Оправа служила для того, чтобы направлять
сигнал в глаза.
Только одну проблему Теллону и Уинфилду пришлось решать самим -
руками Эда Хогарта - проблему фокусировки лучей точно на зрительном нерве.
Но они справились и с этим, несколько изменив первоначальный план Теллона
- на край каждой пластмассовой радужки прикрепили металлическую пробку.
Идея заключалась в следующем: при каждом движении глаза будет меняться и
положение пробки, информацию о которой можно получить, создав внутри
оправы слабое магнитное поле. Затем эта информация поступает на вход
монокристаллического процессора, который, соответственно, переориентирует
лучи.
Но вот Теллон перешел к последнему этапу работы. Теперь нужно было
разработать устройства, которые переводили бы зрительную информацию на
язык клеток сетчатки. Теллон всецело отдался этой захватывающей
интеллектуальной задаче. Он почти не притрагивался к еде и сильно похудел.
Но в один прекрасный день месяц мечтательных размышлений закончился;
случилось это, когда он лежал под динамиками авторидера.
Он узнал Уинфилда по быстрому, нервному постукиванию трости, которой
старик еще пользовался, хотя и ходил с сонарным фонарем.
- Я должен с тобой поговорить, сынок, и немедленно. Извини, что
помешал, но это важно, - от волнения голос Уинфилда звучал хрипловато.
- Ладно, Док. А что стряслось? - Теллон спустил ноги на пол и, не
слезая с кушетки, отодвинулся подальше от рупора.
- Что стряслось? Черкасский! Ходят слухи, что он вышел из больницы.
- Ну и что? Здесь он меня не тронет.
- В том-то и дело, сынок. Говорят, что он пока еще не может выйти на
службу и договорился временно поработать здесь, в Павильоне. Чтобы, как он
выразился, "поправить здоровье на боевом посту". Понимаешь, что это
значит? Понимаешь, зачем он сюда едет?
Руки Теллона сами потянулись к лицу, пальцы мягко скользнули по
изгибам невидящих, пластмассовых глаз.
- Да, Док, - сказал он тихо. - Спасибо. Я знаю, зачем он едет.

7
Свет - неистовый и монотонный свет.
Боль - неистовая, монотонная боль!
Теллон сорвал с себя электроглаз и некоторое время, сжавшись, сидел,
ожидая, пока утихнет мучительная колющая боль. Если бы "шершень"
Черкасского не изувечил ему слезные железы, слезы у него текли бы ручьями.
Боль долго не утихала, а временами становилась чуть ли не сильней, чем в
начале. Это было похоже на отлив, когда море, как бы нехотя, отступает от
берега.
- Ну как, Сэм? Не легче? - Голос Хогарта звучал холодно и равнодушно
- это означало, что он встревожен.
- Не получается у нас, - Теллон покачал головой. - Что-то мы недоучли
с этим преобразователем. Сигналы, которые мы подаем на нерв, в корне
отличаются от тех, к которым он привык, и вызывают такую боль, что я даже
не могу настроиться.
- Мы взялись за большое дело, сынок, - грустно сказал Уинфилд. -
Возможно, даже слишком большое. В наших-то обстоятельствах!
- Да при чем тут это? Мы все делали правильно, но на последнем этапе
сплоховали. Единственное, что действительно трудно, - это синтезировать
клеточный код. Хотя и тут все вроде шло нормально. Я ведь прямо упивался
работой, пока не услышал, что сюда собирается наш друг Черкасский.
- Это просто слухи. Наш тюремный "телеграф" и раньше давал сбои.
- Возможно. Хотя правка это или нет - все равно. Теперь я не могу
сосредоточиться на работе. Я просто не в состоянии понять: то ли мы не
учли что-то действительно важное, то ли дело в каких-то мелочах.
Давайте-ка сделаем мне местную анестезию, чтобы боль хоть немного утихла,
а я тем временем посмотрю, что у нас получается.
- Не стоит. Так можно повредить зрительные нервы.
- Тогда чем же мы, черт побери, занимаемся? Мы угробили две недели,
пытаясь синтезировать сигнал, который каждая безмозглая тварь, плавает
она, летает или бегает, синтезирует безо всякого труда. Где твоя
справедливость. Господи?! - И тут Теллон вдруг испустил восторженный крик,
ибо некая мысль прожгла его сознание.
- Ну-ну, не надо так переживать, - смущенно остановил его Уинфилд. -
Ты знаешь, как на этой планете наказывают за богохульство.
