Удары, пинки, тычки битой — все смешалось в диком водовороте. Тусовщики разлетались беспомощными марионетками. Каким-то образом (из главной рубки своего милитаризованного разума) Курт, однако, ухитрялся держать себя в стальных тисках самоконтроля. Он ни разу не пустил в ход клыки, а удары наносил битой или кулаком. Смертоносные когти — Волк по-прежнему точил их до самоубийственной остроты, подчиняясь «гладиаторской» привычке, — оставались, таким образом, невостребованными. Он прыгал, валил с ног, пинал…
Пока не опомнился, с удивлением обнаружив, что бить, в сущности, некого.
На ногах остались лишь «черепа». Включая самую главную шишку. Около десятка тусовщиков, постанывая (от травм незначительной степени тяжести), лежали на полу. Остатки толпы ломились в двери «Лавины», слишком узкие для всех желающих. Гомон и топот мало-помалу стихали. Красные пиджаки исчезли из виду — тусовщики сметали на своем пути любые препятствия, словно эскадра бульдозеров.
Не успел Курт сделать эти открытия, как бандиты принялись упражняться в бросках тяжелых снарядов. Все бы ничего, если бы наряду с этим здоровяки не потакали своей детской страсти к разрушению (доставшейся, судя по всему, в наследие от того нежного возраста, когда вечеринки назывались «утренниками»). Бросали они не что иное, как гранаты. Осколочного типа, так называемые «лимонки» (по 50$ за дюжину); кумулятивные (10$ за штуку по предварительному заказу — ввиду низкого спроса); слезоточивые баллоны (от 10 до 40$ за упаковку, в зависимости от жадности сторожа). Взрывы набухали, расцветали и рвались по всей дискотеке. Впереди мчалась воздушная стена, насквозь пропитанная грохотом, напором и жаром.
На мгновение Курту показалось, будто он попал в дурацкий фильм о четвертой иракской войне. Где американцы, где турки, где украинцы — не разберешь. Стены «Лавины», украшенные сложной декорацией, разлетались на части. Гипсовая лепка, неоновые трубы, голографические ансамбли, дорогая аппаратура — все отправлялось к такой-то матери. «Черепа», похоже, намеревались нанести дискотеке ущерб в пару миллионов долларов. Две-три осколочные гранаты угодили в VIР-зону (осколки зеркал и хрупкие ширмочки взметнулись под потолок на огненных крыльях).
В какой-то момент этого бешенства Курт сделал очередное открытие: уши его вновь приобрели занятную способность воспринимать и, что немаловажно, преобразовывать акустические колебания. Вероятно, грохотание взрывов — если, конечно, с медицинской точки зрения это возможно, — вытолкнуло предыдущие «пробки».
Звуковое прозрение ознаменовалось единственным звуком, который Волк минуту назад расслышал бы, но, определенно, не смог бы вычленить из совокупного фона, не говоря об идентификации. Первым источник запеленговал Череп (в чем, собственно, не было ничего поразительного — глава Ордена держал пистолеты на расстоянии вытянутой руки, слух безволосых обладал меньшей чувствительностью, и, наконец, причина могла заключаться в банальном виброзвонке…).
Звон полифонии.
Короткие, мерзкие, знакомые трели. Как всегда не предвещающие ничего хорошего.
Звонили Черепу. На мобильный. Как всегда, чтобы сообщить что-нибудь, что всенепременно скажется на шкуре подчиненных. Что-то весьма неприятное. Эта концепция приобретала мгновенное подтверждение, стоило лишь взглянуть на физиономию гангстера: серьезную, вытянувшуюся — как у человека, имевшего беседу с лечащим врачом своей столетней бабушки, — норовящую втянуться в крохотную трубку.
Свирепо глянув на «бомбардиров», Череп махнул рукой.
Бандиты незамедлительно припрятали гранаты до лучших времен. Кто-то стал возвращать вырванную чеку на место. Остальные настороженно следили за его манипуляциями, воздерживаясь, однако, от комментариев. (Курт крайне удивился, увидев гранаты, а затем понял, что перевозить такие вещи в багажнике — вместе с арматурой и битами — не додумались бы даже «черепа»). Наконец чека вернулась на место.
