Отскочив назад и защищая глаза от слепящего фонтана света, юноша уменьшил его, неуклюже распоряжаясь световыми чарами, как сын художника своими первыми цветными карандашами. Он нагнулся над кристаллом, излучающим слабый свет, пытаясь заглянуть внутрь, в мерцающее ложе разноцветных каменных крупинок на дне кристального цилиндра.
Игрушка? Путеводный огонь? Чарующий калейдоскоп?
Или магический инструмент-поводырь?
Глядя в сияющие глубины, он расслабился, полностью освободившись от напряжения и беспокойства. Тревожные раздумья о Дарках, Ингольде и Альде на какое-то время оставили его. Он хотел идти той же дорогой, что и эти мягко сияющие геммы, делая то же, что они.
Сначала видения смущали его. Он не мог постичь смысла этой череды бессвязных картин: струящийся песок, безрадостные скалистые горы без единой былинки, едва различимые в ночи бушующие моря бурых трав. Он скорее чувствовал, чем видел нечто темное и лишенное очертаний, покрытое облаками и занесенное глубоким снегом. Стенами служили огромные черные скалы, увенчанные искривленными соснами. За свинцовыми облаками виднелись изрезанные ущельями горные пики, остроконечные вершины и бесконечные мили ледников, где свирепствовали неистовые ветры, насвистывая леденящую мелодию смерти... «Перевал Сарда? — терялся в догадках Руди. — Завтрашняя дорога?» Образы стали ярче — неровные предгорья и за ними бесконечные бурые равнины с рыжевато-коричневыми травами, качающимися под порывами ветра. Черное небо, усеянное звездами. Бледная ниточка дороги, уходящая за пределы видимости, в безжалостную даль.
Один образ сменял другой, пока наконец, будто по велению влюбленного сердца, не появились мягкий отблеск свечей и вышитые звезды на переливающемся шелке стеганого одеяла. Оттенки аквамарина уступили место цвету речного тростника, словно от безмолвных слез его единственной, что лежала там в траурном ореоле своих шелковых волос.
«Я не должен, я не могу, я не оставлю ее, — подумал он с отчаянием. — Мы были вместе так недолго».
«А как же Кво?» — спросила его другая половина. Отказаться от встречи с Архимагом? Отступиться от магии? Предать Ингольда?
Руди закрыл глаза. Дрожь прошла по его телу, и он снова вспомнил о Дарках, об их нарастающей ярости, пронизывающей ночь, как электрический шторм. Я должен идти, подумал он, неожиданно почувствовав смертельный холод. Но он остался, парализованный неотвратимостью выбора между Минальдой и Ингольдом с Лохиро.
Он открыл глаза, и изображение в кристалле снова изменилось.
Юный маг увидел далекие звезды — столько звезд он никогда не мог себе представить — они заполняли светящееся небо, висевшее низко над лиловым морем. Их пронзительный свет коснулся завитков пены на серебристом изгибе берега. Под этим сияющим небом он решил создать очертания башни, возвышающейся среди рощицы на маленьком клочке земли, выступающем из океана. Но башня казалась странно призрачной, ускользая от глаз, возвращая их обратно к звездам. Он пытался взглянуть на землю, но чувствовал, что она тоже исчезает. Полуугадываемые очертания строений, теснившихся там, двойные узорчатые каменные колонны скрывались во тьме, появляясь на короткий миг и снова исчезая в тумане. Пытаясь сфокусироваться на земле, он обнаружил, что его глаза возвращаются к морю, песку, ночному небу, как бы мягко отказываясь от ответа на его вопрос.
Напротив темной массы холма и полуистертой башни он увидел звездный свет, блеснувший внезапно на металле, мелькнувший на мгновение и пропавший. Он взглянул снова, освобождая свою душу от борьбы и тревог. Металл блеснул снова, затем он уловил легкий вихрь песка на мысе, отпечатки ног над чертой прилива. Внезапный удар блеснувшей опаловыми брызгами волны смыл следы с песка. Человек, которому они принадлежали, медленно продолжал свой путь, и Руди увидел свет звезд на его ярко-золотых волосах цвета солнечных лучей.
Увиденное потрясло его, поскольку Руди был убежден, что Архимаг Лохиро — глубокий старец. Этому человеку с молодым, чисто выбритым лицом было около сорока. Только твердые линии его рта и морщины у глаз, переливавшихся голубыми бликами, выдавали суровый жизненный опыт. Его рука, опиравшаяся на крепкое дерево посоха, напомнила Руди руки Ингольда, иссеченные шрамами, очень ловкие и сильные. У посоха был металлический наконечник в форме серпа около пяти дюймов в поперечнике, внутренний край которого блестел, как лезвие бритвы. Он притягивал к себе звездный свет так же, как эти широкие голубые глаза, так же, как мерцающее стеклянное кружево ажурной пены, омывавшей берег и оседавшей на что-то, наполовину скрытое в песке.