- Я не богохульствовал. Док. Я знаю, где мы можем взять всю
зрительную систему. Весь набор целиком: палочки, колбочки, биполяры,
ганглии, глиальные клетки. Все в готовом виде! В готовом, понимаете? Бери
и пользуйся!
- Ну и где?
- Да тут же, у нас в мастерской. У Эда ведь с глазами все в порядке,
верно?
- Глаза у меня в порядке, - с тревогой заныл Хогарт. - И я, между
прочим, собираюсь и дальше ими пользоваться. Понял ты, упырь? Так что не
трогайте вы мои глаза!
- Не тронем, не тронем. Хотя они всегда с нами. Видишь ли, они
прямо-таки бомбардируют и нас, и все вокруг информацией. Причем как раз
той, что нам с доктором и нужна. Каждый твой зрительный нерв, каждое
волоконце в нем поливают нас электронами. Ты, Эд, работаешь как
мини-радиостанция. Или, если угодно, дискотека. А твой диск-жокей крутит
только одну мелодию - глиальный код.
- Моя мама была права, - задумчиво проговорил Хогарт. - Она всегда
говорила, что я далеко пойду.
- Похоже, ты в восторге, Сэм, - голос Уинфилда звучал отрезвляюще. -
Думаешь, на этот раз у нас получится?
- Считай, что уже получилось.
Четыре дня спустя, в тот час, когда заря едва-едва начинала
закрашивать тускнеющие звезды, Теллон впервые увидел Уинфилда.
Несколько минут он сидел совершенно неподвижно, смакуя это чудо -
возможность видеть - и чувствуя свое ничтожество рядом с громадой
человеческих достижений, на которой держался его триумф. Веками люди
исследовали сложнейший язык импульсов глиальных клеток, совершенствовали
роботов-сборщиков и миниатюрные сервоприводы, благодаря теоретической
кибернетике научились объединять в одном кварцевом кристалле миллиарды
электрических цепей и задействовать только те из них, что нужны именно
сейчас, даже не зная, что это за цепи...
- Ну, сынок? Мы готовы услышать самое худшее.
- Все в порядке. Док, он работает. Я могу тебя видеть. Беда только в
том, что я точно так же могу видеть себя самого.
Теллон хохотнул. Требовалось известное усилие, чтобы приспособиться к
этой противоестественной ситуации, когда тело твое находится в одном
месте, а глаза - в другом. Первое испытание нового электроглаза
происходило так: он и Уинфилд уселись рядышком в одном конце мастерской, а
Хогарт (которому было ведено не спускать с них глаз) - в другом. Теллон
даже с места не сдвинулся, однако, если верить его новым глазам, оказался
вдруг в противоположной части комнаты. И смотрел при этом и на Уинфилда, и
на самого себя.
Доктор удивительно походил на тот мысленный портрет, который раньше
нарисовал себе Теллон, - краснолицый седой старый великан. В одной руке он
сжимал трость, а голова его с прикрепленной к ней серой коробочкой
сонарного фонаря была настороженно поднята - так обычно держат ее слепые.
Теллон с любопытством оглядел себя. Его лицо за оправой электроглаза
казалось необычно длинным и как никогда задумчивым, а висевший мешком
коричневый комбинезон - униформа Павильона - наводил на мысль, что со
времени своего прибытия в тюрьму он сбросил фунтов пятнадцать. В остальном
же он выглядел как обычно. Это показалось Теллону поразительным (если
учесть, что он чувствовал). Затем взгляд его сам собой переместился на
Уинфилда; тот сидел с напряженно-сосредоточенным лицом и ждал, что скажет
Теллон.
- Не волнуйся. Док. Я же тебе сказал - он работает отлично. Простоя
никак не могу привыкнуть видеть себя таким, каким меня видят другие.
Уинфилд улыбнулся, но тут Теллон, задыхаясь, ухватился за стул -
мастерская, казалось, выскользнула из-под его ног, потом выровнялась и
поскакала мимо него.
- Не шевелись, Эд! - отчаянно вскрикнул он. - Не надо так прыгать. Я
ведь смотрю твоими глазами.
- Плевать, - сказал Хогарт. - Я хочу пожать тебе руку. Сперва у меня
были кое-какие сомнения насчет тебя, Сэм, но сейчас я вижу, что ты -
толковый парень. Хоть и учился в колледже.
- Спасибо, Эд. - Теллон зачарованно смотрел, как его собственное
изображение становится все больше и ближе, а у нижнего края поля зрения
мельтешат костыли Эда. Он протянул руку и заметил, что тот, другой Сэм
Теллон сделают то же самое. Наконец он увидел, как худая рука Хогарта,
появившись непонятно откуда, схватила его собственную. И в тот миг, когда
два незнакомца проделали все это на сцене, он ощутил прикосновение пальцев
к своей руке. Оно подействовало на него как электрический шок.
