Я потянулся за фонарем в боковой карман комбинезона. Но, по мере того как мои глаза начали привыкать к здешней темноте, я понял, что никакой лампы мне больше не понадобится. Прямо передо мной, как в перевернутом бинокле, я видел слабый круг света и мерцание речного потока, струящегося к выходу из пещеры.

Книга пятая
Придет последняя тьма
1
ДОСЬЕ: Мартин Грегори
ДАТА: 21 ноября
КАССЕТА: Г/М63
ТEMA: разговор с Анной Грегори
В пятницу вечером позвонила жена пациента и попросила о встрече со мной в начале этой недели. Ее голос по телефону звучал взволнованно, почти неконтролируемо, и она не раз повторила, чтобы я ничего не сообщал ее супругу о нашей предстоящей встрече. Я объяснил ей, что, поскольку какой бы то ни было контакт с пациентом прервался больше месяца назад, если не считать открытки с извещением о том, что он отказывается от дальнейшего лечения, я сейчас совершенно не в курсе дела, однако, если ей кажется, что я чем-то могу помочь, я буду рад ее выслушать.
Согласно данным ее лечащего врача, миссис Грегори вернулась из Европы три недели назад, едва узнав о случившемся, и сразу же отправилась домой, чтобы не покидать мужа, который к этому времени возвратился в Вустер. Доктор Хейворт осмотрел пациента после его возвращения из Кентукки, не нашел каких бы то ни было физических повреждений, за исключением нескольких небольших ссадин и шрамов, однако же счел его поведение – на поверхности кажущееся сугубо нормальным – глубоко тревожащим. Он позвонил миссис Грегори в Вену и сказал ей, что, с его точки зрения, происшедшее с ее мужем представляет собой попытку самоубийства и что он считает неразумным позволить пациенту и в дальнейшем жить одному. Во время дружеского визита в дом Грегори доктор Хейворт сумел под каким-то предлогом вторично осмотреть пациента. В ходе этого посещения он попытался убедить его возобновить лечение, в чем, однако, не преуспел. По моему настоянию он упомянул и о возможности принудительного лечения, что, судя по всему, вызвало бурную вспышку гнева.
Главным смыслом усилий Хейворта, как мне кажется, является забота о благополучии жены пациента; он не раз говорил мне о том, что ее состояние тревожит его все больше и больше. Он говорил о ней как о «чувствительном создании, близком к истерике и явно не могущем принять на себя бремя болезни мужа». На его взгляд, существует опасность нервного срыва уже с ее стороны. Вопреки этому, я нашел состояние миссис Грегори заметно улучшившимся – Хейворт применительно к ней явно утрачивает должную объективность, – но и речи быть не может о том, что дела у нее дома начинают складываться благополучно или на это есть хоть какие-нибудь намеки.
NB. Беседа носила неформальный характер, хотя и фиксировалась на пленке. Выдержки из разговора воспроизводятся буквально.
ЗАПИСИ/РАСШИФРОВКА
Раздел А (123–287)
Р.М.С.: ...Мы скоро к этому вернемся. А он что, очень подавлен?
АННА: Нельзя сказать, что подавлен. Я просто не в силах описать его состояние.
Р.М.С.: Замкнут?
АННА: Да, вроде бы глубоко ушел в себя. Взаимоотношения наши складываются непросто. Я, правда, иного и не ждала. Мне казалось, после того инцидента в аэропорту я не захочу или не смогу его больше видеть. Я и в самом деле поверила в то, что это окончательный разрыв. Он рассказывал вам о том, что там вытворил?
Р.М.С.: А почему вы переменили свое решение?
АННА: Я поняла, что он во мне нуждается, а я по-прежнему люблю его. И так хорошо, что он снова дома. Он сейчас дома все время. У него большой отпуск. Лишь иногда мне кажется, что я живу в одном доме с совершенно чужим человеком. И тогда сам дом становится каким-то иным.
Р.М.С.: Что вы имеете в виду?
АННА: Он не доверяет мне в той мере, как раньше. Но дело не только в этом. Он не ходит гулять, не принимает гостей – даже наших друзей он не хочет видеть. Ему все равно, во что он одет. Иногда он уезжает в Нью-Йорк в той же одежде, в которой возился в саду. Он отпустил бороду. В нашем городке на него глазеют, но он не обращает на это никакого внимания.
Р.М.С.: А как часто он ездит в Нью-Йорк?
АННА: Раз или два в неделю.
Р.М.С.: А вам известно зачем?
АННА: Не уверена. Он говорит, что у него дела. А больше он вообще из дома не выходит, если не считать прогулки по саду перед сном. Когда я только вернулась, он выходил со мной за покупками. Но сейчас уже не делает и этого. В прошлый уик-энд я попыталась уговорить его сводить меня поужинать в ресторанчик, который когда-то так нравился нам обоим. Я заказала по телефону столик, надела вечернее платье и всякое такое, но его было с места не сдвинуть.