Глава Ордена продолжил беседу. Курт навострил уши — тщетно. Гангстер изъяснялся короткими фразами «да», «так», «суки» (последнее — с особой экспрессивностью), совершенно не проясняющими проблемы ни по отдельности, ни в совокупности. Ясно было, что Череп чем-то взволнован. Кроме того, Волк привык доверять своему внутреннему голосу — «волчьему чутью», если использовать термины кое-каких господ, питающих страсть к антропологии, — а сейчас тот не смолкал.
Беда, мол, пришла.
Череп убрал телефон. Затем выдохнул:
— Беда!
Гангстеры вышколено молчали. «Что случилось?!» — вопили напряженные лица.
— «Всадники» атакуют штаб-квартиру, — сказал глава Ордена так, словно сам в это не верил.
Лица повернулись друг к другу. «Черепа» обменялись негодующими выкриками: «Как?! Кто посмел?! Да мы их!» Штаб-квартира была святыней Ордена (традиционной, конспиративной, фанатично-преданной — своим же интересам — группировки). Совершить на нее покушение означало собственными руками подписать себе смертный приговор. Нечего удивляться, что подсознательно Череп отказывался поверить в услышанное. Война неотвратимо проникла в новую фазу.
Бандиты постояли еще пару мгновений, приходя в себя, а потом… сорвались с места — в сосредоточенном молчании, без воплей и гомона, — как болиды на чемпионате «Формулы-1». Череп бежал первым. Не потому, что был самым быстрым, просто «подрезать» начальство — никуда не годится. Курт прикрывал тыл.
Естественно, он не был самым медлительным, да и не так уж сильно устал. Но состояние, в котором он находился, можно было назвать странным, даже потрясающим: подтверждались его самые затаенные, нелепые предположения, казалось, впору было задуматься о том, уж нет ли у него экстрасенсорных способностей — где-то на заваленных всевозможным барахлом задворках сознания. «Волчье чутье» ликовало. Ожидания оправдались в полной мере.
Визит «Всадников апокалипсиса» не заставил себя долго ждать. Контратака, западня, штурм главной базы — «в одном флаконе (позвонив ПРЯМО СЕЙЧАС, вы получите ВТОРОЙ такой набор совершенно БЕСПЛАТНО!)». Вместо того чтобы рассредоточивать силы между базой и объектами второстепенной важности (заведения наподобие «Лавины», склады, Сеть-кафе…), «Всадники» поступили совсем по-другому. Вероятно, они заблаговременно планировали эту операцию, а погром в «Лавине», так сказать, завизировал наработки. Действительно, можно ли ожидать более подходящего момента, нежели этот? Во-первых, «черепов» (во всяком случае, большинства) нет дома, во-вторых, предотвратить погром «Лавины» «всадники» не успевают, так какой смысл тратить бесценное время? Им можно распорядиться с пользой…
Усмехнувшись, Курт подумал, что теперь никто из «черепов» не заикнется о том, что нападение на штаб-квартиру противника — «провальный и бездарный в тактическом отношении ход». Впрочем, авторитет Черепа был надежен, точно железобетонный фундамент. Чтобы его поколебать, требовалось что-то существенно большее.
Бандиты выскочили наружу. Тусовщики разделились — кто-то стремился к Сан-Сету, но подавляющее большинство — в глубь Гетто. Вереница автомобилей Ордена по-прежнему стояла на противоположной стороне. «Красные пиджаки», роняя обрывки шикарной униформы, копошились, у дверного проема. Никто не обращал на них внимания, у «черепов» возникли дела поважнее. Гангстеры, остававшиеся снаружи, озадаченно наблюдали за тем, как товарищи несутся сломя голову через проезжую часть. Движение снова обмерло при виде такого нахальства, но в отличие от прошлого раза бандиты не медлили ради того, чтобы расколотить пару фар.
Не до того.
«Черепа» с разбега прыгали в машины. Хлопали дверцы; скрип сцепления и рев моторов. Автомобили стартовали один за другим. Визг колес был слышен, наверное, за пару кварталов. Заезд Гран-при Монако представлял собой менее эффектное зрелище. (Так Курту казалось, хотя наверняка он не знал.) Бензин пылал в цилиндрах, ярость — в сердцах. Через считаные минуты бандиты будут на месте.
Курт сел в машину одним из последних. Безволосый ждал, не рискуя трогаться без «штатного киллера», «хаммер» с готовностью заключил Волка в объятия, пропахшие кожаными сиденьями, машинным маслом и духами Стива Бэнкса.
Взревел мотор.
Гетто оживало. Ночные улицы, залитые огнями, проносились за темными стеклами.
