Мы и прежде, и теперь ловим преступников.
– И тут же их выпускаете.
– Выпускают судьи.
– Раньше они не были такими либералами.
– Как говорили мудрые латиняне, времена меняются. И мы меняемся вместе с ними.
– Странно меняетесь… Банду на сицилийский лад стали именовать «семья».
– Все переименования исходят от политиков и журналистов.
– А в кошмарном разгуле преступности виноваты обезьяны? – съязвила Сапунцова.
Веселкин улыбнулся:
– По Дарвину – так. Не было бы обезьян, не было бы людей, а значит, не было бы и преступников.
– Напрасно иронизируете, господин подполковник!
– Каков вопрос, таков ответ, – Веселкин посерьезнел. – Давайте, Вера Александровна, от общих рассуждений перейдем к конкретному разговору о вашем сыне.
– Мой сын не преступник.
– Прекрасно понимаю ваши материнские чувства, однако нужна объективная характеристика Валентина. С кем он общался в последнее время?
– Исключительно с серьезными людьми из коммерческих структур.
– А фамилия Ширинкин вам ни о чем не говорит?
– Абсолютно.
– О Назаряне Ованесе Грантовиче тоже не слышали?
– Назарян – шеф Валентина. Он был у нас в гостях. На мой день рождения привез корзинку алых роз и жемчужное ожерелье. Обаятельный и деловой товарищ.
– Из других сослуживцев сына кто у вас бывал?
– Никого не было.
– Сколько Валентину лет?
– Тридцать три года.
– Возраст Христа. И он до сих пор не женился?
– Для создания нормальной семьи сейчас трудно найти порядочную девушку. Поэтому я не торопила Валентина с женитьбой.
– Между тем, у вас жила Тамара Чибисова…
– Тата, как ее называл Валентин, нанималась к нам служанкой, – резко перебила Сапунцова. – Вертлявая легкомысленная пустышка без роду без племени. Первое время старательно исполняла свои обязанности. Ходила за продуктами, готовила сносные обеды, пылесосила в квартире, постоянно вытирала пыль и даже обстирывала Валентина. В моем возрасте делать такую работу уже трудновато. Но со временем девочка стала лентяйничать, грубить в ответ на мои критические замечания и подсказки. Однажды я попросила ее состирнуть мое белье и была шокирована хамским ответом: «Свои шмотки стирай сама. Не облысеешь». Стерпеть такую моральную оплеуху от вульгарной пигалицы я, естественно, не смогла и осенью прошлого года выставила грубиянку за дверь.
– У Валентина с ней, кажется, были интимные отношения…
– В этом плане я не контролировала их. Валентин – не евнух. Не вижу ничего дурного в том, если он переспал со служанкой. В былые времена даже породистые дворяне этого не гнушались. Гораздо хуже и аморальнее, на мой взгляд, для удовлетворения заложенного природой инстинкта общаться с уличными проститутками, которые могут наградить венерическими болезнями вплоть до неизлечимого СПИДа.
Убедившись, что ждать от Веры Александровны объективной оценки поступков сына бесполезно, Веселкин спросил:
– При последнем отъезде из дома Валентин не говорил, куда и по какому делу отправляется?
– Сказал, на день уезжает в ближнюю командировку. Прилично оделся. Взял портфель «Дюпон», с которым постоянно ездил по делам, поцеловал меня и вышел из квартиры.
– Что у него было в портфеле?
– Вероятно, деловые документы. Через окно я видела, как Валя выгнал из гаража «Мерседес», сел в него и уехал.
– В какое время это было?
– Утром того дня, когда к вечеру разразилась гроза. Точнее сказать, пятнадцатого мая.
– И после этого никаких вестей от него не поступало?
– Абсолютно.
Веселкин взял у Голубева связку найденных на месте гибели Царькова ключей. Передав их Вере Александровне, попросил:
– Посмотрите внимательно. Это не Валентиновы?…
Сапунцова, перебирая словно чётки, порассматривала ключи и с недоумением сказала:
– По-моему, его… Вот этот вроде от нашей квартиры, а двухбородчатый, кажется, от гаража. Где вы их взяли?
