Но быстро становилось очевидным, что, если он намерен найти их раньше Мока, ему придется искать помощи за рамками официальных каналов.
Вот в этом-то и состояла одна из причин, по которой он отказывался от постоянно предлагаемой ему различной кабинетной работы. Приятные, безопасные поручения в кабинетиках с контролируемым климатом позволили бы ему провести оставшиеся до отставки годы в сравнительном комфорте и безопасности. Приятные, серые, скучные поручения, которые не подходили ему ни по духу, ни по темпераменту. Дело заключалось не столько в том, что он любил улицу, сколько в том, что, похоже, не мог работать без нее. Полоса была у него в крови. Как тому и надлежало быть, поскольку он оставил на Полосе столько своей крови.
Вот потому он и шагал по неотмеченной на картах безымянной улице в углу Полосы столь же далеком от успокаивающих огней центра Ногалеса или Санхуаны, как галерея Моккеки от темной стороны луны. Двигался он не спеша, размеренным шагом. Если шагать тут со слишком целеустремленным видом, рискуешь сделаться мишенью. А покажешься заблудившимся, так тоже станешь мишенью. Но вот беззаботный вид оказывал нужное воздействие, и мозги, скрывавшиеся за глазами, что неизменно отслеживали из углов и щелей его путь, останавливались поразмыслить.
Глядя на него, они придут к выводу, что так шагает человек, излучающий уверенность. И потому, хотя некоторые, может, и желали бы освободить его от чистой одежды и скрытых активов, обитатели Костезоны хоронились по своим укрытиям и позволяли ему спокойно пройти мимо.
Костезона являлась для патрулей районом низкого приоритета, где выражение «низкого приоритета» означало в переводе с бюрократического языка «место, на которое налогоплательщикам наплевать». Карденас определенно не встречал никаких коллег-федералов, когда все больше углублялся в зону. Кучи эргономического мусора, неубранные, но вполне перебранные, переполняли рециркуляционные бачки и заваливали переулки. Бродячие кошки, лишенные имплантированных идент-чипов, рыскали и орали среди мусора органического, ежедневно извергаемого десятками продовольственных магазинчиков и дешевых многоквартирных домов. Квилки торговали прямо на улице самой последней электронной начинкой и приборами, зачастую законными, а иной раз не очень. Зачастую, хоть и не всегда, из-под полы торговали и неприятными, но пользующимися большим спросом принадлежностями, которым никак не полагалось попадать в частные руки.
О высоком качестве личины Карденаса свидетельствовало то обстоятельство, что его не засекли и не опознали в нем федерала. Лавочники, владельцы ресторанов, нищие и созерцательные, но настороженные скавы и пенкари принимали его за ветерана-визитера со знанием и опытом по части обычаев зоны. Они открыто обращались к нему с зазывными речами, солиситируя, согласно своему положению, дело или милостыню, но в остальном предоставляя ему спокойно выполнять свою повестку дня. С непокрытой головой, сгорбившись, он шел, засунув руки в карманы, не улыбаясь и явно будучи погруженным в собственный мир. И не нашлось никого, готового рискнуть нарушить его сосредоточенность, в чем бы та ни заключалась.
Знай они его конечную цель, внимания к нему, вероятно, было бы еще меньше. В недрах Костезоны водилось много культов, и далеко не все из них отличались кротостью. По опыту профессиональных воров, из фанатиков обычно выходили плохие жертвы, да и в любом случае у них имелось мало такого, что стоило бы украсть.
Одно из немногих достоинств, какие можно было найти в этой зоне, заключалось в отсутствии докучливых мобильных рекламов. Не было никакого смысла просаживать неплохие деньги на рекламу для почти-не-граждан, у которых дела с избыточным доходом обстояло весьма плохо. С другой стороны, шум все-таки стоял: вездесущее гудение уцененной электроники, жужжание сенсорики, бессмысленная уличная болтовня и громкие, иногда излишне громкие, виты и музыка. Блокируя, по мере возможностей, это гудение, он сосредоточился на поиске пути через лабиринт улочек и проходов, где давно не видели никаких представителей окружного отдела общественных работ. Если данное местечко не перебазировалось, то спиннер мог привести его к намеченной цели напрямую. Но извлечение на свет полицейского спиннера было бы не лучшим способом сохранить ту анонимность, благодаря которой удавалось остаться целым, настолько углубившись в Костезону.
