.." Отказать в столь небольшой просьбе Тамаре Леонардовне и её чёрт ещё знает каком сыну было невозможно. Заглянули все, включая тех, о которых даже за глаза говорят только уважительным шепотом.
Регистрировались в 14.30, потом катались по городу, пили шампанское и фотографировались возле достопримечательностей. В 17.00 расселись за столами. Под руководством профессионального тамады, нанятого в фирме "Невские зори", выполняли все шутовские обряды и умеренно выпивали.
Часам к десяти, когда все шишки отметились и отъехали, а те, которые остались, уже не были страшными, начали неформальную "молодёжную" часть с танцами и пьянкой.
Наконец соизволил явиться Виктор Гусев, круто восходящая звезда советской эстрады. Его вокально-инструментальный ансамбль "Парус" в последнее время мелькал на телевидении и только что выпустил на фирме "Мелодия" пластинку. Пластинка, ясное дело, называлась "На маленьком плоту".
Звёздный юноша был в щеголеватом приталенном костюме матрасной расцветки и чёрном в серебряную крапинку шейном платке. К нему стали подходить гости и быстро, не афишируя, брать автограф. Всем этим дочкам и внучкам городских шишек бегать за артистами не пристало.
Гусев пришёл не один. Рядом стояла тоненькая, стройная девушка в кожаных джинсах и косухе. Её волосы, по тогдашней эстрадной моде, были раскрашены и начёсаны кверху. Лицо этой девушки показалось Телегину знакомым.
- Кто это с тобой? - шепнул он приятелю.
- Погоди, дай выпить.
Поздравили невесту, родителей, сели за стол. Спутница Гусева отлучилась на минутку.
- Где же я её видел?..
- А! - улыбнулся Гусев. - Минута на размышление. А ты видел. Каждый день видишь.
- Какая минута, я пьяный. Говори или я сам спрошу.
- Спрашивай.
- Какая же ты скотина... Даже не смог побыть свидетелем.
- Уже тепло. Почему не смог? Где я был?
- В п-де.
- Ваш ответ неправильный. Приз уходит телезрителям.
- В самолёте.
- Так. А куда я летал?
- На халтуру, на чёс.
- Допустим. А кто ещё с нами выступал?
- Бабы какие-то... "Мираж". Точно! - Телегин вспомнил. - Точно, она из этой группы.
Девушка подошла и, услышав, улыбнулась. Гусев посадил её на своё место, а сам отсел дальше.
- Послушайте, - заговорил Телегин, - а ведь правда, я вас каждый день вижу. Только там цвет... свет... прожектора. И блестящий... от окна отражается. Трудно узнать. Вы в жизни гораздо интереснее.
Девушка почти ничего не поняла, но опять улыбнулась и посмотрела на Гусева.
- У него в редакции, на работе, на стене висит постер "группа Мираж". С твоей... лицом.
Телегин наконец вспомнил фамилию и торжествующе выкрикнул:
- Овсеенко!
Девушка от неожиданности вздрогнула и поднесла руки к груди. Этот жест привёл Телегина в совершенное умиление. Он взял её руку, нагнулся и поцеловал. В эту секунду кто-то больно взял его за ухо.
Тамара Леонардовна, давно за ним искоса наблюдавшая, улыбаясь и подмигивая окружающим, подняла сына и усадила к невесте.
- Будешь меня позорить, женилку вырву, - сказала она барабанную перепонку. - Дон-Жуан хренов.
Потрясённый и оглушённый, Телегин потянулся к бутылке. Левой рукой он ощупал горящее, словно в аду, ухо. А заодно перекатывающийся под кожей шарик-капсулу. Теперь, когда мир заиграл для него столь разными и удивительными красками, ему особенно не хотелось возвращаться в скучные сорок четыре.
17
После свадьбы Ниночка переехала из своей служебной комнаты в квартиру Телегиных. Тамара Леонардовна, поначалу подозрительно присматривавшаяся к золовке, вскоре её полюбила и даже во время мелочных конфликтов вставала а её сторону, а не на сторону сына. Насмотревшись в своей жизни на многое, она опасалась, что Витенька, после столь стремительного успеха, может превратиться в зазнавшегося номенклатурного индюка.
