..
После нелепого побега Уинфилда и Теллона тюремный совет провел
предварительное расследование; в результате она была отстранена от дел и
подвергнута домашнему аресту вплоть до окончания следствия. Повинуясь
порыву, она ускользнула от своих сторожей и поехала на север, чтобы
повидать Карла - возможно, в последний раз, и вот - до чего странная
неизбежность - там же оказался и Теллон.
Она покосилась на Теллона, сидящего рядом с ней на переднем сиденье
со спящей собакой на коленях. С того первого дня, когда она увидела его,
так неуверенно идущего с коробочкой сонарного "фонаря" на лбу, он
переменился. Его лицо сильно осунулось, было исхлестано новыми тревогами и
усталостью, но, странное дело, обрело и новый, сосредоточенный покой. Она
заметила, что этот покой был и в его руках, бережно касавшихся курчавой
спины пса.
- Скажите, - произнесла она, - вы действительно верите, что сможете
вернуться на Землю?
- Я теперь не загадываю наперед.
- Но вы страшно хотите вернуться. Какая она. Земля? Теллон слабо
улыбнулся:
- Там малыши катаются на красных трехколесных велосипедах...
Хелен уставилась на дорогу. Начинался дождь, и белые полоски дорожной
разметки исчезали под машиной, как трассирующие пули, вылетающие из щели
темнеющего впереди горизонта.
Немного позже она заметила, что Теллона начинает бить дрожь. А еще
спустя несколько минут на его лице выступила испарина.
- Я же вам сказала, чтобы вы сдались, - произнесла она как бы между
прочим.
- Вы нуждаетесь в уходе.
- Сколько времени займет путь до Нью-Виттенбурга, если мы не будем
останавливаться?
- Если при этом вы не потребуете от меня превышения скорости - часов
десять-одиннадцать.
- Это если ехать прямо на север? Вдоль полосы?
- Да.
Теллон покачал головой:
- Черкасский наверняка поджидает меня где-то на полосе, и у него
непременно есть описание этой машины. Лучше сверните на восток и
поднимитесь в горы.
- Но это отнимет гораздо больше времени, а у вас нет сил даже на
короткую дорогу до Нью-Виттенбурга! - Хелен рассеянно удивилась, с чего
это вдруг ее потянуло спорить, отстаивая интересы этого бледного
землянина. "Может быть, так оно и начинается?" - подумала она изумленно.
- Тогда тем более неважно, какой дорогой ехать, - сказал Теллон
нетерпеливо. - Поворачивайте на восток.
Хелен свернула на первую попавшуюся боковую дорогу. Машина без всяких
усилий проглотила несколько миль аккуратно распланированных и густо
заселенных жилых кварталов, ничем не выделяющихся среди прочих на
континенте. Пригороды без города. Снова Хелен задумалась над тем, какова
была бы ее жизнь, родись она на другой планете, в обычной семье. Если бы
не ее изолированность, характерная для тех, кто принадлежит к высшим
кругам общества, она, возможно, вышла бы замуж, родила бы ребенка...
кому-то... - эта мысль понеслась по своей орбите с неудержимостью
астрономического тела, - кому-то... вроде Теллона. Она испугалась этой
мысли. В другой жизни она могла бы путешествовать; он тоже путешествовал -
больше, чем любой из ее знакомых.
Она снова покосилась на Теллона:
- Очень страшно лететь на звездолете?
Он слегка вздрогнул, и она поняла, что его клонит в сон.
- Не особенно. За час до первого прыжка тебе делают уколы
хладнокрова, а перед тем, как корабль входит в ворота, дают порцию
кое-чего покрепче. И опомниться не успеешь, как уже приехал.
- Но вам когда-нибудь приходилось делать это без транквилизаторов и
обезболивающих?
- Я никогда не делал этого с транквилизаторами, - сказал Теллон
неожиданно жестко. - Знаете, каким великим изъяном обладает перемещение в
нуль-пространстве - в той форме, которую мы практикуем? Это единственная
разновидность путешествия из всех когда-либо изобретенных, которая ни на
дюйм не расширяет ваших духовных горизонтов. Люди гоняют свои тела по всей
Галактике, но внутренне они по-прежнему не высовываются за орбиту Марса.
Если бы их заставили попотеть в путешествии без уколов, ощутить, как
делаешься все тоньше и тоньше, и шкурой своей познать, что на деле
означает термин "пульсационный переход", - тогда, возможно, кое-что
изменилось бы.
