Гость сунул ее в пакет вместе с журналами, каталогами и циркулярами, потом положил его в свой металлический кейс и запер его.
— Скоро мы еще раз побеседуем, Бьюкенен. — Он встал.
— Минутку.
— Что-нибудь не так? — спросил он. — Или, может быть, вы о чем-то еще забыли мне сказать?
— Вот именно. Где мои новые документы?
— Какие новые документы?
— Водительские права и кредитная карточка, все документы на имя Дона Колтона.
Посетитель нахмурился.
— У вас, должно быть, сложилось ложное впечатление. Новых документов для вас не будет.
— Что такое?
— Они вам не понадобятся. Квартира, телефон и другие счета оплачиваются через одну из наших подставных организаций по почте. Здесь большой запас продуктов, так что вам не нужна чековая книжка, чтобы ходить за покупками в магазин, и не нужна кредитная карточка, чтобы ходить в ресторан. А так как мы хотим, чтобы вы оставались поблизости, то вам не нужны документы, чтобы взять напрокат машину.
— А как быть с одеждой? Мне нужна кредитная карточка — я хочу восполнить то, что бросил в Форт-Лодердейле. Все, что здесь в шкафу, мне мало.
— В спальне на полке есть серый хлопчатобумажный тренировочный костюм. Он достаточно большого размера, и им придется пока удовлетвориться. Когда я повезу вас в госпиталь на томографию, захвачу для вас еще кое-какие вещи.
— И это все? Вы не оставляете мне ничего для подкрепления моей легенды?
— Бьюкенен, мы не хотим , чтобы вы подкрепляли вашу легенду. Мы не хотим, чтобы вы попали в ситуацию, где бы вам пришлось подкреплять вашу легенду. Мы не хотим , чтобы Дон Колтон выходил из этой квартиры. Мы не хотим , чтобы он слонялся по этому зданию или ходил в ресторан или за покупками и размахивал удостоверениями, Дон Колтон — это человек-невидимка. Он живет в этом комплексе не один год, но никто его не знает. Это потому, что он много путешествует. Так что пока вы тут живете, никто вас не побеспокоит, да и мы, если на то пошло, не хотим, чтобы вы беспокоили кого бы то ни было. Это понятно?
Бьюкенен сузил глаза.
— Да, вполне.
— Мы не хотим даже, чтобы вы заказывали на дом пиццу.
— Я же сказал, что все понял. Да и как я мог бы заказать пиццу, когда у меня почти совсем нет денег?
— Вот и хорошо. — Гость поднял свой кейс и направился к двери.
— Я отстранен?
Тот ответил, не останавливаясь:
— На время, пока идет оценка размеров ущерба, понесенного в Канкуне, Мериде и Форт-Лодердейле. Вы тут говорили мне, что попросили бы отпуск, если бы решили, что нуждаетесь в отдыхе. Вы сказали, что никто не откажется отдохнуть. — Он подошел к двери, отпер ее и посмотрел на Бьюкенена. — Так вот, сейчас вам как раз представляется удобный случай. Вы уже давно находитесь на оперативной работе. Восемь лет. Это очень долго. Пора отдохнуть.
— А что, если я не хочу отдыхать?
Посетитель взялся за дверную ручку.
— Забавно получается, Бьюкенен.
— Что именно?
— Мне рассказывали, какой вы фанатик во всем, что касается перевоплощения в персонажей, роль которых вы играете.
— Это верно.
— Говорят, вы настоящий актер, работающий по методу Станиславского. Разрабатываете подробную легенду под каждый из ваших псевдонимов. Одеваетесь, едите, даже иногда ходите так, как это делал бы, по вашему представлению, данный персонаж. То есть наделяете каждого из них определенной индивидуальностью.
— И это тоже верно. Именно полное соответствие легенде и сохраняет мне жизнь.