За три недели, отделявшие свадьбу от Нового года, произошло несколько событий, которые следует отметить.
1. Телегина пригласили в Горком КПСС, где он заполнил необходимые формы и стал кандидатом в члены Партии - необходимое условие для того, чтобы в ближайшее время занять пост главного редактора "Трудовой смены".
2. От Тамары Леонардовны Телегин узнал, что Ниночка беременна. Обе женщины не скрывали радости. Будущему отцу, как он не пытался вызвать в себе ощущение праздника, было всё равно.
3. Киру Берёзкину арестовали за убийство.
Последнее обстоятельство заставило двух друзей, видавшихся теперь довольно редко, созвониться и назначить встречу.
Они сидели в подвале всё того же "Медведя", через дорогу от будущего "Сталина", и задумчиво пили бутылочное пиво из тонких чайных стаканов. Гусев, мелькавший в последнее время на телевидении, прятался за тёмными очками. Оба уже знали, что Кира Берёзкина ударила ножницами в живот доктора Борга. А тот упал грудью на скальпель, который держал в руке. Дело было в институте красоты. Кира записалась на приём и... что было дальше, в подробностях могла рассказать только она сама.
- Что за Борг? - сказал Гусев.
- Не знаю... - поморщился Телегин. - Неважно. Дело не в этом. По любому надо её вытаскивать. Нанять адвоката и дать всем, кому положено. Дать столько, чтобы её оправдали. Столько, чтобы извинились. Дело туманное, свидетелей не было, а признание ничего не значит. Всё можно представить как необходимую оборону. У него был в руках скальпель. Значит, это он мог напасть на неё.
- За деньги можно представить, что он сам себя пырнул ножницами. Сам упаль, сам пырнуль, слущай. Восемнадцать раз, да! Ну ты-то знаешь, на что она способна. Она же садюга. - Гусев допил стакан и стал выбираться: Отолью.
Телегин знал, на что она способна.
18
Дворец Красоты представлял из себя поднятое на опорах здание из стекла и стали. Со стороны казалось, будто оно совсем ничего не весит и само по себе парит в воздухе на фоне раскинувшегося к северу до горизонта хвойного леса.
Стеклянные двери сами собой бесшумно растворились, и Кира шагнула на мягкий белоснежный пластик. На ней чёрная кожа, красное боа и красные перчатки. Где-то над сводами чуть слышно звучала музыка - что-то хорошее и спокойное. Никаких тревожных больничных запахов; воздух чист и свеж.
Её ждали. Люди в белых халатах, выстроившись полукругом, улыбались. У них были интеллигентные, доброжелательные лица. Доктор Борг выступил вперёд и поклонился.
- Здравствуйте, Кира Львовна, - произнёс он с достоинством мастера своего дела. - Позвольте я провожу вас к себе в кабинет. - Он повернулся к персоналу: - Пожалуйста, будьте готовы, я вызову вас при необходимости.
Кабинет не был похож на врачебный. Скорее он напоминал гостиную в богатом артистическом доме. Доктор прошёл за стойку небольшого буфета.
- Чай, кофе, вино, ликёр, коньяк?
- Чай и каплю коньяку.
Доктор накрыл инкрустированный столик, они сели, опрокинули в чай крохотные рюмочки и пригубили. Доктор улыбался тонкой, обаятельной улыбкой Дугласа Фербенкса.
- Итак, вы у нас, - произнёс он. - И вы хотите стать ещё красивее. Нет, вы красив и мы скажем по другому: вы хотите изменить что-то в себе. Что же это?
- Вубы.
- Губы?.. У вас прекрасные губы. Многие бы отдали за такие губы...
- Вубы, вубы, - Кира растянула губы и показала свои дёсны, пустые и воспалённые.
Доктор поперхнулся и закашлялся.
- Извините. Да, конечно, это можно поправить. У нас есть специалисты высочайшего класса. Мы вылечи вам парадонтоз и сделаем вам улыбочку по самым последним голливудским стандартам. Кира Львовна, дорогая, какие бы зубы у вас не были от природы, наши будут лучше, поверьте. Грызите орехи, пейте горячее с холодным, шатайте, царапайте, курите трубку - они останутся всё такими же белыми и крепкими.
- Гарантия?
- Бессрочная.