- Что же, например?
- Например, то, что вы - лютеранка, а я - землянин.
- Как странно, - произнесла она весело, - шпион-идеалист. Но себе она
сделала немое признание: "Да, именно так это и начинается". Ей
понадобилось двадцать восемь лет, чтобы открыть, что она не сможет стать
полноценным человеком, опираясь только на себя. Печально было то, что это
произошло с таким, как Теллон, и потому немедленно должно быть пресечено.
Она увидела, что его глаза за массивной оправой электроглаза снова
закрылись, а Сеймур соскользнул в довольную дремоту - это значило, что
Теллон во тьме и засыпает.
Она начала разрабатывать план. Теллон ослаблен напряжением,
чрезмерным утомлением и последствиями ранения, но что-то в его длинном
задумчивом лице говорило, что все равно в одиночку ей с ним не справиться.
Если она и дальше сможет усыплять его подозрения и не давать ему заснуть
до ночи, тогда, возможно, что-то удастся, когда он окончательно уснет. Она
стала искать тему для разговора, которая могла бы его заинтересовать, но
ничего не придумала. Машина въезжала в зеленые предгорья континентального
хребта, когда Теллон заговорил сам, силясь отогнать забытье.
- В лютеранской системе оплаты труда меня кое-что озадачивает, -
сказал он. - Каждому платят в часах и минутах. Даже с учетом коэффициентов
максимум, который может заработать, например, первоклассный хирург, - это
три часа в час, верно?
- Правильно, - Хелен повторяла знакомые слова. - В своей мудрости
первый Гражданский Арбитр убрал соблазны неограниченного материального
обогащения с пути нашего духовного прогресса.
- Оставим катехизис. Просто я хочу знать, как может кто-нибудь вроде
вашего брата или вообще вашей родни иметь доходы, абсолютно недоступные
всем прочим? К примеру, как вписывается в вашу систему наличие у Карла
такого поместья?
- Оно вписывается, как вы изволите выражаться, потому что Арбитр не
принимает никакой платы за свои труды на благо Эмм-Лютера. Его нужды
покрываются добровольными пожертвованиями его паствы. А все излишки,
превосходящие его нужды, распределяются по его усмотрению. Обычно они идут
на помощь страдающим или нуждающимся.
- Главный босс делится подношениями со своими друзьями и
родственниками, - сказал Теллон. - Жаль, что здесь нет Дока Уинфилда.
- Не понимаю.
- А кто вообще хоть что-то понимает? Какой отраслью математики
занимался ваш брат?
У Хелен уже готов был саркастический уклончивый ответ, каким можно
отбрить, скажем, наглеца-политика, сующего нос в сферы математики, но она
вспомнила, что Теллон создал зрительные приборы. И один из пунктов его
досье, как ей теперь припоминалось, гласил, что в начале своего жизненного
пути он был физиком-исследователем, но неизвестно почему превратился в
супербродягу и, наконец, в шпиона.
- Я была не в состоянии понять, чем занимался Карл, - сказала она. -
Это имело какое-то отношение к теории, что нуль-пространственная вселенная
намного меньше нашей; возможно, ее диаметр - всего несколько сотен ярдов.
Однажды он сказал мне, что сферы диаметром в две световые секунды, которые
мы называем воротами, соответствуют одиночным атомам
нуль-пространственного континуума.
- Я слышал об этой идее, - ответил Теллон. - Добился он чего-нибудь?
- Вы сами знаете, что вся информация по конструированию космических
зондов относится к первой категории секретности.
- Знаю. Но вы сказали, что все равно ничего не понимаете. Какую же
тайну вы можете выдать?
- Ну... насколько мне известно. Карл входил в группу, которая
вычислила ускорение и координаты прыжка для зонда, нашедшего
Эйч-Мюленбург. Если лететь нужным путем, по дороге встретится меньше
ворот. А это, по словам Карла, означает, что строительство кораблей
обойдется дешевле, хотя я не понимаю, за счет чего.
- Корабли для рейсов на Эйч-Мюленбург будут стоить дешевле, потому
что не придется предъявлять такие высокие требования к системе контроля
координат. Чем меньше прыжков, тем меньше вероятность, что по дороге
что-нибудь приключится. Но тот успех был единственным, верно? Они ведь не
смогли отловить больше ни одной планеты с помощью своей математики.