– Нашли на месте серьезного преступления, – ответил Веселкин. – Надо, Вера Александровна, проверить, подойдут ли они к вашим замкам.
– Коль надо, проверяйте.
– Для проверки придется пригласить понятых из соседей.
– Приглашайте, кого хотите…
И квартирный, и гаражный ключи открыли замки без проблем. Когда распахнули гаражные створчатые двери, наступила затяжная недоуменная пауза – чистенький серебристо-белый «Мерседес» с номерными знаками А 803 ОС 54 RUS стоял в гараже.
– Чем объяснить такой сюрприз? – глядя в растерянные глаза Сапунцовой, спросил Веселкин.
Вера Александровна пожала плечами:
– Я не во сне видела, как в то злосчастное утро Валентин уезжал со двора вот в этом самом «Мерседесе».
– Однако, что мы видим, тоже не сон…
– Вероятно, Валя передумал ехать в своей машине. Вернувшись он поставил «Мерседес» в гараж и, не заходя домой, отправился в командировку каким-то иным транспортом.
Еще больший «сюрприз» возник при осмотре «Мерседеса». В его багажнике обнаружили аккуратно сложенные черные брюки, черную водолазку, светло-бежевую ветровку и замшевые ботинки. Здесь же стоял черный портфель фирмы «Дюпон» с американскими долларами, которых в присутствии понятых насчитали ровно пятьдесят тысяч.
Осматривая одежду, Веселкин обратился к Сапунцовой:
– В чем же Валентин уехал?
– В багажнике постоянно лежала пятнистая армейская спецовка. Наверное, в нее переоделся, – тихо ответила Вера Александровна.
– А откуда у него столько валюты?
Лицо Сапунцовой густо покраснело.
– Это враги Вале подкинули! – возмущенно заявила она.
Один из понятых – сухощавый с обвислыми прокуренными усами старик усмехнулся:
– Где б найти такого вражину, чтобы мне на чай хоть сотенку зеленых подкинул…
– Ты, Андрей Семенович, и тысячу пропьешь, не охнешь, – сердито бросила ему Сапунцова.
Старик вздохнул:
– На Руси, Вера Александровна, чаем никто не подавился.
Глава XIX
В Управление уголовного розыска Веселкин с Голубевым вернулись ободренными. Хотя изъятый из сапунцовского «Мерседеса» портфель с долларами казался загадкой, зато найденные на месте преступления у кладбища ключи убедительно свидетельствовали о том, что одним из убийц Царькова был Валентин Сапунцов. И показания Чибисовой подтверждали сговор Валентина с Максимом-толстым. Во время обсуждения сложившейся ситуации в кабинет к Веселкину вошел знакомый Голубеву оперуполномоченный Леонид Долженков. В светлом спортивного покроя костюме тридцатилетний здоровяк походил на преуспевающего боксера.
– Присоединяйся, Леня, к нашей компании, – сказал Веселкин. Рассказывай, что узнал нового о Ширинкине.
– Кое-что узнал, Константин Георгиевич, – Долженков сел у стола рядом с Голубевым. – Побывал в областной больнице. Забрал там извлеченные из толстого зада Максима две пули от макаровского пистолета и передал их на исследование криминалистам. Хирурги удивлены снайперской стрельбой. Ни одна из пуль не повредила жизненно важные органы. Потеря сознания вызвана обильным кровотечением из ран. Ширинкин ведь больше часа ехал от райцентра до Новосибирска без всякой попытки остановить кровь. Сейчас лежит под капельницей. Лечащий врач уверен, что угроза летального исхода миновала. Через два-три дня можно будет допросить Максима.
– Он не сбежит к тому времени из больницы?
– Врач говорит, дай Бог, чтобы через месяц ходить начал шаркающими шажками.
– При личном обыске что у него в карманах нашли?
– Поддельное водительское удостоверение, триста пятьдесят рублей и отмычку, которой, по всей вероятности, пытался открыть замок калитки в райцентре. Теряя сознание, видимо, забыл ее выбросить, как пистолет.