- До шамой шмерти?
- Именно так. Если вам угодно.
- А ешли вам угодно?
Кира смотрела подозрительно, исподлобья.
- Это... простите, в каком смысле?
- Я шломаю вуб, а вы меня укокошите. Вачем тратить деньги, ешли можно укокошить даром?
- Вы шутите?
Кира не шутила. В её глазах мелькали огоньки безумия.
- Вачем вообще лечить? Денежки-то уже на вашем счету. Моя страховка. Сердце под нарковом не выдержало. Вачем возиться?..
Кира достала из сумочки кривые маникюрные ножнички.
Доктор поднялся и попятился.
Кира поднялась, легко перемахнула через стол и приблизилась к нему вплотную. Прижала к стене, набросила и затянула на его шее боа.
Доктор открыл рот и попытался закричать.
Чик! Невидимое, молниеносное движение, и язык повис на губе. А левая рука уже расстегнула пояс и ширинку.
Чик! И вот перед его глазами раскачиваются, словно две черешни в мешочке, его яйца.
Чик! И в мешочек, словно в кошелёчек опускается головка члена.
Словно удав глядя в расширенные глаза доктора, Кира достаёт из его внутреннего кармана футляр с личными инструментами, выбирает на ощупь алмазный скальпель. Сжимает скальпель в руке доктора и резким движением вонзает его в сердце.
Отступает, любуясь произведённым изуверством.
Внезапно дёргает за конец боа, доктор винтом падает на пол, лицом вниз, прямо на скальпель.
Кира целует мешочек с трофеями, кладёт себе в сумочку и выходит. На её красном боа и красных перчатках не видно крови.
19
- Надо прийти к ней на свиданку.
- Что?... - Телегин провёл большим и указательным пальцами по глазам.
- Ну, поговорить с ней.
- О чём?
- О чём, о чём... Подумай.
Телегин посмотрел на дорогой модный прикид Гусева, на его тёмные очки в декабрьский вечер, будто бы спасающие от назойливости поклонников. Даже морда у этого удачливого авантюриста сделалась как будто гладкая, холёная, витаминизированная. Хорошо питается, если морда не пухнет от картошки и хлеба. Парное мясо с рынка, круглый год зелень, свежие овощи и фрукты.
- Ну, допустим. Подумал.
- Подумал? - сказал ему Гусев. - Плохо тебе здесь живётся? Вон морда какая стала гладкая. Помолодел, что-ли? Ещё немного? Не, так не солидно. Ты уж лучше бороду отрасти. Глядишь, через год-два появятся портреты в школьных учебниках. Ну, не надолго, конечно. Но года примерно до девяносто первого будешь ходить в живых классиках. Получишь всё по полной программе. Понял? Или, если борода лопатой не растёт, хотя бы очки надень. С простыми стёклами. Ну, так, вроде Грибоедова, мыслитель-интеллигент. Не хочу учиться, а хочу жениться. Тебя тоже на цитаты растащат. "Евдокия из последних сил боронила сырую после дождя пахучую землю, упираясь в лямку тяжёлым, на шестом месяце, бабьим животом. А мужики были на войне..."
- Фонвизина... Погоди, ты откуда знаешь мой текст?
- Такой же твой, как мои песни. В сортире твой генеральный секретарь. Жопы подтирает.
Телегину показалось, что после этой фразы в баре сделалось тихо. Наклонившись, он прошептал:
- Ты что несёшь...Забыл, какой год?
Гусев поднял с колен страницу, выдранную из толстого журнала, в котором был опубликован отрывок из "Генерального секретаря".
- На, может, пригодится. Там больше не осталось.
Но Телегин не взял. Выпив пива, он стал мнительным. То, что его произведением "вытирают жопы" его обидело.
- Вообще-то, между прочим, я сам писал. В отличие от некоторых.
- Да ладно, хрен с ним, - Гусев положил страницу и стал чистить на неё воблу. - Речь не об этом. Ты понял на счёт Берёзкиной?
- Нет.
- Короче. Объясняю для идиотов. Мы хотим обратно?
- Нет.
- А она?
- Она? А! Да. Она может.
- Как не фиг делать.
- А мы?
Гусев огляделся:
- Водки, что ли выпить?.. Ага, виду...