Дорогу ему перебежала пара собак. Они зарычали и потрусили дальше, скрывшись за темным апартаменто справа от него. У шнауцера были две искусственных передних ноги, в то время как его спутник коккер щеголял парой миниатюрных приемных тарелок на месте ушей. На обоих были радиопередающие ошейники, указывающие, что это отнюдь не бродячие псы. Кто-то пожалел их и вместо того, чтобы усыпить, отремонтировал собак, чтобы те могли выжить на улицах. В зоне с избытком хватало биохирных талантов, хотя большая часть специализировалась на процедурах, за которые дипломированный биохирург угодил бы за решетку или лишился лицензии.
Шагая, Карденас вернулся к размышлениям о значении слова «дружба», о котором поведала ему Кой Джой. Говорил ли о ней ее любовник Бруммель метафорически или поминал какое-то реальное место? Проверка полосовых названий, как и тщательный поиск, охватывающий обширную территорию, не обнаружил в радиусе двухсот киломов ни одного урба, улицы или застройки под названием Дружба. Существовал городок Френдшип в штате Пенсильвания и другой Френдшип, в штате Айова. И даже Френдшип в провинции Манитоба. Связь с местными регистрационными центрами в каждой общине не идентифицировала никого из недавно переселившихся, кого можно было бы принять за Сурци и Катлу Моккеркин. Если же Бруммель говорил о другом реальном месте, то оно находилось за границами Севамериканских Штатов.
Тот ли там проход, слева от него? Или нужный ему дальше? Он усиленно пытался вспомнить связующую улицу, выданную спиннером. И решительно свернул в первую же узкую улочку, какая подвернулась. Если он вспомнил неправильно, то худшее, что могло случиться, это отсутствие реакции. Это если кто-нибудь не распознает в нем федерала, ибо тогда он может оказаться перед уставившимся на него счетверенным дулом спиттера «Итака» или чем-нибудь равно неприятным.
Проход закончился у двери, которая выглядела созданной из деревяшек и металлолома, но на самом деле была цельным листом сплава холодной отливки, обладавшим достаточной прочностью, чтобы вызвать зависть у любого банковского сейфа давних времен. На двери не было никаких ручек, окошек или глазков и никаких видимых петель. Равно невидимым оставался и динамик, который, колеблясь, пролаял ему:
— Какое слово служит паролем, байт?
— Нет никакого слова, — ответил ровным тоном Карденас. — Есть лишь цифры, маскирующиеся под слова.
Скрытый вопрошающий не отозвался. Карденас представлял себе, как по другую сторону двери оживленно переговариваются дьяконы. Потребуется какой-то миг для того, чтобы известие о его присутствии передали дальше.
— Чего ты ищешь? — спросили наконец из-за двери.
— Орилака Мудрого, если он дома и не нездоров, — заботливо добавил Карденас.
— Ты федоко. — Тон был слегка обвиняющим. Инспектор не выискивал ни скрытых витов, через которые за ним наблюдали, ни оружия, которое несомненно, на него навели. Любую попытку убежать по узкому, тесному проходу между домами могли запросто пресечь.
— Я искатель истины, как и ты сам.
— Именно этого ты и ищешь у Мудрого? Истину? — хотел знать голос.
— Ни у кого из нас нет доступа к истинной истине. Даже у Мудрого. Мы можем лишь искать ее. И я собрат-искатель. — Он улыбнулся невидимому собеседнику. — Мудрый ищет покоя, который лежит в изучении мест между человеком и машиной. Моя работа — обеспечивать покой первого. Ради этого мы уже обменивались сообщениями. Иногда в мой личный ящик прибывает информация, исходящая, как я знаю, от него. А иногда и у меня есть возможность помочь его Ордену. — Он слегка наклонился вперед. — Есть те, кому не нравится то, во что вы верите, и то, чем вы занимаетесь. Есть те, которые считают вас всех антиобами. Я не из таких. Я друг.
— И притом разговорчивый. — Дверь открылась, впуская его, но не отодвигаясь внутрь, а подымаясь и исчезая в притолоке. — Заходи, искатель.
— Я вооружен, — предупредил он, прежде чем шагнуть через порог.
— Мы знаем. — Дверь за ним закрылась.