— Разумеется. Но я слышал и то, что вы способны буквально откусить голову любому куратору, который назовет вас вашим настоящим именем. А я ведь только что это сделал, и даже не первый раз, пока здесь нахожусь. По идее вы должны были настаивать, чтобы я называл вас Доном Колтоном.
— Ничего странного в этом нет. Пока я не получу документов на имя Дона Колтона и всех данных о нем, я не могу им стать. Мне не в кого перевоплощаться.
— Ну, в таком случае можно было бы ожидать, что вы будете требовать, чтобы я называл вас Виктором Грантом.
— Как бы я мог это сделать?
— Не понял.
— Называть меня Виктором Грантом невозможно. Я не стал бы отзываться на это имя.
— Почему?
— Потому что Виктор Грант мертв. — Бьюкенен ощутил новую волну холода, как только до него дошел смысл только что им сказанного.
Называвший себя Аланом человек прекрасно все понял.
— Как вы сами сказали, вы отстранены. — Он повернул ручку и открыл дверь. — Сидите и не рыпайтесь. Я свяжусь с вами.
5
Бьюкенен прислонился спиной к запертой двери и стал массировать виски — сильно болела голова. Все пошло вкривь и вкось, и он не знал, с чего начать.
Попробуй начать с того, зачем ты солгал ему насчет паспорта и почему не сказал, что у тебя есть огнестрельное оружие.
Я не хотел их лишиться. Я не доверял ему.
Ну, на этот счет ты, пожалуй, не ошибся. Этот разговор можно считать чем угодно, но только не обычным докладом агента куратору. Он не просил тебя рассказать о твоих действиях. И он не выдал тебе новых документов. Он просто отложил тебя на потом. Это было больше похоже на допрос, вот только он не задавал никаких других вопросов кроме тех, где фигурировала…
Открытка.
Да, паспорт не единственная вещь, о которой ты наврал. Так в чем же дело? Почему ты не сказал ему правду?
Потому что, черт возьми, он проявлял к ней слишком уж большой интерес.
Постой, вот на прошлой неделе приходит открытка на имя человека, которого нет, которым ты не являешься уже шесть лет. Конечно, это привлекает внимание. И, естественно, они хотят узнать, что происходит. Какая-то чертовщина из одной из твоих прошлых жизней вдруг вырастает у тебя за спиной, и вся операция оказывается под угрозой. Почему же ты не сказал ему?
Потому что ты сам не уверен. Знай ты, что происходит, ты, может, и сказал бы ему.
Чушь собачья. Ты просто испугался.
Еще чего.
Да. Ты сбит с толку и боишься. Все это время ты не думал о ней. Заставил себя не думать. А теперь вдруг бац! — и она опять сидит у тебя в голове, а ты не знаешь, как с этим быть. Ясно лишь одно — ты не хочешь, чтобы ею занялись они .
Уставившись на свой стакан с виски, он отдался обуревавшим его эмоциям.
6
Вот та самая открытка, которую я никогда не собиралась посылать.
Она была вне себя от ярости в тот вечер, когда решила, что не хочет больше видеть его. Сказала ему, чтобы он не утруждал себя попытками разыскать ее снова, что если он будет ей когда-нибудь нужен, то она пришлет ему какую-нибудь треклятую открытку.
Тогда же и там же, где в последний раз.
Он хорошо помнил дату их разрыва из-за того, что тогда вокруг них происходило, помнил маскарадные костюмы, музыку — это было 31 октября, в канун Дня Всех Святых. Время — около полуночи, место — «Кафе дю монд» в Новом Орлеане.
Рассчитываю на тебя. ПОЖАЛУЙСТА.
Заглавными буквами? Это все равно, как если бы она написала, что умоляет его.
Это на нее не похоже.
Она попала в беду.
Продолжая смотреть на стакан с виски, он представил себе, в каком она должна была находиться напряжении, когда писала эту открытку. Может, у нее были лишь считанные секунды, чтобы написать ее, сжав текст до самого необходимого и надеясь, что он все поймет, даже без ее подписи.