Колонна летела к цели, нарушая все правила, которые только можно нарушить в конкретных обстоятельствах. Некто, возглавлявший кортеж, установил на крыше мигалку — красную, точно подсвеченный стакан крови. Темные фасады кровоточили, когда колонна проносилась мимо. Два-три раза на перекрестках мелькали полицейские посты. Легавые провожали «черепов» изумленными глазами; «радары» и жезлы бессильно поникли. Служаки рассудили совершенно верно, руководствуясь безотказным профессиональным чутьем («Моя смена, значит, нужно сделать так, чтобы я ее пережил, и никак не наоборот…»). Бандиты не намерены были церемониться.
Невзирая на поздний час, улицы не пустовали. Безволосые прогуливались (без четкой цели, маршрута и намерений), пялясь на бесконечные ряды витрин, заваленных всевозможными товарами, залитых потоками разноцветного света и обласканных вожделеющими взглядами. Рекламные голограммы проплывали по математически-чеканным траекториям хай-тековыми облаками. (С наступлением ночи облачность закономерно росла) Особенно Курту понравилась девица в топе и со штрих-кодом повыше пупа. Голограмма, как оказалось, представляла общественно-правозащитную организацию, ультимативно протестующую против имплантации гражданам идентификационных чипов. «Ты — человек. Номер не заменит ИМЕНИ». (По большому счету, на их хлопоты в Гетто не обращали внимания — аборигены рождались, жили и умирали, не сносив ни единого чипа. В Ульях же идентификационные имплантаты вживлялись всем гражданам, за исключением тех лежебок, что пока, не соизволили оставить материнскую утробу.) Уличные проповедники взывали к прохожим с напористыми требованиями покаяться, «ибо конец света грядет!», натыкаясь, в лучшем случае, на холодное безразличие, в худшем — на отвращение и оскорбления. Сохранить в Мегаполисе здравый рассудок не очень-то просто. Однако человек— та же крыса. Забился в нору и радуется…
… Вне зависимости, заменил ли имя номер.
Безволосые замолкали, оглядывались, озадаченно глядели на колонну, после чего возвращались к равнодушным разговорам о тряпках, прическах, клубах, «тачках» и «улетных» порталах в Сети. Никто не догадывался, что какие-то минуты тому назад по вине небезызвестного метаморфа с жизнью расстался ни в чем не повинный человек (во всяком случае, его прегрешения — прежде чем вынести вердикт — обязан был рассмотреть компетентный суд). Просто потому, что угодил не в самое безопасное место, не в самый благоприятный момент. Очутился на пути обрезка трубы.
Дабы отвлечься от этих (в высшей степени дискомфортных) мыслей, Курт сфокусировал сознание на насущных проблемах. Отчего-то его заинтересовало, как именно происходила беседа главы Ордена со штабом. Звонила какая-нибудь истеричная дура, рутинно проводящая рабочий день за маникюром и общением с подругами. Отчаянные призывы — со всеми ее атрибутами: стонами, неровным дыханием, криками, — перемежались грохотом пальбы. В штаб-квартире не было секретарши, Курт это знал, и все-таки — ему детально представилось все описанное.
Монитор компьютера «хаммера» неожиданно ожил. «ОБЪЕКТ» — вспыхнули алые буквы. Мгновение, и зловещий контраст — черное с красным — сменился прохладной зеленью, на фоне которой обозначилось изображение мобильного телефона.
Курт и водитель одновременно напряглись. Волк приобрел в пользование свой первый сотовый относительно недавно, а потому все еще пытался привыкнуть к этому чуду карманной коммуникации (измышленному более ста лет назад). Оба персонажа, сидевшие в «хаммере», уподобились ганфайтерам, готовящимся выхватить пистолеты (бах-бах! — в паузах между сердцебиениями). Соревнование выиграл Страйкер, будучи не в восторге от этого.
Вибрация в боковом кармане и гнусная трель, исходившая оттуда же, имели место синхронно. Как обычно, «штатного киллера» охватило состояние нервного ожидания. Ему не звонили друзья (у него их попросту не было) и подруги (об этом Волк мог только мечтать). Телефонограммы заключались в однозначных и беспрекословных директивах или содержали некоторые данные, которые могли помочь Курту выполнить эти самые инструкции. В общем, ничего хорошего ждать не приходилось.
Волк достал телефон.
На дисплее высветился «входящий» номер — штаб-квартира Ордена Черепа.