- По-моему, нет, - сказала Хелен, сосредоточенно глядя на дорогу,
серпантином поднимавшуюся в гору, - но Карл не верил, что тот первый успех
был только случайностью.
- Догадываюсь, что он чувствовал. Тяжело, наверно, отказываться от
такой замечательной теории просто потому, что она не вяжется с фактами. А
сейчас он продолжает над ней работать?
- Сейчас он слеп.
- Ну и что из того? - резко сказал Теллон. - Человек не должен
капитулировать только потому, что лишился зрения. Конечно, чтобы научить
меня этой истине, потребовался Лорин Черкасский, так что, возможно, я в
лучшем положении, чем ваш брат.
- Господин Черкасский, - нервно проговорила Хелен, -
высокопоставленный служащий лютеранского правительства и...
- Знаю. Будь на Эмм-Лютере мухи, он не обидел бы ни одной из них. У
правительства Земли свои недостатки, но когда нужно сделать грязную
работу, оно эту грязную работу делает. Оно не поручает ее кому-то еще,
делая вид, что ничего не происходит. Я вам кое-что расскажу. Знаете, что
на самом деле представляет собой господин Черкасский?
Хелен не прерывала Теллона, пока он рассказывал о своем аресте, о
мозгомойке, о том, как он напал на Черкасского и лишился глаз. В
заключение он указал, что знает наверняка - Черкасский расправится с ним
при первом удобном случае.
Хелен Жюст не мешала Теллону говорить, потому что это не давало ему
заснуть, а значит, потом он будет спать крепче. Но в какой-то момент она
поняла, что все это - правда. Впрочем, какая разница? Он по-прежнему
оставался врагом ее мира. А его арест, как это ни прискорбно, - пропуском
обратно, в ту прежнюю жизнь, где она занимала высокое положение.
Она сбавила скорость. Теллон все говорил и говорил, и она обнаружила,
что ей легко поддерживать беседу. К тому времени, когда с неба серой пылью
спустились сумерки, у них пошел настоящий разговор. Не обычный, пустой - а
настоящий. С Хелен никогда такого прежде не было. Она рискнула назвать его
Сэмом, постаравшись сделать это по возможности естественно, а он принял
перемену в их отношениях без комментариев. Теллон, казалось, стал меньше
ростом; от болезни он будто съежился и, похоже, окончательно выбился из
сил. Заметив, в каком он состоянии, Хелен сделала следующий ход:
- Сэм, там, впереди, есть мотель. Вам нужно выспаться.
- А пока я буду спать, чем займетесь вы?
- Давайте заключим перемирие. Я тоже долго не спала.
- Перемирие? С чего бы вдруг?
- Я же вам говорю - я устала. Кроме того, вы пошли на риск, чтобы
помочь Карлу; а после того, что вы мне рассказали о господине Черкасском,
я не хочу вас ему выдавать. - Все это было правдой, и она вдруг поняла:
как легко лгать, когда говоришь правду.
Теллон задумчиво кивнул. Глаза его были закрыты, на лбу блестел пот.
Мотель находился в предместье небольшого городка, выросшего на уступе
горной цепи. В центре, вдоль главной улицы, сияли в вечерних сумерках
витрины магазинов. Разноцветные неоновые трубки, словно яркие нити,
выделялись на фоне вздымающегося черного массива горных пиков. Даже в этот
ранний час городок был тих. Он как бы свернулся калачиком на дне
невидимого потока холодных ветров, стремящихся с нагорий к океану.
Хелен остановила машину у конторы мотеля и сняла домик на двоих.
Управляющий, мужчина средних лет с тяжелым взглядом и в расстегнутой
рубахе - таким, наверно, и представляют себе типичного управляющего
мотелем, - машинально взял у нее деньги. Когда Хелен стала объяснять ему,
что ее муж простудился, плохо себя чувствует и должен немедленно лечь в
постель, он, похоже, ее просто не слушал. Хелен взяла ключи, они проехали
вдоль ряда оплетенных виноградными лозами домиков и остановились у
коттеджа номер девять.