Она хочет, чтобы только мне одному было известно, где она собирается быть и когда.
Она смертельно боится.
7
Человек, который называл себя Аланом, вышел из квартиры Бьюкенена, услышал, как щелкнул замок, и пошел по освещенному резким светом бетонному коридору, устланному толстой зеленой дорожкой. Он был доволен, что в это время никому не случилось выйти из какой-нибудь другой квартиры и увидеть его. Как и Бьюкенен, он не стал пользоваться лифтом, а вышел на лестничную площадку — так меньше риска быть замеченным. Но в отличие от Бьюкенена, который пошел бы вниз и на улицу, этот дородный человек с короткой стрижкой в спортивном пиджаке в коричневую клетку поднялся на площадку следующего этажа, услышал голоса, подождал на лестнице, пока их не оборвал звук движущегося лифта, потом быстро пошел по коридору и остановился перед дверью в квартиру, расположенную как раз над квартирой Бьюкенена. Он дважды постучал, выдержал паузу, стукнул еще два раза, услышал звук открывающегося замка и был незамедлительно впущен.
В квартире было очень мало света. Он не мог разглядеть ни присутствовавших там людей, ни обстановки. Как не мог бы ничего увидеть и тот, кому случилось бы проходить в этот момент по коридору. Но как только за ним закрылась дверь, щелкнул выключатель, и жилая комната ярко осветилась. Плотные задернутые шторы не позволяли свету просочиться наружу.
В комнате находились пятеро. Высокий подтянутый мужчина со строгими чертами лица и коротко подстриженными седеющими волосами казался здесь самым главным. Хотя на нем был простой деловой костюм синего цвета, выправка у него была явно военная, и в узком кругу его никогда не называли по имени, а всегда только «полковник».
Следующим по старшинству был мужчина помоложе, лет сорока с небольшим, ниже ростом, с более развитой мускулатурой. Он был в бежевых брюках и коричневом блейзере. Майор Патнэм.
Рядом с ним находилась яркая блондинка лет тридцати с хвостиком, ее груди натягивали ткань блузки. Капитан Уэллер.
Наконец, там были еще двое охранников в штатском — один из них впустил его и запер за ним дверь. Охранники уже видели его совсем недавно, перед тем как он спустился в квартиру Бьюкенена, так что на этот раз обошлось без проверки. Они едва кивнули ему и опять сосредоточили все внимание на двери.
Впрочем, полковник, капитан и майор тоже не обратили на него особенного внимания. Бросив в его сторону беглый взгляд, они опять повернулись к нескольким экранам замкнутой телесистемы, которые показывали черно-белые изображения разных частей квартиры Бьюкенена. На длинном столе располагался ряд видеокамер, и все работали, записывая на пленку все, что происходило в каждой комнате этой квартиры. На другом столе работали на запись несколько магнитофонов. Если не считать дивана и двух стульев, отодвинутых к самой стене, то всю обстановку комнаты составляло это электронное оборудование. Неудивительно, что полковник распорядился уменьшить освещение до минимума, когда открыли дверь в коридор, — боялся, как бы кто не рассмотрел здешнюю «начинку».
Тот, кто называл себя Аланом, поставил свой кейс возле коробки с пончиками и дымящейся кофеваркой, стоявшими на стойке, которая отделяла кухню от жилой комнаты. Нигде не было ни одной пепельницы — полковник категорически запрещал курить. Нигде не валялось никаких скомканных салфеток, остатков пищи или использованных пластмассовых стаканчиков — полковник требовал, чтобы контрольная комната содержалась в абсолютной чистоте.
— Что он делал после моего ухода? — спросил Алан. Вопрос был обращен к любому, кто потрудился бы ответить (они это делали далеко не всегда). Как единственный штатский среди находившихся в квартире, он не чувствовал себя обязанным обращаться к ним по званию. Более того, ему начинало чертовски надоедать, что эти типы из Особых операций выпячивают свое превосходство по отношению к ЦРУ.
