Ключом к пробуждению памяти служила серия высокочастотных импульсов. Не воспринимаемые на сознательном уровне, импульсы эти можно было разместить в любой акустической программе, например в радиопередаче, лишь бы она обладала нужной продолжительностью. В случае Илларионова это было удобнее всего сделать на диске с его любимой музыкой.
Серия импульсов восстанавливала память, но не всю. Мгновенное возвращение грозило безумием, и поэтому импульсная атака только частично возрождала воспоминания («отсутствие периферийных кластеров в секторе Д»). Ключом являлась фраза о Джоне Ленноне. Но Илларионов не прослушал диск; соответственно и фраза о Ленноне не оказала никакого воздействия.
Таковы были факты. Профессор Илларионов знал теперь, что и почему с ним случилось, – но как поступить дальше? Чтение файлов не разбудило его память. И его знания о проекте «Мельница» оставались похороненными в подсознательных казематах. А знал он много. Он знал все… Потому что СОЗДАВАЛ все. Не добравшись до этой информации, трудно что-то предпринять. Уйдут месяцы, если собирать ее по крохам из различных источников… У Илларионова нет месяцев.
Владея кодом доступа, профессор выяснил, где находится акустическая программа разблокирования памяти, он мог вызвать ее немедленно. Но тогда запустятся и программы ментальной коррекции, и про­фессор вновь станет послушным функционером «Мельницы»?
Снова перечитав некоторые разделы документов, Илларионов понял, что это не так. Программы ментальной коррекции содержались в тех «потерянных кластерах» и активировались фразой о Джоне Ленноне. Причем произнести эту фразу должен был не сам Илларионов, даже вслух или со звукозаписи, а непременно кто-то другой. Здесь таилась опасность. Очень вероятно, что за Илларионовым беспрерывно следят. Не успеет он подвергнуть себя действию импульсной программы, как его попытаются превратить в раба фразой о Ленноне… Но получится ли у них? Человек – не машина, он может сопротивляться. Одно дело, когда он пассивно следует за событиями или не знает, что с ним творят, и другое – когда он подготовлен, заряжен на борьбу. Хотя, возможно, это всего-навсего самообман и они сильнее его… Но иного выхода нет. И сделать это нужно не откладывая, потому что другого времени может не быть.
Профессор закрыл глаза. Он был сосредоточен, но едва ли спокоен. Он хорошо представлял себе угрозу для собственной психики. Если ему удастся разблокировать память, информация придет к нему не как что-то далекое, почти отвлеченное, как случилось бы в его санкт-петербургской квартире, прослушай он тогда подмененный диск. Это будет взрыв… После посещения Темной Зоны.
Открыв глаза, он опустил пальцы на клавиатуру…
И был взрыв. За колонками цифр, за изящными уравнениями и стройными графиками теснились образы ужаса, воплощались тени совершенных Илларионовым преступлений, метались чудовищные призраки человеческого страдания. И снова тот неотвратимый и отстраненный взгляд ИЗВНЕ… Не ощущение. Безусловная реальность. Искупление – вот слово, которое черными буквами тянулось через лист стремительно заполняющейся памяти профессора. Искупить свою вину, попытаться спасти не себя – других.
Действия Илларионова за компьютером не вызвали чьей-то реакции, по крайней мере очевидной и незамедлительной. Было не до него в связи с приездом Довгера или еще по какой-то причине – профессор мало думал об этом. Он вспомнил, он вернулся, и теперь он совершенно точно знал, что должен сделать.
7
– Ну, разумеется, Комлев, – с горечью сказал Довгер. – Разумеется. Раз уж вы здесь, вы хотите получить все и прямо сейчас.
– Я вовсе не хочу получить все, – возразил Джон Шерман, – тем более прямо сейчас. Пока остановимся на планах лабораторного комплекса.
Они находились в просторном, обставленном скромно и без излишеств кабинете Довгера на уровне М. На столе стояли чашки с превосходным бразильским кофе, в пепельнице дымилась зажженная сигарета Ники. Вполне обыденная картина беседы трех симпатичных друг другу людей – если забыть, что в кармане пиджака серого шерстяного костюма Джона Шермана покоится пистолет «Сан Кинг М-100» (на сей раз без глушителя, ради компактности) и такой же пистолет лежит в кармане свободной куртки, выбранной Никой перед полетом на остров Суханова. Впрочем, Шерман уверял Нику, что надеется обойтись без вооруженных стычек, но… Оба прибыли с ору­жием. Понятно, что эмиссаров Pay и Фолкмера не посмели обыскивать. По приказу Довгера с ними обращались со всем подобающим пиететом, а кто они такие – главе проекта ведомо…
– Да зачем вам эти планы, для подготовки штурма? – Профессор не мог вложить в свои слова еще больше сарказма. – Я не по доброй воле сотрудничаю с вами, но причина, заставляющая меня…
– Вот-вот, причина, – не дослушав, подчеркнул Шерман. – Хорошо, что вы постоянно помните о ней. Планы у вас только в компьютере или есть и на бумаге? Я имею в виду не инженерно-техническую документацию, а что-то более пригодное для беглого знакомства.
