С бака открывалось блестевшее впереди Азовское море. Мы вышли на траверс Ейска примерно в пятидесяти километрах от него. Если присмотреться, можно было различить песчаную косу, далеко убегавшую в море. Скорее всего, это и есть Долгая – несостоявшаяся цель нашего сегодняшнего путешествия. Мы добрались до нее даже раньше, чем я ожидал – солнце только готовилось к закату, выкрасив небо в янтарный цвет. Теперь до границы рукой подать. Пара часов ходу, не больше. Если предположить, что генераторов невидимости хватит на три часа, хотя Дворжек обещал больше, то можно уже не бояться ракет, врубать поле и идти по визуальной навигации с использованием моего самодельного перископа. Но я решил сэкономить. Незачем использовать невидимость раньше, чем радар зафиксирует ракетный пуск или заслон из винд-шипов. Хотя, понятное дело, тревога по протоколу «Гусиная стая» объявлена по всему побережью. Не часто НЛО начинают палить из сверхмощных плазменных пушек вместо того, чтобы висеть себе в небе спокойно светящимся облачком. Но я надеялся на присущие вооруженным силам трения между родами войск. С точки зрения ракетчиков мы уходили от Ейска, причем в сторону границы. Понятное дело, что арабы. Какие-то особые арабы, не пальцем деланные, но кому еще придет в голову рваться из Империи с таким рвением? А поскольку непосредственной угрозы городу мы не представляли, то канониры могли махнуть рукой и не тратить ракеты. Просто сплавить нас на попечение флотских, чьи винд-шипы стоят в каких-то восьмидесяти километрах к югу. А вместе с нами свалить на них и ответственность за прорыв границы. С сухопутных станется.
С флотскими же надо держать ухо востро, с ними даже невидимость дает мало гарантий на успех прорыва. Поэтому я считал необходимым использовать все средства для того, чтобы обезопасить себя при проходе самой границы, не надеясь только на маскировочное поле. Перво-наперво я велел начать снижение. Пусть диспетчеры на радарах поломают голову над поведением странной цели. Затем приказал сменить галс и двинуться почти противоположным курсом на северо-восток. Потому что если двигаться прежним, не меняя его, можно дать лишний шанс флотским банально высчитать нашу траекторию и подтянуть дополнительные корабли к предполагаемой точке прорыва. А так они даже не знают, собираемся мы прорываться или просто исследуем приграничную зону, или же, напротив, ждем прорыва с арабской стороны, чтобы поддержать его огнем своих пушек. Я представил, как кипят сейчас у капитанов мозги в попытке предсказать наши действия. Ничего, не выкипят. От мыслительной деятельности ум только развивается. Заодно смена курса взбодрит ракетчиков, а флотским даст возможность свалить всю ответственность на сухопутных.
Пройдя километров пять, я принял решение включить поле, на этот раз надолго, потом поменять галс и лечь на прежний курс. При нашей скорости заряда в генераторах невидимости должно хватить на прорыв. Даже с учетом неучтенных заранее включений.
Выполнив поворот фордевинд, мы поймали в паруса попутный северный ветер и полным ходом пошли на юг. Нас окружала полная темнота искривленных полем световых лучей, так что закатом мы могли любоваться только на мониторе ходового планшета, куда попадало изображение с моего импровизированного перископа. Пусть теперь диспетчеры, канониры и капитаны винд-шипов ломают голову: куда мы делись и каким курсом идем. Ну и пусть ломают – с их точки зрения, мы могли взять курс на любой из трехсот шестидесяти румбов. Чувство пусть и временной безопасности охватило меня, несмотря на окружавшую «Борей» черную бездну. К ней, как и ко всему, можно привыкнуть, а вот ракетная атака из Ейска вымотала меня изрядно. Наверняка появится пара седых волос, хотя я к ним не очень-то расположен. К ракетным атакам тоже можно привыкнуть, привыкают ведь к ним канониры, да и не к таким, а к гораздо более жестким. Но я-то не канонир. Пусть канониры хоть раз сходят в рукопашную с арабами или десантируются с корабля под массированным обстрелом. Для меня это привычно, а вот как вымотаются они, я бы посмотрел. Хотя на них-то мне глупо затаивать зло. Ну, долбанули ракетами. Имели право. Откуда им знать, что мы собираемся спасти всю средиземноморскую цивилизацию? Они и об опасности не знали, не ведали. А если бы и узнали о злобном демоне из старинной лампы, повертели бы пальцем у виска. Я бы тоже повертел недельку назад. Но все меняется. Изменилось в башке и у меня.