Ожидания сгустили краски.
Курт нажал «ОК», изъявляя тем самым безмолвное согласие. Монитор — небывалый случай — превратился в двухмерную картинку. Директивы, как правило, поступали в виде прохладного аудио, не сопровожденного каким-либо визуальным рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Пока не опомнился, с удивлением обнаружив, что бить, в сущности, некого.
На ногах остались лишь «черепа». Включая самую главную шишку. Около десятка тусовщиков, постанывая (от травм незначительной степени тяжести), лежали на полу. Остатки толпы ломились в двери «Лавины», слишком узкие для всех желающих. Гомон и топот мало-помалу стихали. Красные пиджаки исчезли из виду — тусовщики сметали на своем пути любые препятствия, словно эскадра бульдозеров.
Не успел Курт сделать эти открытия, как бандиты принялись упражняться в бросках тяжелых снарядов. Все бы ничего, если бы наряду с этим здоровяки не потакали своей детской страсти к разрушению (доставшейся, судя по всему, в наследие от того нежного возраста, когда вечеринки назывались «утренниками»). Бросали они не что иное, как гранаты. Осколочного типа, так называемые «лимонки» (по 50$ за дюжину); кумулятивные (10$ за штуку по предварительному заказу — ввиду низкого спроса); слезоточивые баллоны (от 10 до 40$ за упаковку, в зависимости от жадности сторожа). Взрывы набухали, расцветали и рвались по всей дискотеке. Впереди мчалась воздушная стена, насквозь пропитанная грохотом, напором и жаром.
На мгновение Курту показалось, будто он попал в дурацкий фильм о четвертой иракской войне. Где американцы, где турки, где украинцы — не разберешь. Стены «Лавины», украшенные сложной декорацией, разлетались на части. Гипсовая лепка, неоновые трубы, голографические ансамбли, дорогая аппаратура — все отправлялось к такой-то матери. «Черепа», похоже, намеревались нанести дискотеке ущерб в пару миллионов долларов. Две-три осколочные гранаты угодили в VIР-зону (осколки зеркал и хрупкие ширмочки взметнулись под потолок на огненных крыльях).
В какой-то момент этого бешенства Курт сделал очередное открытие: уши его вновь приобрели занятную способность воспринимать и, что немаловажно, преобразовывать акустические колебания. Вероятно, грохотание взрывов — если, конечно, с медицинской точки зрения это возможно, — вытолкнуло предыдущие «пробки».
Звуковое прозрение ознаменовалось единственным звуком, который Волк минуту назад расслышал бы, но, определенно, не смог бы вычленить из совокупного фона, не говоря об идентификации. Первым источник запеленговал Череп (в чем, собственно, не было ничего поразительного — глава Ордена держал пистолеты на расстоянии вытянутой руки, слух безволосых обладал меньшей чувствительностью, и, наконец, причина могла заключаться в банальном виброзвонке…).
Звон полифонии.
Короткие, мерзкие, знакомые трели. Как всегда не предвещающие ничего хорошего.
Звонили Черепу. На мобильный. Как всегда, чтобы сообщить что-нибудь, что всенепременно скажется на шкуре подчиненных. Что-то весьма неприятное. Эта концепция приобретала мгновенное подтверждение, стоило лишь взглянуть на физиономию гангстера: серьезную, вытянувшуюся — как у человека, имевшего беседу с лечащим врачом своей столетней бабушки, — норовящую втянуться в крохотную трубку.
Свирепо глянув на «бомбардиров», Череп махнул рукой.
Бандиты незамедлительно припрятали гранаты до лучших времен. Кто-то стал возвращать вырванную чеку на место. Остальные настороженно следили за его манипуляциями, воздерживаясь, однако, от комментариев. (Курт крайне удивился, увидев гранаты, а затем понял, что перевозить такие вещи в багажнике — вместе с арматурой и битами — не додумались бы даже «черепа»). Наконец чека вернулась на место.
Глава Ордена продолжил беседу. Курт навострил уши — тщетно. Гангстер изъяснялся короткими фразами «да», «так», «суки» (последнее — с особой экспрессивностью), совершенно не проясняющими проблемы ни по отдельности, ни в совокупности. Ясно было, что Череп чем-то взволнован. Кроме того, Волк привык доверять своему внутреннему голосу — «волчьему чутью», если использовать термины кое-каких господ, питающих страсть к антропологии, — а сейчас тот не смолкал.