– Есть оба варианта, – со вздохом ответил про­фессор. – Компьютерный, конечно, удобнее. Там можно включить любые проекции, сечения, легко прослеживаются взаимосвязи между различными частями комплекса…
– Нет, давайте бумаги. Пока мне хочется получить самое общее представление, тогда будет проще и в компьютерных схемах разбираться.
Пробормотав «как прикажете», Довгер открыл сейф и перенес на стол несколько пухлых папок.
– Вот здесь, – он указал на верхнюю папку, – отдельно чертежи каждого уровня, расположение жилых, рабочих и вспомогательных помещений, все очень наглядно.
Шерман кивнул и отложил папку в сторону.
– А вот тут, – Довгер жестом объединил остальные папки, – подробнее и сложнее. Как вы понимаете, жизнь подземного комплекса целиком зависит от систем вентиляции, энергоснабжения, связи, от бесперебойной работы внутренних коммуникаций, да много еще чего. Какая-то мелкая, вроде бы техническая неприятность, скажем, в обычной городской инфраструктуре вызовет временные неудобства. Для нас точно такой же сбой может означать катастрофу… Вот в этих папках и показаны наши системы жизнеобеспечения и все с ними связанное.
– С них и начнем, – решил Шерман. – С вашей помощью мы быстро управимся.
– С моей помощью! Ну да, пара дней… А у меня нет других забот, кроме как втолковывать вам устройство водопровода. Вы не забыли, что имеется и главная задача, ради которой ваши друзья прислали вас сюда?
– Не забыли, – сказал Шерман. – Пары дней не понадобится, я не намерен становиться экспертом. Но кое-что поясните…
Раскладывая на столе чертежи, Довгер продолжал ворчать, и Шерман не останавливал его. Нике припомнилось где-то вычитанное или услышанное ею изречение: «Всегда нужно давать противнику возможность сохранить лицо. Важно только, чтобы при этом он не сохранил больше ничего».
Особенно заинтересовали Шермана вентиляционные шахты. По его просьбе Довгер достал и развернул более подробные схемы.
– На поверхность, – говорил профессор, используя авторучку в качестве указки, – выходят двадцать шесть больших и сорок шесть малых вентиляционных шахт. Большие шахты могут при необходимости – например, в случае крупной аварии – служить и для эвакуации персонала. Каждая из них является стержнем сложной, разветвленной структуры. Как вы видите, над каждым уровнем, или этажом комплекса, исключая верхний, естественно, находится что-то наподобие чердака, жилые и рабочие уровни прослоены техническими. Помимо систем вентиляции там расположены емкости для воды, резервные генераторы, дренажные коммуникации, распределительные узлы кабельных сетей, а также…
Его прервал телефонный звонок. Профессор снял трубку, но Шерман глазами указал на устройство громкой связи. После секундного замешательства профес­сор включил его.
– Довгер у телефона.
– Виктор Генрихович, – послышалось из динамика, – срочный вызов по первой линии.
– Иду. – Профессор вернул трубку на аппарат и щелкнул тумблером.
– Что за первая линия? – спросил Шерман.
– Санкт-Петербург. Немногие имеют право пользоваться первой линией, да кроме них и техников, никто и не знает о ее существовании.
– А нельзя ли переключить разговор сюда?
– Нет, мне придется подняться в комнату специальной связи. По первой линии ведутся порой беседы, не предназначенные для посторонних ушей, и мы вынуждены заботиться о секретности.
– Мы пойдем с вами, – заявила Ника. Шерман метнул в ее сторону суровый взгляд, но кивком подтвердил ее требование.
– Это невозможно. Вас туда просто не пустят. Никого не пустят, кроме меня.
– Даже по вашему приказу? – осведомился Шер­ман.
– По моему приказу, конечно, пустят… Но вы здесь и так на особом положении. А если вы будете сопровождать меня везде вплоть до туалета, да я еще начну отменять ради вас установленные порядки…
– Вы тут главный, – сказала Ника.