Взглянув вниз, Руди увидел скелет. Старая кровь еще пятнала сырые кости, и отвратительные крабы ползали в пустых глазницах черепа. Архимаг обошел его. Край его темного плаща скользнул по скелету и смел песок позади волшебника, продолжавшего свой скорбный путь.
Весь в холодном поту, Руди отпрянул назад, ощутив неожиданный страх. Свет в кристалле померк, погрузив комнату в полный мрак, но оставив голубоватый отсвет в его сердце. И тогда он услышал звук, далекое, слабое гудение, дрожь, которая сотрясала в темноте все Убежище до древних костей ее основателей.
«Гром», — подумал Руди.
«Гром? Слышный через десятифутовые стены?»
Все внутри у него сжалось. Он поднялся и устремился к двери. Снова гул прошел по Убежищу, вызвав зловещий звон в металлическом хламе, сваленном в углах, и заставляя дрожать массивные стены.
Руди бросился бежать.
2
— Проклятье! — прошептал Ингольд, казавшийся совершенно белым в дикой пляске теней. Вдруг удар сокрушительной силы обрушился на ворота. Факелы нервно замерцали, будто само пламя затрепетало в ужасе перед яростью Дарков. В Убежище началась паника.
Обезумев от страха, люди с факелами суетились и метались по Убежищу, находясь во власти противоречивых слухов и не зная, чему верить. Беспомощные дети и немощные старики, в панике покинувшие свои каморки, когда начался гром, жались теперь друг к другу в центре свободного пространства, как вспугнутые птицы. Матери и отцы, вынужденные оставить свое беззащитное потомство в закрытых темных комнатах, сгрудились вокруг Януса и его воинов и молили о спасении. Янус, в тусклом мерцании факелов возвышавшийся над несчастными, до смерти напуганными людьми, своим глубоким и сильным голосом пытался рассеять эти напрасные страхи. Он набирал добровольцев в караулы и вообще делал все, что было в его силах в этом хаосе воплей и света.
«Недурная зарисовочка для Дантова Ада, — подумала Джил, — эта бархатная тьма и лихорадочно трепещущее пламя. Слава Богу, Убежище построено из прочного камня. Неплохо, если к утру этот ужас минует нас. Хотя Дарки постараются расправиться с нами раньше».
Но здесь был Ингольд, и Джил было невыносимо стыдно бояться чего-то под взглядом волшебника.
И она чувствовала только холодную отчужденность, хотя ее кровь стремительно пульсировала в жилах, а тело дрожало от страшного возбуждения. Отчужденность была не только эмоциональной, но и физической, ведь они с Ингольдом стояли на ступенях перед воротами, позади них гремела и сотрясалась сталь. Никто не смог бы подойти туда ближе них.
В зале стоял невероятный шум. Зловещий грохот не прекращался ни на минуту, смешиваясь с безумно-исступленными криками. Убежище теперь действительно напоминало кромешный ад. Мужчины и женщины дико метались туда и сюда, с целью или без цели, и качающиеся лампы и факелы в их руках напоминали неистовое буйство светлячков в летнюю ночь. Ворота содрогались от атак Дарков, и Джил всякий раз ощущала страшную силу вибрации.
Ингольд повернулся и тихо спросил:
— Бектис здесь?
Джил знала, что придворный маг — единственный, кроме Ингольда, волшебник в Убежище.
— Шутить изволите, — проворчала она, потому что единственной заботой Бектиса была забота о его собственном здоровье. Ингольд не улыбнулся, но вспыхнувшее в усталых глазах удовольствие неожиданно омолодило его. Оно исчезло так же быстро, как и появилось, и тень тревог и печали снова омрачила лицо волшебника.
— Значит, у меня нет иного выбора, — сказал он мягко. Голубовато-белое свечение на наконечнике посоха коснулось его лица, находившегося в тени. Джил почудилось в его лице странное выражение упрека самому себе, но она не была в этом уверена. — Джил, я не хотел просить тебя об этом. Опасность слишком велика, а тебе недоступны чары магии и колдовства.
— Ну и что, — тихо возразила Джил.
