На дверях с табличкой «КОЛОКОЛЬНАЯ СЛУЖБА» была прикреплена машинописная справка, извещавшая, что колокола вновь заговорят в 13.30. Это время уже прошло, и колокола молчали. Снизу, из выставочного зала, до меня доносились ребячьи голоса. Из конторы «Колокольной службы» не было слышно ни звука. Я подергал дверную ручку: заперто.
Еще через несколько ступенек на западной стороне башни я обнаружил окно, из которого можно было посмотреть вниз. К собственному изумлению я обнаружил, что далеко-далеко внизу двое мужчин по-прежнему стоят возле кажущейся отсюда игрушечной санитарной машины. Должно быть, Сомервиль велел им ждать. Затем я заметил пару полицейских машин, запаркованных в двух кварталах от Риверсайд-драйв, и сообразил, что к настоящему моменту, скорее всего, уже оцеплена вся округа. Так что он мог позволить себе не горячиться.
Поднявшись по лестнице, я вышел к узкой металлической двери. Она отворилась, впустив меня в высокое, продуваемое ветром помещение, наполненное машинным оборудованием, – шумно дышащий и позвякивающий лабиринт труб и шестерен, напоминавший машинное отделение теплохода. Ржавые железные ступени шли тремя зигзагами на самую крышу. Трапециевидные дорожки, защищенные выкрашенными в зеленый цвет проволочными перилами, пересекали пространство башни на нескольких уровнях. На площадке у меня над головой находился органный зал. Была мне видна и втулка карильона со множеством проводов, шестерен, пружин и канатов, уходящих по направлению к пульту. Колокола были здесь повсюду. Подвешенные на стальных тросах на общую перекладину, они располагались группами по размеру – самые маленькие висели почти под сводом, затем, расцветая гигантскими чугунными гиацинтами, они, группа за группой, становились все больше, оказываясь одновременно все ниже и ниже, а ряд массивных басовых колоколов висел всего лишь в нескольких футах от пола.
Здесь было страшно холодно. Вместо окон – уставленные в небеса решетчатые бойницы, пропускавшие колокольный звон и разносившие его над городом. Воздух врывался сюда со всех сторон, сама башня, казалось, слегка раскачивалась на ветру. На такой высоте мысль о том, что ты предан во власть стихиям, внушала тревогу. Голова у меня закружилась, когда, взявшись за перила, я начал последний подъем.
Я остановился на консольной площадке и быстро огляделся по сторонам, затем заглянул через окно в органный зал. Там, за пультом управления карильоном, сидел спиной ко мне какой-то мужчина и читал с листа музыку. Он был в рубахе с закатанными рукавами. Он курил трубку. На большом и указательном пальцах обеих рук у него были кожаные наперстки – должно быть, для того, чтобы бить по деревянным клавишам пульта. Его маленькие старческие ножки в домашних туфлях не доставали до педалей. У стены в этой комнатке находился электрокамин, а на стене – пара фотографий в рамочках и бронзовые часы; мне показалось, будто я подглядываю в окошко чужого дома. Но звонарь не подозревал, что за ним наблюдают.
У меня практически не оставалось времени. Мой единственный шанс заключался в том, чтобы найти здесь подходящее место и спрятать кристалл. Меня ни за что не отпустят, пока не сумеют заполучить его. Как знать, может, не сообразят поискать в органном зале. Я постучал по стеклу. Старик перевернул страницу в нотном альбоме, но глаз не поднял. Я постучал еще раз, погромче.
Голос у меня за спиной произнес:
– Он не слышит вас, Мартин. К сожалению, отец Игнациус глух как пень.
Я обернулся как ужаленный.
Это был Сомервиль. Он спускался по лестнице с крыши. В полном одиночестве. Ветер натягивал на нем одежду, заставляя казаться выше и стройнее, как будто сверху вниз по стене башни скользила длинная тень.
– Я подумал, что, возможно, найду вас здесь, – многозначительно произнес он, сходя с последней ступеньки и медленно продвигаясь по направлению ко мне. Он улыбался и держал руки прямо перед собой, как бы демонстрируя тем самым, что в них ничего нет и что он не собирается причинить мне никакого вреда.
Я попятился.
– Не подходите ко мне. Даже не смейте глядеть на меня. Я не собираюсь подпускать вас к себе.
– Мартин, я не причиню вам вреда. Я всего лишь хочу с вами поговорить.
– Держитесь от меня подальше, Сомервиль! Я вам серьезно говорю!