– Из каких доходов приобрел квартиру и джип?
– Квартира ему досталась от умершей матери, а раздрызганный внедорожник – это подарок покойного ныне Писмаря за посредничество в организации автокатастрофы, где погиб Игорь Золовкин.
– С Сапунцовым давно задружил?
– Полгода назад, когда пригрел под своей крышей ушедшую от Сапунцова Тату Чибисову.
– На каком бизнесе основана дружба?
– Этот вопрос пока не выяснен.
– А каким промыслом добывает на хлеб и на водку?
– Выйдя из колонии недолго промышлял дорожным рэкетом. На магистральных автотрассах встречал иногородних дальнобойщиков и взимал с них «налог» за беспрепятственный проезд по Новосибирску. Запрашивал до трех тысяч рублей. Если у шофера таких денег не было, брал кто сколько подаст. Взамен выдавал такую вот «гарантию»… – Долженков передал Веселкину четвертушку тетрадного листа. – Это сотрудники ГИБДД мне отдали.
«Братва! Усе уплочено. Прошу водилу не беспокоить. МТ», – прочитал Веселкин и спросил:
– «МТ», похоже, Максим-толстый?
– Точно так, Константин Георгиевич.
– В одиночку рэкетирствовал?
– На Алтайской трассе – один, а на Кузбасской – дальнобойщики видели в рэкетирском джипе «заросшего, как черт, волосатика». По-моему, это был Гриша Пирамидин.
– Что-то знакомая фамилия…
– Да вы знаете его. Кличка «Пирамидон». Лет пять назад мы задерживали Гришу за взлом сейфа в коммерческой фирме «Свежий хлеб».
– Длинная борода, волосы до плеч – типичный киберпанк первого поколения. Не хватает только очков с толстыми линзами…
– Верно. По этим приметам я вычислил Пирамидина, но поговорить с ним еще не успел.
– При взломе сейфа Пирамидон виртуозно сработал отмычками. Жил он тогда, помнится, на улице Мичурина.
– И теперь там живет.
– Не у него ли Ширинкин приобрел отмычку?
– Больше – не у кого.
– До Мичурина – рукой подать… – Веселкин, раздумывая, помолчал. – Леня, садись в служебную «Волгу» и срочно привози Пирамидона. Я сам с ним побеседую. Не в райцентр ли Гриша ездил с Максимом по Кузбасской трассе?…
Не дольше, как через полчаса, Долженков впереди себя впустил в кабинет до безобразия заросшего черными свалявшимися волосами мужичка неопределенного возраста в заношенных джинсах и в серой футболке с изображением Иисуса Христа на груди. Зыркнув пронырливыми глазами, мужичок шмыгнул приплюснутым носом и поздоровался.
– Здравствуй, Гриша, – сказал Веселкин. – Присаживайся для серьезного разговора.
Пирамидин боязливо сел на предложенный стул и, словно извиняясь, проговорил:
– Серьезными делами я давно не занимаюсь.
– А каким промыслом счастье ловишь?
– На свете счастья нет, есть покой и воля.
– Этим сыт не будешь.
– Мелочевками кормлюсь. В основном, в церкви прислуживаю.
– И прихожане тебя не боятся?
– Я ж не кусаюсь.
– Но видок у тебя – не приведи Господи.
– Старая панковская привычка. Легче один раз родить, чем всю жизнь бриться.
– В колонии таких волосатиков бреют.
– Там бритье – роскошь. Машинкой наголо оболванивают. На волю вышел, опять волосы отрастил.
– Сейфами бросил заниматься?
– Наступать на давно знакомые грабли занятие, конечно, увлекательное, однако эта национальная забава стоит дорого. В отличие от российских политиков, я не повторяю глупости, допущенные по незрелости ума.
– Неужели церковь так хорошо кормит?
– По церковным праздникам можно за день обеспечить месячное проживание. Свечки прихожане покупают нарасхват, и за уборку мусора священники хорошо платят.
– А сколько тебе платит Максим Ширинкин? – внезапно спросил Веселкин.