После паузы женщина, капитан Уэллер, ответила, не глядя на него и не отводя глаз от телеэкранов:
— Прислонился к двери. Потер виски. Видимо, болит голова. Пошел на кухню. Налил себе еще выпить.
— Еще выпить? — переспросил Алан с неодобрением.
Его осуждающий тон заставил второго по званию среди присутствующих, майора Патнэма, повернуться к нему лицом.
— В этом нет ничего из ряда вон выходящего. Алкоголь для него — один из видов оружия. Он его использует для разоружения тех, с кем имеет дело. Если он сам не будет обладать определенной устойчивостью к алкоголю, то откроется для удара противника так, словно утратил свои боевые навыки.
— Никогда не слышал ничего подобного, — скептически произнес Алан. — Если бы он был в моем ведении, я был бы встревожен. Просто с самого начала с этим подразделением все было не как обычно, верно?
Теперь полковник повернулся в его сторону.
— Прошу отказаться от снисходительного тона по отношению к нам.
— Бы меня не так поняли. Я просто высказал свое соображение.
— Принимаем к сведению ваше соображение. Если он выпьет эту порцию и нальет еще, я буду обеспокоен.
— Прекрасно. Тем более, что это не единственное, о чем нам следует беспокоиться. Что вы думаете о моем собеседовании с ним?
Движение на одном из мониторов привлекло всеобщее внимание, и они вновь стали внимательно следить за экраном.
Бьюкенен со стаканом в руке вышел из кухонного отсека.
На отдельном черно-белом экране он появился в жилой комнате, тяжело опустился на диван, положил ноги на кофейный столик, откинулся на спинку и потерся лбом о покрытый бисеринками влаги стакан.
— Да, видно, у него действительно болит голова, — заметил Алан.
— Или он просто устал от стресса и от переезда, вступила в разговор женщина.
— Еще одно топографическое обследование покажет, что делается у него в голове, — заявил Алан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Скоро мы еще раз побеседуем, Бьюкенен. — Он встал.
— Минутку.
— Что-нибудь не так? — спросил он. — Или, может быть, вы о чем-то еще забыли мне сказать?
— Вот именно. Где мои новые документы?
— Какие новые документы?
— Водительские права и кредитная карточка, все документы на имя Дона Колтона.
Посетитель нахмурился.
— У вас, должно быть, сложилось ложное впечатление. Новых документов для вас не будет.
— Что такое?
— Они вам не понадобятся. Квартира, телефон и другие счета оплачиваются через одну из наших подставных организаций по почте. Здесь большой запас продуктов, так что вам не нужна чековая книжка, чтобы ходить за покупками в магазин, и не нужна кредитная карточка, чтобы ходить в ресторан. А так как мы хотим, чтобы вы оставались поблизости, то вам не нужны документы, чтобы взять напрокат машину.
— А как быть с одеждой? Мне нужна кредитная карточка — я хочу восполнить то, что бросил в Форт-Лодердейле. Все, что здесь в шкафу, мне мало.
— В спальне на полке есть серый хлопчатобумажный тренировочный костюм. Он достаточно большого размера, и им придется пока удовлетвориться. Когда я повезу вас в госпиталь на томографию, захвачу для вас еще кое-какие вещи.
— И это все? Вы не оставляете мне ничего для подкрепления моей легенды?
— Бьюкенен, мы не хотим , чтобы вы подкрепляли вашу легенду. Мы не хотим, чтобы вы попали в ситуацию, где бы вам пришлось подкреплять вашу легенду. Мы не хотим , чтобы Дон Колтон выходил из этой квартиры. Мы не хотим , чтобы он слонялся по этому зданию или ходил в ресторан или за покупками и размахивал удостоверениями, Дон Колтон — это человек-невидимка. Он живет в этом комплексе не один год, но никто его не знает. Это потому, что он много путешествует. Так что пока вы тут живете, никто вас не побеспокоит, да и мы, если на то пошло, не хотим, чтобы вы беспокоили кого бы то ни было. Это понятно?
