Я снова повторил вопрос, который уже задавал третьего дня:
– Мы готовы?..
Лара, которой, по всей видимости, не хотелось сейчас обсуждать что бы то ни было, кивнула на мешок с моими доспехами и принялась облачаться в свои.
Я вытащил штаны и надел их, неловко затянув завязки.
– Чем это все так воняет?
– Это вигар, от него кожа не горит. Секрет изготовления принадлежит Клану.
– Хорошо, если действительно не горит.
Ни шлема, ни маски у меня не было. Мы не успели их доделать. Лара вытащила из сумки свои, глянула на меня – и вдруг швырнула их наземь и стремительно зашагала к пещере. Выражение ее спины запретило мне говорить. Я улыбнулся, горько сожалея, что времени у нас совсем не осталось. Дождь капал на ее брошенный шлем и окропил мне лицо, когда я взглянул вверх, представив себе солнце и голубое небо, укрывшиеся за серыми тучами. Горы и долины были еще в снегу, но зима в Караг-Хиум кончилась. Я чувствовал весну в потеплевшем воздухе, я слышал ее в журчании воды под корочкой льда, я ощущал всем телом, как дождь пробуждает землю. Мир замер в ожидании, и мысленно я обнял его. А потом вслед за Ларой нырнул во тьму.
Глава 19
– Готовься.
Тихий голос, раздавшийся у меня над головой, был тверд и настойчив. В жизни не слышал большей глупости. Как можно приготовиться к тому, что меня ожидало? Когда я в прошлый раз пришел в эту огромную вонючую пещеру, я был на волосок от смерти. А ведь тогда я всего-навсего захотел его услышать.
Я прижался щекой к прохладному камню, пытаясь унять охвативший меня ужас, стараясь не слушать хриплый рокот драконьего дыхания, предвестником бури долетавший до нашей ниши в скале.
Забудь, все забудь… тоску, сожаление, проснувшиеся желания, жажду справедливости и мести. Слушай. Все зависит от того, как ты будешь слушать, сумеешь ли расслышать то, что будет тебе даровано, даже если это будет твой собственный предсмертный крик.
Сквозь хрип чудовища я расслышал… что? Бурление кипящей грязи, журчание воды, стекавшей по стене близ нашего жалкого убежища, резкий крик ястреба, доносившийся издалека, оттуда, где за входом в пещеру остался весь мир. На той стороне пещеры, шагах в двадцати от головы дракона, мирно попивали воду из черного пруда две небольшие крепкие лошадки из Кор-Талайт. Им и дела не было ни до огнедышащей пасти, ни до крепких челюстей, в любое мгновение способных перекусить их пополам, – лакомый кусочек для голодного сонного дракона. Еще, конечно, я слышал, как скрипит кожа Лариных доспехов и шаркают по шершавому камню подметки ее сапог. Она поднялась по гранитным ступеням на площадку под самый потолок пещеры. На стене рядом с нашим убежищем виднелись зловещие черные подпалины.
Чистый голос Лары зазвенел, пробуждая чудовище.
– Проснись, дитя ветра и огня! Восстань от мертвого сна, исполни мой приказ! – Горячий затхлый воздух тяжко заворочался. – Сбрось оковы зимней смерти, займи свое место среди властителей мира сего. Я велю тебе испить живой воды огненного озера!
Слушай, слушай, Эйдан Мак-Аллистер. Прими уготованный тебе дар…
Я почувствовал, как изменился ритм драконьего дыхания – в нем пробуждалась воля. Эта мощная воля заполняла пещеру. Каменные стены задрожали. Вот-вот зверь испустит рев, подобный стону тысяч адских труб. Как приготовиться к воплю тысяч терзаемых душ, к вою тысяч смерчей? Я невольно поднял руки, чтобы защититься, и тут дракон зарычал. Этот рык отдавался в каждой моей косточке – казалось, вот-вот они рассыплются в прах. Жгучая боль пронзила мне грудь, как раскаленный меч, готовый рассечь сердце. Колени у меня ослабели, и я изо всех сил старался не закричать. Сияние пламени проникало даже сквозь сомкнутые веки. На меня обрушился горячий дождь, но я стоял неподвижно. Если Лара пала жертвой драконьего пробуждения, помочь ей я уже ничем не смогу, но если этого не случилось, она скажет мне, когда начинать говорить, и надо не пропустить ее сигнал.
Зверь разразился чередой коротких криков, сопровождаемых тяжкими ударами, – несомненно, это могучий хвост хлестал по скалам. К моему удивлению, сквозь грохот и рев я расслышал ласковое ржание и мирный перестук копыт.
– Мак-Аллистер! – услышал я тихий оклик Лары сквозь удары крови в голове и смог наконец выдохнуть, – оказывается, с тех пор, как она велела мне готовиться, я позабыл дышать. Я не без труда взобрался на три валуна, и голова у меня оказалась вровень с Лариными сапогами. В обтянутых перчаткой пальцах она держала кровавик, мерцавший, как живое сердце.