– За что? – будто не понял Пирамидин.
– За соучастие в сборе дорожного налога с дальнобойщиков.
– Кто вам такую лажу загнул?
– Гриша, не отрицай очевидное. Твою внешность трудно забыть. Если провести опознание, каждый из потерпевших шоферов безошибочно ткнет в тебя пальцем.
Пирамидин уставился в пол. Чтобы не затягивать игру в молчанку, Веселкин показал записку Ширинкина:
– Прочитай «гарантийное письмо» Максима-толстого.
Оторвав взгляд от пола, Пирамидин недолго помялся и с неохотой проговорил:
– Ширинкин не с пистолетом давил на дальнобойщиков. Дело полюбовно решалось.
– Какую роль ты в этом деле играл?
– Никакой. Пешкой сидел в машине.
– В такое, Гриша, трудно поверить. «Пешек» на дело не берут.
– Не участвовал я ни в каком деле. Ездил в деревню Плотниково к тетке. Возвращаясь домой, стоял на автобусной остановке. Максим ехал попутно и подвез меня. Дорогой он трех кузбасских дальнобойщиков тормознул…
– Давно с Ширинкиным дружбу водишь?
– С тех дней, когда он у Писмаря шестерил.
– А ты «подшестеривал»?
– Иногда меня подсаживали к ломберному столу, чтобы игру испортить.
– Расскажи о Ширинкине все, что знаешь.
Пирамидин вздохнул:
– Страшно, Константин Георгиевич, стучать на братка. Законы криминального мира не знают амнистий.
– Максима не бойся. Залетел твой браток всерьез и надолго.
– На пушку берете?
– Гриша, – с упреком сказал Веселкин, – вспомни дело с «хлебным» сейфом. Там у тебя были претензии ко мне?
– Не было. Тогда вы по справедливости меня раскололи.
– Почему теперь думаешь, что восьмерку кручу?
– Страх – сильное лекарство от болтливости.
– Болтать не надо, говори правду. Будешь молчать, поедем с тобой в Плотниково.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– И тут же их выпускаете.
– Выпускают судьи.
– Раньше они не были такими либералами.
– Как говорили мудрые латиняне, времена меняются. И мы меняемся вместе с ними.
– Странно меняетесь… Банду на сицилийский лад стали именовать «семья».
– Все переименования исходят от политиков и журналистов.
– А в кошмарном разгуле преступности виноваты обезьяны? – съязвила Сапунцова.
Веселкин улыбнулся:
– По Дарвину – так. Не было бы обезьян, не было бы людей, а значит, не было бы и преступников.
– Напрасно иронизируете, господин подполковник!
– Каков вопрос, таков ответ, – Веселкин посерьезнел. – Давайте, Вера Александровна, от общих рассуждений перейдем к конкретному разговору о вашем сыне.
– Мой сын не преступник.
– Прекрасно понимаю ваши материнские чувства, однако нужна объективная характеристика Валентина. С кем он общался в последнее время?
– Исключительно с серьезными людьми из коммерческих структур.
– А фамилия Ширинкин вам ни о чем не говорит?
– Абсолютно.
– О Назаряне Ованесе Грантовиче тоже не слышали?
– Назарян – шеф Валентина. Он был у нас в гостях. На мой день рождения привез корзинку алых роз и жемчужное ожерелье. Обаятельный и деловой товарищ.
– Из других сослуживцев сына кто у вас бывал?
– Никого не было.
– Сколько Валентину лет?
– Тридцать три года.
– Возраст Христа. И он до сих пор не женился?
– Для создания нормальной семьи сейчас трудно найти порядочную девушку. Поэтому я не торопила Валентина с женитьбой.
