До убытия в пока не
контролируемую область того света Потыкин страдал изъянами общественного
поведения (совался, мешал, буянил), и сотоварищи у него должны быть, по
идее, в ту же масть. "Я никогда ничего не забываю", - удовлетворенно
отметил Батищев. Он-то и посоветовал Дубиловым нанести по Летягину
превентивный удар - подать гражданский иск. Колеблющаяся (в прямом и
переносном смысле) дама сходила в ЖЭУ, и там окончательно развеяли все ее
сомнения, горячо поддержав наступательную линию. Ведь обстановка-то - всем
известно, какая сейчас обстановка. Подавать в суд - и точка. Дубиловы плюс
простой трудовой народ против так называемого программиста Летягина.
"Понаехали тут всякие бизнесмены... Ишшо потягаемся, супостат", - при
встрече сказал свое "иду на ты" этот осколок матриархата. Потом в руку
Летягина легла повестка в суд - врученная неким неразличимым на фоне стены
курьером, обладающим громовым стуком известного из поэзии командора. Этот
стук активизировал в Летягине сначала воспоминания из школьного учебника:
"Брось ее, все кончено. Дрожишь ты...". А потом и генную память: заседание
трехглавого энкавэдэшного змея с прицелами вместо глаз под хоровое пение
публики: "Собаке - собачья смерть".
Летягин не раз проснулся ночью в холодном поту, почувствовав затылком
кирпичную стену цвета запекшейся крови. Не отринул он это горе для ума, не
прочистил свою бредовую голову морковными котлетками и утренним бегом, а
наоборот, дал ей волю. Перед мысленным взором проходила длинная вереница
свидетелей обвинения. Товарищи-контрабандисты из прежней морской жизни:
специалисты по надеванию дюжины часов на одну руку, полста цепочек на одну
шею, трех джинсов на одну задницу. Нынешние сослуживцы с попрекающим
словом. Начальник сектора со сложившимся мнением, узким, как удавка.
Веселые юноши из режимных институтов, сдающие интегрированные пакеты
программ (что были некогда свистнуты на диком западе бесстрашными
советскими разведчиками) в обмен на чистые флоппи-диски. Сумрачные дяди
васи из техсекторов, отпускающие искомые флоппи за канистры спирта.
Разбитные бабы маши из отделов снабжения, сдающие спирт за...
Чтобы вынырнуть из омута со страхами и ужасами, невротик-Георгий стал
искать себе свидетелей защиты. Нет, к ним нельзя было причислить старушек,
высаженных грядкой на скамейке у подъезда - те демонстрировали только
рефлекс одновременного поворачивания головы вслед за крупными движущимися
предметами. Это и не люди в кожаных куртках, которые отказывались помещать
Летягина в поле зрения, даже проходя мимо на расстоянии вытянутого пальца.
Внушал надежду только Головастик.
Долгое время Георгий принимал его, вернее, его голову, за глобус,
стоящий на подоконнике и, больше того, различал материки и океаны. Со
временем выяснилось, что у "глобуса" есть глаза, с ласковым любопытством
глядящие на мир, улыбающийся рот, большие красные щеки. "От нечего делать
он следит за всеми, - решил Летягин, - надо ненавязчиво выудить из него
сведения, компрометирующие истцов, или просто узнать что-нибудь полезное.
А старичку, главное, что? Внимание".
Георгий порылся в серванте, где хранился след от пребывания Потыкина
на земле - заначенная им у Летягина для пущей сохранности бутылка виски.
Сунув ее под пиджак, новоиспеченный интриган приблизился к двери
Головастика, но не успел позвонить, как из динамика над звонком послышался
ободряющий голос:
- Заходите, товарищ Летягин. Дверь открыта.
Такая осведомленность Головастика в доме, где никто ни с кем даже не
здоровался, делала честь предположениям. Приободрившись, молодой человек
толкнул дверь и тут же стал прикидывать, какие телодвижения у него лишние.
В обычном недоразвитом коридорчике стояла и пялилась на него очень
здоровая, можно даже сказать, зажравшаяся собака. Летягин решил, что она
тянет не столько на собаку, сколько на помесь гиены и волка. Пытливый
взгляд замечал еще в странном гибриде что-то от свиньи и даже от крысы.
- Как там тебя, Шарик, Тубо. Джек, аппорт.
Но гибрид стоял незыблемо, с вниманием во взоре, молча, чуть склонив
голову набок. По счастью, из глубины квартиры раздался тот же голос, что и
из динамика.
- Трофим, веди себя полюбезнее. Быстренько проводи ко мне гостя.