На самом деле, к лирике я был склонен еще меньше, чем к седым волосам, поэтому долго в этих размышлениях вариться не стал, а принялся строить в уме планы дальнейших действий. Как и положено винд-труперу.
Только с наступлением сумерек я заметил на мониторе ходовые огни винд-крейсера. Он висел в двух километрах над морем в дрейфе, почти без парусов. А те, что имелись, помогали ему находиться в намеченной точке пространства, медленно перемещаясь галсами из стороны в сторону. Уж насколько я привычен к этому зрелищу, а все равно оно впечатляло. Особенно с учетом того, что в данный момент корабль представлял не силы поддержки, а находился, как говорится, по другую сторону баррикады. Ничего удивительного, что тяжелые винд-крейсера и скоростные парусные эсминцы вызывали у арабов совершенно животный ужас пополам со звериной завистью. Но эта техника была слишком сложна для представителей народа, стремящегося, причем вполне успешно, вернуться к средневековью. Теоретически они могли бы найти бывшего винд-мастера, и даже двух-трех, заставить их под пытками выдать необходимую информацию… Но только теоретически. Не могу себе представить винд-мастера, дающего арабам уроки парусного мастерства и учащего обращаться с высокотемпературными крупнокалиберными орудийными батареями. Не говоря уж о системах навигации. Именно поэтому военно-воздушные силы Объединенного Халифата по сей день ограничены всевозможными турбо-гравами. Воин Объединенного Халифата, подобно вымершим пару сотен лет назад индейцам, хорош лишь в одном физиологическом состоянии. А меня всю жизнь только и учили вводить их в это замечательное для них состояние. Так что я с арабами был настоящим симбиотиком – мы были необходимы друг другу. И хотя они, из-за жуткой антисанитарии в городах Халифата, сами по себе дохли десятками тысяч, но я, как человек честный, просто обязан им помочь кратчайшим путем добраться до их халифатского рая.
Но какие же все-таки лихие повороты выделывает порою судьба! Вот и я теперь думал не о том, как подать сигнал на винд-крейсер, чтобы получить огневую поддержку, а усиленно рассуждал, как пробраться мимо него незамеченным.
Через несколько минут впереди, чуть ниже крейсера, вспыхнули огни лидера эсминцев. Судя по обводам, это был «Бравый» – не самый новый проект, но нам бы хватило его одного за глаза и за уши, окажись мы обнаружены. По флангам от лидера я разглядел еще неподсвеченные эсминцы. В случае огневого контакта с этой группой тягаться было бы бессмысленно. Я и не собирался. Но имелось одно обстоятельство, не дававшее мне покоя. Я боялся ультразвуковых сонаров. Именно боялся, тут комплексовать нечего. У меня, признаться, ладони повлажнели от холодного пота, когда я думал о том, что звук, в отличие от электромагнитного излучения, нашим замечательным вакуум-полем не искривлялся. И стоило нам попасть в зону действия сонара и проявиться на мониторе одного из кораблей, как всем на нашу невидимость станет плевать. Не уверен насчет сухопутных, но за флотских ручался – они не то что с невидимкой, они с самим дьяволом готовы сразиться, поступи прямой приказ на его уничтожение. Да и за примером далеко ходить не надо. Не я ли сам без всякой психологической подготовки вступил в схватку с лесным демоном? Ну, неприятно было, но не до такой степени, чтобы наложить в штаны.