Когда она открыла перед Теллоном дверцу машины, он сжимал в правой
руке пистолет, но так дрожал, что Хелен едва не поддалась искушению
самолично разоружить его. Риск был невелик, однако даже в этом не было
никакой необходимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
После нелепого побега Уинфилда и Теллона тюремный совет провел
предварительное расследование; в результате она была отстранена от дел и
подвергнута домашнему аресту вплоть до окончания следствия. Повинуясь
порыву, она ускользнула от своих сторожей и поехала на север, чтобы
повидать Карла - возможно, в последний раз, и вот - до чего странная
неизбежность - там же оказался и Теллон.
Она покосилась на Теллона, сидящего рядом с ней на переднем сиденье
со спящей собакой на коленях. С того первого дня, когда она увидела его,
так неуверенно идущего с коробочкой сонарного "фонаря" на лбу, он
переменился. Его лицо сильно осунулось, было исхлестано новыми тревогами и
усталостью, но, странное дело, обрело и новый, сосредоточенный покой. Она
заметила, что этот покой был и в его руках, бережно касавшихся курчавой
спины пса.
- Скажите, - произнесла она, - вы действительно верите, что сможете
вернуться на Землю?
- Я теперь не загадываю наперед.
- Но вы страшно хотите вернуться. Какая она. Земля? Теллон слабо
улыбнулся:
- Там малыши катаются на красных трехколесных велосипедах...
Хелен уставилась на дорогу. Начинался дождь, и белые полоски дорожной
разметки исчезали под машиной, как трассирующие пули, вылетающие из щели
темнеющего впереди горизонта.
Немного позже она заметила, что Теллона начинает бить дрожь. А еще
спустя несколько минут на его лице выступила испарина.
- Я же вам сказала, чтобы вы сдались, - произнесла она как бы между
прочим.
- Вы нуждаетесь в уходе.
- Сколько времени займет путь до Нью-Виттенбурга, если мы не будем
останавливаться?
- Если при этом вы не потребуете от меня превышения скорости - часов
десять-одиннадцать.
- Это если ехать прямо на север? Вдоль полосы?
- Да.
Теллон покачал головой:
- Черкасский наверняка поджидает меня где-то на полосе, и у него
непременно есть описание этой машины. Лучше сверните на восток и
поднимитесь в горы.
- Но это отнимет гораздо больше времени, а у вас нет сил даже на
короткую дорогу до Нью-Виттенбурга! - Хелен рассеянно удивилась, с чего
это вдруг ее потянуло спорить, отстаивая интересы этого бледного
землянина. "Может быть, так оно и начинается?" - подумала она изумленно.
- Тогда тем более неважно, какой дорогой ехать, - сказал Теллон
нетерпеливо. - Поворачивайте на восток.
Хелен свернула на первую попавшуюся боковую дорогу. Машина без всяких
усилий проглотила несколько миль аккуратно распланированных и густо
заселенных жилых кварталов, ничем не выделяющихся среди прочих на
континенте. Пригороды без города. Снова Хелен задумалась над тем, какова
была бы ее жизнь, родись она на другой планете, в обычной семье. Если бы
не ее изолированность, характерная для тех, кто принадлежит к высшим
кругам общества, она, возможно, вышла бы замуж, родила бы ребенка...
кому-то... - эта мысль понеслась по своей орбите с неудержимостью
астрономического тела, - кому-то... вроде Теллона. Она испугалась этой
мысли. В другой жизни она могла бы путешествовать; он тоже путешествовал -
больше, чем любой из ее знакомых.
Она снова покосилась на Теллона:
- Очень страшно лететь на звездолете?
Он слегка вздрогнул, и она поняла, что его клонит в сон.
- Не особенно. За час до первого прыжка тебе делают уколы
хладнокрова, а перед тем, как корабль входит в ворота, дают порцию
кое-чего покрепче. И опомниться не успеешь, как уже приехал.
- Но вам когда-нибудь приходилось делать это без транквилизаторов и
обезболивающих?
- Я никогда не делал этого с транквилизаторами, - сказал Теллон
неожиданно жестко. - Знаете, каким великим изъяном обладает перемещение в
нуль-пространстве - в той форме, которую мы практикуем? Это единственная
разновидность путешествия из всех когда-либо изобретенных, которая ни на
дюйм не расширяет ваших духовных горизонтов. Люди гоняют свои тела по всей
Галактике, но внутренне они по-прежнему не высовываются за орбиту Марса.
Если бы их заставили попотеть в путешествии без уколов, ощутить, как
делаешься все тоньше и тоньше, и шкурой своей познать, что на деле
означает термин "пульсационный переход", - тогда, возможно, кое-что
изменилось бы.