– Между тем, у вас жила Тамара Чибисова…
– Тата, как ее называл Валентин, нанималась к нам служанкой, – резко перебила Сапунцова. – Вертлявая легкомысленная пустышка без роду без племени. Первое время старательно исполняла свои обязанности. Ходила за продуктами, готовила сносные обеды, пылесосила в квартире, постоянно вытирала пыль и даже обстирывала Валентина. В моем возрасте делать такую работу уже трудновато. Но со временем девочка стала лентяйничать, грубить в ответ на мои критические замечания и подсказки. Однажды я попросила ее состирнуть мое белье и была шокирована хамским ответом: «Свои шмотки стирай сама. Не облысеешь». Стерпеть такую моральную оплеуху от вульгарной пигалицы я, естественно, не смогла и осенью прошлого года выставила грубиянку за дверь.
– У Валентина с ней, кажется, были интимные отношения…
– В этом плане я не контролировала их. Валентин – не евнух. Не вижу ничего дурного в том, если он переспал со служанкой. В былые времена даже породистые дворяне этого не гнушались. Гораздо хуже и аморальнее, на мой взгляд, для удовлетворения заложенного природой инстинкта общаться с уличными проститутками, которые могут наградить венерическими болезнями вплоть до неизлечимого СПИДа.
Убедившись, что ждать от Веры Александровны объективной оценки поступков сына бесполезно, Веселкин спросил:
– При последнем отъезде из дома Валентин не говорил, куда и по какому делу отправляется?
– Сказал, на день уезжает в ближнюю командировку. Прилично оделся. Взял портфель «Дюпон», с которым постоянно ездил по делам, поцеловал меня и вышел из квартиры.
– Что у него было в портфеле?
– Вероятно, деловые документы. Через окно я видела, как Валя выгнал из гаража «Мерседес», сел в него и уехал.
– В какое время это было?
– Утром того дня, когда к вечеру разразилась гроза. Точнее сказать, пятнадцатого мая.
– И после этого никаких вестей от него не поступало?
– Абсолютно.
Веселкин взял у Голубева связку найденных на месте гибели Царькова ключей. Передав их Вере Александровне, попросил:
– Посмотрите внимательно. Это не Валентиновы?…
Сапунцова, перебирая словно чётки, порассматривала ключи и с недоумением сказала:
– По-моему, его… Вот этот вроде от нашей квартиры, а двухбородчатый, кажется, от гаража. Где вы их взяли?
– Нашли на месте серьезного преступления, – ответил Веселкин. – Надо, Вера Александровна, проверить, подойдут ли они к вашим замкам.
– Коль надо, проверяйте.
– Для проверки придется пригласить понятых из соседей.
– Приглашайте, кого хотите…
И квартирный, и гаражный ключи открыли замки без проблем. Когда распахнули гаражные створчатые двери, наступила затяжная недоуменная пауза – чистенький серебристо-белый «Мерседес» с номерными знаками А 803 ОС 54 RUS стоял в гараже.
– Чем объяснить такой сюрприз? – глядя в растерянные глаза Сапунцовой, спросил Веселкин.
Вера Александровна пожала плечами:
– Я не во сне видела, как в то злосчастное утро Валентин уезжал со двора вот в этом самом «Мерседесе».
– Однако, что мы видим, тоже не сон…
– Вероятно, Валя передумал ехать в своей машине. Вернувшись он поставил «Мерседес» в гараж и, не заходя домой, отправился в командировку каким-то иным транспортом.
Еще больший «сюрприз» возник при осмотре «Мерседеса». В его багажнике обнаружили аккуратно сложенные черные брюки, черную водолазку, светло-бежевую ветровку и замшевые ботинки. Здесь же стоял черный портфель фирмы «Дюпон» с американскими долларами, которых в присутствии понятых насчитали ровно пятьдесят тысяч.
Осматривая одежду, Веселкин обратился к Сапунцовой:
– В чем же Валентин уехал?
– В багажнике постоянно лежала пятнистая армейская спецовка. Наверное, в нее переоделся, – тихо ответила Вера Александровна.
– А откуда у него столько валюты?
Лицо Сапунцовой густо покраснело.
– Это враги Вале подкинули! – возмущенно заявила она.
Один из понятых – сухощавый с обвислыми прокуренными усами старик усмехнулся:
– Где б найти такого вражину, чтобы мне на чай хоть сотенку зеленых подкинул…
– Ты, Андрей Семенович, и тысячу пропьешь, не охнешь, – сердито бросила ему Сапунцова.