Беда, мол, пришла.
Череп убрал телефон. Затем выдохнул:
— Беда!
Гангстеры вышколено молчали. «Что случилось?!» — вопили напряженные лица.
— «Всадники» атакуют штаб-квартиру, — сказал глава Ордена так, словно сам в это не верил.
Лица повернулись друг к другу. «Черепа» обменялись негодующими выкриками: «Как?! Кто посмел?! Да мы их!» Штаб-квартира была святыней Ордена (традиционной, конспиративной, фанатично-преданной — своим же интересам — группировки). Совершить на нее покушение означало собственными руками подписать себе смертный приговор. Нечего удивляться, что подсознательно Череп отказывался поверить в услышанное. Война неотвратимо проникла в новую фазу.
Бандиты постояли еще пару мгновений, приходя в себя, а потом… сорвались с места — в сосредоточенном молчании, без воплей и гомона, — как болиды на чемпионате «Формулы-1». Череп бежал первым. Не потому, что был самым быстрым, просто «подрезать» начальство — никуда не годится. Курт прикрывал тыл.
Естественно, он не был самым медлительным, да и не так уж сильно устал. Но состояние, в котором он находился, можно было назвать странным, даже потрясающим: подтверждались его самые затаенные, нелепые предположения, казалось, впору было задуматься о том, уж нет ли у него экстрасенсорных способностей — где-то на заваленных всевозможным барахлом задворках сознания. «Волчье чутье» ликовало. Ожидания оправдались в полной мере.
Визит «Всадников апокалипсиса» не заставил себя долго ждать. Контратака, западня, штурм главной базы — «в одном флаконе (позвонив ПРЯМО СЕЙЧАС, вы получите ВТОРОЙ такой набор совершенно БЕСПЛАТНО!)». Вместо того чтобы рассредоточивать силы между базой и объектами второстепенной важности (заведения наподобие «Лавины», склады, Сеть-кафе…), «Всадники» поступили совсем по-другому. Вероятно, они заблаговременно планировали эту операцию, а погром в «Лавине», так сказать, завизировал наработки. Действительно, можно ли ожидать более подходящего момента, нежели этот? Во-первых, «черепов» (во всяком случае, большинства) нет дома, во-вторых, предотвратить погром «Лавины» «всадники» не успевают, так какой смысл тратить бесценное время? Им можно распорядиться с пользой…
Усмехнувшись, Курт подумал, что теперь никто из «черепов» не заикнется о том, что нападение на штаб-квартиру противника — «провальный и бездарный в тактическом отношении ход». Впрочем, авторитет Черепа был надежен, точно железобетонный фундамент. Чтобы его поколебать, требовалось что-то существенно большее.
Бандиты выскочили наружу. Тусовщики разделились — кто-то стремился к Сан-Сету, но подавляющее большинство — в глубь Гетто. Вереница автомобилей Ордена по-прежнему стояла на противоположной стороне. «Красные пиджаки», роняя обрывки шикарной униформы, копошились, у дверного проема. Никто не обращал на них внимания, у «черепов» возникли дела поважнее. Гангстеры, остававшиеся снаружи, озадаченно наблюдали за тем, как товарищи несутся сломя голову через проезжую часть. Движение снова обмерло при виде такого нахальства, но в отличие от прошлого раза бандиты не медлили ради того, чтобы расколотить пару фар.
Не до того.
«Черепа» с разбега прыгали в машины. Хлопали дверцы; скрип сцепления и рев моторов. Автомобили стартовали один за другим. Визг колес был слышен, наверное, за пару кварталов. Заезд Гран-при Монако представлял собой менее эффектное зрелище. (Так Курту казалось, хотя наверняка он не знал.) Бензин пылал в цилиндрах, ярость — в сердцах. Через считаные минуты бандиты будут на месте.
Курт сел в машину одним из последних. Безволосый ждал, не рискуя трогаться без «штатного киллера», «хаммер» с готовностью заключил Волка в объятия, пропахшие кожаными сиденьями, машинным маслом и духами Стива Бэнкса.
Взревел мотор.
Гетто оживало. Ночные улицы, залитые огнями, проносились за темными стеклами.