Р.М.С.: А чем он занимается целыми днями?
АННА: Ходит по дому, проверяя, закрыты ли окна и двери, инспектирует сигнализацию – пока меня не было, он ее завел. Представляю себе, во сколько это встало! Он объяснил мне, как всем этим пользоваться, но мне такое все равно не по душе. Дом превратился в крепость. Он буквально одержим собственной безопасностью. То есть, я хочу сказать, от кого это нам так запираться? Я спросила у него об этом, но он сказал, что ему просто хочется, чтобы я чувствовала себя в безопасности.
Р.М.С.: А днем сигнализация тоже включена?
АННА: Да, а теперь он еще решил завести новых собак.
Р.М.С.: Вот как?
АННА: Да! Сторожевых собак! Доберманов. Я их терпеть не могу. У нас вышел крупный спор на эту тему. Он, похоже, удивился, что мне это так не нравится.
Р.М.С.: А он не упоминал кличек Клаус или Цезарь?
АННА: Нет, никогда.
Р.М.С.: Расскажите-ка мне поподробнее о том, как он коротает время.
АННА: Он говорит, что работает над какой-то книгой. Но я в этом не уверена. Он работает наверху, в мансарде, и дверь держит постоянно запертой. И вдобавок запирается изнутри на засов. Он перетащил туда часть своих пожитков. Там он и спал, пока я не вернулась. Он и сейчас там время от времени ночует.
Р.М.С.: В мансарде?
АННА: Да, когда он не хочет, чтобы его беспокоили. Если мне нужно о чем-нибудь с ним поговорить, я должна постучаться в дверь на лестницу, ведущую в мансарду, и тогда он ко мне спускается. Меня он туда не пускает.
Р.М.С.: Понятно.
АННА: Однажды я попросила его дать мне ключ. Чтобы уборщица могла пойти туда и прибраться. Он страшно разволновался; он сказал, что никого никогда туда не пустит! Просто взбесился. Правда, потом спустился ко мне с извинениями. Мне очень страшно за него, доктор Сомервиль. У меня такое чувство, как будто... Доктор Сомервиль, а почему мой муж спустился в эту пещеру?
Решив не рассказывать ей всю историю и не освещать «мистический» смысл инцидента в пещере, я объяснил ей уклончиво и иносказательно, что спуск представлял собой путешествие, которое пациент счел себя обязанным предпринять, так сказать, в глубину собственной души. Это ее более или менее убедило, однако она осведомилась о том, имелись ли у пациента, помимо «темных и мрачных фантазий», более реальные основания для того, чтобы чуть было не покончить с собой. Хотя в отличие от доктора Хейворта она не рассматривает случившееся как осознанную попытку самоубийства. Не вдаваясь в не имеющие большого значения детали, я повторил, что речь идет о стремлении к самопознанию, включая, возможно, и самопознание через смерть. Согласившись с тем, что ее муж ни в коем случае не предпринял осознанную попытку самоубийства, я подчеркнул, что далеко не так оптимистичен в отношении его намерений и настроений в ближайшем будущем. Ведь и на ее собственный взгляд, я настойчиво подчеркнул это, паранойя, которой страдает пациент, вступила сейчас в очень опасную фазу.
По возможности тактично я высказал предположение о том, что пациента, возможно, придется подвергнуть принудительному лечению. Миссис Грегори возмутилась и категорически отказалась обсуждать эту тему.
Раздел Б (369–522)
Р.М.С.: ...Хорошо, но если вы не согласны с тем, что Мартину необходима профессиональная помощь, то зачем вы тогда пришли ко мне?
АННА: Он ведь с вами столько разговаривал.
P.M.С.: С тех пор немало воды утекло.
АННА: Я думала, вы посоветуете, что мне делать.
Р.М.С.: А вы спрашивали у него, почему он прервал лечение?
АННА: Он сказал, что считает это пустой тратой времени. Мне известно, что Билл, то есть доктор Хейворт, пытался уговорить его к вам вернуться, но...
Р.М.С.: А вы поддержали доктора Хейворта?
АННА: Да, конечно. Послушайте, я не в состоянии ему помочь. Он меня к себе просто не подпускает.
Р.М.С.: К сожалению, со мной случай аналогичный.
АННА: О Господи! Но надо же ему с кем-нибудь поговорить. Вы обязаны ему помочь, доктор Сомервиль.
Р.М.С.: Я бы только рад, Анна... Вы ведь не против, если я буду звать вас Анной?
АННА: Да, конечно же. Только пообещайте мне, что вы ему поможете.
Р.М.С.: К сожалению, для этого уже, возможно, слишком поздно.
АННА: Что вы хотите сказать этим «слишком поздно»? Как это может быть – слишком поздно?
Р.М.С.: Прежде чем объяснить вам это, мне придется задать еще несколько вопросов. Мне придется расспросить вас о вашей личной жизни. Если вам не хочется отвечать...