Старик вздохнул:
– На Руси, Вера Александровна, чаем никто не подавился.
Глава XIX
В Управление уголовного розыска Веселкин с Голубевым вернулись ободренными. Хотя изъятый из сапунцовского «Мерседеса» портфель с долларами казался загадкой, зато найденные на месте преступления у кладбища ключи убедительно свидетельствовали о том, что одним из убийц Царькова был Валентин Сапунцов. И показания Чибисовой подтверждали сговор Валентина с Максимом-толстым. Во время обсуждения сложившейся ситуации в кабинет к Веселкину вошел знакомый Голубеву оперуполномоченный Леонид Долженков. В светлом спортивного покроя костюме тридцатилетний здоровяк походил на преуспевающего боксера.
– Присоединяйся, Леня, к нашей компании, – сказал Веселкин. Рассказывай, что узнал нового о Ширинкине.
– Кое-что узнал, Константин Георгиевич, – Долженков сел у стола рядом с Голубевым. – Побывал в областной больнице. Забрал там извлеченные из толстого зада Максима две пули от макаровского пистолета и передал их на исследование криминалистам. Хирурги удивлены снайперской стрельбой. Ни одна из пуль не повредила жизненно важные органы. Потеря сознания вызвана обильным кровотечением из ран. Ширинкин ведь больше часа ехал от райцентра до Новосибирска без всякой попытки остановить кровь. Сейчас лежит под капельницей. Лечащий врач уверен, что угроза летального исхода миновала. Через два-три дня можно будет допросить Максима.
– Он не сбежит к тому времени из больницы?
– Врач говорит, дай Бог, чтобы через месяц ходить начал шаркающими шажками.
– При личном обыске что у него в карманах нашли?
– Поддельное водительское удостоверение, триста пятьдесят рублей и отмычку, которой, по всей вероятности, пытался открыть замок калитки в райцентре. Теряя сознание, видимо, забыл ее выбросить, как пистолет.
– Из каких доходов приобрел квартиру и джип?
– Квартира ему досталась от умершей матери, а раздрызганный внедорожник – это подарок покойного ныне Писмаря за посредничество в организации автокатастрофы, где погиб Игорь Золовкин.
– С Сапунцовым давно задружил?
– Полгода назад, когда пригрел под своей крышей ушедшую от Сапунцова Тату Чибисову.
– На каком бизнесе основана дружба?
– Этот вопрос пока не выяснен.
– А каким промыслом добывает на хлеб и на водку?
– Выйдя из колонии недолго промышлял дорожным рэкетом. На магистральных автотрассах встречал иногородних дальнобойщиков и взимал с них «налог» за беспрепятственный проезд по Новосибирску. Запрашивал до трех тысяч рублей. Если у шофера таких денег не было, брал кто сколько подаст. Взамен выдавал такую вот «гарантию»… – Долженков передал Веселкину четвертушку тетрадного листа. – Это сотрудники ГИБДД мне отдали.
«Братва! Усе уплочено. Прошу водилу не беспокоить. МТ», – прочитал Веселкин и спросил:
– «МТ», похоже, Максим-толстый?
– Точно так, Константин Георгиевич.
– В одиночку рэкетирствовал?
– На Алтайской трассе – один, а на Кузбасской – дальнобойщики видели в рэкетирском джипе «заросшего, как черт, волосатика». По-моему, это был Гриша Пирамидин.
– Что-то знакомая фамилия…
– Да вы знаете его. Кличка «Пирамидон». Лет пять назад мы задерживали Гришу за взлом сейфа в коммерческой фирме «Свежий хлеб».
– Длинная борода, волосы до плеч – типичный киберпанк первого поколения. Не хватает только очков с толстыми линзами…
– Верно. По этим приметам я вычислил Пирамидина, но поговорить с ним еще не успел.
– При взломе сейфа Пирамидон виртуозно сработал отмычками. Жил он тогда, помнится, на улице Мичурина.
