Белый неровный мох дергался под
нашими ногами.
- Он здесь, - говорил на бегу Георгий. - Я вижу его.
- Он мог улететь прямо.
- Он здесь.
- Разведчик?
- У поганца другая цель.
- Скорей! - Георгий протянул мне руку. Наконец мы выскочили на поляну
и увидели машину. Около стоял моут и обнюхивал пузырь кабины. Морщины на
лбу зверя двигались, в глазах была серая голодная тоска.
Мы проскочили под его брюхом. Я обернулся и увидел - он обнюхивает
свой живот.
- А если... прилетят... другие.:: другие? - спрашивал я: Аргус не
отвечал. Еще просвет в деревьях. Ага, поляна...
В середине круга красных деревьев,-шелестящих ветками, плясал человек.
Он бил ногами, работал руками, вскидывая их вверх. Он подскакивал,
приседал, вскрикивал:
- Их-хо!.. Их-хо!..
Это был очень толстый мужчина. Его рыхлые телеса тряслись, белые
волосы растрепались. Ему было тяжело и жарко плясать.
Мы подошли ближе - мужчина плясал, закрыв глаза. Лицо его было
измучено, багрово. Но видно - ему и мучительно, и приятно. Пляска была
дикого, исступленного темпа, ее только и танцевать одному в тайном месте.
Толстяк открыл глаза и взлетел.
Он летел, загребая воздух руками, вытягивая ноги, изгибая туловище,
прижимаясь к незримому. Я знал - это ерунда, карманный антиграв, но страх
поднимался во мне, я ощутил свои волосы.
Толстяк увидел нас. Он подлетел и погнался за Георгием.
Тот отступал, а плясун, легкий, словно пузырь, налетал и налетал,
дребезжа мелким, гадостным смехом.
- Дрянь! - вскрикнул Георгий и ударил его. Толстяк упал. Он лежал на
мхе, разбросав руки, а белый дым неторопливо покидал его.
Он был велик и плотен, этот дым. Казалось, на поляне сожгли дымовую
шашку и ветер несет столб ее дыма (а ветра-то не было). Толстяк лежал и не
шевелился. Георгий схватил его за волосы и поднял голову. И вдруг стал бить
его по щекам.
Он бил легонько и размеренно ладонью, сначала по правой, затем по
левой щеке. Шлепки разносились в тишине.
Наконец, толстый мужчина оттолкнул руку Георгия и сел.
Он посмотрел на нас. Глаза его были светлые кругляшки на красном лице.
Под глазами черные тени, передние зубы выставились.
- Ребята, - сказал он, помолчав. - Я вас не знаю.
Мы с Георгием молчали.
- Эй, а тебя я видел, - сообщил он, подумав, Георгию. - Где я мог тебя
видеть? Такая же была синяя морда, такой же серьезный.
- Зачем прив„з дым? - спросил Георгий.
- Что, захотелось? Так валяй, это сладостно.
- Как звать? - спросил Георгий.
- Эдвард Мелоун.
- Послужной список?
- Крон на Мюриэле, Глен на Люцифере.
- Помню, на Мюриэле ты был помощником Крона. А здесь?
- Правлю роботами. А я вас видел, видел... А-а, так вы Звездный Аргус.
Ящички, звездочки, мотаетесь по планетам, житье ваше проклятое.
- Взялся за старое?
- Аргус, я человек и все человеческое...
- Тим, он человек. Для чего Штохл назначил тебя управляющим?
- Он еще и спрашивает! - всплеснул толстяк руками. - Да мы все там
управители: кто универсальных роботов, кто специализированных... Шарги
правит червецами, изучает почву, Курт заведует прыгунами. И так далее.
- Где Глен?
- Опочил, вы знаете.
- Верно! А что с тобой будет, ты знаешь?
- Не запугивай, - быстро сказал толстяк. - Прощают до трех раз, у меня
резерв.
И здесь я увидел ухмылку Аргуса. Губы его раздвинулись, лоб исчеркали
морщины, зрачки сжались в две крохотные горящие точки. Он скользнул по мне
взглядом, просто повернул голову - я ощутил болезненный ожог на лице. Я
понял (видя рядом Аргуса и Мелоуна): сейчас, здесь, он уже и нечеловек.
- Третьего раза не будет. Тим, уведи ублюдка и пришли Ники.
Мелоун замотал головой: нет, не пойду. Георгий взял его физиономию за
углы челюстей и подержал немного. И поглядел - глаза-в глаза. Мелоун затих,
и Георгий отправил нас к плоту.
Порочный тип едва тянул за собой ноги. Я обвязал его шнуром, включил
напоясный антиграв. Такого, летучего, стал буксировать за собой.
От деревьев, оберегая свою ударяющуюся голову, тот отталкивался
руками, кусающихся двуголовок пинал.

АРГУС
Вот чего им не видно - ускорения моего личного времени.
