Воздух был напоен солнечным светом, и звоном маленьких водопадов, и медленным шумом моря внизу. Время от времени перед обрывом проносилась бабочка, и стаи морских птиц то садились на выступы, то сновали в воздухе взад и вперед.
Ангел лежал, и его покалеченные, съежившиеся крылья горбились на его спине. Он наблюдал за чайками, и галками, и грачами, как они парили и кружили в солнечном свете и то стремительно падали к воде, то взмывали в слепящую синеву неба. Ангел долго лежал так и наблюдал за ними, летающими туда и сюда на развернутых крыльях. Он наблюдал и, наблюдая, вспоминал с бесконечной тоской реки звездного света и сладость земли, откуда он явился. Проскользнула чайка над его головой, быстрая и легкая, красиво белея в синеве развернутыми крыльями. Ангелу вступила тень в глаза, свет солнца их покинул. Он подумал о собственных своих покалеченных крыльях, и уткнулся лицом в свой локоть, и заплакал.
Женщина, проходившая тропой по кремнистому полю, увидела только горбуна, одетого в старый сюртук Викария из Сиддермортона, который разлегся на самом краю обрыва и лбом уткнулся в руку. Она поглядела на него раз и еще раз.
- Глупый человек, ведь уснул, поди, - сказала она и, хотя тащила в корзине тяжелую кладь, все-таки направилась к нему, решив его разбудить. Но, подойдя поближе, она увидела, что плечи его тяжело вздымаются, и услышала его глухое рыдание.
Минуту она стояла тихо, и ее лицо покривилось усмешкой. Потом, бесшумно ступая, она повернулась и пошла назад к тропе.
- Трудное это дело, не придумаешь, что и сказать, - сказала она. - Горемычная душа!
Ангел сразу перестал рыдать и уставился с мокрым от слез лицом на берег под обрывом.
- Этот мир, - сказал он, - окутывает меня и готов проглотить. Крылья мои усохли и стали бесполезными. Скоро я буду не чем иным, как только увечным человеком; и буду я стареть, и склонюсь перед болью, и умру… Я несчастен. И я одинок.
Потом он уперся подбородком в ладони над самым краем обрыва и стал думать о Делии - о ее лице и о свете в ее глазах. Ангел почувствовал необычайное желание пойти к ней и рассказать о своих покалеченных крыльях. Обвить ее руками и плакать о своей потерянной земле. «Делия!» - сказал он самому себе тихо-тихо. Солнце вдруг затянуло тучей.
Миссис Хайниджер действует
Миссис Хайниджер удивила Викария, постучавшись после чая в дверь его кабинета.
- Прошу прощения, сэр, - сказала миссис Хайниджер. - Могу я взять на себя такую смелость и поговорить с вами минутку?
- Конечно, миссис Хайниджер, - сказал Викарий, не подозревая, какой на него обрушится новый удар. Он держал в руке письмо, очень странное и неприятное письмо от своего епископа, письмо, которое и раздражило его и повергло в отчаяние, ибо оно в самых резких выражениях осуждало гостей, каких Викарий считает возможным принимать в своем доме. Только епископ, ищущий популярности, живущий в век демократии, епископ, еще остающийся в какой-то мере педагогом, мог написать подобное письмо.
Миссис Хайниджер кашляла в ладонь, как будто что-то затрудняло ей дыхание. У Викария возникло скверное предчувствие. Обыкновенно при их разговорах если кто смущался, так по большей части он. А к окончанию разговора неизменно он один.
- Да? - сказал он.
- Могу я взять на себя смелость, сэр, и спросить вас, когда мистер Ангел уедет? (Кхе-кхе.)
Викарий вздрогнул.
- Спросить, когда мистер Ангел уедет? - повторил он медленно, чтобы выгадать время. - (И эта туда же!)
- Извините, сэр. Но я привыкла, сэр, прислуживать благородным; а вы, наверно, даже и не представляете себе, как чувствуешь себя, прислуживая такому, как он.
- «Такому, как он»! Вам, миссис Хайниджер, если я вас правильно понял, не нравится мистер Ангел?