Он оказался в очень маленьком коридоре, залитом голубым светом. Когда тот погас, его приветствовала с довольной полуулыбкой неожиданно пышнотелая молодая женщина, облаченная в цельную одежду, состоящую из расплавленных, раскатанных в тонкий блин и отлитых в новую форму забракованных электронных компонентов. На ее неудобном на вид костюме мигали и вспыхивали огоньки, но она, казалось, ничего не имела против того, что в платье то и дело происходили какие-то соединения и связи. При виде того, как у него разбегаются глаза, ее улыбка расширилась.
— Это держит начеку тех из нас, кто стремится узнать Путь, — объяснила она.
— И какой же это Путь? — спросил инспектор, когда она повернулась, чтобы проводить его, а он последовал за ней.
— Как какой, конечно же, Правильный Путь. Но если ты и правда искатель, как утверждаешь, а не просто еще один тупой федоко, то и так уже знаешь это.
— Голубой свет? — спросил он, когда они свернули за острый угол в коридор, лишенный отличительных черт.
— Мы не боимся обыкновенного оружия вроде того, какое у тебя при себе. У нас есть способы справиться с ним. Нас волновало, что ты мог, по собственной воле или чужой, принести с собой дисраптор. Это вызвало бы у нас озабоченность. — Оглянувшись на него, она блаженно улыбнулась. — Мы не можем допустить, чтобы вторгшиеся к нам чужаки гнобили наш кранч.
— Я считаю точно также, — правдиво ответил он.
Коридор неожиданно привел их в большое затемненное помещение. Потолка не было, и ряды спиральных кресел свободно двигались между двумя этажами. Изрядную часть пространства заполняли пылающие экраны и голографические проекции. Перед этой поразительной массой дисплеев сидели или развалились две дюжины дьяконов Мудрого. Некоторые из операторов были подсоединены напрямую через контактные кепки, в то время как другие что-то бормотали в чувствительные голкомы или барабанили по клавиатурам. Плавные колебания голосов, шепчущих своим пультам устные команды, напоминали Карденасу приглушенное григорианское песнопение, хотя язык, на котором они говорили, имел столько же общего с латынью, сколько финский с фиджийским.
В центре всего этого на противоположной стороне помещения удобно расположился Орилак Мудрый, откинувшийся в шезлонге, вращавшемся в ответ на его негромкие команды. Седовласый и с сардонической жилкой, с бдительным взглядом и полным телом, он взмахом руки отпустил от себя женщину, которая только что закончила наполнять его полуметровую гликолевую трубку, и лениво выпустил в сторону Карденаса облачко ароматного дыма. Принюхавшись, инспектор идентифицировал вдобавок к маскирующему запаху по меньшей мере три различных усыпляющих вещества.
— Почему ты просто не глотаешь? — Он остановился перед шезлонгом. Если тому и предназначалось казаться троном, то дизайн его выглядел решительно бесцеремонным. Препроводившая его молодая женщина сложила руки на груди и осталась рядом с ними. Он не знал, какие сюрпризы кроме ее безусловно привлекательной фигуры таились под покрывавшим девушку с головы до пят мигающим электронным одеянием, но подозревал, что они могут оказаться смертельными.
Орилак Мудрый взмахнул трубкой, словно дирижер посреди болеро Равеля.
— Может быть, более действенно. Но в глотании таблетки нет ничего эстетически привлекательного. Так забавней, и я действительно думаю, что это повышает силу. — Он сузил глаза. — Ты интуит.
Впервые с момента появления в ведущем к двери проулке, Карденас удивился.
— Откуда ты знаешь?
— Я не знал. Но я хорошо угадываю. Приходится быть догадливым, когда вынужден жить с моими физическими проблемами. — И, поморщившись, переместил свою массу на шезлонге.
— Это и есть истина, которую ты усвоил?