Медлительность совершающегося вокруг изумляла и злила меня. В своем
новом времени я увидел надвигающегося крылатого робота. Он выполз из-за
макушек деревьев, вошел в прицел ружья и приклеился к его перекрестью. И не
желал двигаться дальше. Я, прижимая спуск, послал в него три ракеты - в
двигатель, в правое, в левое крыло. Потом оглядел обломки и обнаружил, что
робот здешний, на своих деталях не имел клейма, а в состав металла входил
люциферий (элемент виделся мне дрожащей радужкой).
Я спросил, что мне делать. И Аргус-3 сказал о судьбе экспедиции Крона,
сгубленной Белыми Дымами, и советовал побывать на здешних болотах,
прилегающих к плато. Но были неожиданностью ракета и случайность, давшая
мне в руки минискарпа.
А теперь нужно ударить по Штохлу, ударить как молния.
Я знал, тот все проверил, всюду побывал: у дома и в лесу. Пропажа
нашей компании встревожила бы Всесовет, ее следовало притемнить. Скажем,
организовать нападение моута.
Штохл... Я вижу его спускающегося между деревьями.
Его скарп опускается легко, как перышко. Машину ведет многоножка. Я
вижу, многоножка покрыта розовым пластиком.
Сам Штохл одет в легкий скафандр. Под защитой маски брезгливы его
губы.
Я вижу - он идет по лесу, и рядом с ним бегут два малых робота. Их
оружие - огнеметы.
Он ходит около дерева, пиная брошенные консервные банки, и угадывает
все, кроме направления. Я знаю, ему не придет в голову, что мы тащимся по
болотам, он решит, что мы идем, выбирая приятный путь.
Там он расставил засады.
Я вижу роботов, шатающихся в джунглях. Они ищут нас.
Но где мысль Штохла? Я зову ее, а ловлю пустоту. Исчезла, стала
невидимой.
Штохл, откликнись! Ау-у... Вот, Аргус-9 говорит о экранизации мозга.
Штохл загородился от меня? Пусть! Я думаю о Законе и силе его, вошедшей в
меня... Является Ники. Мы сходили с ним на поляну, к болоту. Несколько
дымных столбов поднялись из воды и привычно двинулись к нам.
Ники ударил ракетой. Вода с шипением и грохотом взлетела.
Клуб пара окутал дерево. Упал вниз слизняк, помутнел и умер.
Пар улетел к низким тучам и соединился с ними.
Уцелевшие Дымы удалялись медленно, с обиженным достоинством. В них нет
хищной быстроты первого дыма, они ручные, их сюда прчивез Мелоун.
А первый? Он одичал? Местный? Это пусть решает Тим.
Я же осмотрел следы. Нет, здесь бывает не один толстяк. Следы разные -
легкие и тяжелые, новые и старые, мужские и женские. Итак, Дым. Тим, узнав
о нем все, ахнет! Все в космосе ахнут, узнав о Белом Дыме на планете
Люцифер. Он ключ к делам колонии. . А смерть Глена?
Мне надо увидеть его комнату, любимые его штучки, которые он держал в
руках. Я подержу их, почувствую холодок металла, теплоту дерева, безликость
пластмассы. И увижу...
Много чего я увижу.
Итак, следы. Все, кто бывал, гостил у Белых Дымов, оставили печать:
оттиск сапога, сломанную ветку, сорванный диет.
Вот флакон из-под таблеток, валяется носовой платок, его жует плесень.
Беру платок - плесень обиженно вздрагивает. Она похожа на лиловую
кошку необыкновенной пушистости. Платок... Инициалы М. Г. (Мод Глен). Она
полная блондинка, медлительная, слегка картавит. Она говорит кому-то:
"Поспешим, не то Хозяин поднимет визг". И, торопясь, потеряла платок.
Кто такой хозяин? Как он визжит? Ники берет у меня платок и прячет в
сумку. Глен или Штохл выбирал место колонии? Чья это мысль: поселиться и
жить в пещерах?
- Что делать? - спрашиваю Аргусов.
- Торопись, - отвечают Голоса. - Бери новые знания.
- Какие?
Молчат. Ладно, сам догадаюсь. Мы уходим.
Ники идет впереди меня с ракетным ружьем. Движемся, так сказать, с
собственной артиллерией. Но там же моут.
Хоть бы он ушел, иначе Ники прихлопнет его.
И мне стало жаль эту гору нелепостей поведения, анатомии, внешнего
вида. Мне жаль всех моутов на свете - они ошибочны, они вымрут.
Но зверя нет. Он завалился спать в болотную жижу и походит на голый
островок.
Мы влезли в кабину скарпа. Странноватый запах. А-а, и здесь фиолетовая
плесень. Вон она, голубушка!
Я ногой соскабливаю ее с пола кабины и пинком выбрасываю наружу.
Теперь хорошо. Ники садится к управлению, кладет щупальца на клавиатуру.
