— Спрейкожу, — лаконично потребовал Карденас. Когда она никак не отреагировала, повысил голос до крика. — Сурци! — Резкость его голоса отвлекла ее внимание. Он сбавил тон. — Спрейкожу, у вас ведь она есть? А также аэрозоль-дезинфектант и бинты.
— Я… я пойду проверю. Думаю, есть. Может быть. — Она двинулась к двери.
— Какое же фазное это было задание, — процедил сквозь зубы Хаяки. — Сперва меня пытался убить дом, а потом мартышки.
— Пытался убить нас, — напомнил ему Карденас, не прекращая давить на руку друга. — Не считай себя исключением. Тебе ведь не пришлось иметь дело ни с инзини, ни с озерниками.
— Не хотел бы оставить все развлечение исключительно для себя, — отпарировал сержант. Спустя мгновенье из коридора донесся вопль Сурци Моккеркин и грохот ее пистолета.
— Мьерде! — Карденас рванул вон из кухни. Обматывая на бегу раненую руку полотенцем, Хаяки последовал за ним.
Оседлавший ее плечи примат был не очень крупным. Определенно, куда меньше недавно вторгшихся в дом мандрилов. Но этот ревун был достаточно крупным и достаточно сильным, чтобы держать в мощной волосатой руке мачете. Когда они вбежали, он выронил клинок и одним громадным прыжком добрался до передней двери, ухватился за притолоку и махнул на волю. Через несколько секунд раздался визг, за которым последовал пронзительный крик. Хотя Карденас, признаться, не понимал значения издаваемых обезьянами звуков, на победный вопль это как-то не походило.
Пошатываясь, Сурци Моккеркин повернулась к ним лицом. Выражение на нем отсутствовало, в глазах застыло полнейшее непонимание. На глазах у объятых ужасом федералов она медленно опустилась на колени, а затем рухнула ничком на пол. Мужчины бросились к ней. Один-единственный взгляд сказал обоим больше, чем им хотелось знать. Ей уже ничем нельзя было помочь. Ее почти обезглавили.
Тут появилась огромная фигура, полностью заслонившая собой дверной проем. В одной руке она держала обмякшее тело ревуна. Соронг рассеянно отбросил его в сторону. Оно перевернулось пару раз, катясь по покрытому лаком паркетному полу, и осталось лежать неподвижно и беззвучно. У ревуна была сломана спина.
Опираясь всем весом на костяшки пальцев, сереброспинный медленно приблизился к телу Сурци Моккеркин. Одной огромной ручищей он приподнял ей голову, а потом уронил обратно на пол. Подняв взгляд на Карденаса, он тихо заметил:
— Это совсем не пойдет на пользу нашей репутации.
Инспектор и не знал, как ответить. Осознав присутствие напарника, он наконец, нашелся с ответом:
— Мой друг ранен.
Соронг взглянул на порез, тянущийся вдоль предплечья Хаяки.
— Я сам отведу вас в лазарет. — Взгляд его снова обратился к вызывающему жалость женскому трупу. Кровь залила полкухни. — Роджер снаружи — мертвый. Что случилось?
Карденас постарался насколько смог реконструировать нападение.
— Ревун, должно быть, притаился на стропилах и прыгнул на нее сверху. — Он показал на открытые балки гостиной. — Думаю, один из напавших на нас мандрилов мог скрыться.
— Далеко ему не уйти. Самка активировала предупреждающее устройство. Тревожный сигнал разлетается быстро, но большинству из нас приходится по-прежнему передвигаться пешком. Я глубоко сожалею о своей медлительности. Скажите… — он посмотрел на Карденаса — …она согласилась вернуться с вами?
— Нет. — Инспектор старался не смотреть на тело. — Она собиралась остаться здесь. Тут она чувствовала себя в безопасности.
В глубине широкой груди Соронга пророкотал медленный гром.
— Мне известно, что она искала здесь убежища от тех, кто собирался причинить ей вред. Я знаю, что вы говорили о них. Но кто мог совершить подобное дело?
— Люди, нанятые ее мужем. А может, другие. Когда она уехала из Штатов, то оставила там много врагов.
— Не могу поверить, что обезьяны способны на такое, — опустил голову сереброспинный. — И ради чего? Из-за денег? — Последнее слово он так и выплюнул. — Вот к этому и приводит повышенный интеллект? К жадности? К жажде вещей, в которых мы никогда не нуждались? К готовности подражать всем нравственным изъянам и этическим несовершенствам Гомо сапиенс?