Домашнее животное повернулось и сплюнуло. Нет, Летягину, конечно,
показалось. На самом деле пес Трофим просто фыркнул. Затем он
действительно повел гостя за собой, наблюдая за ним одним красным глазом.
Шел Трофим неграциозно, переваливаясь и шаркая когтями, как пенсионер
тапками. До борзой ему было далеко. Судя по всему, он это знал и не
старался.
- Всякое бывает, - сказал вместо приветствия хозяин квартиры. Он
располагался в высоком кресле у окна, и его аккуратно подстриженная
круглая голова действительно напоминала глобус на подставке. Головастик
показал взглядом на кресло:
- Вам - туда... А ты, Трофим, не стой здесь зря. Иди на кухню и делай
свое дело.
Трофим шмыгнул носом и ушел, напоследок отразив в глазах лень и
хитрость старого лакея. А Летягин плюхнулся в кресло. Очень мягкое кресло.
Даже колен оказались на уровне подбородка. Сразу напала дремота, хотя надо
было так много выяснить.
- Я тут вроде фараона в пирамиде, ни с места, - сказал Головастик.
- У консервированных фараонов румянец поменьше, - постарался утешить
Летягин приболевшего старичка.
- Пирамида - это прекрасно, - вздохнул Головастик, - надо быть,
наверное, очень убедительным, чтобы тебе согласились ее построить.
- Да, с пирамидами проблема, да и вообще с жилым и заупокойным
фондом, - Летягин решил прекратить беспредметный разговор. - У меня в
квартире плохо. Все течет, все изменяется в худшую сторону, как говаривали
классики философии. А тут еще соседи, клеветники и насильники, подали на
меня иск.
- Но что-нибудь хорошее у вас есть? - не без ехидства спросил
Головастик.
- А как же? Всем хорошим у себя, от шузов до плаща, я обязан
загранрейсам, - признался Летягин, - даже Нинка вышла за меня, имея ввиду
мое барахлишко.
Как раз появился Трофим, он катил тележку с угощениями, положа на нее
передние лапы и перебирая задними.
Спохватившись, Летягин налил в две рюмки. Но вместо Головастика выпил
Трофим. Взял рюмку зубами и опрокинул в глотку, как алкоголик циркового
типа. Глаза его посветлели, словно ветер раздул тлеющие угольки. Он
одобрительно, почти мягко оскалился.
- Собачонка у вас ничего дрессирована, - сделал комплимент Летягин, -
получше будет официанта из ресторана "Кавказ".
- Называй его не собачонкой, а Трофимом. Меня же Сергей Петровичем, -
твердо заявил бывший Головастик и сразу же глянул "в корень". - Итак,
жизнь ваша беспросветна. Ощущение загнанности, скованности, тоски на фоне
непрекращающейся вялости умственных и физических сил. "И рад бежать, да
некуда, ужасно..."
- Откуда вы знаете? - Летягин был рад, что его верно поняли.
- Оттуда. Но столь ли пессимистичен прогноз? Подспудно вы ищите новый
принцип существования. Вы чувствуете, что он должен быть. Ведь это
неестественно, что карлики топчут поверженного гиганта, а он корчится от
боли.
- Здорово сказано, - у Летягина увлажнился левый глаз.
- Но гигант может подняться и сбросить с себя всю шантрапу.
- Конечно, может, - Летягин поддел вилкой патиссон, - так их.
- Природа колоссально расточительна и избыточна на первый взгляд.
Например, мы, ее венец, используем не больше одной десятой нервных клеток
и генетического материала. Вы, наверное, слышали такую теорему:
"избыточность рождает надежность" или хотя бы аксиому "все есть во всем".
Она поможет вам решить уравнение со многими неизвестными.
"Неужели философ попался? Прямо несчастный случай, - с тревогой
подумал Летягин. - Время теряю, да и бутылки "Джонни Уокера" на дороге
все-таки не валяются".
- Что-то слыхал, - отозвался гость, - только звучит немного иначе: "У
некоторых есть все".
- И у вас есть все! - наконец проявил эмоции Сергей Петрович, даже
Трофим подключился, зарычав.
- Где? - с горькой, как ему показалось, усмешкой вопросил Летягин.
- Оглянитесь, слепец. Соседи, участковые, сослуживцы, начальство,
судьи - те, перед кем вы испытываете страх и недоверие - они могут быть в
вашей руке.
- Очень приятно вас послушать, - Летягин запил речь Сергея Петровича
и снова ощутил приступ дремоты, - но они сильнее меня. Они меня побьют, в
переносном, конечно, смысле.