— Уж лучше поверь в это, братец. Никакая другая истина не сравнится с неисцелимой болью в спине. Все это связано с реальностью. Но, впрочем, реальность вся состоит из связанности с чем-то. Ты связан со своей работой, Камилла связана со своими предпочтениями. — Он сделал размашистый жест, охватывая помещение с занятыми дьяконами. — Все мы связаны с чем-то. Именно те немногие, кто понимает природу этих связей, и достигли в какой-то мере понимания своего внутреннего «я» и жизни. — Он снова пыхнул трубкой. Дым взвился спиралями, похожими на готовящихся ужалить полупрозрачных змей. — Будучи интуитом, ты и так уже это знаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Вот в этом-то и состояла одна из причин, по которой он отказывался от постоянно предлагаемой ему различной кабинетной работы. Приятные, безопасные поручения в кабинетиках с контролируемым климатом позволили бы ему провести оставшиеся до отставки годы в сравнительном комфорте и безопасности. Приятные, серые, скучные поручения, которые не подходили ему ни по духу, ни по темпераменту. Дело заключалось не столько в том, что он любил улицу, сколько в том, что, похоже, не мог работать без нее. Полоса была у него в крови. Как тому и надлежало быть, поскольку он оставил на Полосе столько своей крови.
Вот потому он и шагал по неотмеченной на картах безымянной улице в углу Полосы столь же далеком от успокаивающих огней центра Ногалеса или Санхуаны, как галерея Моккеки от темной стороны луны. Двигался он не спеша, размеренным шагом. Если шагать тут со слишком целеустремленным видом, рискуешь сделаться мишенью. А покажешься заблудившимся, так тоже станешь мишенью. Но вот беззаботный вид оказывал нужное воздействие, и мозги, скрывавшиеся за глазами, что неизменно отслеживали из углов и щелей его путь, останавливались поразмыслить.
Глядя на него, они придут к выводу, что так шагает человек, излучающий уверенность. И потому, хотя некоторые, может, и желали бы освободить его от чистой одежды и скрытых активов, обитатели Костезоны хоронились по своим укрытиям и позволяли ему спокойно пройти мимо.
Костезона являлась для патрулей районом низкого приоритета, где выражение «низкого приоритета» означало в переводе с бюрократического языка «место, на которое налогоплательщикам наплевать». Карденас определенно не встречал никаких коллег-федералов, когда все больше углублялся в зону. Кучи эргономического мусора, неубранные, но вполне перебранные, переполняли рециркуляционные бачки и заваливали переулки. Бродячие кошки, лишенные имплантированных идент-чипов, рыскали и орали среди мусора органического, ежедневно извергаемого десятками продовольственных магазинчиков и дешевых многоквартирных домов. Квилки торговали прямо на улице самой последней электронной начинкой и приборами, зачастую законными, а иной раз не очень. Зачастую, хоть и не всегда, из-под полы торговали и неприятными, но пользующимися большим спросом принадлежностями, которым никак не полагалось попадать в частные руки.
О высоком качестве личины Карденаса свидетельствовало то обстоятельство, что его не засекли и не опознали в нем федерала. Лавочники, владельцы ресторанов, нищие и созерцательные, но настороженные скавы и пенкари принимали его за ветерана-визитера со знанием и опытом по части обычаев зоны. Они открыто обращались к нему с зазывными речами, солиситируя, согласно своему положению, дело или милостыню, но в остальном предоставляя ему спокойно выполнять свою повестку дня. С непокрытой головой, сгорбившись, он шел, засунув руки в карманы, не улыбаясь и явно будучи погруженным в собственный мир. И не нашлось никого, готового рискнуть нарушить его сосредоточенность, в чем бы та ни заключалась.
Знай они его конечную цель, внимания к нему, вероятно, было бы еще меньше. В недрах Костезоны водилось много культов, и далеко не все из них отличались кротостью. По опыту профессиональных воров, из фанатиков обычно выходили плохие жертвы, да и в любом случае у них имелось мало такого, что стоило бы украсть.
Одно из немногих достоинств, какие можно было найти в этой зоне, заключалось в отсутствии докучливых мобильных рекламов. Не было никакого смысла просаживать неплохие деньги на рекламу для почти-не-граждан, у которых дела с избыточным доходом обстояло весьма плохо. С другой стороны, шум все-таки стоял: вездесущее гудение уцененной электроники, жужжание сенсорики, бессмысленная уличная болтовня и громкие, иногда излишне громкие, виты и музыка. Блокируя, по мере возможностей, это гудение, он сосредоточился на поиске пути через лабиринт улочек и проходов, где давно не видели никаких представителей окружного отдела общественных работ. Если данное местечко не перебазировалось, то спиннер мог привести его к намеченной цели напрямую. Но извлечение на свет полицейского спиннера было бы не лучшим способом сохранить ту анонимность, благодаря которой удавалось остаться целым, настолько углубившись в Костезону.