Он приблизился к мужикам, распивающим из-под полы, шёпотом поторговался, легко уступил и вернулся со стаканом, наполненным почти доверху. Поделили, разбавили пивом, выпили, закурили.
- Она, между прочим, нехорошо себя повела, - сказал Гусев. - Нехорошо, не по-товарищески. И тогда и сейчас. Надо наказать.
- Наказать? - удивился Телегин. - Как ещё её наказать? Она и так в тюрьме.
- Ну, не то, чтобы наказать. Я не правильно выразился. Лишить права голоса.
Наконец Телегин, вместе с приходом волны алкогольного опьянения, уловил суть разговора.
- Лишить...голоса. Вместе с гландами? - он криво и нефотогенично усмехнулся. - Мне в детстве гланды удаляли. Таким вот крюком. Железным. Потом кормили мороженым.
- Каким ещё крюком... Надо нанять ей адвоката, добиться свидания и отнять эту, блин... капсулу. Не крюком. Остренькой бритвочкой. Один пусть держит, другой надрежет кожу и вынет. Пластырь - раз-два - готово. Всего делов. Пока эта мандула у неё за ухом, нам здесь не жить.
- Кто режет?
- Разберёмся. Не в этом дело. Можно даже усыпить. Ну, минут на десять. Она ничего не поймёт. Потом поймёт, конечно...
Телегину стало обидно за Берёзкину и жалко её до слёз.
- Отолью, - сообщил Гусев и поднялся. - Подумай пока.
20
Указанный в сорванной со столба бумажке адрес нашёлся не сразу. Сначала она блуждала вдоль заборов и заброшенных строений промышленной зоны Обводного канала. Потом встретила старуху с кривым глазом и спросила, где Глухой тупик. Старуха плюнула, махнула рукой и ускорила шаг, матерно про себя бормоча. Кира пошла в указанном направлении и вскоре, перешагнув поросшую высокой травой узкоколейку, увидела гнилой бревенчатый дом и фанерную табличку, на которой тушью было написано "КРОВЬ ПУСКАЮ, ПИЯВОК СТАВЛЮ, ЗУБЫ ЗАГОВАРИВАЮ, МОЛОЖЕЕ ДЕЛАЮ".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Регистрировались в 14.30, потом катались по городу, пили шампанское и фотографировались возле достопримечательностей. В 17.00 расселись за столами. Под руководством профессионального тамады, нанятого в фирме "Невские зори", выполняли все шутовские обряды и умеренно выпивали.
Часам к десяти, когда все шишки отметились и отъехали, а те, которые остались, уже не были страшными, начали неформальную "молодёжную" часть с танцами и пьянкой.
Наконец соизволил явиться Виктор Гусев, круто восходящая звезда советской эстрады. Его вокально-инструментальный ансамбль "Парус" в последнее время мелькал на телевидении и только что выпустил на фирме "Мелодия" пластинку. Пластинка, ясное дело, называлась "На маленьком плоту".
Звёздный юноша был в щеголеватом приталенном костюме матрасной расцветки и чёрном в серебряную крапинку шейном платке. К нему стали подходить гости и быстро, не афишируя, брать автограф. Всем этим дочкам и внучкам городских шишек бегать за артистами не пристало.
Гусев пришёл не один. Рядом стояла тоненькая, стройная девушка в кожаных джинсах и косухе. Её волосы, по тогдашней эстрадной моде, были раскрашены и начёсаны кверху. Лицо этой девушки показалось Телегину знакомым.
- Кто это с тобой? - шепнул он приятелю.
- Погоди, дай выпить.
Поздравили невесту, родителей, сели за стол. Спутница Гусева отлучилась на минутку.
- Где же я её видел?..
- А! - улыбнулся Гусев. - Минута на размышление. А ты видел. Каждый день видишь.
- Какая минута, я пьяный. Говори или я сам спрошу.
- Спрашивай.
- Какая же ты скотина... Даже не смог побыть свидетелем.
- Уже тепло. Почему не смог? Где я был?
- В п-де.
- Ваш ответ неправильный. Приз уходит телезрителям.
- В самолёте.
- Так. А куда я летал?
- На халтуру, на чёс.
- Допустим. А кто ещё с нами выступал?
