Это в лучшем случае. В худшем - злая сила садится за рычаги управления
самой машины.
"Разве когда ухаживают, так говорят с женщиной? Приручай ее,
сальные-сусальные словечки подпускай, обещай жениться да большую зарплату
носить - ей только того и надо. Как дозреет, подходи вплотную", - пытался
дирижировать Красноглаз.
- Екатерина Марковна, самое мое большое желание, чтобы потребовали
для меня вышки именно вы, а не кто другой, если я кого-нибудь выпью до дна
или ударю насмерть десятидневным сырком.
- Не рисуйтесь, Летягин, на самом деле вы - типичная жертва. Поэтому
я и впустила вас в дом, - женщина встала из-за стола, - но если с вами
что-нибудь случится... я буду мстить вот этими руками, - она протянула к
гостю свои узкие ладошки.
- Разрешите поблагодарить, - Летягин взял эти ладошки, похожие на
лодочки, своими, как выражалась Нина, "граблями" и прижал к груди.
Екатерина Марковна закрыла глаза.
"Удачно отработали, Летягин, хотя и в странной манере. У нее женское
начало пробудилось, я бы сказал, оттаяло, - тоном знатока заметил Резон, -
сейчас ответственный момент, используйте образовавшуюся доминанту для
раскрытия донора. Организм к развертке почти готов".
"Противно, конечно, что обозвала "жертвой", но сейчас цепенеет, это
факт. Дядя Жора, прессинг по всему полю, блокируй пути отхода, зажимай в
эмоциональный угол", - наяривал Красноглаз.
- Екатерина Марковна, как вы отнесетесь к тому, что я могу внезапно
измениться? - неожиданно поинтересовался Летягин.
"Неуместно", - предупредил Резон.
- Хорошо. То есть плохо, - с закрытыми глазами прошептала она. -
Вообще-то вам лучше быть самим собой...
- Довольным, - подхватил Летягин. - И какой я сам собой? Тот, что
снует с жалким видом между дядей Васей, бабой Машой и Николаем Евсеевичем,
или же тот, кто может заиметь жало и выпить любого совершенно без опаски.
А выпитый, к сожалению или к счастью, ничего и не заметит, лишь опустится
поближе к преисподней, в которой ничего, ни памяти, ни имени, даже котлов
и чертей нет.
- Жало кооперативное, да? - Екатерина Марковна упорно старалась не
понять. - Страшилка для детей. Я не люблю такие игрушки.
- Я тоже не люблю, хотя это не игрушки, а природные инструменты,
которые до поры лежат себе, жрать не просят, в каких-то там
подпространствах, - волна уже подходила, и Летягин слегка встряхнул
Екатерину Марковну. - Я постараюсь запечатлеться сейчас совершенно
определенным образом. И вызывайте сразу милицию - препятствовать не буду.
Ведь я недвусмысленно собираюсь пить вашу кровь.
Женщина открыла глаза, она видела теперь все, и была в полном
сознании.
"Мы пропали. Тюрьма по нам плачет, - зарыдали монстры, - проклятая
истеричка Летягин".
- Нет, не вызову, - твердо заявила она, - теперь я согласна с вами.
Правосудие, действительно, просто машина. Пейте мою кровь, - Екатерина
Марковна расстегнула верхнюю пуговку и откинула голову назад, - и делайте
это всегда, когда вам требуется. Стану я заслуженный донор республики.
- Я вам нравлюсь, - прохрипел непослушным ртом Летягин. - Не
обращайте внимания. Это действие зова.
- Нравитесь? Да скорее понравится испорченный мусоропровод, чем вы, -
она рассмеялась. - Давайте же, если вы не трус!
"Желание дамы - закон, Георгий Тимофеевич", - галантно заметил Резон.
"Елки, первый раз такое", - растрогался Красноглаз.
Комната пошла щелями, в нее проник сумеречный свет воронки, Летягину
стало труднее держаться на ногах, Красноглаз вис на нем, тянул его к
поверхности.
"Прости меня, Катя, - мысленно сказал Георгий, - но я изнемог."
И вдруг она откликнулась, включилась на той же частоте, слова пришли
к нему в грудь через ее руки:
"Кажется, я вижу, вижу твоими глазами. Мы можем держаться. Не потеряй
меня сейчас."