Слева по курсу, милях в шести, виднелась еще одна группа кораблей во главе с крейсером, и справа по курсу тоже, только чуть ближе. Фактически этот сектор границы был перекрыт наглухо, причем перекрыт не только в военном плане, что само собой разумеется, но и в плане психологическом – любому воину Халифата было понятно с детства, что соваться сюда – один из самых простых и безболезненных способов самоубийства.
– Надо подняться как можно выше, – глянул я на Игоря. – Ультразвуковые сонары на винд-шипах используются для локации рельефа под днищем и очень редко ультразвуком прощупывают пространство вокруг. Незачем, обычные локаторы в этом плане куда эффективнее.
– Километра на четыре поднимемся без труда. Дальше сложнее – объем антигравитационных приводов, сам понимаешь.
Я понимал. Кому придет в голову устанавливать на круизере крупнообъемный привод Шерстюка? Туристы предпочитают любоваться видами суши сверху, а не облаками, проплывающими под днищем. С высоты четырех тысяч метров и без облаков мало что разглядишь.
Скорость сбавлять нельзя – мы ограничены по времени утекающей энергией генераторов невидимости, поэтому подъем получился крутым. Я еще давно заметил, что быстрый взлет на пятьдесят метров вызывает в ушах неприятные ощущения от падения давления. Приходится сглатывать, иначе перепонки болят. А тут надавило куда серьезнее – только успевай сглатывать через каждые пятьдесят метров подъема.
Винд-шипы неумолимо надвигались. Благо мы уже выровняли эшелон с крейсером, когда приблизились к нему на опасное расстояние. Вся команда «Борея», включая меня, прильнула к монитору ходового планшета. Это был крейсер «Гнев Патриарха» с шестью высокотемпературными батареями и двумя башнями главного калибра, способными с одного выстрела залить огнем пару десятков городских кварталов на расстоянии пятидесяти километров. Он чинно висел в сгущающихся сумерках в сиянии бортовых огней. Уж ему точно не было никакой необходимости в маскировке. На центральной решетчатой мачте вертелся, переливаясь, блок кристаллов основного локатора. Я физически ощущал, как зорко прочесывает пространство его луч. Мы двигались в каких-то двухстах метрах от правого борта зависшей в небе громады, продолжая подниматься. Остальные корабли группы разместились эшелонами ниже, так что нарваться на ультразвуковые сонары мы не могли. Умом мы все это понимали, иначе и не сунулись бы, но вот тело все равно чуть знобило от страха.
Лидер эсминцев совершал под нами эволюции на неполной парусности, и вдруг начал подниматься почти с такой же скоростью, как и мы. У меня сердце замерло – я прекрасно понимал, что объема его антигравитационных приводов с лихвой хватит, чтобы удержать корабль на десятикилометровой высоте. Нам же и четыре тысячи метров – много. Стоит ему подняться выше нас, и мы неминуемо попадем на экраны его сонаров, что означало бы неминуемую необходимость сдачи в плен. Моментально. В противном случае остатки яхты и до земли долететь не успеют.
– Мы можем подниматься быстрее? – спросил я.
– Нет, – покачал головой Антон. – И так привод трещит.
Помимо воли, мысль у меня заработала в поисках вариантов спасения. Что делать, если эсминец нас обгонит на подъеме? Ничего. Под таким огнем, какой может обеспечить эсминец, не говоря о всей группе, не спасешься, даже десантировавшись на пара-кайте.
Стараясь подавить охватившую меня тревогу, я подумал и еще в одном направлении. В случае прорыва, впереди нас ждал ничейный, по большому счету, корабль, не уступающий по техническим характеристикам угрожавшему нам эсминцу. Это была цель. Большая цель для беглого каторжника. Потому что, независимо от миссии Института, мечта о пиратстве на вражеской территории зажгла не только Жесткого, но и меня.