Дорогу ему перебежала пара собак. Они зарычали и потрусили дальше, скрывшись за темным апартаменто справа от него. У шнауцера были две искусственных передних ноги, в то время как его спутник коккер щеголял парой миниатюрных приемных тарелок на месте ушей. На обоих были радиопередающие ошейники, указывающие, что это отнюдь не бродячие псы. Кто-то пожалел их и вместо того, чтобы усыпить, отремонтировал собак, чтобы те могли выжить на улицах. В зоне с избытком хватало биохирных талантов, хотя большая часть специализировалась на процедурах, за которые дипломированный биохирург угодил бы за решетку или лишился лицензии.
Шагая, Карденас вернулся к размышлениям о значении слова «дружба», о котором поведала ему Кой Джой. Говорил ли о ней ее любовник Бруммель метафорически или поминал какое-то реальное место? Проверка полосовых названий, как и тщательный поиск, охватывающий обширную территорию, не обнаружил в радиусе двухсот киломов ни одного урба, улицы или застройки под названием Дружба. Существовал городок Френдшип в штате Пенсильвания и другой Френдшип, в штате Айова. И даже Френдшип в провинции Манитоба. Связь с местными регистрационными центрами в каждой общине не идентифицировала никого из недавно переселившихся, кого можно было бы принять за Сурци и Катлу Моккеркин. Если же Бруммель говорил о другом реальном месте, то оно находилось за границами Севамериканских Штатов.
Тот ли там проход, слева от него? Или нужный ему дальше? Он усиленно пытался вспомнить связующую улицу, выданную спиннером. И решительно свернул в первую же узкую улочку, какая подвернулась. Если он вспомнил неправильно, то худшее, что могло случиться, это отсутствие реакции. Это если кто-нибудь не распознает в нем федерала, ибо тогда он может оказаться перед уставившимся на него счетверенным дулом спиттера «Итака» или чем-нибудь равно неприятным.
Проход закончился у двери, которая выглядела созданной из деревяшек и металлолома, но на самом деле была цельным листом сплава холодной отливки, обладавшим достаточной прочностью, чтобы вызвать зависть у любого банковского сейфа давних времен. На двери не было никаких ручек, окошек или глазков и никаких видимых петель. Равно невидимым оставался и динамик, который, колеблясь, пролаял ему:
— Какое слово служит паролем, байт?
— Нет никакого слова, — ответил ровным тоном Карденас. — Есть лишь цифры, маскирующиеся под слова.
Скрытый вопрошающий не отозвался. Карденас представлял себе, как по другую сторону двери оживленно переговариваются дьяконы. Потребуется какой-то миг для того, чтобы известие о его присутствии передали дальше.
— Чего ты ищешь? — спросили наконец из-за двери.
— Орилака Мудрого, если он дома и не нездоров, — заботливо добавил Карденас.
— Ты федоко. — Тон был слегка обвиняющим. Инспектор не выискивал ни скрытых витов, через которые за ним наблюдали, ни оружия, которое несомненно, на него навели. Любую попытку убежать по узкому, тесному проходу между домами могли запросто пресечь.
— Я искатель истины, как и ты сам.
— Именно этого ты и ищешь у Мудрого? Истину? — хотел знать голос.
— Ни у кого из нас нет доступа к истинной истине. Даже у Мудрого. Мы можем лишь искать ее. И я собрат-искатель. — Он улыбнулся невидимому собеседнику. — Мудрый ищет покоя, который лежит в изучении мест между человеком и машиной. Моя работа — обеспечивать покой первого. Ради этого мы уже обменивались сообщениями. Иногда в мой личный ящик прибывает информация, исходящая, как я знаю, от него. А иногда и у меня есть возможность помочь его Ордену. — Он слегка наклонился вперед. — Есть те, кому не нравится то, во что вы верите, и то, чем вы занимаетесь. Есть те, которые считают вас всех антиобами. Я не из таких. Я друг.
— И притом разговорчивый. — Дверь открылась, впуская его, но не отодвигаясь внутрь, а подымаясь и исчезая в притолоке. — Заходи, искатель.
— Я вооружен, — предупредил он, прежде чем шагнуть через порог.
— Мы знаем. — Дверь за ним закрылась.