Теллон свободной рукой снял электроглаз, вернувшись в приветливую
темноту, и с трудом подавил тошноту. На секунду он полностью, потерял
ориентацию.
- Теперь твоя очередь, - сказал он, протянув электроглаз Уинфилду. -
Как только станет не по себе - снимай очки. И не слишком нервничай, если
начнешь чувствовать что-нибудь не то.
- Спасибо, сынок. Я почувствую то, что надо.
Пока доктор примерял электроглаз, Теллон оставался сидеть, так как
все еще испытывал легкое головокружение. Старик Уинфилд уже восемь лет как
лишился зрения и наверняка должен был пережить еще большой шок, чем
Теллон.
Электроглаз давал отличное качество изображения. Однако один момент
Теллон не проработал как следует - прибор видел в точности то же самое,
что и человек, чьи нервные импульсы он "похищал". С практической точки
зрения было бы разумнее иметь худшее по качеству изображение - но с
рецептора, находящегося прямо на оправе очков. С другой стороны, если
посадить на плечо какого-нибудь дрессированного зверька, скажем, белку...
- Ради Бога, Эд, - прогремел Уинфилд, - не мотай ты так своим
кочаном. А то у меня морская болезнь начнется.
- Что же это такое творится? - вознегодовал Хогарт. - Чья это голова
в конце концов? Пользуются моими глазами и даже "спасибо" не скажут. Вы
что, ее купили, что ли, мою голову?
- Не волнуйся, Эд, - утешил его Теллон. - Когда мы выжмем из нее все,
что можно, мы ее тебе вернем.
Хогарт засопел и, по своему обыкновению, принялся невнятно браниться
себе под нос. Уинфилд еще раз показал свое упрямство - хотя электроглаз он
носил не дольше, чем Теллон, но сразу же велел Хогарту подойти к окну и
начал указывать, куда смотреть. Теллон благоговейно слушал, как старик
шумно вздыхал, выражая тем самым свое одобрение, или грозным голосом
командовал: "левей", "правей", меж тем как Хогарт ругался все громче и
яростнее. И вдруг все кончилось.
- Электроглаз отказал, - возвестил Уинфилд. - Сломался.
- Нет, не сломался, - торжествующе сказал Хогарт. - Я закрыл глаза
руками.
- Во даст, подлец! - с восторгом прошептал Уинфилд, после чего
разразился хохотом. Теллон и Хогарт присоединились к нему, словно
сбрасывая напряжение, копившееся все последние недели.
Когда они перестали смеяться, Теллон обнаружил, что устал и хочет
есть. Он снова надел электроглаз и стал смотреть, как Хогарт кладет
другую, еще не переделанную модель на рабочую платформу робота-сборщика.
Он наблюдал, как работает этот маленький человечек, как руки его
стремительно порхают, нажимая на кнопки. Впечатление у Теллона было такое,
будто руки - его собственные. Затем крышка сборочной камеры задвинулась, и
раздалось шипение - из чрева робота стал откачиваться воздух. На этом
этапе работы нужен был полный вакуум - даже единственная молекула воздуха
могла все испортить. Теллон встал и похлопал себя по животу.
- Ну что, пора завтракать?
Однако Хогарт остался сидеть за пультом управления робота.
- Пора-то пора, но я, пожалуй, посижу здесь, доделаю эту машинку. А
то ребята уже обижаться начали - я, видите ли, не пускаю их в мастерскую.
Не хватало, чтобы они сейчас ввалились сюда всей толпой и все напортили.
- Я тоже останусь, сынок. Это ведь и мой электроглаз. Так что я уж
подожду пару часиков, но зато получу его прямо в руки. Если ты не против,
я пошлю сказать мисс Жюст, что мы приглашаем ее на демонстрацию прибора -
сегодня, после обеда.
Теллон ощутил, что перспектива своими глазами увидеть Хелен Жюст
странно тревожит его. Она не заходила в мастерскую центра с того дня, как
посмотрела на работу сонарного фонаря. Необъяснимое смятение, вызванное в
нем той первой встречей, уже стало утихать. Он вовсе не хотел его вновь
растревожить, и в то же время...
- Отлично. Я не против. Док. А пока я пойду что-нибудь перекушу. Надо
наверстывать упущенное. Извини, что я снова тебя беспокою, Эд, но тебя не
затруднить понаблюдать за мной, пока я не выйду из двери?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29