Несмотря на активный подъем эсминца, я был уверен, что нас никто пока не заметил. Иначе события развивались бы по другому сценарию. В ушах продолжало потрескивать. Мы поднялись уже на полных три километра и выдвинулись более чем на полкилометра за пределы Империи. Эсминец продолжал совершать эволюции, вышел на крутой бакштаг, сменил галс на левый и начал потихоньку удаляться от нас. У всех отлегло от сердца, но напряжение не спало, пока мы не удалились километра на три вглубь нейтральной территории. Благо, на высоте три тысячи пятьсот метров нас подхватил более сильный ветер. Мы распустили косые паруса и набрали очень приличный ход. Но даже когда группа винд-шипов с зависшим на пятикилометровой высоте эсминцем скрылась из виду, я остерегался выключать поле невидимости, боясь попасть под луч радара. Могут ведь долбануть и вслед.
– Заряда в генераторах вакуум-поля осталось чуть больше, чем на час, – напряженно произнес Дан, забравшись на мостик. – А ведь могут и впереди возникнуть непредвиденные ситуации.
Я постарался взглянуть на положение вещей здраво. Ни один заряд, кроме лазера, не сможет поразить нас моментально. Значит, маскировку выключить можно, но за радаром придется следить неусыпно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
С флотскими же надо держать ухо востро, с ними даже невидимость дает мало гарантий на успех прорыва. Поэтому я считал необходимым использовать все средства для того, чтобы обезопасить себя при проходе самой границы, не надеясь только на маскировочное поле. Перво-наперво я велел начать снижение. Пусть диспетчеры на радарах поломают голову над поведением странной цели. Затем приказал сменить галс и двинуться почти противоположным курсом на северо-восток. Потому что если двигаться прежним, не меняя его, можно дать лишний шанс флотским банально высчитать нашу траекторию и подтянуть дополнительные корабли к предполагаемой точке прорыва. А так они даже не знают, собираемся мы прорываться или просто исследуем приграничную зону, или же, напротив, ждем прорыва с арабской стороны, чтобы поддержать его огнем своих пушек. Я представил, как кипят сейчас у капитанов мозги в попытке предсказать наши действия. Ничего, не выкипят. От мыслительной деятельности ум только развивается. Заодно смена курса взбодрит ракетчиков, а флотским даст возможность свалить всю ответственность на сухопутных.
Пройдя километров пять, я принял решение включить поле, на этот раз надолго, потом поменять галс и лечь на прежний курс. При нашей скорости заряда в генераторах невидимости должно хватить на прорыв. Даже с учетом неучтенных заранее включений.
Выполнив поворот фордевинд, мы поймали в паруса попутный северный ветер и полным ходом пошли на юг. Нас окружала полная темнота искривленных полем световых лучей, так что закатом мы могли любоваться только на мониторе ходового планшета, куда попадало изображение с моего импровизированного перископа. Пусть теперь диспетчеры, канониры и капитаны винд-шипов ломают голову: куда мы делись и каким курсом идем. Ну и пусть ломают – с их точки зрения, мы могли взять курс на любой из трехсот шестидесяти румбов. Чувство пусть и временной безопасности охватило меня, несмотря на окружавшую «Борей» черную бездну. К ней, как и ко всему, можно привыкнуть, а вот ракетная атака из Ейска вымотала меня изрядно. Наверняка появится пара седых волос, хотя я к ним не очень-то расположен. К ракетным атакам тоже можно привыкнуть, привыкают ведь к ним канониры, да и не к таким, а к гораздо более жестким. Но я-то не канонир. Пусть канониры хоть раз сходят в рукопашную с арабами или десантируются с корабля под массированным обстрелом. Для меня это привычно, а вот как вымотаются они, я бы посмотрел. Хотя на них-то мне глупо затаивать зло. Ну, долбанули ракетами. Имели право. Откуда им знать, что мы собираемся спасти всю средиземноморскую цивилизацию? Они и об опасности не знали, не ведали. А если бы и узнали о злобном демоне из старинной лампы, повертели бы пальцем у виска. Я бы тоже повертел недельку назад. Но все меняется. Изменилось в башке и у меня.
На самом деле, к лирике я был склонен еще меньше, чем к седым волосам, поэтому долго в этих размышлениях вариться не стал, а принялся строить в уме планы дальнейших действий. Как и положено винд-труперу.