Бьюкенен сузил глаза.
— Да, вполне.
— Мы не хотим даже, чтобы вы заказывали на дом пиццу.
— Я же сказал, что все понял. Да и как я мог бы заказать пиццу, когда у меня почти совсем нет денег?
— Вот и хорошо. — Гость поднял свой кейс и направился к двери.
— Я отстранен?
Тот ответил, не останавливаясь:
— На время, пока идет оценка размеров ущерба, понесенного в Канкуне, Мериде и Форт-Лодердейле. Вы тут говорили мне, что попросили бы отпуск, если бы решили, что нуждаетесь в отдыхе. Вы сказали, что никто не откажется отдохнуть. — Он подошел к двери, отпер ее и посмотрел на Бьюкенена. — Так вот, сейчас вам как раз представляется удобный случай. Вы уже давно находитесь на оперативной работе. Восемь лет. Это очень долго. Пора отдохнуть.
— А что, если я не хочу отдыхать?
Посетитель взялся за дверную ручку.
— Забавно получается, Бьюкенен.
— Что именно?
— Мне рассказывали, какой вы фанатик во всем, что касается перевоплощения в персонажей, роль которых вы играете.
— Это верно.
— Говорят, вы настоящий актер, работающий по методу Станиславского. Разрабатываете подробную легенду под каждый из ваших псевдонимов. Одеваетесь, едите, даже иногда ходите так, как это делал бы, по вашему представлению, данный персонаж. То есть наделяете каждого из них определенной индивидуальностью.
— И это тоже верно. Именно полное соответствие легенде и сохраняет мне жизнь.
— Разумеется. Но я слышал и то, что вы способны буквально откусить голову любому куратору, который назовет вас вашим настоящим именем. А я ведь только что это сделал, и даже не первый раз, пока здесь нахожусь. По идее вы должны были настаивать, чтобы я называл вас Доном Колтоном.
— Ничего странного в этом нет. Пока я не получу документов на имя Дона Колтона и всех данных о нем, я не могу им стать. Мне не в кого перевоплощаться.
— Ну, в таком случае можно было бы ожидать, что вы будете требовать, чтобы я называл вас Виктором Грантом.
— Как бы я мог это сделать?
— Не понял.
— Называть меня Виктором Грантом невозможно. Я не стал бы отзываться на это имя.
— Почему?
— Потому что Виктор Грант мертв. — Бьюкенен ощутил новую волну холода, как только до него дошел смысл только что им сказанного.
Называвший себя Аланом человек прекрасно все понял.
— Как вы сами сказали, вы отстранены. — Он повернул ручку и открыл дверь. — Сидите и не рыпайтесь. Я свяжусь с вами.
5
Бьюкенен прислонился спиной к запертой двери и стал массировать виски — сильно болела голова. Все пошло вкривь и вкось, и он не знал, с чего начать.
Попробуй начать с того, зачем ты солгал ему насчет паспорта и почему не сказал, что у тебя есть огнестрельное оружие.
Я не хотел их лишиться. Я не доверял ему.
Ну, на этот счет ты, пожалуй, не ошибся. Этот разговор можно считать чем угодно, но только не обычным докладом агента куратору. Он не просил тебя рассказать о твоих действиях. И он не выдал тебе новых документов. Он просто отложил тебя на потом. Это было больше похоже на допрос, вот только он не задавал никаких других вопросов кроме тех, где фигурировала…
Открытка.
Да, паспорт не единственная вещь, о которой ты наврал. Так в чем же дело? Почему ты не сказал ему правду?
Потому что, черт возьми, он проявлял к ней слишком уж большой интерес.