Я отошел к перилам, держа портфель в обмотанной цепочкой руке и прикрывая им голову, как щитом.
– Давайте пойдем на компромисс, Мартин. Стойте там, где вы стоите, я тоже останусь на месте. И мы сможем поговорить, по крайней мере пока не зазвонит колокол.
Избегая встречаться с ним взглядом, я искоса посмотрел на него. Он остановился в дальнем от меня конце площадки и, перегнувшись через перила, смотрел на подбор колоколов.
Затем он начал:
– Красивые все же штуки эти колокола, вы со мной согласны? Нечто в самой их форме приносит какое-то глубинное удовлетворение. И это удивительно гулкое звучание. «Звон хрустальный, погребальный», как сказал поэт. И ведь в них – прелюбопытная история. Известно ли вам, что в средние века существовало поверье, согласно которому вибрация большого колокола отпугивает бесов? Колокола тогда использовали и для лечения душевнобольных. Хотя, разумеется, самого термина «душевное заболевание» не существовало. О больном говорили, что он одержим дьяволом.
Желая изгнать бесов, несчастного привязывали внутри большого колокола и оставляли там на несколько дней. И разумеется, все это время колокол звонил. В большинстве случаев у жертвы лопались барабанные перепонки и она умирала, что в своем роде тоже лечение, не так ли?
Он рассмеялся.
Я посмотрел на него краешком глаза.
– Не двигайтесь с места!
Мне удалось заметить, что в ходе своей импровизированной лекции Сомервиль подобрался ко мне, держась за перила, и находится теперь куда ближе.
Сомервиль улыбнулся и покачал головой:
– Я и не двигался.
– Полагаю, вы сейчас собираетесь сообщить мне, что порядки у нас нынче не средневековые и что лечение душевнобольных производится не столь бесхитростным образом... Где Анна?
– Внизу. Она вас ждет. Когда вы будете готовы, мы к ней спустимся.
– К сожалению, я не намерен спускаться, – внезапно я повернулся и заорал на него: – Стойте! Ни шагу с места!
Сомервиль опять рассмеялся:
– Но я ведь и впрямь стою на месте. Вам просто чудится. Послушайте, мы с вами можем решить этот вопрос двумя способами. Или вы сейчас спуститесь...
– Я знаю, что вам нужно, – произнес я и отстегнул второй конец цепочки от ручки портфеля.
– Мне нужно помочь вам, Мартин, вот и все. Поверьте. Поверьте, пока не стало слишком поздно. Нынешней ночью вы пытались убить собственную жену. Разве она не нуждается в защите? Сойдите вниз ради нее. Положитесь на меня, Мартин. Вам не о чем беспокоиться. Это будет всего лишь нечто вроде большого отпуска. И вы нуждаетесь в отдыхе. Вам нужно расслабиться. Просто расслабиться...
В воздухе запахло миндалем. Я поднял глаза – Сомервиль стоял рядом со мной. Стоял со смущенной, как бы извиняющейся улыбкой; в его серых глазах прочитывалось мягкое понимание. На мгновение мне показалось, будто я совершил ошибку, будто я относительно него все это время ошибался. Он протянул гладкую, без малейших признаков растительности руку.
Я ударил его в лицо обмотанным металлической цепочкой кулаком. Он отшатнулся и привалился к стене органного зала. Я увидел, как кровь сочится у него из разбитой губы, и испытал невероятное облегчение. Затем я схватил пустой портфель и зашвырнул его как можно дальше. Перелетев через перила, он упал в карильон, натолкнулся на какую-то передачу, задел один из колоколов и с грохотом полетел вниз, на самое дно.
– Если вам нужна ваша подвеска, попробуйте возьмите! – закричал я и бросился вверх по лестнице. И уже с самого верха посмотрел на Сомервиля. Он постепенно пришел в себя, вытер тыльной стороной ладони окровавленный рот. И в это мгновение зазвонил первый из колоколов, затем – второй, третий, четвертый, пятый, пока вся башня не затряслась под раскатами грохочущего грома.
Отец Игнациус начал свой концерт.