- Видите ли, сэр, перед тем как я поступила к вам, я, сэр, прожила семнадцать лет у лорда Дундоллера, да и вы, простите, вы тоже, сэр, настоящий джентльмен… хоть и духовное лицо. А потом…
- Что же это такое! - вздохнул Викарий. - Так вы не считаете мистера Ангела джентльменом?
- Уж извините, сэр, что я должна вам это сказать.
- Но почему же?.. (Ох, ну конечно же!)
- Прошу извинить меня на этом слове, сэр. Но если гость вдруг переходит в вегетарианцы и оставляет все, что ни готовишь, и если у него нет приличного своего багажа и он одалживает рубашки и носки у своего хозяина; и позволяет себе есть горошек с ножа (как я видела своими глазами), и так и ищет, как бы в темном уголке поговорить со служанками, и складывает после еды салфетку и ест телячий паштет пальцами, и среди ночи играет на скрипке, не давая никому уснуть, и пялит с ухмылкой глаза, когда старшие поднимаются по лестнице, и вообще ведет себя непристойно в таких делах, что и сказать-то неудобно, - то уж тут, сэр, поневоле всякое приходит в голову. Мысли, сэр, свободны, и поневоле делаешь свои собственные выводы. А, кроме того, в деревне на его счет поговаривают всякое, одни - одно, другие - другое. Я, как посмотрю на джентльмена, то уже знаю, джентльмен он или он не джентльмен, и мы трое - я, Сьюзен и Джордж, - мы это все обговорили меж собой, как мы есть старшие слуги, так сказать, и опытные, а Делию мы оставили в стороне, как она еще совсем девчонка, и я хотела бы только надеяться, что ей через него не приключится никакой беды, и уж положитесь, сэр, на нас, но этот мистер Ангел совсем не тот, за кого вы его принимаете, сэр. И чем скорее он оставит этот дом, тем лучше.
Миссис Хайниджер резко оборвала свою речь и стояла, запыхавшись, мрачно глядя Викарию в лицо.
- Вы это всерьез, миссис Хайниджер? - сказал Викарий. И затем: - О, господи!.. Что я такое сделал? - сказал Викарий, вдруг вскочив и взывая к непреклонной судьбе. - Что я сделал?
- Это уж вам знать, - сказала миссис Хайниджер. - Впрочем, в деревне поговаривают всякое.
- Ну и ну! - сказал Викарий и стал расхаживать по комнате, поглядывая в окно. Потом обернулся. - Вот что, миссис Хайниджер! Мистер Ангел уедет из нашего дома в течение недели. Вас это устраивает?
- Вполне, - сказала миссис Хайниджер. - Я так понимаю, сэр…
Взгляд Викария, непривычно красноречивый, указал на дверь.
Ангел в беде
- Дело в том, - сказал Викарий, - что этот мир не для ангелов.
Шторы не были задернуты, и сумрак за окнами под облачным небом казался несказанно серым и холодным. Ангел сидел, удрученный, за столом и молчал. Ему уже объяснили, что он непременно должен уехать. Раз его присутствие оскорбляло людей и делало Викария несчастным, он покорно признал справедливость этого решения; но он не мог себе вообразить, что с ним произойдет, когда он окунется в жизнь. Наверно, что-нибудь до крайности неприятное.
- Есть, конечно, скрипка, - сказал Викарий. - Однако после нашего первого опыта…
…Я должен достать для вас одежду… полное снаряжение. Ах! Вы же ничего не знаете о железных дорогах! И о деньгах! И как снимают квартиру! И о ресторанах!.. Я должен поехать с вами, помочь вам устроиться хоть на первое время. Достать вам работу. Подумать только - ангел в Лондоне! Трудом зарабатывает себе на жизнь! В этой людской пустыне, серой и холодной! Что с вами станется… Ах, если бы мне знать, что есть у меня на свете друг, который мне поверит.
