Племя эхху побеждало всех, загоняло в болото даже могучих кабанов. Он сам, Великий Эхху, ломал им хребты дубиной, тащил дымящуюся от крови тушу в стойбище. Но с Безволосыми, Умеющими летать – они ничего не могли сделать.
Безволосые уводили время от времени соплеменников: самцов, самок, детенышей – но не убивали, боялись! Те возвращались невредимые, но злые, напуганные. И никогда не умели объяснить, что с ними было. И его они не раз заманивали в свои блестящие западни с ярким светом. Но он, Великий Эхху, благодаря хитрости и силе своей всегда освобождался. Уйдет и теперь! Он знает это, верит в себя, не боится их. Пусть они его боятся, уаыа!
Вождь рванулся, завизжал: проклятое дерево держало крепко!
– Узнаешь?
Они находились на галерее лабораторного зала: Эоли у перил, Берн в глубине.
Здесь были приборы, экраны, клавишные пульты. Берн зачарованно смотрел вниз, на дикаря в кресле: как было не узнать эти разбухшие на пол-лица челюсти, заросший шерстью нос с вывернутыми ноздрями, глазки в кровяных белках. Как было забыть эти лапы, мускулистость которых не скрывала рыжая шерсть, – лапы, занесшие над ним дубину! Сейчас они покоились в зажимах-подлокотниках.
– Что вы собираетесь с ним делать?
– Проникать в душу и читать мысли. А если проще, то наблюдать представления, которые возникнут в его мозгу от сильных впечатлений, выделять из них что поинтереснее. Вот, скажем, раздражитель номер один – «Гроза в лесу»… – Эоли нажал клавишу на пульсе.
В «пещере» Безволосых вдруг наступила ночь. Или это налетела туча? Впереди, во тьме, теплилась красная точка. Уголек? Глаз зверя?.. Она притягивала внимание Эхху. Безволосого не видно, но он здесь.
Вдруг полыхнул голубой Небесный Огонь, зарычал Небесный Гнев. Снова Огонь и еще громче Гнев. Вождь съежился. Налетел ветер, понес листья, пыль, ветки.
Застонало и ухнуло сломанное дерево. Хлынула струями вода. Красная точка вспыхивала в такт Небесному Огню и грохоту Гнева.
…Гроза была на славу, Берн забыл, что он в лаборатории: дождь полосовал отсек с дикарем, струи серебрились в свете молний.
Овальный экран возле пульта показывал зыбкие, пляшущие картины: кроны деревьев, синие тучи, ветвистые разряды раскалывают их, освещают мокрые стволы, скорчившихся дикарей.
В лесу Великий Эхху боялся бы Небесного Гнева по-настоящему и спасался бы по-настоящему. Но здесь не то, это не Небо.
Картины на экране сменились беспорядочными бликами.
– Нет, не то. – Эоли выключил имитацию. – К этому он привык, не впервой…
«Обратное зрение», – ответил он на немой вопрос Берна. – Наши каналы информации – зрение, в частности, – не целиком однонаправленны; какая-то часть ее течет по ним и обратно. За выражениями типа «Он прочел ответ в ее глазах» всегда что-то есть. Мысли, переживания и ощущения незрительного плана выдают нервные импульсы, пусть очень слабые, и в зрительных участках мозга. Оттуда они попадают в сетчатку и слегка, чуть-чуть возбуждают ее в далекой инфракрасной области. Мы посылаем красный блик, приковывающий внимание, затем импульсы выразительных впечатлений – и можем, усилив и очистив от помех, прочесть ассоциативный ответ в чужих глазах. Вот ты и увидел, что творилось в мозгу эхху от нашей «грозы». Ничего особенного там не творилось… – Эоли вздохнул.
– А что ты рассчитывал увидеть особенное?
– Что?.. Что-то, позволяющее уяснить, почему они стали иными. Эхху меняются в последних поколениях. В общих чертах понятно: изменения климата, потепление и увлажнение, из-за чего гуманоидные обезьяны распространились в новых местах, межвидовые скрещивания горилл, шимпанзе и орангутангов… да и наши био– и психологические исследования – все это влияет, расшатывает их наследственность. Но в какую сторону они меняются? Раньше это были веселые и покорные твари, для них высшим счастьем было получить от человека лакомство за правильно выполненный тест. А в последние десятилетия отношения между эхху и нами что-то портятся. В лесу около их стойбищ стало опасно показаться в одиночку, да и для лабораторных исследований их так пеленать, – биолог указал вниз, – прежде не приходилось.
Долговязая фигура Эоли моталась вдоль барьера. С одной стороны на него смотрел Берн, с другой, снизу, – настороженный Великий Эхху, от шкуры которого шел пар. Он ждал, что после «грозы» гладкое дерево отпустит его в запутанные норы Безволосых – выбираться на свободу.