– Кай пьет, – прошептала она. – Давай лезь быстрее, только пригнись.
Я вскарабкался на плоскую вершину красной гранитной глыбы, пригнувшись настолько, насколько позволяли жесткие доспехи, и передо мной открылся вид, любому поэту послуживший бы поводом описать преисподнюю: разломы, полные кипящей грязи; серный дым, обволакивающий раскаленные валуны; скелеты с клочьями гниющего мяса. А посреди всего этого, всего в полусотне шагов от меня, – дракон, омерзительный, страшный; огненно-красными глазами, затянутыми белесой пленкой, он злобно и слепо уставился на кровавик, тычась мордой в черный пруд. То и дело из ноздрей его вырывались языки пламени, и тогда к потолку пещеры взлетали шипящие струи пара.
Какая, в сущности, смехотворная затея. Лара права. Скорее можно было увидеть искру разума в лошадках, попивавших вместе с драконом воду из пруда, да и в каменных стенах пещеры, чем в красных глазах этой твари.
– Я сейчас пойду к выходу, – произнесла Лара, по-прежнему сжимая в руке кровавик и не отводя глаз от дракона. – Надо, чтобы кай'цет был от тебя подальше. Считай до пятидесяти. Потом я скажу слова, которые освободят его от кай'цета. Это не насовсем, я могу снова подчинить его, только, будь добр, сообщи мне об этом вовремя. Ясно? Как только что-то пойдет не так, позови меня по имени.
– Спасибо, – только и смог я выдавить, потому что все на свете вылетело у меня из головы, когда я увидел страх на ее лице и по глупости пожелал, чтобы боялась она за меня. – Пятьдесят, сорок девять…
Она стала осторожно и медленно спускаться по скале, держась так, чтобы пробудившийся зверь все время видел ее и – что особенно важно – камень в ее руках.
– Пей вволю, кай! Пей и открывай врата разума своего!
Дракон поднял голову от пруда, повернул ее вслед за камнем и угрожающе заурчал; мускулы его могучих лап и бронзовое горло дрогнули, крылья шевельнулись, и я разглядел золотые и зеленые паутинки узоров. Расправить крылья зверь, конечно, не мог. В жизни не видел пещеры, способной вместить дракона с распахнутыми крыльями.
– Сорок один, сорок…
Лара скрылась в сумраке, и я остался один на один с разбуженным драконом.
– Тридцать четыре, тридцать три…
Одна из лошадок куснула другую, посмевшую отпихнуть ее от воды. Дракон повернул голову к ним, урчание стало громче. Из углов его пасти показались струйки дыма.
– Двадцать три, двадцать два…
Урчание сменилось рокотом, от которого у меня все перед глазами поплыло. Я готов был поклясться, что багровые кожистые ноздри дракона затрепетали. – Четырнадцать, тринадцать…
Я отчаянно заморгал и попытался усилием воли заставить глаза работать. Надо все видеть. Лошадки стали гоняться друг за другом вокруг пруда. О боги! Что я должен говорить? Ноздри полыхнули. Я отшатнулся и едва не упал с глыбы. Время уходило.
– Пять… четыре… три…
Дракон поднял голову, покрытую сплошной коркой из паразитов-джибари, которые жили себе на его шкуре, пока их не сметало пламя. Длинная чешуйчатая шея изогнулась, из распахнутой пасти показался бурый язык. Снова послышался оглушительный рев, едва не лишивший меня остатков разума. Меня трясло с головы до ног. Если дракон и хочет что-то сказать своим ревом, я этого не расслышу. Что толку в слухе, когда в ушах у меня так стучит кровь? Сейчас я слышал только рев – он изменился, в нем появились высокие тона. Победные. Дикие. Ларин камень не имел более над ним власти. Не стоило считать, чтобы это заметить.
Лошадки наконец заподозрили неладное и затрусили к выходу. Дракон повернулся им вслед, и ноздри снова полыхнули, испустив струи искр. Я облился потом под доспехами, но огненного потока не последовало. Лошадки вышли из пещеры, и зверь снова приник к воде.
Вот. Пора. Вплети слова в воспоминания… о Роэлане, о таинстве… о радости и вере… о долгих годах служения тому, кто был тебе богом…
Я снова поднял руку.
– Тенг жа нав вивир! Дитя ветра и огня, слушай меня!
Он услышал меня, хотя едва ли мой голос был громче шепота.
Голова повернулась ко мне. Зубастая кровожадная пасть зияла. Едва я открыл рот, чтобы произнести следующие слова, ноздри ярко вспыхнули – раз, другой, – в утробном урчании проклюнулись нотки ненависти… животной ярости… смерти… Смерть я расслышал раньше, чем массивная голова начала опускаться.