Только с наступлением сумерек я заметил на мониторе ходовые огни винд-крейсера. Он висел в двух километрах над морем в дрейфе, почти без парусов. А те, что имелись, помогали ему находиться в намеченной точке пространства, медленно перемещаясь галсами из стороны в сторону. Уж насколько я привычен к этому зрелищу, а все равно оно впечатляло. Особенно с учетом того, что в данный момент корабль представлял не силы поддержки, а находился, как говорится, по другую сторону баррикады. Ничего удивительного, что тяжелые винд-крейсера и скоростные парусные эсминцы вызывали у арабов совершенно животный ужас пополам со звериной завистью. Но эта техника была слишком сложна для представителей народа, стремящегося, причем вполне успешно, вернуться к средневековью. Теоретически они могли бы найти бывшего винд-мастера, и даже двух-трех, заставить их под пытками выдать необходимую информацию… Но только теоретически. Не могу себе представить винд-мастера, дающего арабам уроки парусного мастерства и учащего обращаться с высокотемпературными крупнокалиберными орудийными батареями. Не говоря уж о системах навигации. Именно поэтому военно-воздушные силы Объединенного Халифата по сей день ограничены всевозможными турбо-гравами. Воин Объединенного Халифата, подобно вымершим пару сотен лет назад индейцам, хорош лишь в одном физиологическом состоянии. А меня всю жизнь только и учили вводить их в это замечательное для них состояние. Так что я с арабами был настоящим симбиотиком – мы были необходимы друг другу. И хотя они, из-за жуткой антисанитарии в городах Халифата, сами по себе дохли десятками тысяч, но я, как человек честный, просто обязан им помочь кратчайшим путем добраться до их халифатского рая.
Но какие же все-таки лихие повороты выделывает порою судьба! Вот и я теперь думал не о том, как подать сигнал на винд-крейсер, чтобы получить огневую поддержку, а усиленно рассуждал, как пробраться мимо него незамеченным.
Через несколько минут впереди, чуть ниже крейсера, вспыхнули огни лидера эсминцев. Судя по обводам, это был «Бравый» – не самый новый проект, но нам бы хватило его одного за глаза и за уши, окажись мы обнаружены. По флангам от лидера я разглядел еще неподсвеченные эсминцы. В случае огневого контакта с этой группой тягаться было бы бессмысленно. Я и не собирался. Но имелось одно обстоятельство, не дававшее мне покоя. Я боялся ультразвуковых сонаров. Именно боялся, тут комплексовать нечего. У меня, признаться, ладони повлажнели от холодного пота, когда я думал о том, что звук, в отличие от электромагнитного излучения, нашим замечательным вакуум-полем не искривлялся. И стоило нам попасть в зону действия сонара и проявиться на мониторе одного из кораблей, как всем на нашу невидимость станет плевать. Не уверен насчет сухопутных, но за флотских ручался – они не то что с невидимкой, они с самим дьяволом готовы сразиться, поступи прямой приказ на его уничтожение. Да и за примером далеко ходить не надо. Не я ли сам без всякой психологической подготовки вступил в схватку с лесным демоном? Ну, неприятно было, но не до такой степени, чтобы наложить в штаны.
Слева по курсу, милях в шести, виднелась еще одна группа кораблей во главе с крейсером, и справа по курсу тоже, только чуть ближе. Фактически этот сектор границы был перекрыт наглухо, причем перекрыт не только в военном плане, что само собой разумеется, но и в плане психологическом – любому воину Халифата было понятно с детства, что соваться сюда – один из самых простых и безболезненных способов самоубийства.
– Надо подняться как можно выше, – глянул я на Игоря. – Ультразвуковые сонары на винд-шипах используются для локации рельефа под днищем и очень редко ультразвуком прощупывают пространство вокруг. Незачем, обычные локаторы в этом плане куда эффективнее.
– Километра на четыре поднимемся без труда. Дальше сложнее – объем антигравитационных приводов, сам понимаешь.
Я понимал. Кому придет в голову устанавливать на круизере крупнообъемный привод Шерстюка? Туристы предпочитают любоваться видами суши сверху, а не облаками, проплывающими под днищем. С высоты четырех тысяч метров и без облаков мало что разглядишь.