– «Обратным зрением» человек может, сосредоточась на глазок считывателя, и без ассоциативных понуканий выдавать, что пожелает: реальную информацию, выдуманные образы, воспоминания… даже идеи. Все, что и так может выразить.
Иное дело – эхху. Им надо расколыхать психику, взволновать болото подсознания до глубин. Надо сильное потрясение. Но… какие у нашего мохнатого приятеля возможны движения души, какие потрясения? Грозы не боится, привык. Лишить самки? У него их Много. Как я ни мудрил. придумал только одно…
Он замолк, вопросительно глянул на Берна.
– Хм! – Тот понял. – Что ж, правильно. Я бы и сам такое придумал! – и поднялся с места.
– Подожди, переоденься в это, – Эоли протянул профессору его брюки и куртку с пятнами засохшей крови.

5. ПЕРВОЕ СЛОВО
В пещере Безволосых снова наступила ночь. Только красный зрачок тлел впереди. Великий Эхху затаился, напрягся: что они теперь задумали?
И вдруг из тьмы ясно, будто в солнечный полдень, возник… Тот Безволосый.
Тот Что Убегал! Которого Убили!.. Великий вождь заскулил от удивления и страха, стал рваться из объятий державшего его дерева. Как же так?! Он сам первый догнал его. Разбил дубиной череп. Бил, потому что тот убегал. Все били. После такого не живут – превращаются в мясо, в падаль. А Белоголовый Безволосый жив! И он приближается, смотрит, аыуа! А вот другой рядом – такой же! Тоже он?! А за ними еще, еще!..
Засверкали голубые зарницы, зарычал гром – Небесный Гнев. Эоли, манипулируя клавишами на пульте, нагнетал страсти.
…Они все подходят, подступают, смотрят! Они… они сейчас сделают с ним то, что он сделал с Этим. Зачем?! Нельзя! Другие – это другие, а он – это он! Его нельзя! И-он больше не будет!.. Не надо! Не на-адо!!!
– Мыа-мыа-аа!!! – в ужасе завыл дикарь.
Берн не без облегчения удалился от дергавшегося вождя.
– Слушай, – ликующе сказал ему Эоли, когда он поднялся наверх, – он ведь слово произнес! «Мама». На каком языке?
– Мама – на очень многих языках мама.
– Замечательно! – Биолог ткнул пальцем клавишу: зажимы кресла раскрылись.
Великий Эхху плюхнулся на четвереньки и, не поднимаясь, ринулся в темный лаз в углу.
– Будь здоров, голубчик, до встречи! Ты нам здорово помог.
– В лабиринт? – спросил Берн.
– В прямой туннель, на волю, на травку. Он и так хорошо поработал.
…Вождь стремглав пронесся длинной, тускло освещенной «пещерой», ударяясь на поворотах и от этого еще больше распаляясь. Как они его унизили, Безволосые, как оскорбили! Ну ничего, он им покажет. Он всех их, всех!..
Вырвавшись на поляну, он катался, кусал траву, корни, ломал ветки. Потом прибежал в стойбище, пинками расшвырял самок, детенышей, с дубиной ринулся на молодого Ди. Тот увернулся, взобрался на Великий Дуб, занял там удобную позицию, звал к себе вождя – сразиться.
И долго они обменивались один наверху, другой внизу – боевыми возгласами:
– Эххур-рхоо!!
И этот день был для Берна щедр на впечатления. Главным для него был не успех опыта, он принадлежал Эоли. Он участвовал в исследовании, в продвинувшейся на два века науке – и понимал, мог! И похоже, что тема Эоли, тема, которой Берн сейчас был готов посвятить жизнь, – не исключение: вокруг не суетились ассистенты и лаборанты. Многие здесь, наверно, разрабатывают не менее интересные идеи.
Было далеко за полночь. Берн лежал в домике, глядел на звезды и спутники над куполом, перебирал в уме впечатления, строил догадки, ставил вопросы, не мог уснуть. Да и зачем откладывать на завтра то, что можно узнать сейчас! Вот датчик ИРЦ, надо назвать полное имя, четко ставить вопросы и получишь ответ на любые.
Но раньше, чем он раскрыл рот, шар у стены сам осветился, произнес:
– Иловиенаандр 182 просит связи.
– Да, конечно! – Берн сел на ложе. – Прошу. Ило возник на фоне полупрозрачной стены: за и над ней металлические мачты, с них лился водопад зеленого пламени.
– Не спишь, – он смотрел добродушно-укоризненно, – возбужден, хочется узнавать еще и еще!.. А еще несколько немедленных впечатлений и твоя психика взорвется. Пропала моя работа… – Он прошелся вдоль стены; эффект присутствия, обеспечиваемый ИРЦ, был настолько полным, что Берну казалось, будто Ило прохаживался в домике. – Я весь день на Полигоне, упустил тебя из виду, извини. Эоли рано принялся тебя тормошить. Я ему попенял.