- Что же, например?
- Например, то, что вы - лютеранка, а я - землянин.
- Как странно, - произнесла она весело, - шпион-идеалист. Но себе она
сделала немое признание: "Да, именно так это и начинается". Ей
понадобилось двадцать восемь лет, чтобы открыть, что она не сможет стать
полноценным человеком, опираясь только на себя. Печально было то, что это
произошло с таким, как Теллон, и потому немедленно должно быть пресечено.
Она увидела, что его глаза за массивной оправой электроглаза снова
закрылись, а Сеймур соскользнул в довольную дремоту - это значило, что
Теллон во тьме и засыпает.
Она начала разрабатывать план. Теллон ослаблен напряжением,
чрезмерным утомлением и последствиями ранения, но что-то в его длинном
задумчивом лице говорило, что все равно в одиночку ей с ним не справиться.
Если она и дальше сможет усыплять его подозрения и не давать ему заснуть
до ночи, тогда, возможно, что-то удастся, когда он окончательно уснет. Она
стала искать тему для разговора, которая могла бы его заинтересовать, но
ничего не придумала. Машина въезжала в зеленые предгорья континентального
хребта, когда Теллон заговорил сам, силясь отогнать забытье.
- В лютеранской системе оплаты труда меня кое-что озадачивает, -
сказал он. - Каждому платят в часах и минутах. Даже с учетом коэффициентов
максимум, который может заработать, например, первоклассный хирург, - это
три часа в час, верно?
- Правильно, - Хелен повторяла знакомые слова. - В своей мудрости
первый Гражданский Арбитр убрал соблазны неограниченного материального
обогащения с пути нашего духовного прогресса.
- Оставим катехизис. Просто я хочу знать, как может кто-нибудь вроде
вашего брата или вообще вашей родни иметь доходы, абсолютно недоступные
всем прочим? К примеру, как вписывается в вашу систему наличие у Карла
такого поместья?
- Оно вписывается, как вы изволите выражаться, потому что Арбитр не
принимает никакой платы за свои труды на благо Эмм-Лютера. Его нужды
покрываются добровольными пожертвованиями его паствы. А все излишки,
превосходящие его нужды, распределяются по его усмотрению. Обычно они идут
на помощь страдающим или нуждающимся.
- Главный босс делится подношениями со своими друзьями и
родственниками, - сказал Теллон. - Жаль, что здесь нет Дока Уинфилда.
- Не понимаю.
- А кто вообще хоть что-то понимает? Какой отраслью математики
занимался ваш брат?
У Хелен уже готов был саркастический уклончивый ответ, каким можно
отбрить, скажем, наглеца-политика, сующего нос в сферы математики, но она
вспомнила, что Теллон создал зрительные приборы. И один из пунктов его
досье, как ей теперь припоминалось, гласил, что в начале своего жизненного
пути он был физиком-исследователем, но неизвестно почему превратился в
супербродягу и, наконец, в шпиона.
- Я была не в состоянии понять, чем занимался Карл, - сказала она. -
Это имело какое-то отношение к теории, что нуль-пространственная вселенная
намного меньше нашей; возможно, ее диаметр - всего несколько сотен ярдов.
Однажды он сказал мне, что сферы диаметром в две световые секунды, которые
мы называем воротами, соответствуют одиночным атомам
нуль-пространственного континуума.
- Я слышал об этой идее, - ответил Теллон. - Добился он чего-нибудь?
- Вы сами знаете, что вся информация по конструированию космических
зондов относится к первой категории секретности.
- Знаю. Но вы сказали, что все равно ничего не понимаете. Какую же
тайну вы можете выдать?
- Ну... насколько мне известно. Карл входил в группу, которая
вычислила ускорение и координаты прыжка для зонда, нашедшего
Эйч-Мюленбург. Если лететь нужным путем, по дороге встретится меньше
ворот. А это, по словам Карла, означает, что строительство кораблей
обойдется дешевле, хотя я не понимаю, за счет чего.
- Корабли для рейсов на Эйч-Мюленбург будут стоить дешевле, потому
что не придется предъявлять такие высокие требования к системе контроля
координат. Чем меньше прыжков, тем меньше вероятность, что по дороге
что-нибудь приключится. Но тот успех был единственным, верно? Они ведь не
смогли отловить больше ни одной планеты с помощью своей математики.