Постой, вот на прошлой неделе приходит открытка на имя человека, которого нет, которым ты не являешься уже шесть лет. Конечно, это привлекает внимание. И, естественно, они хотят узнать, что происходит. Какая-то чертовщина из одной из твоих прошлых жизней вдруг вырастает у тебя за спиной, и вся операция оказывается под угрозой. Почему же ты не сказал ему?
Потому что ты сам не уверен. Знай ты, что происходит, ты, может, и сказал бы ему.
Чушь собачья. Ты просто испугался.
Еще чего.
Да. Ты сбит с толку и боишься. Все это время ты не думал о ней. Заставил себя не думать. А теперь вдруг бац! — и она опять сидит у тебя в голове, а ты не знаешь, как с этим быть. Ясно лишь одно — ты не хочешь, чтобы ею занялись они .
Уставившись на свой стакан с виски, он отдался обуревавшим его эмоциям.
6
Вот та самая открытка, которую я никогда не собиралась посылать.
Она была вне себя от ярости в тот вечер, когда решила, что не хочет больше видеть его. Сказала ему, чтобы он не утруждал себя попытками разыскать ее снова, что если он будет ей когда-нибудь нужен, то она пришлет ему какую-нибудь треклятую открытку.
Тогда же и там же, где в последний раз.
Он хорошо помнил дату их разрыва из-за того, что тогда вокруг них происходило, помнил маскарадные костюмы, музыку — это было 31 октября, в канун Дня Всех Святых. Время — около полуночи, место — «Кафе дю монд» в Новом Орлеане.
Рассчитываю на тебя. ПОЖАЛУЙСТА.
Заглавными буквами? Это все равно, как если бы она написала, что умоляет его.
Это на нее не похоже.
Она попала в беду.
Продолжая смотреть на стакан с виски, он представил себе, в каком она должна была находиться напряжении, когда писала эту открытку. Может, у нее были лишь считанные секунды, чтобы написать ее, сжав текст до самого необходимого и надеясь, что он все поймет, даже без ее подписи.
Она хочет, чтобы только мне одному было известно, где она собирается быть и когда.
Она смертельно боится.
7
Человек, который называл себя Аланом, вышел из квартиры Бьюкенена, услышал, как щелкнул замок, и пошел по освещенному резким светом бетонному коридору, устланному толстой зеленой дорожкой. Он был доволен, что в это время никому не случилось выйти из какой-нибудь другой квартиры и увидеть его. Как и Бьюкенен, он не стал пользоваться лифтом, а вышел на лестничную площадку — так меньше риска быть замеченным. Но в отличие от Бьюкенена, который пошел бы вниз и на улицу, этот дородный человек с короткой стрижкой в спортивном пиджаке в коричневую клетку поднялся на площадку следующего этажа, услышал голоса, подождал на лестнице, пока их не оборвал звук движущегося лифта, потом быстро пошел по коридору и остановился перед дверью в квартиру, расположенную как раз над квартирой Бьюкенена. Он дважды постучал, выдержал паузу, стукнул еще два раза, услышал звук открывающегося замка и был незамедлительно впущен.
В квартире было очень мало света. Он не мог разглядеть ни присутствовавших там людей, ни обстановки. Как не мог бы ничего увидеть и тот, кому случилось бы проходить в этот момент по коридору. Но как только за ним закрылась дверь, щелкнул выключатель, и жилая комната ярко осветилась. Плотные задернутые шторы не позволяли свету просочиться наружу.
В комнате находились пятеро. Высокий подтянутый мужчина со строгими чертами лица и коротко подстриженными седеющими волосами казался здесь самым главным. Хотя на нем был простой деловой костюм синего цвета, выправка у него была явно военная, и в узком кругу его никогда не называли по имени, а всегда только «полковник».
Следующим по старшинству был мужчина помоложе, лет сорока с небольшим, ниже ростом, с более развитой мускулатурой. Он был в бежевых брюках и коричневом блейзере. Майор Патнэм.