— Да, — Ингольд внимательно посмотрел на нее, и непонятное выражение, которое она не могла определить, появилось на его лице. — Для тебя это не имеет никакого значения, — он взял ее за руки и вложил в них свой посох. Наконечник по-прежнему излучал слабый белый свет, но она не чувствовала никакой силы или вибрации в самом посохе. Это было просто дерево, гладко отполированное за десятилетия пользования, а сейчас — теплое от его рук. — Свечение может исчезнуть, если Дарки отнимут большую часть моей силы, — предупредил он ее. — Но ты не должна оставлять меня.
— Ни за что, — заверила его Джил, задетая за живое его просьбой и тем, что он как бы усомнился в ней.
Ингольд улыбнулся ее уверенному тону.
— Увы, но может статься, что мы погибнем, — продолжал он. — Если внешние ворота поддадутся, внутренние будут смяты, как тонкая жесть. Ледяной Сокол! — позвал он, и стройный молодой капитан, стоявший среди воинов Януса, подбежал к ним.
Это и увидел Руди, спрыгивая с последних ступенек непрочной самодельной лестницы, ведущей со второго уровня. Они были похожи на разведчиков в тылу врага, их лица освещал бледный свет посоха. Шум за воротами удвоился, отдельные удары слились в одну продолжительную атаку; разрывающий уши, как канонада, рев заставил ворота снова вибрировать, и у Руди от ужаса перехватило дыхание.
Кто-то рядом с ним взвизгнул. Ледяной Сокол бросился к внутренним воротам и принялся вращать засовы. От мысли о неистовой ярости, заполнявшей ночь снаружи, у Руди стыла в жилах кровь, но он не находил в себе сил подойти ближе. Ворота медленно открылись на своих бесшумных петлях; рев атаки, бьющей по наружным воротам, перекатился через десятифутовый проход, как волна воющего гула. Через черное пространство ворвалась беспощадная масса тьмы и чудовищного ужаса.
В белом круге волшебного света Ингольд и Джил стояли, словно двое влюбленных. Колдун и воин; их иссеченные, покрытые синяками и шрамами руки соединились на дереве посоха. У Руди дрогнуло сердце, когда он увидел, что Ингольд медленно повернулся и ускорил шаги. Джил следовала за ним с сияющим посохом, высоко поднятым, как факел, в ее руке.
Она не сможет сделать этого, подумал Руди в отчаянии, пробираясь вперед между скованными ужасом людьми. Она лишена волшебной силы. Если Дарки одолеют Ингольда, она обречена на верную гибель.
Но он не смог подойти к ним, беспомощно остановившись на краю темноты.
На черноте перехода резко выделялись старик в истертой и грязной коричневой мантии и девушка в черном с белой эмблемой на плече и мерцающим светом, поднятым над головой. Оглушительный рев Дарков окружал их в темноте незащищенного пространства, но ни Джил, ни Ингольд не оглядывались. Взгляд Ингольда был устремлен на ворота, а Джил, необъяснимо спокойная в самом центре этого неземного рева, смотрела ему в спину.
«Она сошла с ума, — подумал Руди в ужасе, — нет, нет, нет...»
Ингольд достиг конца узкого прохода. В неровном слабом свете волшебного огня Руди увидел, что он протянул руки, касаясь дрожащей стали наружных ворот. Только несколько дюймов металла отделяли его от диких, жаждущих крови чудовищ, сотрясавших ночь, отделяли всех в Убежище от мгновенной и беспощадной смерти. Волшебный свет замелькал, потухая...
И, словно огонь, исходящий из кончиков пальцев Ингольда, Руди увидел древние заклинания, зачаровывающие ворота. Сначала это было лишь слабое отражение, скользившее по поверхности стали, как косяк рыбы по поверхности воды, видимое только его колдовскому зрению. Но под прикосновениями Ингольда они становились ярче, сплетаясь в сияющую паутину, закрывавшую ворота сверху донизу и стены рядом с ними. Непостижимая в своей сложности, она сплеталась все крепче и крепче по мере того, как новые серебряные ниточки появлялись под его пальцами. Их свет обрисовывал фигуру старика в серебристом одеянии и омывал его иссеченные ладони дрожащим рыжеватым пламенем. Потрясенный этой красотой, Руди забыл об опасности, грозившей им, о безжалостных Дарках за воротами. Он смотрел, как руки Ингольда двигались по поверхности этого фосфоресцирующего созвездия, призывая и сплетая имена древних магов, вплетая и свое имя в эту решетку огня.
Невероятно, но среди дикого грома и рева Руди услышал мягкий и вкрадчивый бархатный голос мага, произносящий слова древних заклинаний защиты и охраны, окутывая их силой ворота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43