…Я не должен был отсылать вас…
- Не печальтесь так из-за меня, мой друг, - сказал Ангел. - Здесь у вас жизнь по крайней мере конечна. И есть в ней хорошие вещи. Есть нечто такое в этой вашей жизни… Вот вы заботитесь обо мне! Я думал сперва, что во всей вашей жизни нет ничего красивого…
- Я вас предал! - сказал Викарий в порыве внезапного раскаяния. - Почему я не пошел один против всех, почему не сказал: «Это лучшее в жизни»? Что они значат, повседневные дела?
Он вдруг замолчал, потом повторил:
- Да, что они значат?
- Я вошел в вашу жизнь только затем, чтобы внести в нее смуту, - сказал Ангел.
- Не говорите так, - сказал Викарий. - Вы вошли в мою жизнь, чтобы меня пробудить. Я спал - спал и видел сны. Мне снилось, что необходимо то и это. Снилось, что эта тесная тюрьма - весь мир. И этот сон еще тяготеет надо мной и смущает меня. Вот и все! Теперь, даже если вы уедете… А не снится мне, что вы должны уехать?
Когда Викарий в ту ночь лежал в постели, вопрос опять, еще настоятельней, возник перед ним в своем мистическом аспекте. Он лежал без сна, и самые страшные видения вставали перед ним: его гость, такой беззащитный и мягкий, затерян в этом бесчувственном мире, где ему выпадают самые жестокие злоключения. Его гость, несомненно, ангел. Викарий пытался снова мысленно пережить все случившееся за последние восемь дней. Он вспомнил тот жаркий день; свой нечаянный - от неожиданности - выстрел; заплескавшие в воздухе радужные крылья; прекрасную фигуру в шафрановом одеянии, бившуюся на земле. Каким это тогда показалось ему чудесным! Потом его мысль обратилась к тому, что он слышал о мире ином; к видениям, вызванным волшебной скрипкой, к туманным колышущимся, дивным городам Ангельской Страны. Он старался вспомнить очертания зданий, форму плодов на деревьях, внешний облик крылатых созданий на ее дорогах. Из воспоминаний все это перерастало в действительность настоящего, делалось с каждым мгновением все более живым, а его беды все менее значительными. И вот, тихо, и незаметно. Викарий ускользнул от своих бед и неприятностей в Край Сновидений.
Делия сидела перед раскрытым окном в надежде услышать скрипку Ангела. Но в эту ночь игры не было. Небо затянуло, но не так плотно, чтобы не видно было месяца. Высоко в небе проходили гряды рваных облаков, и месяц то проступал туманным пятном света, то скрывался вовсе, то опять выплывал, ясный и яркий, четко вырисовываясь в синей бездне ночи. И вдруг девушка услышала, как дверь в сад отворилась, и в мареве лунного света выступил чей-то силуэт.
Это был Ангел. Но на нем снова была шафрановая риза вместо бесформенного сюртука. В неверном свете риза выглядела бесцветной и только чуть мерцала, а крылья за его спиной казались свинцово-серыми. Он начал бегать - брал короткий разбег и подпрыгивал, хлопая крыльями; он метался взад и вперед в игре светотени под деревьями. Делия с изумлением смотрела на него. Он крикнул в отчаянии, прыгнул выше. Его съежившиеся крылья вспыхнули и опали. Более темный лоскут в пелене облаков все покрыл темнотой. Ангел, казалось, подпрыгнул на пять или шесть футов от земли и тяжело упал. В полумраке она видела, как он бьется на земле, затем услышала его рыдания.
- Он убился! - сказала Делия. Она сжала губы и пристально смотрела вперед. - Я должна ему помочь.
Она немного подумала, потом встала, легко и быстро выбежала за дверь, тихонько соскользнула вниз по лестнице - и в сад, в лунный свет. Ангел все еще лежал на земле и рыдал, сокрушенный горем.
- Ох, что это с вами? - сказала Делия, наклонившись над ним, и робко коснулась его головы.
Ангел перестал рыдать, приподнялся и остановил на ней взгляд. Он видел ее лицо в свете месяца, нежное от сострадания.
- Что это с вами? - повторила она шепотом. - Вы убились?
Ангел поглядел вокруг и вновь остановил глаза на ее лице.
- Делия! - прошептал он.
- Вы убились? - спросила Делия.
- Мои крылья! - сказал Ангел. - Они бессильны.