Рядом с ним находилась яркая блондинка лет тридцати с хвостиком, ее груди натягивали ткань блузки. Капитан Уэллер.
Наконец, там были еще двое охранников в штатском — один из них впустил его и запер за ним дверь. Охранники уже видели его совсем недавно, перед тем как он спустился в квартиру Бьюкенена, так что на этот раз обошлось без проверки. Они едва кивнули ему и опять сосредоточили все внимание на двери.
Впрочем, полковник, капитан и майор тоже не обратили на него особенного внимания. Бросив в его сторону беглый взгляд, они опять повернулись к нескольким экранам замкнутой телесистемы, которые показывали черно-белые изображения разных частей квартиры Бьюкенена. На длинном столе располагался ряд видеокамер, и все работали, записывая на пленку все, что происходило в каждой комнате этой квартиры. На другом столе работали на запись несколько магнитофонов. Если не считать дивана и двух стульев, отодвинутых к самой стене, то всю обстановку комнаты составляло это электронное оборудование. Неудивительно, что полковник распорядился уменьшить освещение до минимума, когда открыли дверь в коридор, — боялся, как бы кто не рассмотрел здешнюю «начинку».
Тот, кто называл себя Аланом, поставил свой кейс возле коробки с пончиками и дымящейся кофеваркой, стоявшими на стойке, которая отделяла кухню от жилой комнаты. Нигде не было ни одной пепельницы — полковник категорически запрещал курить. Нигде не валялось никаких скомканных салфеток, остатков пищи или использованных пластмассовых стаканчиков — полковник требовал, чтобы контрольная комната содержалась в абсолютной чистоте.
— Что он делал после моего ухода? — спросил Алан. Вопрос был обращен к любому, кто потрудился бы ответить (они это делали далеко не всегда). Как единственный штатский среди находившихся в квартире, он не чувствовал себя обязанным обращаться к ним по званию. Более того, ему начинало чертовски надоедать, что эти типы из Особых операций выпячивают свое превосходство по отношению к ЦРУ.
После паузы женщина, капитан Уэллер, ответила, не глядя на него и не отводя глаз от телеэкранов:
— Прислонился к двери. Потер виски. Видимо, болит голова. Пошел на кухню. Налил себе еще выпить.
— Еще выпить? — переспросил Алан с неодобрением.
Его осуждающий тон заставил второго по званию среди присутствующих, майора Патнэма, повернуться к нему лицом.
— В этом нет ничего из ряда вон выходящего. Алкоголь для него — один из видов оружия. Он его использует для разоружения тех, с кем имеет дело. Если он сам не будет обладать определенной устойчивостью к алкоголю, то откроется для удара противника так, словно утратил свои боевые навыки.
— Никогда не слышал ничего подобного, — скептически произнес Алан. — Если бы он был в моем ведении, я был бы встревожен. Просто с самого начала с этим подразделением все было не как обычно, верно?
Теперь полковник повернулся в его сторону.
— Прошу отказаться от снисходительного тона по отношению к нам.
— Бы меня не так поняли. Я просто высказал свое соображение.
— Принимаем к сведению ваше соображение. Если он выпьет эту порцию и нальет еще, я буду обеспокоен.
— Прекрасно. Тем более, что это не единственное, о чем нам следует беспокоиться. Что вы думаете о моем собеседовании с ним?
Движение на одном из мониторов привлекло всеобщее внимание, и они вновь стали внимательно следить за экраном.
Бьюкенен со стаканом в руке вышел из кухонного отсека.
На отдельном черно-белом экране он появился в жилой комнате, тяжело опустился на диван, положил ноги на кофейный столик, откинулся на спинку и потерся лбом о покрытый бисеринками влаги стакан.
— Да, видно, у него действительно болит голова, — заметил Алан.
— Или он просто устал от стресса и от переезда, вступила в разговор женщина.
— Еще одно топографическое обследование покажет, что делается у него в голове, — заявил Алан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80