Колонна летела к цели, нарушая все правила, которые только можно нарушить в конкретных обстоятельствах. Некто, возглавлявший кортеж, установил на крыше мигалку — красную, точно подсвеченный стакан крови. Темные фасады кровоточили, когда колонна проносилась мимо. Два-три раза на перекрестках мелькали полицейские посты. Легавые провожали «черепов» изумленными глазами; «радары» и жезлы бессильно поникли. Служаки рассудили совершенно верно, руководствуясь безотказным профессиональным чутьем («Моя смена, значит, нужно сделать так, чтобы я ее пережил, и никак не наоборот…»). Бандиты не намерены были церемониться.
Невзирая на поздний час, улицы не пустовали. Безволосые прогуливались (без четкой цели, маршрута и намерений), пялясь на бесконечные ряды витрин, заваленных всевозможными товарами, залитых потоками разноцветного света и обласканных вожделеющими взглядами. Рекламные голограммы проплывали по математически-чеканным траекториям хай-тековыми облаками. (С наступлением ночи облачность закономерно росла) Особенно Курту понравилась девица в топе и со штрих-кодом повыше пупа. Голограмма, как оказалось, представляла общественно-правозащитную организацию, ультимативно протестующую против имплантации гражданам идентификационных чипов. «Ты — человек. Номер не заменит ИМЕНИ». (По большому счету, на их хлопоты в Гетто не обращали внимания — аборигены рождались, жили и умирали, не сносив ни единого чипа. В Ульях же идентификационные имплантаты вживлялись всем гражданам, за исключением тех лежебок, что пока, не соизволили оставить материнскую утробу.) Уличные проповедники взывали к прохожим с напористыми требованиями покаяться, «ибо конец света грядет!», натыкаясь, в лучшем случае, на холодное безразличие, в худшем — на отвращение и оскорбления. Сохранить в Мегаполисе здравый рассудок не очень-то просто. Однако человек— та же крыса. Забился в нору и радуется…
… Вне зависимости, заменил ли имя номер.
Безволосые замолкали, оглядывались, озадаченно глядели на колонну, после чего возвращались к равнодушным разговорам о тряпках, прическах, клубах, «тачках» и «улетных» порталах в Сети. Никто не догадывался, что какие-то минуты тому назад по вине небезызвестного метаморфа с жизнью расстался ни в чем не повинный человек (во всяком случае, его прегрешения — прежде чем вынести вердикт — обязан был рассмотреть компетентный суд). Просто потому, что угодил не в самое безопасное место, не в самый благоприятный момент. Очутился на пути обрезка трубы.
Дабы отвлечься от этих (в высшей степени дискомфортных) мыслей, Курт сфокусировал сознание на насущных проблемах. Отчего-то его заинтересовало, как именно происходила беседа главы Ордена со штабом. Звонила какая-нибудь истеричная дура, рутинно проводящая рабочий день за маникюром и общением с подругами. Отчаянные призывы — со всеми ее атрибутами: стонами, неровным дыханием, криками, — перемежались грохотом пальбы. В штаб-квартире не было секретарши, Курт это знал, и все-таки — ему детально представилось все описанное.
Монитор компьютера «хаммера» неожиданно ожил. «ОБЪЕКТ» — вспыхнули алые буквы. Мгновение, и зловещий контраст — черное с красным — сменился прохладной зеленью, на фоне которой обозначилось изображение мобильного телефона.
Курт и водитель одновременно напряглись. Волк приобрел в пользование свой первый сотовый относительно недавно, а потому все еще пытался привыкнуть к этому чуду карманной коммуникации (измышленному более ста лет назад). Оба персонажа, сидевшие в «хаммере», уподобились ганфайтерам, готовящимся выхватить пистолеты (бах-бах! — в паузах между сердцебиениями). Соревнование выиграл Страйкер, будучи не в восторге от этого.
Вибрация в боковом кармане и гнусная трель, исходившая оттуда же, имели место синхронно. Как обычно, «штатного киллера» охватило состояние нервного ожидания. Ему не звонили друзья (у него их попросту не было) и подруги (об этом Волк мог только мечтать). Телефонограммы заключались в однозначных и беспрекословных директивах или содержали некоторые данные, которые могли помочь Курту выполнить эти самые инструкции. В общем, ничего хорошего ждать не приходилось.
Волк достал телефон.
На дисплее высветился «входящий» номер — штаб-квартира Ордена Черепа.
Ожидания сгустили краски.
Курт нажал «ОК», изъявляя тем самым безмолвное согласие. Монитор — небывалый случай — превратился в двухмерную картинку. Директивы, как правило, поступали в виде прохладного аудио, не сопровожденного каким-либо визуальным рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57