Скорость сбавлять нельзя – мы ограничены по времени утекающей энергией генераторов невидимости, поэтому подъем получился крутым. Я еще давно заметил, что быстрый взлет на пятьдесят метров вызывает в ушах неприятные ощущения от падения давления. Приходится сглатывать, иначе перепонки болят. А тут надавило куда серьезнее – только успевай сглатывать через каждые пятьдесят метров подъема.
Винд-шипы неумолимо надвигались. Благо мы уже выровняли эшелон с крейсером, когда приблизились к нему на опасное расстояние. Вся команда «Борея», включая меня, прильнула к монитору ходового планшета. Это был крейсер «Гнев Патриарха» с шестью высокотемпературными батареями и двумя башнями главного калибра, способными с одного выстрела залить огнем пару десятков городских кварталов на расстоянии пятидесяти километров. Он чинно висел в сгущающихся сумерках в сиянии бортовых огней. Уж ему точно не было никакой необходимости в маскировке. На центральной решетчатой мачте вертелся, переливаясь, блок кристаллов основного локатора. Я физически ощущал, как зорко прочесывает пространство его луч. Мы двигались в каких-то двухстах метрах от правого борта зависшей в небе громады, продолжая подниматься. Остальные корабли группы разместились эшелонами ниже, так что нарваться на ультразвуковые сонары мы не могли. Умом мы все это понимали, иначе и не сунулись бы, но вот тело все равно чуть знобило от страха.
Лидер эсминцев совершал под нами эволюции на неполной парусности, и вдруг начал подниматься почти с такой же скоростью, как и мы. У меня сердце замерло – я прекрасно понимал, что объема его антигравитационных приводов с лихвой хватит, чтобы удержать корабль на десятикилометровой высоте. Нам же и четыре тысячи метров – много. Стоит ему подняться выше нас, и мы неминуемо попадем на экраны его сонаров, что означало бы неминуемую необходимость сдачи в плен. Моментально. В противном случае остатки яхты и до земли долететь не успеют.
– Мы можем подниматься быстрее? – спросил я.
– Нет, – покачал головой Антон. – И так привод трещит.
Помимо воли, мысль у меня заработала в поисках вариантов спасения. Что делать, если эсминец нас обгонит на подъеме? Ничего. Под таким огнем, какой может обеспечить эсминец, не говоря о всей группе, не спасешься, даже десантировавшись на пара-кайте.
Стараясь подавить охватившую меня тревогу, я подумал и еще в одном направлении. В случае прорыва, впереди нас ждал ничейный, по большому счету, корабль, не уступающий по техническим характеристикам угрожавшему нам эсминцу. Это была цель. Большая цель для беглого каторжника. Потому что, независимо от миссии Института, мечта о пиратстве на вражеской территории зажгла не только Жесткого, но и меня.
Несмотря на активный подъем эсминца, я был уверен, что нас никто пока не заметил. Иначе события развивались бы по другому сценарию. В ушах продолжало потрескивать. Мы поднялись уже на полных три километра и выдвинулись более чем на полкилометра за пределы Империи. Эсминец продолжал совершать эволюции, вышел на крутой бакштаг, сменил галс на левый и начал потихоньку удаляться от нас. У всех отлегло от сердца, но напряжение не спало, пока мы не удалились километра на три вглубь нейтральной территории. Благо, на высоте три тысячи пятьсот метров нас подхватил более сильный ветер. Мы распустили косые паруса и набрали очень приличный ход. Но даже когда группа винд-шипов с зависшим на пятикилометровой высоте эсминцем скрылась из виду, я остерегался выключать поле невидимости, боясь попасть под луч радара. Могут ведь долбануть и вслед.
– Заряда в генераторах вакуум-поля осталось чуть больше, чем на час, – напряженно произнес Дан, забравшись на мостик. – А ведь могут и впереди возникнуть непредвиденные ситуации.
Я постарался взглянуть на положение вещей здраво. Ни один заряд, кроме лазера, не сможет поразить нас моментально. Значит, маскировку выключить можно, но за радаром придется следить неусыпно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49