Ило снова прошелся, качнул головой, сказал будто про себя:
– Страстен, жаден… к хорошему жаден, к знаниям – а все не в меру. Себя не пожалеет и других… – Он поднял на Берна серые глаза: – Не давай никому на себя влиять. Никому! И мне тоже. Спокойной ночи!
Шар погас.
Эоли тоже долго не мог уснуть в эту ночь. Он лежал на траве, закинув руки за голову, смотрел на небо, на кроны деревьев, колдовски освещенные ущербной луной. Он любил – особенно под хорошее, победное настроение – засыпать на лужайке или в лесу, целиком отдаваясь на милость природы. Сыро так сыро, жестко, муравьи… ничего! Не нуждается он в комфорте, пальцем не шевельнет ради благ и комфорта.
А настроение было самое победное. Правда, получил от Ило выволочку за Аля – ну, так что? Тянуть было нельзя, у эхху короткая память. Выветрился бы облик убитого – и все.
(Альдобиан заинтересовался. И был так возбужден опытом, что Эоли едва удержался, чтобы не посадить и его в кресло – считываться. Но это было бы бестактно. Ничего, все еще впереди).
«Постой, я не о том. Вожак эхху не визжал, не выл от страха – позвал маму.
Стресс исторг из глубин его темной психики первое слово младенца. Слово!
Значит, через поколения и младенцы-эхху пролепечут его… а затем другие?!
Так ведь это же…»
Эоли сел. У него перехватило дыхание. Нет, как угодно, но ему надо немедленно с кем-то поделиться. Иначе он просто лопнет. С кем? Он огляделся: городок спал. Ну, что за безобразие!.. Разбудить Ли? Она всплеснет руками и скажет: «Ой!..» Но она намаялась на Полигоне, жаль тревожить. Аля? Тоже нехорошо, бессовестно. Тогда… никого другого не остается.
– Эолинг 38 требует связи с Иловиенаандром 182! – сказал он сферодатчику в коттедже. – Сигнал пробуждения, если спит.
Через минуту запрокинутое лицо в шаре приоткрыло один глаз.
– Ило, послушай Ило!.. Они эволюционируют!

6. ЛЮДИ НА КРЫЛЬЯХ
Кто не достиг значительного в делах, в познании, в творчестве – да будет значителен в добрых чувствах к людям и миру. Это доступно всем.
КОДЕКС XXII ВЕКА

Башня вырастала над деревьями со скоростью взрыва. Каждый ее отрезок перемещался относительно предыдущего одинаково быстро – и площадка, по окружности которой выстроились люди, уносилась в голубое небо так стремительно, что Берн, следя за ней, только и успел задрать голову. В секунду – сотня метров.
Как только телескопический ствол, алюминиево блеснув в лучах восходящего солнца, застыл, люди все вместе кинулись с площадки, описывая в воздухе одинаковые дуги падения. И – профессор не успел крикнуть, у него перехватило дыхание – у каждого от туловища развернулись саженные крылья. Они просвечивали на солнце, показывали ветвистый, как у листьев, рисунок тяжей.
Люди виражами собрались в косяк. Крылья их махали мерно и сильно, по-журавлиному. Стая людей понеслась над лесом на восток.
Башня опала, сложилась мгновенно и беззвучно – как не было. Но пару минут спустя снова взвилась в небо, выплеснула на пределе высоты и скорости новую дюжину крылатых людей. Эти разбились на две стаи: четверо полетели к северу, остальные опять на восток. Берн следил из-под ладони: так вот каких «птиц» с прозрачными крыльями увидел он за миг до того, как ему разбили голову!
– Это они на Полигон полетели, услышал он несмелый голосок. – А те четверо – егерский патруль…
Профессор обернулся: рядом стояла Ли. Золотистые волосы ее были собраны в жгут. Глаза смотрели на Берна улыбчиво и смущенно.
…Ли чувствовала себя виноватой перед Алем; выскочила тогда, как глупенькая: «Ой, как ты это сделал?» – не понимая, хорошо это или плохо.
Осрамила его перед всеми. Вполне могла бы подождать, пока спросят люди постарше – у них бы это лучше получилось. Заставила его страдать… Но ей все казалось таким чудесным!
Но, кажется, Аль не сердится, даже рад – улыбнулся ей. И она улыбнулась вовсю, подошла.
– Здорово! – вздохнул Берн, следя за новым стартом с башни. Никто вокруг не глядел на башню. Поднявшееся солнце объявило побудку в поселке. Из домика напротив вышел заспанный Тан, потянулся, приветственно махнул им рукой. В это время к нему сзади подкрался смуглый светловолосый парень, незнакомый Берну, что есть силы пнул ствол склонившейся над Таном ивы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42