- Бабы какие-то... "Мираж". Точно! - Телегин вспомнил. - Точно, она из этой группы.
Девушка подошла и, услышав, улыбнулась. Гусев посадил её на своё место, а сам отсел дальше.
- Послушайте, - заговорил Телегин, - а ведь правда, я вас каждый день вижу. Только там цвет... свет... прожектора. И блестящий... от окна отражается. Трудно узнать. Вы в жизни гораздо интереснее.
Девушка почти ничего не поняла, но опять улыбнулась и посмотрела на Гусева.
- У него в редакции, на работе, на стене висит постер "группа Мираж". С твоей... лицом.
Телегин наконец вспомнил фамилию и торжествующе выкрикнул:
- Овсеенко!
Девушка от неожиданности вздрогнула и поднесла руки к груди. Этот жест привёл Телегина в совершенное умиление. Он взял её руку, нагнулся и поцеловал. В эту секунду кто-то больно взял его за ухо.
Тамара Леонардовна, давно за ним искоса наблюдавшая, улыбаясь и подмигивая окружающим, подняла сына и усадила к невесте.
- Будешь меня позорить, женилку вырву, - сказала она барабанную перепонку. - Дон-Жуан хренов.
Потрясённый и оглушённый, Телегин потянулся к бутылке. Левой рукой он ощупал горящее, словно в аду, ухо. А заодно перекатывающийся под кожей шарик-капсулу. Теперь, когда мир заиграл для него столь разными и удивительными красками, ему особенно не хотелось возвращаться в скучные сорок четыре.
17
После свадьбы Ниночка переехала из своей служебной комнаты в квартиру Телегиных. Тамара Леонардовна, поначалу подозрительно присматривавшаяся к золовке, вскоре её полюбила и даже во время мелочных конфликтов вставала а её сторону, а не на сторону сына. Насмотревшись в своей жизни на многое, она опасалась, что Витенька, после столь стремительного успеха, может превратиться в зазнавшегося номенклатурного индюка.
За три недели, отделявшие свадьбу от Нового года, произошло несколько событий, которые следует отметить.
1. Телегина пригласили в Горком КПСС, где он заполнил необходимые формы и стал кандидатом в члены Партии - необходимое условие для того, чтобы в ближайшее время занять пост главного редактора "Трудовой смены".
2. От Тамары Леонардовны Телегин узнал, что Ниночка беременна. Обе женщины не скрывали радости. Будущему отцу, как он не пытался вызвать в себе ощущение праздника, было всё равно.
3. Киру Берёзкину арестовали за убийство.
Последнее обстоятельство заставило двух друзей, видавшихся теперь довольно редко, созвониться и назначить встречу.
Они сидели в подвале всё того же "Медведя", через дорогу от будущего "Сталина", и задумчиво пили бутылочное пиво из тонких чайных стаканов. Гусев, мелькавший в последнее время на телевидении, прятался за тёмными очками. Оба уже знали, что Кира Берёзкина ударила ножницами в живот доктора Борга. А тот упал грудью на скальпель, который держал в руке. Дело было в институте красоты. Кира записалась на приём и... что было дальше, в подробностях могла рассказать только она сама.
- Что за Борг? - сказал Гусев.
- Не знаю... - поморщился Телегин. - Неважно. Дело не в этом. По любому надо её вытаскивать. Нанять адвоката и дать всем, кому положено. Дать столько, чтобы её оправдали. Столько, чтобы извинились. Дело туманное, свидетелей не было, а признание ничего не значит. Всё можно представить как необходимую оборону. У него был в руках скальпель. Значит, это он мог напасть на неё.
- За деньги можно представить, что он сам себя пырнул ножницами. Сам упаль, сам пырнуль, слущай. Восемнадцать раз, да! Ну ты-то знаешь, на что она способна. Она же садюга. - Гусев допил стакан и стал выбираться: Отолью.
Телегин знал, на что она способна.
18
Дворец Красоты представлял из себя поднятое на опорах здание из стекла и стали. Со стороны казалось, будто оно совсем ничего не весит и само по себе парит в воздухе на фоне раскинувшегося к северу до горизонта хвойного леса.