– И теперь там живет.
– Не у него ли Ширинкин приобрел отмычку?
– Больше – не у кого.
– До Мичурина – рукой подать… – Веселкин, раздумывая, помолчал. – Леня, садись в служебную «Волгу» и срочно привози Пирамидона. Я сам с ним побеседую. Не в райцентр ли Гриша ездил с Максимом по Кузбасской трассе?…
Не дольше, как через полчаса, Долженков впереди себя впустил в кабинет до безобразия заросшего черными свалявшимися волосами мужичка неопределенного возраста в заношенных джинсах и в серой футболке с изображением Иисуса Христа на груди. Зыркнув пронырливыми глазами, мужичок шмыгнул приплюснутым носом и поздоровался.
– Здравствуй, Гриша, – сказал Веселкин. – Присаживайся для серьезного разговора.
Пирамидин боязливо сел на предложенный стул и, словно извиняясь, проговорил:
– Серьезными делами я давно не занимаюсь.
– А каким промыслом счастье ловишь?
– На свете счастья нет, есть покой и воля.
– Этим сыт не будешь.
– Мелочевками кормлюсь. В основном, в церкви прислуживаю.
– И прихожане тебя не боятся?
– Я ж не кусаюсь.
– Но видок у тебя – не приведи Господи.
– Старая панковская привычка. Легче один раз родить, чем всю жизнь бриться.
– В колонии таких волосатиков бреют.
– Там бритье – роскошь. Машинкой наголо оболванивают. На волю вышел, опять волосы отрастил.
– Сейфами бросил заниматься?
– Наступать на давно знакомые грабли занятие, конечно, увлекательное, однако эта национальная забава стоит дорого. В отличие от российских политиков, я не повторяю глупости, допущенные по незрелости ума.
– Неужели церковь так хорошо кормит?
– По церковным праздникам можно за день обеспечить месячное проживание. Свечки прихожане покупают нарасхват, и за уборку мусора священники хорошо платят.
– А сколько тебе платит Максим Ширинкин? – внезапно спросил Веселкин.
– За что? – будто не понял Пирамидин.
– За соучастие в сборе дорожного налога с дальнобойщиков.
– Кто вам такую лажу загнул?
– Гриша, не отрицай очевидное. Твою внешность трудно забыть. Если провести опознание, каждый из потерпевших шоферов безошибочно ткнет в тебя пальцем.
Пирамидин уставился в пол. Чтобы не затягивать игру в молчанку, Веселкин показал записку Ширинкина:
– Прочитай «гарантийное письмо» Максима-толстого.
Оторвав взгляд от пола, Пирамидин недолго помялся и с неохотой проговорил:
– Ширинкин не с пистолетом давил на дальнобойщиков. Дело полюбовно решалось.
– Какую роль ты в этом деле играл?
– Никакой. Пешкой сидел в машине.
– В такое, Гриша, трудно поверить. «Пешек» на дело не берут.
– Не участвовал я ни в каком деле. Ездил в деревню Плотниково к тетке. Возвращаясь домой, стоял на автобусной остановке. Максим ехал попутно и подвез меня. Дорогой он трех кузбасских дальнобойщиков тормознул…
– Давно с Ширинкиным дружбу водишь?
– С тех дней, когда он у Писмаря шестерил.
– А ты «подшестеривал»?
– Иногда меня подсаживали к ломберному столу, чтобы игру испортить.
– Расскажи о Ширинкине все, что знаешь.
Пирамидин вздохнул:
– Страшно, Константин Георгиевич, стучать на братка. Законы криминального мира не знают амнистий.
– Максима не бойся. Залетел твой браток всерьез и надолго.
– На пушку берете?
– Гриша, – с упреком сказал Веселкин, – вспомни дело с «хлебным» сейфом. Там у тебя были претензии ко мне?
– Не было. Тогда вы по справедливости меня раскололи.
– Почему теперь думаешь, что восьмерку кручу?
– Страх – сильное лекарство от болтливости.
– Болтать не надо, говори правду. Будешь молчать, поедем с тобой в Плотниково.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28