– Да, но я тут не один. И вам, и мне невыгодно привлекать внимание к вашей миссии. Это может выйти боком… Да и в чем, собственно, дело? Вызов по первой линии – не ахти какое из ряда вон событие.
– Ладно. – Шерман махнул рукой. – Вернетесь и расскажете.
– Может быть, – холодно произнес Довгер, – вам стоит ввести утренние аудиенции, на которых я буду докладывать вам о каждом своем шаге?
– Может быть. Это смотря какие шаги…
Уничтожающе взглянув на Шермана, Довгер вы­шел.
– Зря ты не настоял, – проговорила Ника. – Мало ли что…
– Да ведь он в принципе прав. Нам неплохо бы сидеть тут потише, пока я не сделаю то, ради чего мы сюда приехали…
– А кстати, из-за чего мы сюда приехали? – Ника прищурилась, закуривая новую сигарету.
Шерман отодвинул лежавший перед ним чертеж:
– Послушай…
– Что «послушай»? Не пора ли тебе быть более откровенным со мной? Я просила тебя рассказать о проекте «Мельница», просила рассказать о цели нашей поездки и что получила?
– Просто я еще не решил…
– Ну да? В постели ты был намного решительнее.
– Во-первых, все сказанное в этом кабинете наверняка записывается на пленку…
– Не думаю, раз Довгер так с нами говорил. Если записывается, то самим Довгером или теми его людьми, кто в курсе. И что такого неизвестного им о проекте «Мельница» ты мог бы мне сообщить?
– Ничего, но… Чем меньше разговоров…
– Здесь? Ну пусть… А раньше? Как надоели эти тайны мадридского двора, в которых ни для кого, кроме меня, нет никаких тайн!
– Я беспокоюсь только о тебе. Есть вещи, которые…
– Которые не надо знать легкомысленным, болтливым девчонкам?
– Перестань. Вещи, которые лучше бы никому на Земле не знать…
«Кроме тебя, великого и неповторимого», – собиралась уже съязвить Ника, но эти слова так и не были произнесены. Они остались несказанными, потому что Нику поразила искренняя, глубинная боль, прозвучавшая в голосе Шермана.
8
Диана вытащила видеокассету из плеера так брезгливо, будто держала дохлую крысу, и с отвращением швырнула на стол.
– Какая тоска, – по-немецки пожаловалась она Фолкмеру. – От этой подводной жизни я лишусь рассудка.
– Вам ли плакать? – невесело усмехнулся тот. – Вам доставляют все, что вы заказываете: кассеты, диски, книги, журналы, деликатесы, шампанское… А вскоре вас ждет свобода.
К наружной стене комнаты или каюты, где перебрасывались репликами Диана и Фолкмер, был притиснут узенький диванчик, не шире спальной полки в вагоне поезда дальнего следования. Присев на его край, Диана втолкнула в плеер новую кассету. Под романтические рулады саксофона Кении Джи на экране сменялись восхитительные ландшафты видового фильма «Наша планета Земля».
– Скажите мне, Йохан, – задумчиво произнесла Диана, глядя на проплывающие кадры горных вершин, – вот сейчас, когда все ваши планы рухнули…
– Вы уверены, что они рухнули? – живо отреагировал Фолкмер.
– Ну, ведь этот загадочный англичанин…
– А почему вы решили, что он англичанин?
– Он назвался Джоном Шерманом. Англичанин или американец, но я стою за англичанина. В его внешности, манере держаться есть что-то такое… лондонское.
– Лондонское! – повторил Фолкмер так, словно услышал о Лондоне впервые в жизни. – Англичанин, который владеет немецким лучше меня, а русским, подозреваю, не хуже вас…
– Вы находите что-то необычное в знании нескольких языков?
– Да нет, но… Вы видели, как он отобрал у меня пистолет? Я во многих переделках бывал, приходилось и подраться, и пострелять. Выигрывал и проигрывал, но такого не помню. Ничего похожего. У этого парня буквально сверхъестественная реакция.
– Вы думаете, Йохан, – улыбнулась Диана, – что в лице Джона Шермана мы столкнулись со сверхъестественной силой?
– Не знаю, что и думать, – признался Фолкмер. – Этот Джон Шерман, или Комлев, или как там его зовут… Может быть, он и англичанин, но я бы не удивился, узнав, что он прибыл из Атлантиды или мистического королевства Шангри-Ла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49