Делия не поняла, но она чувствовала, что это, наверно, очень страшно.
- Здесь темно, здесь холодно, - шептал Ангел. - Мои крылья бессильны.
Ей было безотчетно больно видеть слезы на его лице. Она не знала, что делать.
- Пожалей меня, Делия, - сказал Ангел, вдруг протянув к ней руки. - Пожалей меня.
Ее точно толкнуло опуститься на колени и взять в ладони его лицо.
- Я не понимаю, - сказала она, - только мне очень жалко. Мне вас жалко от всего моего сердца.
Ангел не ответил ни слова. Он смотрел на ее маленькое личико в ярком свете месяца, и в его глазах было недоумение и восторг.
- Странный это мир! - сказал он.
Она вдруг опустила руки. Облако затянуло месяц.
- Чем я могу вам помочь? - шептала она. - Я бы все сделала, только бы помочь вам.
Он все еще смотрел на девушку, отклоняясь от нее на длину своей руки, и горе на его лице сменилось недоумением. - Странный это мир! - повторил он.
Они оба говорили шепотом, она - стоя на коленях, он - сидя во мраке в колеблющемся свете месяца на лужайке перед верандой.
- Делия, - сказала миссис Хайниджер, вдруг высунувшись в окно. - Делия, это ты?
Оба в оторопи смотрели на нее.
- Сейчас же домой, Делия! - сказала миссис Хайниджер. - Если б мистер Ангел был джентльмен (кем он сроду не был), он бы устыдился. А ты еще к тому же сиротка!
Последний день посещения
На другое утро Ангел, позавтракав, пошел в сторону пустоши, а миссис Хайниджер, испросив на то разрешения, переговорила с Викарием. Что она ему сообщила, для нас теперь не имеет значения. Викарий был явно расстроен.
- Он должен уехать, - сказал он. - Он непременно должен уехать! - И, подавленный горем, тут же забыл, в чем, собственно, состояло обвинение. Утро он провел, то погружаясь в сумрачные думы, то судорожно хватаясь изучать прейскурант фирмы «Скифф и Уотерло» и каталог оптового магазина медицинских, учебных и церковных принадлежностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Ангел лежал, и его покалеченные, съежившиеся крылья горбились на его спине. Он наблюдал за чайками, и галками, и грачами, как они парили и кружили в солнечном свете и то стремительно падали к воде, то взмывали в слепящую синеву неба. Ангел долго лежал так и наблюдал за ними, летающими туда и сюда на развернутых крыльях. Он наблюдал и, наблюдая, вспоминал с бесконечной тоской реки звездного света и сладость земли, откуда он явился. Проскользнула чайка над его головой, быстрая и легкая, красиво белея в синеве развернутыми крыльями. Ангелу вступила тень в глаза, свет солнца их покинул. Он подумал о собственных своих покалеченных крыльях, и уткнулся лицом в свой локоть, и заплакал.
Женщина, проходившая тропой по кремнистому полю, увидела только горбуна, одетого в старый сюртук Викария из Сиддермортона, который разлегся на самом краю обрыва и лбом уткнулся в руку. Она поглядела на него раз и еще раз.
- Глупый человек, ведь уснул, поди, - сказала она и, хотя тащила в корзине тяжелую кладь, все-таки направилась к нему, решив его разбудить. Но, подойдя поближе, она увидела, что плечи его тяжело вздымаются, и услышала его глухое рыдание.
Минуту она стояла тихо, и ее лицо покривилось усмешкой. Потом, бесшумно ступая, она повернулась и пошла назад к тропе.
- Трудное это дело, не придумаешь, что и сказать, - сказала она. - Горемычная душа!
Ангел сразу перестал рыдать и уставился с мокрым от слез лицом на берег под обрывом.
- Этот мир, - сказал он, - окутывает меня и готов проглотить. Крылья мои усохли и стали бесполезными. Скоро я буду не чем иным, как только увечным человеком; и буду я стареть, и склонюсь перед болью, и умру… Я несчастен. И я одинок.