— Что крестьяне, то и обезьяне, — тихо пробормотал себе под нос Хаяки. Хотя отпускал свое замечание сержант вполне серьезно, он позаботился, чтобы его никто не услышал. Пусть оно было лишено какого-либо намеренного упрека, он понимал, что Соронг может отнестись к этой английской пословице без особой симпатии.
— Я хочу попросить об одной услуге, — сказал Карденас горилле. — Когда ваши ребята поймают сбежавшего, позаботьтесь, чтобы им удалось выяснить, кто заплатил этим убийцам. Есть разные ниточки, которые мне очень хотелось бы отследить.
Огромная голова с мохнатыми бровями медленно кивнула.
— Обещаю так и сделать. А в ответ и я попрошу вас об одной услуге.
Карденас заколебался.
— Если это нечто в пределах моих сил, то считайте ее оказанной.
— Я думаю, вы именно тот человек, который может это сделать. Вам, возможно, уже доводилось этим заниматься. — Протянув руку, он подобрал безжизненное тело Сурци Моккеркин, держа его с такой легкостью, словно оно вообще ничего не весило. Голова ее свесилась под немыслимым углом. Карденас порадовался, что белокурые волосы скрыли ее лицо.
Глубоко посаженные, болезненно разумные глаза встретились с глазами ожидающего человека.
— Вы будете тем, кто скажет дочери?
— Мьерде! — Карденас метнул взгляд на дверь. — Ведь те, кто это сделал, могут попытаться убить и ее. Мы должны найти ее, и побыстрее.
Соронг, похоже, задумался.
— Если она не здесь, то, вероятно, отправилась на одну из прогулок по лесу. Она любит убраться подальше от разговоров. Гуляет она всегда с каким-нибудь проводником, который заодно охраняет ее, и на короткие прогулки они не берут с собой средств связи. Мы выясним, когда она должна вернуться. Не беспокойся, друг Карденас. Уверен, она вернется целой и невредимой.
Впервые в жизни Карденас полагался на слово обезьяны.
13
Сереброспинный справедливо оценил опыт своего гостя. За долгую карьеру на долю Карденаса слишком часто выпадала обязанность сообщать охваченным горем людям ужасные новости. Однако со времени повышения в звании до инспектора, ему уже много лет не приходилось выполнять этот особенно тягостный долг. Но поскольку Соронг весьма настойчиво попросил об этом, а выполнить его было больше некому кроме Хаяки, Карденас счел, что у него не осталось никакой альтернативы.
Из-за своего особого дара он в любом случае мог справиться с предстоящим разговором лучше большинства иных людей. Это означало, что разговор мог оказаться легче для нее, но вовсе не легче для него. Благодаря способам, какие мог воспроизвести и понять только другой интуит, он сможет прочесть ее эмоции и предвидеть определенные реакции. Но это также означало, что он намного глубже почувствует ее боль. И все же он знал, что у него нет иного выбора. Больше этого сделать некому.
Покуда они дожидались, когда девочка вернется из леса, он систематизировал то немногое, что они знали, пытаясь не тревожиться о ее безопасности. Делу должно было помочь то обстоятельство, что она, по всем сведениям, необычно зрелая. Или, может, было просто легче д у м а т ь о ней как о необычно зрелой, уникально одаренной техантке, а не одинокой двенадцатилетней девочке в бегах, у которой только что жестоко убили мать. Много ли она знала о причинах их бегства? Сколько ей рассказала Сурци? Знала ли она о тех обстоятельствах, которые привели к жизни с незнакомцем по имени Уэйн Бруммель, который не был ей отцом? Или же она просто терпела все это, пребывая в сравнительной изоляции, с головой уйдя в изучение технологии и природы?
Очень скоро они все выяснят. По словам шимпанзе, с которым они с Соронгом поговорили в здании Администрации, она должна вернуться с утренней прогулки со своим проводником-бонобо к ленчу. Когда она вернется в лагерь, там позаботятся о ее защите, а потом направят не в теперь-уж-небезопасный дом в лесу, а в тихое помещение в главном исследовательском корпусе поселения. Как серьезно и разумно указал заботливый сереброспинный, это строение располагалось рядом с лазаретом Резервы. Если реакция будет угрожать здоровью, девочку можно будет немедленно переправить в соседнее здание для оказания срочной медицинской помощи.
От предложенного ленча федералы отказались. Они предпочли ждать в отведенной комнате, окруженные тишиной и кондиционированным воздухом, что давало возможность приезжим-людям заниматься своей работой в угнетающей атмосфере джунглей. Хаяки рассеянно поигрывал с наложенным на спрейкожу герметиком. При той скорости, с какой он жертвовал по ходу расследования этого дела личной шкурой, скоро сменится весь наружный слой его кожи.