Стеклянные двери сами собой бесшумно растворились, и Кира шагнула на мягкий белоснежный пластик. На ней чёрная кожа, красное боа и красные перчатки. Где-то над сводами чуть слышно звучала музыка - что-то хорошее и спокойное. Никаких тревожных больничных запахов; воздух чист и свеж.
Её ждали. Люди в белых халатах, выстроившись полукругом, улыбались. У них были интеллигентные, доброжелательные лица. Доктор Борг выступил вперёд и поклонился.
- Здравствуйте, Кира Львовна, - произнёс он с достоинством мастера своего дела. - Позвольте я провожу вас к себе в кабинет. - Он повернулся к персоналу: - Пожалуйста, будьте готовы, я вызову вас при необходимости.
Кабинет не был похож на врачебный. Скорее он напоминал гостиную в богатом артистическом доме. Доктор прошёл за стойку небольшого буфета.
- Чай, кофе, вино, ликёр, коньяк?
- Чай и каплю коньяку.
Доктор накрыл инкрустированный столик, они сели, опрокинули в чай крохотные рюмочки и пригубили. Доктор улыбался тонкой, обаятельной улыбкой Дугласа Фербенкса.
- Итак, вы у нас, - произнёс он. - И вы хотите стать ещё красивее. Нет, вы красив и мы скажем по другому: вы хотите изменить что-то в себе. Что же это?
- Вубы.
- Губы?.. У вас прекрасные губы. Многие бы отдали за такие губы...
- Вубы, вубы, - Кира растянула губы и показала свои дёсны, пустые и воспалённые.
Доктор поперхнулся и закашлялся.
- Извините. Да, конечно, это можно поправить. У нас есть специалисты высочайшего класса. Мы вылечи вам парадонтоз и сделаем вам улыбочку по самым последним голливудским стандартам. Кира Львовна, дорогая, какие бы зубы у вас не были от природы, наши будут лучше, поверьте. Грызите орехи, пейте горячее с холодным, шатайте, царапайте, курите трубку - они останутся всё такими же белыми и крепкими.
- Гарантия?
- Бессрочная.
- До шамой шмерти?
- Именно так. Если вам угодно.
- А ешли вам угодно?
Кира смотрела подозрительно, исподлобья.
- Это... простите, в каком смысле?
- Я шломаю вуб, а вы меня укокошите. Вачем тратить деньги, ешли можно укокошить даром?
- Вы шутите?
Кира не шутила. В её глазах мелькали огоньки безумия.
- Вачем вообще лечить? Денежки-то уже на вашем счету. Моя страховка. Сердце под нарковом не выдержало. Вачем возиться?..
Кира достала из сумочки кривые маникюрные ножнички.
Доктор поднялся и попятился.
Кира поднялась, легко перемахнула через стол и приблизилась к нему вплотную. Прижала к стене, набросила и затянула на его шее боа.
Доктор открыл рот и попытался закричать.
Чик! Невидимое, молниеносное движение, и язык повис на губе. А левая рука уже расстегнула пояс и ширинку.
Чик! И вот перед его глазами раскачиваются, словно две черешни в мешочке, его яйца.
Чик! И в мешочек, словно в кошелёчек опускается головка члена.
Словно удав глядя в расширенные глаза доктора, Кира достаёт из его внутреннего кармана футляр с личными инструментами, выбирает на ощупь алмазный скальпель. Сжимает скальпель в руке доктора и резким движением вонзает его в сердце.
Отступает, любуясь произведённым изуверством.
Внезапно дёргает за конец боа, доктор винтом падает на пол, лицом вниз, прямо на скальпель.
Кира целует мешочек с трофеями, кладёт себе в сумочку и выходит. На её красном боа и красных перчатках не видно крови.
19
- Надо прийти к ней на свиданку.
- Что?... - Телегин провёл большим и указательным пальцами по глазам.
- Ну, поговорить с ней.
- О чём?
- О чём, о чём... Подумай.
Телегин посмотрел на дорогой модный прикид Гусева, на его тёмные очки в декабрьский вечер, будто бы спасающие от назойливости поклонников. Даже морда у этого удачливого авантюриста сделалась как будто гладкая, холёная, витаминизированная. Хорошо питается, если морда не пухнет от картошки и хлеба. Парное мясо с рынка, круглый год зелень, свежие овощи и фрукты.