Потом он уперся подбородком в ладони над самым краем обрыва и стал думать о Делии - о ее лице и о свете в ее глазах. Ангел почувствовал необычайное желание пойти к ней и рассказать о своих покалеченных крыльях. Обвить ее руками и плакать о своей потерянной земле. «Делия!» - сказал он самому себе тихо-тихо. Солнце вдруг затянуло тучей.
Миссис Хайниджер действует
Миссис Хайниджер удивила Викария, постучавшись после чая в дверь его кабинета.
- Прошу прощения, сэр, - сказала миссис Хайниджер. - Могу я взять на себя такую смелость и поговорить с вами минутку?
- Конечно, миссис Хайниджер, - сказал Викарий, не подозревая, какой на него обрушится новый удар. Он держал в руке письмо, очень странное и неприятное письмо от своего епископа, письмо, которое и раздражило его и повергло в отчаяние, ибо оно в самых резких выражениях осуждало гостей, каких Викарий считает возможным принимать в своем доме. Только епископ, ищущий популярности, живущий в век демократии, епископ, еще остающийся в какой-то мере педагогом, мог написать подобное письмо.
Миссис Хайниджер кашляла в ладонь, как будто что-то затрудняло ей дыхание. У Викария возникло скверное предчувствие. Обыкновенно при их разговорах если кто смущался, так по большей части он. А к окончанию разговора неизменно он один.
- Да? - сказал он.
- Могу я взять на себя смелость, сэр, и спросить вас, когда мистер Ангел уедет? (Кхе-кхе.)
Викарий вздрогнул.
- Спросить, когда мистер Ангел уедет? - повторил он медленно, чтобы выгадать время. - (И эта туда же!)
- Извините, сэр. Но я привыкла, сэр, прислуживать благородным; а вы, наверно, даже и не представляете себе, как чувствуешь себя, прислуживая такому, как он.
- «Такому, как он»! Вам, миссис Хайниджер, если я вас правильно понял, не нравится мистер Ангел?
- Видите ли, сэр, перед тем как я поступила к вам, я, сэр, прожила семнадцать лет у лорда Дундоллера, да и вы, простите, вы тоже, сэр, настоящий джентльмен… хоть и духовное лицо. А потом…
- Что же это такое! - вздохнул Викарий. - Так вы не считаете мистера Ангела джентльменом?
- Уж извините, сэр, что я должна вам это сказать.
- Но почему же?.. (Ох, ну конечно же!)
- Прошу извинить меня на этом слове, сэр. Но если гость вдруг переходит в вегетарианцы и оставляет все, что ни готовишь, и если у него нет приличного своего багажа и он одалживает рубашки и носки у своего хозяина; и позволяет себе есть горошек с ножа (как я видела своими глазами), и так и ищет, как бы в темном уголке поговорить со служанками, и складывает после еды салфетку и ест телячий паштет пальцами, и среди ночи играет на скрипке, не давая никому уснуть, и пялит с ухмылкой глаза, когда старшие поднимаются по лестнице, и вообще ведет себя непристойно в таких делах, что и сказать-то неудобно, - то уж тут, сэр, поневоле всякое приходит в голову. Мысли, сэр, свободны, и поневоле делаешь свои собственные выводы. А, кроме того, в деревне на его счет поговаривают всякое, одни - одно, другие - другое. Я, как посмотрю на джентльмена, то уже знаю, джентльмен он или он не джентльмен, и мы трое - я, Сьюзен и Джордж, - мы это все обговорили меж собой, как мы есть старшие слуги, так сказать, и опытные, а Делию мы оставили в стороне, как она еще совсем девчонка, и я хотела бы только надеяться, что ей через него не приключится никакой беды, и уж положитесь, сэр, на нас, но этот мистер Ангел совсем не тот, за кого вы его принимаете, сэр. И чем скорее он оставит этот дом, тем лучше.
Миссис Хайниджер резко оборвала свою речь и стояла, запыхавшись, мрачно глядя Викарию в лицо.
- Вы это всерьез, миссис Хайниджер? - сказал Викарий. И затем: - О, господи!.. Что я такое сделал? - сказал Викарий, вдруг вскочив и взывая к непреклонной судьбе. - Что я сделал?