И она не стала красным кустом, а он не стал зверем. Они были
непоколебимы, а Красноглаза и Резона, двух тварей, унесло вниз словно
снежной лавиной. И вдвоем они видели загон - цепь вампиров, между которыми
незрячими овоидами катались люди. Попавшие в окружение не могли найти
прорех в этой цепи, и опускались все ниже и ниже, пока не исчезали в
чавкающей горловине. А потом воронка задрожала и рассыпалась, Летягин
снова воссоединил взглядом комнату Екатерины Марковны, руки ее были
по-прежнему на его груди. Он ощутил какое-то напряжение ссади и резко
обернулся. Крадучись, к ним подходил Трофим, с выдвинутой вперед челюстью.
Однако, лицо вампира мгновенно приняло дружелюбное выражение.
- Ай, а я хотел поиграть в "угадайка". Ну, извините, извините, я не
знал, что у вас тут прорыв на любовном фронте. Он испытывал к ней, она к
нему, того глубокого чувства...
Екатерина Марковна смутилась и отошла к окну.
- Дружочек Жора, пошли. Уже поздно. Когда ухаживают, так поздно не
сидят.
И Трофим, плавно помахав рукой, вывел Летягина на лестничную
площадку.
- Ты что же, не собираешься ее пить? - спросил он.
- Нет, - сплюнул ему на ботинок Летягин.
- Хочется отдохнуть, понимаю. Тогда это сделаю я. Трофим Терентьевич
всегда крайний.
- Какое тебе дело? - с угрозой произнес Летягин, - возвращайся к
своему хозяину и скажи, пусть меня карает, но ее оставит в покое.
- Какие мы благородные, - дурашливо залепетал Трофим, - прямо
просимся на картину Дейнеки - юноша защищает девушку от наезда самосвала,
- потом басисто добавил. - Она для нас ключевая фигура, поэтому хотя бы не
мешай... Или пример Потыкина до тебя еще не дошел?
- Значит, с ним вы поработали, - Летягин вдруг почувствовал, что у
него есть сила, и даже немного уверенности. Он сжал кулаком горсть мелочи
из кармана и ударил Трофима по физиономии, туда, где должен был появиться
хоботок.
Трофим упал. Потом поднялся на четвереньки, пробуя языком состояние
челюсти.
- Ой, выбил, паскуда, - Трофим выплюнул зуб. - Ну, я тебя за это
потопчу всласть.
- Что же, никак драться будете? А еще говорили, что большой ученый,
доктор зверских наук, - Летягин по-деревенски шмыгнул носом. - Только
учтите, зов на меня не подействует.
- Царапаться буду и кусаться без всякого зова, по-лесному, - Трофим
выдал порцию наработанного гиенского смеха. - Сейчас только макияж наведу.
- Я же, можно сказать, ваш ученик, - бодрясь, сыронизировал Летягин.
- Ты плохой ученик, двоечник. А двоечников я ем.
Летягин почувствовал, как рядом прошла мощная волна. Трофим заерзал,
потом его стало крутить, и он прижался к перилам. Лоб поехал назад, а
нижняя часть лица вперед, озаряясь охотничьим блеском кинжало-зубов.
Пиджак лопнул, как воздушный шарик, и за головой вырос здоровый бугор.
Башмаки треснули, и из них показались когти, предав Трофиму немного
нищенский вид. Пятки и основания ладоней оторвались от пола и стали
вытягиваться, а уши, наоборот, исчезли. Летягин смотрел не столько на
проявление рептильного начала в наружности Трофима, сколько на бегущие по
стенам трещины, осыпающиеся ржавчиной перила, падающие, как осенние
листья, куски штукатурки и краски.
Энергия уходила из дома в обретение Трофимом нового тела, словно он
вытащил какую-то затычку. Вихрь забирал из окружающего вещества свет,
погружая его в мертвую черноту и втягивался в вампира.
Летягин услышал совершенно незнакомый голос: "Выйди взглядом из
воронки. Выше, поднимись выше". Летягину казалось, что он бежит,
преодолевая наклон поверхности, что он карабкается, цепляясь ногтями и
зубами за малейшую выемку. Ему очень хотелось узнать, а что же там, за
верхним горизонтом воронки. И, наконец, он увидел огромное небо в
фиолетовых сполохах. Хотя стены стали совершенно отвесными, он уже летел и
скоро вырвался наружу. В одно мгновение воронка стала оспинкой на
поверхности текущей тверди, а он уже мчался ввысь сквозь вереницу образов,
каждый из которых немного отличался от другого. Складываясь вместе, они
напоминали причудливый изогнутый тоннель, а может, и лестницу в небо.
В этом тоннеле было то, что могло стать костями, сочленениями,
мускулами, артериями, кожей, знаниями. Каждая точка будущего вещества
разрасталась, притягивая или отталкивая другую по законам возможных
устойчивостей в непрерывном общении. И вдруг остановка, тоннель исчез,
полет прекратился.