- Ну, допустим. Подумал.
- Подумал? - сказал ему Гусев. - Плохо тебе здесь живётся? Вон морда какая стала гладкая. Помолодел, что-ли? Ещё немного? Не, так не солидно. Ты уж лучше бороду отрасти. Глядишь, через год-два появятся портреты в школьных учебниках. Ну, не надолго, конечно. Но года примерно до девяносто первого будешь ходить в живых классиках. Получишь всё по полной программе. Понял? Или, если борода лопатой не растёт, хотя бы очки надень. С простыми стёклами. Ну, так, вроде Грибоедова, мыслитель-интеллигент. Не хочу учиться, а хочу жениться. Тебя тоже на цитаты растащат. "Евдокия из последних сил боронила сырую после дождя пахучую землю, упираясь в лямку тяжёлым, на шестом месяце, бабьим животом. А мужики были на войне..."
- Фонвизина... Погоди, ты откуда знаешь мой текст?
- Такой же твой, как мои песни. В сортире твой генеральный секретарь. Жопы подтирает.
Телегину показалось, что после этой фразы в баре сделалось тихо. Наклонившись, он прошептал:
- Ты что несёшь...Забыл, какой год?
Гусев поднял с колен страницу, выдранную из толстого журнала, в котором был опубликован отрывок из "Генерального секретаря".
- На, может, пригодится. Там больше не осталось.
Но Телегин не взял. Выпив пива, он стал мнительным. То, что его произведением "вытирают жопы" его обидело.
- Вообще-то, между прочим, я сам писал. В отличие от некоторых.
- Да ладно, хрен с ним, - Гусев положил страницу и стал чистить на неё воблу. - Речь не об этом. Ты понял на счёт Берёзкиной?
- Нет.
- Короче. Объясняю для идиотов. Мы хотим обратно?
- Нет.
- А она?
- Она? А! Да. Она может.
- Как не фиг делать.
- А мы?
Гусев огляделся:
- Водки, что ли выпить?.. Ага, виду...
Он приблизился к мужикам, распивающим из-под полы, шёпотом поторговался, легко уступил и вернулся со стаканом, наполненным почти доверху. Поделили, разбавили пивом, выпили, закурили.
- Она, между прочим, нехорошо себя повела, - сказал Гусев. - Нехорошо, не по-товарищески. И тогда и сейчас. Надо наказать.
- Наказать? - удивился Телегин. - Как ещё её наказать? Она и так в тюрьме.
- Ну, не то, чтобы наказать. Я не правильно выразился. Лишить права голоса.
Наконец Телегин, вместе с приходом волны алкогольного опьянения, уловил суть разговора.
- Лишить...голоса. Вместе с гландами? - он криво и нефотогенично усмехнулся. - Мне в детстве гланды удаляли. Таким вот крюком. Железным. Потом кормили мороженым.
- Каким ещё крюком... Надо нанять ей адвоката, добиться свидания и отнять эту, блин... капсулу. Не крюком. Остренькой бритвочкой. Один пусть держит, другой надрежет кожу и вынет. Пластырь - раз-два - готово. Всего делов. Пока эта мандула у неё за ухом, нам здесь не жить.
- Кто режет?
- Разберёмся. Не в этом дело. Можно даже усыпить. Ну, минут на десять. Она ничего не поймёт. Потом поймёт, конечно...
Телегину стало обидно за Берёзкину и жалко её до слёз.
- Отолью, - сообщил Гусев и поднялся. - Подумай пока.
20
Указанный в сорванной со столба бумажке адрес нашёлся не сразу. Сначала она блуждала вдоль заборов и заброшенных строений промышленной зоны Обводного канала. Потом встретила старуху с кривым глазом и спросила, где Глухой тупик. Старуха плюнула, махнула рукой и ускорила шаг, матерно про себя бормоча. Кира пошла в указанном направлении и вскоре, перешагнув поросшую высокой травой узкоколейку, увидела гнилой бревенчатый дом и фанерную табличку, на которой тушью было написано "КРОВЬ ПУСКАЮ, ПИЯВОК СТАВЛЮ, ЗУБЫ ЗАГОВАРИВАЮ, МОЛОЖЕЕ ДЕЛАЮ".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31