- Это уж вам знать, - сказала миссис Хайниджер. - Впрочем, в деревне поговаривают всякое.
- Ну и ну! - сказал Викарий и стал расхаживать по комнате, поглядывая в окно. Потом обернулся. - Вот что, миссис Хайниджер! Мистер Ангел уедет из нашего дома в течение недели. Вас это устраивает?
- Вполне, - сказала миссис Хайниджер. - Я так понимаю, сэр…
Взгляд Викария, непривычно красноречивый, указал на дверь.
Ангел в беде
- Дело в том, - сказал Викарий, - что этот мир не для ангелов.
Шторы не были задернуты, и сумрак за окнами под облачным небом казался несказанно серым и холодным. Ангел сидел, удрученный, за столом и молчал. Ему уже объяснили, что он непременно должен уехать. Раз его присутствие оскорбляло людей и делало Викария несчастным, он покорно признал справедливость этого решения; но он не мог себе вообразить, что с ним произойдет, когда он окунется в жизнь. Наверно, что-нибудь до крайности неприятное.
- Есть, конечно, скрипка, - сказал Викарий. - Однако после нашего первого опыта…
…Я должен достать для вас одежду… полное снаряжение. Ах! Вы же ничего не знаете о железных дорогах! И о деньгах! И как снимают квартиру! И о ресторанах!.. Я должен поехать с вами, помочь вам устроиться хоть на первое время. Достать вам работу. Подумать только - ангел в Лондоне! Трудом зарабатывает себе на жизнь! В этой людской пустыне, серой и холодной! Что с вами станется… Ах, если бы мне знать, что есть у меня на свете друг, который мне поверит.
…Я не должен был отсылать вас…
- Не печальтесь так из-за меня, мой друг, - сказал Ангел. - Здесь у вас жизнь по крайней мере конечна. И есть в ней хорошие вещи. Есть нечто такое в этой вашей жизни… Вот вы заботитесь обо мне! Я думал сперва, что во всей вашей жизни нет ничего красивого…
- Я вас предал! - сказал Викарий в порыве внезапного раскаяния. - Почему я не пошел один против всех, почему не сказал: «Это лучшее в жизни»? Что они значат, повседневные дела?
Он вдруг замолчал, потом повторил:
- Да, что они значат?
- Я вошел в вашу жизнь только затем, чтобы внести в нее смуту, - сказал Ангел.
- Не говорите так, - сказал Викарий. - Вы вошли в мою жизнь, чтобы меня пробудить. Я спал - спал и видел сны. Мне снилось, что необходимо то и это. Снилось, что эта тесная тюрьма - весь мир. И этот сон еще тяготеет надо мной и смущает меня. Вот и все! Теперь, даже если вы уедете… А не снится мне, что вы должны уехать?
Когда Викарий в ту ночь лежал в постели, вопрос опять, еще настоятельней, возник перед ним в своем мистическом аспекте. Он лежал без сна, и самые страшные видения вставали перед ним: его гость, такой беззащитный и мягкий, затерян в этом бесчувственном мире, где ему выпадают самые жестокие злоключения. Его гость, несомненно, ангел. Викарий пытался снова мысленно пережить все случившееся за последние восемь дней. Он вспомнил тот жаркий день; свой нечаянный - от неожиданности - выстрел; заплескавшие в воздухе радужные крылья; прекрасную фигуру в шафрановом одеянии, бившуюся на земле. Каким это тогда показалось ему чудесным! Потом его мысль обратилась к тому, что он слышал о мире ином; к видениям, вызванным волшебной скрипкой, к туманным колышущимся, дивным городам Ангельской Страны. Он старался вспомнить очертания зданий, форму плодов на деревьях, внешний облик крылатых созданий на ее дорогах. Из воспоминаний все это перерастало в действительность настоящего, делалось с каждым мгновением все более живым, а его беды все менее значительными. И вот, тихо, и незаметно. Викарий ускользнул от своих бед и неприятностей в Край Сновидений.