Он сделал несколько шагов своими четырьмя лапами и повел рубленой
мордой по сторонам. Ощутил новое тело и новую силу. Ему понравилось.
Внутрь проник не касающийся его разговор.
"Откуда взялся этот саблезубый ящер с картинки из детской книжки?
Шеф, у вас там что-то расфокусировалось."
- Трофим, ты не прав. Гражданин Летягин, к твоему сожалению, сам
возбуждает волну. Скажи спасибо, что он не стал тиранозавром.
- Сергей Петрович, а мне-то что делать?
- Выплюнь жало и тикай. Или пади в неравном бою. Слепим памятник из
фарша, который он из тебя накрутит. Будем поклоняться, цветы носить...
Саблезубый Летягин заметил, что какая-то мелкая рептилия с плоским
телом упала на передние лапы и собирается подпрыгнуть, чтобы цапнуть за
горло. Он шлепнул гадину по низколобому черепу. Та взвизгнула и стала
аккуратно отползать.
Воронка больше, чем когда-либо, напоминала язву. Горловина давила
вечным забвением. Но страх остался за пределами преобразованного Летягина.
"Спущусь. Засыплю. Поставлю ограды. Только чтобы не падали в яму люди
и дома", - принял он постановление.
"И Катеньку, колдобину, не забудь прихватить с собой, - мигом
отозвался ядовитый голос Трофима. - Будет вместо предупреждающего
столба... Ой, когда пойдеть-то? Котомочку надобно собрать с провизией, да
сразу не давать. А то здеся и схарчит. Разве на такую харю напасесси?..
Говорил ему, дружи с головой. Воронка затянет ведь, как щенка, разве что
обделаться успеет".
Голос погас, как огонек догоревшей бумажки. Осталась только воронка и
туман, лениво текущий вдоль ее стенок и вниз. Туман гладил и царапал
шкуру, колол или щекотал морду саблезубого Летягина, и тому казалось, что
это отработанные жизни, гонимые силами засасывания, тянутся к своему
концу, еще сохраняя мысли и чувства - как свежий покойник остатки
телесного тепла.
Идти было трудно, когти стачивались о наждак поверхности. Приходилось
выбирать не прямой путь, двигаться кругами. Общественного времени он не
ощущал - израсходовался, может, час, а может, и неделя. Не исключено, что
в первичном пространстве Летягин не сдвинулся с места или просто спустился
в подвал дома номер тридцать по Малой Албанской. Оглянулся он только раз -
когда надо. Его догонял Сергей Петрович. У того было червеобразное тело,
которым он пользовался с замечательным умением. Именно от этого умения, а
не от неожиданного внешнего вида, даже привыкшего ко многому Летягина
несколько замутило. Однако, он не мог не оценить преимуществ движения по
наклонной, которые имел извивающийся Сергей Петрович.
- Не удивляйтесь, дорогой мой Летягин, тому, что я сейчас заявлю, -
непринужденно вступил в разговор червь. - Как пишут в прессе, меня никак
не заподозришь в особых симпатиях к воронке и поощряемому ей вампиризму.
Но я был милосерден и не мог бросить в несчастье Трофима и его товарищей.
Я был одинок и не мог скакать в лобовую атаку. Моим делом стало
преодоление вампиризма через сам вампиризм. Ведь это явление могло
расширить кругозор, в какой-то степени развить простых грубых людей - и
отмереть со временем. Даже когда вы, Летягин, появились на моем горизонте
- я не сразу поверил, что вы мой коллега и друг...
- И решил сделать из меня калеку и труп. Как из Васи...
В ответ Сергей Петрович сумел передать волнение и скорбь.
- Потыкин - трагический урок нам всем. Василия так горячо и искренне
хотели сделать членом круга, что в пылу нетерпения решили немного поломать
его упрямство. Обнять, так сказать, покрепче. Дескать, одна-две обработки,
и он, как миленький, придет к нам. Но сердечко оказалось послабее воли.
Василий стал нечаянной жертвой нашей борьбы за его счастье. Движение
вперед жестко и даже жестоко порой. Таковы условия воронки.
- А что она такое, на самом деле? - поинтересовался Летягин.
- Это открывшийся в пространстве путь к осознанию новых измерений
нашего существа. Мы постигаем его, он пересоздает нас. Вот и вся
диалектика. Правда, кое-кому новые возможности оказываются не по плечу -
но только не вам, Летягин. Они вам в пору. Как бы то ни было, я считаю
вампиризм минимальным злом и, как правило, необходимым этапом. Ведь, что
бы там не мололи демагоги, закон един - хочешь давать, значит, надо
вначале взять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12