18
Именно в то мгновение, когда я попал на площадку басового колокола, дверь в колокольную камеру с шумом раскрылась и из нее высыпали наружу школьники. Они пронеслись мимо меня, зажимая уши руками, крича и смеясь, а сразу же вслед за этой группой по узкой каменной лестнице из выставочного зала начала подниматься вторая толпа. Я увидел, как прокладывает себе дорогу толстуха в оранжево-желтой накидке, используя в качестве тарана нескольких ребятишек. Я услышал, как она ими командует. Укрыться от нее здесь места не было. Взглянув вверх, я был в состоянии рассмотреть подошвы башмаков Сомервиля на ступенях винтовой лестницы. Он уже добрался почти до самого верха. Почему я не дал ему как следует? Я перелез через низкую зарешеченную дверцу с табличкой «Вход воспрещен» и побежал по широкому опоясывающему коридору между тяжелыми басовыми колоколами в центре карильона. Как только мне показалось, что с платформы меня здесь не видно, я остановился, спрятался за одним из колоколов, присел на корточки и посмотрел из своего укрытия на платформу.
Сомервиль был уже там, и его окружали школьники. Отсюда мне была видна только нижняя половина его тела, но по выражениям ребячьих лиц было ясно, что он им что-то говорит. Одна из школьниц подошла к перилам и показала в моем направлении. Это была негритяночка с кошачьими глазками, так внимательно наблюдавшая за мной в лифте. Она была в крайнем возбуждении, хотя из-за грохота колоколов мне было не слышно, что именно она говорит.
Ноги Сомервиля мгновенно тронулись с места. На секунду он остановился у выхода на лестницу, словно раздумывая над тем, не спуститься ли вниз за помощью. Но затем, судя по всему, передумал. С удивительной ловкостью он перемахнул через дверцу и, не обращая внимания на мой портфель, все еще валявшийся там, куда он упал, то есть всего в паре футов от края площадки, пошел по опоясывающему коридору по направлению ко мне. Я увидел, как он достал из кармана небольшой серебряно поблескивающий предмет.
Это был шприц.
Надо было убить его, пока я имел такую возможность.
Я оказался в ловушке. Я бросил взгляд вверх – перекладины шли слишком высоко, чтобы за них можно было ухватиться. Под куполами колоколов, уходящих под самый свод, мне были видны железные била, выкрашенные в красно-белую полоску; их приводили в движение или заставляли замолкнуть провода, подведенные из органной камеры. Здесь, в самом центре карильона, звук был особенно нестерпим. Я вскочил на ноги и перебежал в другой колокольный ряд. Попав во второй опоясывающий коридор, параллельный первому, по которому шел Сомервиль, я пригнулся, стараясь хоть как-нибудь укрыться от его взора. Моим единственным шансом было вернуться на площадку, на которой по-прежнему находились школьники. Он не рискнет предпринять что-нибудь, если будет существовать угроза подвергнуть опасности посторонних.
Пробираясь за колоколами, я заметил, что Сомервиль тоже перешел во второй коридор и стоял сейчас прямо передо мной, преграждая мне дорогу. В отчаянии я огляделся по сторонам. Справа от Сомервиля, отделенный от остальных колоколов и подвешенный ближе к стене, поднимался массивный соборообразный «Бурдон». Прямо за ним сквозь незарешеченную бойницу, как на почтовой открытке, представала панорама Гудзона. Снаружи бойницу осеняли горгульи с когтистыми крыльями, а в отдалении синей полоской слабо поблескивал мост Джорджа Вашингтона. На мгновение я задумался, не выбраться ли через эту бойницу наружу, чтобы подняться по стене до уровня смотровой площадки наверху. Но от одной мысли об этом у меня сразу же стала раскалываться голова.
Гигантский язык басового колокола гремел так сильно, что я вынужден был зажать уши. Мне было видно, что Сомервиль поступил точно так же и серебристая игла засверкала поблизости от его головы. Выйдя из своего укрытия, я выбежал из-за басовых колоколов, остановился перед «Бурдоном» и забрался под него.
Оказавшись под колпаком колокола, я забрался на одну из парных стальных подпорок, поддерживающих его двадцатитонную тяжесть на высоте нескольких футов от пола. Защищенный теперь со всех сторон шестидюймовой броней, я был уверен, что Сомервиль не сможет до меня добраться, если только не рискнет последовать моему примеру. Восстановив дыхание и прощупав комбинезон, чтобы убедиться, что кристалл по-прежнему на месте, я почувствовал себя в безопасности и принялся следить за круглым входом в мое убежище, откуда пробивался, доходя мне сейчас примерно до коленей, свет.
Ждать мне пришлось недолго. Он вошел под колпак с дальней от меня стороны, явно рассчитывая застигнуть меня врасплох, но тень его выдала. Как только я увидел его голову уже под ободом, я прыгнул ему на плечи, вскочил на его сутулую спину и повалил наземь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48