Делия сидела перед раскрытым окном в надежде услышать скрипку Ангела. Но в эту ночь игры не было. Небо затянуло, но не так плотно, чтобы не видно было месяца. Высоко в небе проходили гряды рваных облаков, и месяц то проступал туманным пятном света, то скрывался вовсе, то опять выплывал, ясный и яркий, четко вырисовываясь в синей бездне ночи. И вдруг девушка услышала, как дверь в сад отворилась, и в мареве лунного света выступил чей-то силуэт.
Это был Ангел. Но на нем снова была шафрановая риза вместо бесформенного сюртука. В неверном свете риза выглядела бесцветной и только чуть мерцала, а крылья за его спиной казались свинцово-серыми. Он начал бегать - брал короткий разбег и подпрыгивал, хлопая крыльями; он метался взад и вперед в игре светотени под деревьями. Делия с изумлением смотрела на него. Он крикнул в отчаянии, прыгнул выше. Его съежившиеся крылья вспыхнули и опали. Более темный лоскут в пелене облаков все покрыл темнотой. Ангел, казалось, подпрыгнул на пять или шесть футов от земли и тяжело упал. В полумраке она видела, как он бьется на земле, затем услышала его рыдания.
- Он убился! - сказала Делия. Она сжала губы и пристально смотрела вперед. - Я должна ему помочь.
Она немного подумала, потом встала, легко и быстро выбежала за дверь, тихонько соскользнула вниз по лестнице - и в сад, в лунный свет. Ангел все еще лежал на земле и рыдал, сокрушенный горем.
- Ох, что это с вами? - сказала Делия, наклонившись над ним, и робко коснулась его головы.
Ангел перестал рыдать, приподнялся и остановил на ней взгляд. Он видел ее лицо в свете месяца, нежное от сострадания.
- Что это с вами? - повторила она шепотом. - Вы убились?
Ангел поглядел вокруг и вновь остановил глаза на ее лице.
- Делия! - прошептал он.
- Вы убились? - спросила Делия.
- Мои крылья! - сказал Ангел. - Они бессильны.
Делия не поняла, но она чувствовала, что это, наверно, очень страшно.
- Здесь темно, здесь холодно, - шептал Ангел. - Мои крылья бессильны.
Ей было безотчетно больно видеть слезы на его лице. Она не знала, что делать.
- Пожалей меня, Делия, - сказал Ангел, вдруг протянув к ней руки. - Пожалей меня.
Ее точно толкнуло опуститься на колени и взять в ладони его лицо.
- Я не понимаю, - сказала она, - только мне очень жалко. Мне вас жалко от всего моего сердца.
Ангел не ответил ни слова. Он смотрел на ее маленькое личико в ярком свете месяца, и в его глазах было недоумение и восторг.
- Странный это мир! - сказал он.
Она вдруг опустила руки. Облако затянуло месяц.
- Чем я могу вам помочь? - шептала она. - Я бы все сделала, только бы помочь вам.
Он все еще смотрел на девушку, отклоняясь от нее на длину своей руки, и горе на его лице сменилось недоумением. - Странный это мир! - повторил он.
Они оба говорили шепотом, она - стоя на коленях, он - сидя во мраке в колеблющемся свете месяца на лужайке перед верандой.
- Делия, - сказала миссис Хайниджер, вдруг высунувшись в окно. - Делия, это ты?
Оба в оторопи смотрели на нее.
- Сейчас же домой, Делия! - сказала миссис Хайниджер. - Если б мистер Ангел был джентльмен (кем он сроду не был), он бы устыдился. А ты еще к тому же сиротка!
Последний день посещения
На другое утро Ангел, позавтракав, пошел в сторону пустоши, а миссис Хайниджер, испросив на то разрешения, переговорила с Викарием. Что она ему сообщила, для нас теперь не имеет значения. Викарий был явно расстроен.
- Он должен уехать, - сказал он. - Он непременно должен уехать! - И, подавленный горем, тут же забыл, в чем, собственно, состояло обвинение. Утро он провел, то погружаясь в сумрачные думы, то судорожно хватаясь изучать прейскурант фирмы «Скифф и Уотерло» и каталог оптового магазина медицинских, учебных и церковных принадлежностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18