- Пока у них энергии больше, чем у вас, побьют, и в прямом, и в
переносном смысле. Причем будут бить вашими же знаниями, вашими мыслями и
чувствами. Так что в первую очередь надо отнять у них энергию.
- Цель поставлена четко? Четко, - с подчеркнутой обидой в голосе
произнес Летягин, - не хуже, чем с высокой трибуны. В таких случаях
спрашивать "а как?" не принято, не дурак же, - и он чокнулся жестом
экскаватора с освоившемся за столом Трофимом.
- Мы поможем вам открыть в себе новый принцип существования, -
убедительно сказал Сергей Петрович. - Если вы, конечно, не против.
- Я, конечно, за, - поспешил согласиться Летягин, - только мне с
Дубиловыми сперва разобраться надо. Узнать, где у них слабое место.
- Там же, где и у остальных. И это вы тоже поймете.
- Но тогда, точно "за", - и Летягин снова чокнулся с Трофимом, икнув
от обилия чувств. - Молодец, что не лаешь. Ценю.
- Вот и чудно. Главное, ваше согласие, - с не укрывшимся от Летягина
облегчением сказал Сергей Петрович.
- Что ж я, душу продал, а? - мрачно пошутил гость.
- Ну-у, не ожидал, - мягко пожурил Сергей Петрович, - мы же
материалисты.
- А что за новый принцип? - вдруг спохватился Летягин. - Уж не
воровать ли? Сажать-то по старому принципу будут.
- Нет, воровством это никак не назовешь, - успокоил Сергей Петрович,
- скорее, получением своей доли.
- У нас и раньше ничего не было, хотя мамка говорила, что деда
раскулачили, пока он сам ходил у соседа шмонать. Вернулся и пшик - даже
горшок забрали... Но если вы какой-нибудь должок ввернете, то я не
откажусь.
- Вернем, и очень скоро, - с несомненной убежденностью сказал Сергей
Петрович, а вы, юноша, кстати, читали Геродота?
- Сергей Петрович, да пес с ним, с Геродотом, - не побаловал ответом
Летягин и понял, что мысли начинают спутываться в клубок макарон, а хозяин
до сих пор еще ничего толком не объяснил, - что со мной будет? Суд ведь на
носу. То есть, извини, Трофим, пес тут ни при чем.
- Сейчас идите домой и ничего не бойтесь, - распорядился Сергей
Петрович. Ваша судьба будет устроена.
- Как это можно устроить мою судьбу, если вам даже не известно, что
вообще мне надо, - запротестовал Летягин.
- Всем надо одного и того же, - успокоил его Сергей Петрович. -
Трофим, помоги товарищу.
- Да какой он мне товарищ, тамбовский волк ему товарищ. - Летягин
собрался встать, но это оказалось не просто. Расслабление и дремота
превращали все его усилия в какие-то конвульсии.
Он заметил, что Сергей Петрович с брезгливой улыбкой разглядывает
его, и рванулся, желая показать инвалиду бойцовский мужской характер.
Услышал свой спортивный крик, кресло куда-то испарилось, и перед зрачками
возник ворс ковра, в значительном увеличении более похожий на шерсть
пещерного медведя, а может и мамонта. Сергей Петрович скомандовал:
"Взять", и Георгий едва не завопил снова, но уже от жути, представив клыки
Трофима, рвущие в клочья беззащитную задницу. Худшие ожидания, казалось,
начали оправдываться, когда рука оказалась в чьих-то плотных тисках. Но
тиски всего лишь поставили гостя на четвереньки - Трофим был рядом и
услужливо предоставлял спину для опоры. Повиснув на гибриде, как
подстреленный боец на санитарке, Летягин заскользил вдоль стенки, а потом
вдруг оказался на лестничной площадке один на один с нагло прущей в глаза
синей лампой.
Лифт уже давно отключился и видел сны, где летел ввысь без всяких
канатов. В итоге, подъем стал таким же тяжелым, как у тех советских
альпинистов, что карабкались на Эверест ночью и без кислорода. По дороге,
правда, Летягин позволил себе шалость - так яростно плюнул в ворованный
дермантин дубиловских дверей, что чуть не упал. Когда он, наконец,
добрался до родного пепелища, пот обильно катился со лба, скапливаясь в
щетине похожего на мочалку подбородка. "Надо бриться, - внушительно сказал
Летягин, заметив себя в зеркале, - и производить благоприятное
впечатление". Потом он стал исследовать шею, которая слегка побаливала, и
увидел на ней розовую полоску, похожую на след от надавливания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12