- По-моему, нет, - сказала Хелен, сосредоточенно глядя на дорогу,
серпантином поднимавшуюся в гору, - но Карл не верил, что тот первый успех
был только случайностью.
- Догадываюсь, что он чувствовал. Тяжело, наверно, отказываться от
такой замечательной теории просто потому, что она не вяжется с фактами. А
сейчас он продолжает над ней работать?
- Сейчас он слеп.
- Ну и что из того? - резко сказал Теллон. - Человек не должен
капитулировать только потому, что лишился зрения. Конечно, чтобы научить
меня этой истине, потребовался Лорин Черкасский, так что, возможно, я в
лучшем положении, чем ваш брат.
- Господин Черкасский, - нервно проговорила Хелен, -
высокопоставленный служащий лютеранского правительства и...
- Знаю. Будь на Эмм-Лютере мухи, он не обидел бы ни одной из них. У
правительства Земли свои недостатки, но когда нужно сделать грязную
работу, оно эту грязную работу делает. Оно не поручает ее кому-то еще,
делая вид, что ничего не происходит. Я вам кое-что расскажу. Знаете, что
на самом деле представляет собой господин Черкасский?
Хелен не прерывала Теллона, пока он рассказывал о своем аресте, о
мозгомойке, о том, как он напал на Черкасского и лишился глаз. В
заключение он указал, что знает наверняка - Черкасский расправится с ним
при первом удобном случае.
Хелен Жюст не мешала Теллону говорить, потому что это не давало ему
заснуть, а значит, потом он будет спать крепче. Но в какой-то момент она
поняла, что все это - правда. Впрочем, какая разница? Он по-прежнему
оставался врагом ее мира. А его арест, как это ни прискорбно, - пропуском
обратно, в ту прежнюю жизнь, где она занимала высокое положение.
Она сбавила скорость. Теллон все говорил и говорил, и она обнаружила,
что ей легко поддерживать беседу. К тому времени, когда с неба серой пылью
спустились сумерки, у них пошел настоящий разговор. Не обычный, пустой - а
настоящий. С Хелен никогда такого прежде не было. Она рискнула назвать его
Сэмом, постаравшись сделать это по возможности естественно, а он принял
перемену в их отношениях без комментариев. Теллон, казалось, стал меньше
ростом; от болезни он будто съежился и, похоже, окончательно выбился из
сил. Заметив, в каком он состоянии, Хелен сделала следующий ход:
- Сэм, там, впереди, есть мотель. Вам нужно выспаться.
- А пока я буду спать, чем займетесь вы?
- Давайте заключим перемирие. Я тоже долго не спала.
- Перемирие? С чего бы вдруг?
- Я же вам говорю - я устала. Кроме того, вы пошли на риск, чтобы
помочь Карлу; а после того, что вы мне рассказали о господине Черкасском,
я не хочу вас ему выдавать. - Все это было правдой, и она вдруг поняла:
как легко лгать, когда говоришь правду.
Теллон задумчиво кивнул. Глаза его были закрыты, на лбу блестел пот.
Мотель находился в предместье небольшого городка, выросшего на уступе
горной цепи. В центре, вдоль главной улицы, сияли в вечерних сумерках
витрины магазинов. Разноцветные неоновые трубки, словно яркие нити,
выделялись на фоне вздымающегося черного массива горных пиков. Даже в этот
ранний час городок был тих. Он как бы свернулся калачиком на дне
невидимого потока холодных ветров, стремящихся с нагорий к океану.
Хелен остановила машину у конторы мотеля и сняла домик на двоих.
Управляющий, мужчина средних лет с тяжелым взглядом и в расстегнутой
рубахе - таким, наверно, и представляют себе типичного управляющего
мотелем, - машинально взял у нее деньги. Когда Хелен стала объяснять ему,
что ее муж простудился, плохо себя чувствует и должен немедленно лечь в
постель, он, похоже, ее просто не слушал. Хелен взяла ключи, они проехали
вдоль ряда оплетенных виноградными лозами домиков и остановились у
коттеджа номер девять.
Когда она открыла перед Теллоном дверцу машины, он сжимал в правой
руке пистолет, но так дрожал, что Хелен едва не поддалась искушению
самолично разоружить его. Риск был невелик, однако даже в этом не было
никакой необходимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29