Он оказался в очень маленьком коридоре, залитом голубым светом. Когда тот погас, его приветствовала с довольной полуулыбкой неожиданно пышнотелая молодая женщина, облаченная в цельную одежду, состоящую из расплавленных, раскатанных в тонкий блин и отлитых в новую форму забракованных электронных компонентов. На ее неудобном на вид костюме мигали и вспыхивали огоньки, но она, казалось, ничего не имела против того, что в платье то и дело происходили какие-то соединения и связи. При виде того, как у него разбегаются глаза, ее улыбка расширилась.
— Это держит начеку тех из нас, кто стремится узнать Путь, — объяснила она.
— И какой же это Путь? — спросил инспектор, когда она повернулась, чтобы проводить его, а он последовал за ней.
— Как какой, конечно же, Правильный Путь. Но если ты и правда искатель, как утверждаешь, а не просто еще один тупой федоко, то и так уже знаешь это.
— Голубой свет? — спросил он, когда они свернули за острый угол в коридор, лишенный отличительных черт.
— Мы не боимся обыкновенного оружия вроде того, какое у тебя при себе. У нас есть способы справиться с ним. Нас волновало, что ты мог, по собственной воле или чужой, принести с собой дисраптор. Это вызвало бы у нас озабоченность. — Оглянувшись на него, она блаженно улыбнулась. — Мы не можем допустить, чтобы вторгшиеся к нам чужаки гнобили наш кранч.
— Я считаю точно также, — правдиво ответил он.
Коридор неожиданно привел их в большое затемненное помещение. Потолка не было, и ряды спиральных кресел свободно двигались между двумя этажами. Изрядную часть пространства заполняли пылающие экраны и голографические проекции. Перед этой поразительной массой дисплеев сидели или развалились две дюжины дьяконов Мудрого. Некоторые из операторов были подсоединены напрямую через контактные кепки, в то время как другие что-то бормотали в чувствительные голкомы или барабанили по клавиатурам. Плавные колебания голосов, шепчущих своим пультам устные команды, напоминали Карденасу приглушенное григорианское песнопение, хотя язык, на котором они говорили, имел столько же общего с латынью, сколько финский с фиджийским.
В центре всего этого на противоположной стороне помещения удобно расположился Орилак Мудрый, откинувшийся в шезлонге, вращавшемся в ответ на его негромкие команды. Седовласый и с сардонической жилкой, с бдительным взглядом и полным телом, он взмахом руки отпустил от себя женщину, которая только что закончила наполнять его полуметровую гликолевую трубку, и лениво выпустил в сторону Карденаса облачко ароматного дыма. Принюхавшись, инспектор идентифицировал вдобавок к маскирующему запаху по меньшей мере три различных усыпляющих вещества.
— Почему ты просто не глотаешь? — Он остановился перед шезлонгом. Если тому и предназначалось казаться троном, то дизайн его выглядел решительно бесцеремонным. Препроводившая его молодая женщина сложила руки на груди и осталась рядом с ними. Он не знал, какие сюрпризы кроме ее безусловно привлекательной фигуры таились под покрывавшим девушку с головы до пят мигающим электронным одеянием, но подозревал, что они могут оказаться смертельными.
Орилак Мудрый взмахнул трубкой, словно дирижер посреди болеро Равеля.
— Может быть, более действенно. Но в глотании таблетки нет ничего эстетически привлекательного. Так забавней, и я действительно думаю, что это повышает силу. — Он сузил глаза. — Ты интуит.
Впервые с момента появления в ведущем к двери проулке, Карденас удивился.
— Откуда ты знаешь?
— Я не знал. Но я хорошо угадываю. Приходится быть догадливым, когда вынужден жить с моими физическими проблемами. — И, поморщившись, переместил свою массу на шезлонге.
— Это и есть истина, которую ты усвоил?
— Уж лучше поверь в это, братец. Никакая другая истина не сравнится с неисцелимой болью в спине. Все это связано с реальностью. Но, впрочем, реальность вся состоит из связанности с чем-то. Ты связан со своей работой, Камилла связана со своими предпочтениями. — Он сделал размашистый жест, охватывая помещение с занятыми дьяконами. — Все мы связаны с чем-то. Именно те немногие, кто понимает природу этих связей, и достигли в какой-то мере понимания своего внутреннего «я» и жизни. — Он снова пыхнул трубкой. Дым взвился спиралями, похожими на готовящихся ужалить полупрозрачных змей. — Будучи интуитом, ты и так уже это знаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43