– Лара!!!
Вспышка пламени поглотила мой крик, и я спрыгнул с глыбы. Огненная дуга опалила мне волосы. Сжавшись в комочек за валунами, я руками в перчатках загасил тлеющие искорки – и увидел алую вспышку и услышал, как Лара выкрикивает приказ. Я закрыл лицо руками, чувствуя, как по щекам ползут горячие капли, похожие на слезы. Перчатки от них покрылись темными пятнами. Когда все стихло, я с трудом поднялся на ноги и стал медленно спускаться по камням.
Лара сидела за валунами, обхватив колени. Покрытая шрамами щека блестела от пота. В руке сверкал кровавик. Глаза дракона были закрыты, хотя по всей пещере еще догорали следы его ярости.
– Ну, и что было? – поинтересовалась она, оглядев мои опаленные волосы и обугленную спину жилета. У нее даже дыхание не сбилось. – Я же ничего не видела.
Я ей рассказал.
– Вот дурень! Ты что меня сразу не позвал? Я же тебе сказала, если ноздри сверкают…
– Он же не стал жечь лошадей. Ноздри сверкали, но голову он не наклонял. Пока не увидел меня.
– Ты хочешь сказать, что это он именно тебя палил? Что кай понимает разницу между тобой и лошадьми? Чушь собачья.
Я плюхнулся на скалу рядом с ней.
– Однако, по всей видимости, это именно так.
– Этот кай слепой. Он палит все, что движется, все, что его беспокоит. Даже напившись воды.
– А лошадей палить не стал.
– Лошади особенно не двигались. Он просто не знал, что они там. А тебя он услышал, потому что ты заговорил. Я же ему сюда дичь таскала – оленей, горных баранов, кабанов, козлов… Они визжали, блеяли, пищали, и он их палил. Всех. Всегда. От воды никакой разницы.
– Лошади – священные животные Келдара.
– Чушь.
– Загони сюда лошадей, разбуди его снова, и увидишь. Он прекрасно знает, что ему еда, а что нет.
Она раздраженно глянула на меня.
– А ты ему, выходит, еда?
– Нет. Он хотел меня сжечь, потому что ненавидит меня. – Произнеся эти слова, я еще сильнее уверился в том, что все понял правильно.
– Слушай, сенай, ты бы выбрал что-нибудь одно, а?! Месяц назад ты заявил, будто тварь обратилась к тебе "с любовью". А сегодня он тебя ненавидит. Что изменилось-то?
Вопрос был в точку.
– Понятия не имею. Слова. Погода. Сегодня он был свободен от власти твоего камня. – Голова у меня разболелась от вони дракона, падали и огнеупорной смазки доспехов. Вонь… – Он нас чует! – Я бы закричал, но голова болела слишком сильно.
– Чего?!
– Вот в чем разница! Ну мы с тобой и придурки – совсем об этом не подумали! Он же запахи различает – лошадей, кабанов, баранов… и Всадников тоже.
– Мы никогда не замечали, чтобы он различал запахи. Драконы просто жгут все, что движется, если у него нет камня.
– А у любого Всадника с камнем, от которого драконы теряют разум, есть доспехи, а доспехи все пахнут одинаково. – Я сунул перчатки Ларе под нос. – Кто посмеет сказать, что дракон станет жечь человека, если Всадник ему не прикажет?
– И как ты это докажешь? Ты же ничего не знаешь про драконов!
– Нет у нас времени ничего доказывать. – Я скинул жилет, штаны, башмаки и перчатки. – Давай буди его еще раз.
– Ты что, обалдел?!
– Погоди, надо смыть с себя запах. – Я спрыгнул со скалы, едва не угодив в груду обглоданных костей. Стоя по пояс в пруду, я отчаянно оттирал кожу и одежду песком, а Лара сидела на берегу, с недоумением и раздражением глядя на мои выкрутасы.
– Сбрендил. Безнадежно. Если бы не доспехи, твои косточки еще дымились бы, а вопли слышали бы аж в Кор-Талайт.
– Если бы не доспехи, я бы сейчас разговаривал с Келдаром.
– Не стану его будить. – Она вскочила на ноги и застыла.
– Лара, вот-вот настанет третий день. – Я вылез из пруда, отряхиваясь и дрожа, хотя в пещере было отнюдь не холодно. – Твой брат приведет сюда отряд с минуты на минуту. Если это должно случиться и если богам, кто бы они ни были, угодно, чтобы драконы получили свободу, надо ухитриться сделать это сейчас. Помоги мне.
Она не шелохнулась, а я подошел к ней близко, совсем близко, так близко, что почувствовал, что тело ее под кожаными доспехами – как натянутый лук. Лицо ее стало розовой гранитной маской, но каштановые волосы сияли, и в ту минуту мне хотелось лишь зарыться в них лицом и забыть обо всем на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52