Ракетное ружье стоит у его кресла. Придерживаю его, но не чувствую
человека, сделавшего ружье. Мне больше нравятся ружья Тимофея, его
старинные дробовики и пулевики. Они неудобны, слабо бьют, но ихто делали
люди, а не роботы.
Ники поднимает скарп и ведет его к скалам плато. Ведет предельно
осторожно, бороздит макушки деревьев.
Сейчас мы попадем в враждебное место. Страшно? Нет!
У меня уверенное состояние. Я словно бы стою у двери. Ее подпирают с
другой стороны, хотят закрыть, наваливаются - я же поставил ногу и держу ею
дверь. Мой вес, сцепление башмака с полом и законы рычага не дают ей
закрыться. А те, напирающие, выдыхаются и не могут понять, что дверь им не
закрыть. Но убедятся в этом.
Что же делать с колонией? Сохранить? Убрать? Стоп! Вот они, скалы.
Мы прячемся в макушках деревьев: идет враждебный скарп. Он заходит в
расщелину - там вход в подземелье.
Влететь с ним? Осмотреть плоскогорье?
- Плоскогорье, - бросаю я. Ники переваливает скалы, бороздя их днищем
скарпа. Он все делает верно, умница, так нас не приметят.
Пройдя строй деревьев и вспугнув узкокрылых блестящих ящериц, мы летим
над плато. Его выперли подземные силы, подняли камень вверх метров на
двести. Гранит, много известковых пород, легко размываемых водой. Отсюда и
пещеры.
Плоскогорье... Здесь нет болот, мало фауны. И вдруг мне захотелось
жить здесь в покое и сухости, гулять и радоваться отличным пейзажам.
Вот она, посадочная площадка. Заплывает красным мхом.
- Обратно!
Мы возвращаемся и снова ждем. Так нас караулила ракета.
На горизонте тучи готовят ночной ливень... Медузы, несомые ветром...
Хочу увидеть Тима. Вижу. Он и толстяк тесно сидят в палатке. Вокруг них
сгрудились собаки. Две из них положили свои морды на плечи Тима. Нм хорошо
вместе, то есть Тиму и собакам.
- Привет честной компании, - говорю им.
"Навязал монстра, - читаю я мысль Тима. - Сейчас он в остром приступе
откровенности. Такие полезные сведения. Что делать? Все ценное я уже
уловил".
- Заткни его.
"Смеешься. Кстати, он мне указал съедобного слизня. Похож вкусом на
солоноватое желе".
- Приятного аппетита. Двигайтесь-ка к плато.
Отключаюсь. Ощупываю себя, поправляю бронежилет.
Весьма потрепанная штука. Потертости, чиненая петля. В пистолете я
меняю обойму. Застегиваю шлем и зову Аргусов на совещание. Но шлем молчит,
и я дремлю вполглаза. Мне хорошо. Мерно - вверх и вниз - покачивается
скарп. То опускаются, то поднимаются верхушки деревьев - в белых цветах,
крупных, как суповые тарелки. Над ними вьются какие-то, с гудящими
крылышками.
...Очнулся. Небо белеет. Солнце уходит за скалы. Взлетают сумеречные
летающие штучки, те самые, что крутятся возле нашего дома. Но есть и
такие - во сне не снились. Кто их родил? Какая мама?
Необыкновенно фотогеничны! Эх, ловить бы их на матовое стекло камеры!
Это такое наслаждение, такая трудность.
Работая с Тимом, я увлекался фотосъемкой. В доме лежали мои альбомы.
Бывает, раскроешь и вытаскиваешь одно фото за другим. И под прибором зверье
оживает, шевелится, кричит.
...Вспыхнули колесики галактик. Вот и "Персей" - идет к Люциферу по
инерции. Но что это со звездами? А, Ники двинулся.
Он вышел из-за деревьев и пристроился в хвост серебристой машины. Мы
идем за нею, словно тень. Молодец Ники!
За этой серебристой машиной вошли мы в расселину, рядом с ней повисли
у шлюзов круглого входа, за ней прошли коридор., Он циклопически огромен, с
крутым уклоном вниз. По потолку его тянется светящаяся широкая полоса,
видны швы облицовочных плит. Я нажал кнопку прожектора: в его свете
зеркально вспыхнул скарп-проводник. Я увидел дремлющего в Кресле узкого в
плечах мужчину. Тело его испускало слабые волны. Голова в белом огромном
шлеме, словно гриб, сонно качалась на тонкой ножке шеи. Я беру из тюбика
мятную лепешку и кладу ее за щеку. Рассматриваю человека-гриба.
Кто он? Зачем ему этот до идиотизма огромный шлем?
Путь (и мятная лепешка) кончился в широком зале. В нем бегают роботы
типа Ники: одни принимают машины, другие моют их или торчат в кабинах,
выверяя механизмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11