АННА: Я отвечу.
Р.М.С.: Сколько вам лет?
АННА: Двадцать восемь. Месяц назад... исполнилось.
Р.М.С.: Вы выглядите гораздо моложе. У вас всегда была такая короткая стрижка?
АННА: Что? Ах нет, конечно же. Я подстриглась перед отъездом в Европу. У меня были длинные волосы – вот до сих пор.
Р.М.С.: Наверное, это очень вам шло. А то, что вы подстриглись, это была идея Мартина?
АННА: Нет, моя собственная.
Р.М.С.: Понятно...Мартин как-нибудь отреагировал на это?
АННА: Нет.
P.M.С.: И косметикой вы не пользуетесь, не так ли?
АННА: Послушайте, я просто не понимаю... Мартину не нравится, когда я накрашена. Он хочет, чтобы я выглядела «естественно». Я действительно не понимаю, какое это все имеет отношение...
Р.М.С.: Как он относится к вам с тех пор, как вы вернулись из Европы?
АННА: Я уже говорила вам: с известной отчужденностью.
Р.М.С.: А в плане секса?
АННА: То же самое.
P.M.С.: То есть вы хотите сказать...
АННА: А это и впрямь обязательно?
Р.М.С.: Да. Боюсь, что да.
АННА: С тех пор как я вернулась, мы с ним не спали. Да нет, мы спим, как правило в одной постели, но он ко мне не притрагивается. Сперва мне казалось, что он боится меня обидеть – после всего, что произошло, – но потом я поняла, что дело не в этом.
Р.М.С.: Возможно, вам следовало бы самой проявить инициативу. Вы не обдумывали такую возможность?
АННА: Мне действительно не хочется обсуждать это, доктор Сомервиль. Не обижайтесь, пожалуйста.
Р.М.С.: Я вас понимаю.
АННА: Так что же вы имели в виду, когда сказали, что помогать Мартину уже слишком поздно?
Р.М.С.: Расскажите-ка мне о вашем доме.
АННА: О доме?
Р.М.С.: Вы сказали, что он какой-то «иной»... Прошу вас, это может оказаться важным.
АННА: Ну что ж, хорошо. Наш дом – это бывшая ферма. Он стоит на вершине холма, и это очень красиво, на самом деле красиво. Он весь окружен деревьями. Это типичный для Новой Англии фермерский дом – в викторианском стиле, бревенчатый. У нас пять спален. Хотя нет, шесть... Для двоих это, конечно, слишком много, но...
Р.М.С.: Продолжайте.
АННА: Мы выкрасили его в ржаво-красный цвет с белыми полосами. Пропорции довольно забавные, но у нас есть собственный парадный подъезд с двумя колоннами, и большая веранда с задней стороны дома, и смотровое окно на самом верху. Из него видна вся долина.
Р.М.С.: А сколько этажей?
АННА: Два. Плюс мансарда.
P.M.С.: Судя по вашему рассказу, он замечателен. А какие-нибудь башенки и бельведеры? В викторианских домах такое бывает.
АННА: Ну, какая там башенка. Есть на самом верху прогулочная терраса и купол с окошками во все стороны. Вы об этом? Купол шестиугольный – так, по крайней мере, говорит Мартин.
Р.М.С.: А туда трудно забраться?
АННА: Из мансарды совсем нетрудно. Там есть лесенка. Если хочешь подняться в купол или выйти на крышу. Вид оттуда чудесный.
Р.М.С.: Значит, купол расположен непосредственно над мансардой?
АННА: Да, поэтому в ней очень светло. И поэтому Мартину нравится там работать. Там у него вместо письменного стоит мясницкий стол – и прямо под куполом. Сейчас он, наверное, как раз там и сидит. Там так славно. Поднимешь голову – и со всех сторон на тебя смотрит небо. А почему вы меня об этом спрашиваете?
Р.М.С.: Я вам еще немного понадоедаю. Расскажите мне, Анна, о крыше. Там есть какие-нибудь украшения? Литье, орнамент, статуи – что-нибудь в этом роде?
АННА: Прогулочная терраса обнесена железными перилами. И что-то есть на самом куполе. Да, там у нас телеантенна. Ах да, еще флюгер...
Р.М.С.: Флюгер над куполом?
АННА: Нет, в другом конце террасы.
Р.М.С.: А скажите-ка, этот флюгер случайно не какой-нибудь необычной формы?
АННА: Откуда это вам известно?
P.M.С.: В форме серпа или, скажем так, полумесяца?
АННА: Мартин вам об этом рассказывал?
Р.М.С.: В каком-то смысле... Да, он мне об этом рассказывал.
АННА: Тогда почему вы расспрашиваете об этом меня! Не могу понять.
Р.М.С.: А этот флюгер – он ведь медный, правда? Покрыт ярью-медянкой? Зеленоватого цвета?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48