Покуда его напарник выходил в ванную сменить бинты, Карденас расслаблялся, любуясь висящими на стене картинами. Все они, как его уведомили, написаны жителями Сьюдада. Некоторые щеголяли яркими цветами, но любительской техникой. А немногие достойные внимания отражали мастерство и наблюдательность, которым позавидовал бы любой человек-фотореалист. Гостям сообщили и то, что по меньшей мере четверо представленных тут местных художников внесли неплохой вклад в доход Сьюдада благодаря продажам работ в галереях Нуэва-Йорка, Лондона и Цюриха.
Созерцание обезьяньей живописи прервала открывшаяся дверь и просунувшаяся в комнату голова Хаяки.
— Она здесь, Анхель!
Карденас покорно кивнул.
— Кто-нибудь уже сказал ей что-либо?
Сержант покачал головой.
— Она знает, что нынче утром с ее матерью что-то случилось. И знает, что с ней хотят поговорить какие-то приезжие. Вот и все. Соронг лично проводил ее. Я ее пришлю. — И убрался, предоставив своему напарнику размышлять о предстоящей встрече.
Видев прежде Катлу Моккеркин только на фотографии, Карденас понятия не имел, чего ожидать. Присоединившаяся к нему в гостиной исследовательского корпуса девочка двенадцати лет выглядела высокой и худощавой, но ни в коем случае не нескладной. Напротив, Катла держалась с самообладанием и зрелостью, которые предполагали, что она уже миновала переходный возраст и успела подняться на более приятный уровень. Одетая в шорты, блузку и походную обувь, ростом уже почти с мать, она обладала прямыми черными волосами и зелеными глазами, сочетание которых поражало. Треугольное лицо было привлекательным, но излишне серьезным. Инспектор внимательно изучил его взглядом, выискивая ключи к поведению, тайнам характера, тонким связям с юной особой, с которой ему предстояло столкнуться. Лицо ее представляло из себя прекрасную маску, проецируемую изнутри чадру.
Но ей было всего двенадцать, и сколь бы умелой и усовершенствованной ни была та завеса, за которой девочка сочла нужным укрыться, она не помешает заглянуть внутрь такому, как Анхель Карденас.
— Олла-ло, Катла. Меня зовут Анхель Карденас. Я инспектор Севамериканской Федеральной Полиции. — Девочка осталась стоять, и он указал на маленькую кушетку напротив своей. — Не присядешь?
— Соронг мне сказал, что со мной хотят поговорить приезжие с севера. Держался он очень таинственно. — Приняв предложение Карденаса она присела, плотно сдвинув колени, соприкасаясь голенями, прижав локти к бокам и крепко сцепив руки. Упакованная посылка, решил он, физически закрыта столь же плотно, как и психически.
Проделывая такое уже слишком много раз, он знал, что отсрочка вела лишь к такому нарастанию беспокойства, которое, в конечном итоге, делало ситуацию еще хуже.
— Мы приехали забрать тебя обратно в Штаты, Катла. Только так мы сможем защитить тебя от того, что случилось утром с твоей матерью. Мне искренне жаль. Мы никак не могли этому помешать. — Он помолчал, выжидающе глядя на нее. Нельзя было предсказать, как она прореагирует, но он знал, что у девочки хватит ума сделать необходимые выводы. Так было добрее, чем произнести все вслух.
Она не шелохнулась. Просто сидела напротив него, опустив глаза, думая. И когда наконец ответила, ее подростковая фигура, как и ее голос, казалось, стали ниже.
— Вот почему она не вышла встретить меня. Вот, значит, что ЛуДжу, Мундштук и Зрел делали в доме со всеми этими… чистящими средствами. А я-то гадала, почему они так странно смотрят на меня. — Она с трудом сглотнула, борясь со своей юностью, пытаясь быть очень взрослой. — Мне можно ее увидеть?
Очень хитрое это дело, проявлять одновременно и твердость и сочувствие. Карденас знал это не понаслышке.
— Вероятно, лучше не надо. Этим могут заняться помощники Соронга.
На лице девочки появилась мрачная улыбка.
— Команда зачистки другого рода? Мама всегда говорила, что это может случится. Но не думала, что это случится здесь. Только не здесь.
— Мне очень жаль, — утешающе повторил он. — Должно быть, она была счастлива здесь.
— Счастлива? — резко подняла голову Катла Моккеркин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43