. Все, что вы сделали, было милостью для меня.
«По крайней мере уже десять лет, — успела подумать Джил, — никто из простолюдинов не обрушивался так на Джованнин Нармелион».
Но аббатиса промолчала в ответ. Странный свет был в ее задумчивых глазах. Когда она заговорила, ее сухой, надтреснутый голос был добр.
— Вы мне нравитесь, дитя мое, — сказала она. — Вы — храбрый воин, так же, как и ученый. Вы видите цель и стремитесь к ней. Ваше сердце искренно и в учености, и в бою, и в любви. Такое сердце может страдать от ран и способно на беспредельное добро и беспредельное зло. Но оно не может быть куплено или запугано, — она подняла свою руку, и холодные как лед пальцы коснулись щеки Джил. — Я пришлю вам церковные записи, если вы этого хотите, и кого-нибудь, чтобы их перевести. Знание — это мой дар вам, как и последствия, которые эти знания принесут.
Она подняла свою костлявую руку, и Джил, преклонив колено, поцеловала темный ободок епископского кольца.
Позже, прогуливаясь по казарме, чтобы разогнать болезненную сонливость, Джил подумала, что ее разговор с аббатисой тоже был сном. Но после ужина в казарме появилась Минальда с тяжелой книгой, которую, как она объяснила, леди Джованнин попросила передать Джил-Шалос.
— Я пришла проведать вас, — объяснила она, усаживаясь в ногах.
Сквозь дверь Джил слышала шум отправляющейся в ночной дозор стражи — скрип кожи, слабое бряцание пряжек и тихую болтовню Мелантрис. Минальда положила руку на застежку переплета.
— Что это?
Джил коротко объяснила свое желание найти что-нибудь о происхождении Убежища и узнать какие-нибудь тайны.
— Я имею в виду, — сказала она, — что Убежище таит гораздо больше загадок, чем это кажется на первый взгляд. Откуда берется вода в фонтанах и отхожих местах? Даже если Убежище было построено над подземной рекой, вода ведь не течет вверх? Или почему в большинстве помещений воздух всегда свеж, и почему он не застаивается? Каким оно было изначально? Я знаю, что Убежище было построено три тысячи лет назад Дейром из Ренвета, во времена первого нашествия Дарков, — она продолжала. — Но сколько времени ушло на это? Где все находились, пока оно строилось? Ведь его начали строить тогда, когда появились Дарки! Может, сначала они не представляли такой опасности?
— Нет, — ответила Альда просто. — Потому что их Гнездо в двадцати милях отсюда. Ты же знаешь.
Джил вспомнила наклонные плиты черного камня среди чахлых лесов и содрогнулась.
— И потом, — продолжала она, — ты и так уже рассказала мне больше, чем я об этом знала. Я слышала, что волшебство в прежние времена сильно отличалось от теперешней магии. Не знаю, что это значит, но точно знаю, что несколько веков назад здесь было колдовское место, что-то вроде Храма колдунов. Раньше они были во многих городах, а не только в Кво, так что, может быть, так было и здесь. Руди говорит, что эти стены насквозь пропитаны волшебством.
При упоминании имени возлюбленного щеки Альды покрылись ярким румянцем, и Джил спрятала улыбку. Много раз эта темноволосая молодая женщина напоминала ей первокурсницу, которую она когда-то учила. Она была мила, застенчива и очень неуверенна в себе. Трудно было поверить, что эта женщина с мягким голосом прошла через огонь и воду, видела гибель мужа в горящих руинах разрушенного битвой Дворца, что она вступила в бой с силами ночи, вооруженная только одним факелом и своей отчаянной храбростью. Она была королевой Дарвета, настоящим повелителем Убежища, и сидела сейчас на неприбранной койке, скрестив ноги под своей многоцветной крестьянской юбкой.
— Тем не менее аббатиса предложила мне книги, чтобы я могла найти ответы, — сказала Джил, приподнимаясь на своих подушках. — Гнифт уже сказал, что занятия и тренировки стражи отсрочены по крайней мере на три недели. Наверное, он прав, — добавила она, с сожалением щупая свое перевязанное плечо. — Ты не знаешь, кто мог бы помочь мне прочитать записи и обучить языку?
— О, я могу сделать это, — воскликнула Альда. — Мне не составит труда. Я знаю старовосский язык, а также староцерковный, который очень сильно от него отличается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43