Джонни Гром являл собой теперь уже совсем печальную картину. Руки его
потрескались и кровоточили, впалые щеки и растрескавшиеся бескровные губы
были обморожены, кожа плотно обтянула кости. Двигался он очень медленно,
плотно закутавшись в мех. Но он все же двигался. Я шел впереди, поддерживая
темп. Пес был в еще более прискорбном состоянии, чем хозяин. Он тащился
позади, и наши привалы обычно уходили у него целиком на то, чтобы нагнать
нас. Мало-помалу, несмотря на все мои усилия, привалы становились все
длиннее и длиннее, а переходы - все короче и короче. И когда мы достигли
высокогорного перевала, который, по словам верзилы, вел в пагубные места,
называемые Башнями Нанди, снова был полдень. Я дошел до конца перевала, по
обеим сторонам которого возвышались стены из шероховатого льда, и принялся
разглядывать панораму ледяных вершин, острых, как битые бутылки, и, как
акульи зубы, торчащих тесными рядами аж до самого горизонта.
Я повернулся к великану, чтобы немного его подстегнуть и заставить сократить
разрыв, но он опередил меня. Он показывал на что-то и кричал, но что именно,
я никак не мог разобрать из-за низкого грохота, который послышался сверху.
И когда я посмотрел, наконец, наверх. то увидел, что на меня рушится целая
ледяная стена.
* * *
Пол был холодным. Это был кафельный пол школьной раздевалки, а мне тогда
было десять лет от роду, и я лежал лицом вниз, прижатый к плиткам мальчишкой
по кличке Суп, обладавшим физическими данными гориллы и соответствующим КИ.
Когда он сначала толкнул меня к стене, сделал подсечку и опрокинул на пол, я
заплакал и воззвал о помощи к кольцу зрителей с горящими глазами.
Большинство из них сами не раз испытали на себе тяжесть огромных костлявых
кулаков Супа. Никто даже не пошевелился. Потом он пригнул мою голову к полу
и потребовал назвать его дядюшкой, и я уже раскрыл было рот, чтобы сказать
то, что велено, но вместо этого плюнул прямо в его ненавистную рожу. После
этого Суп окончательно вышел из себя. И теперь его рука обхватила мое горло,
отжимая голову назад, а колено упиралось мне в копчик, и я знал, без
малейшей тени сомнения знал, что Суп был мальчишкой, который не в состоянии
рассчитывать собственные силы; он напряжет свои растущие мышцы, и,
охваченный и влекомый их удивительной, только что открывшейся ему силой,
будет выгибать мне спину до тех пор, пока позвоночник не сломается, и тогда
я умру, умру, умру, буду мертвым всегда, приняв смерть от рук идиота.
Ести только я не ухитрюсь спастись. Ведь я гораздо умнее Супа... да и вснх
остальных. Человек подчинил себе животных силой разума - а ведь Суп был
самым настоящим животным. Он не сможет, не сможет убить меня. Не сможет,
если я воспользуюсь своей головой, вместо того, чтобы безуспешно
сопротивляться нажиму тела, которое в два раза больше моего собственного.
Как бы со стороны я взглянул на самого себя. Я увидел, как он стоит на
коленях надо мной, сцепив руки замком, балансируя на одной отставленной
ноге. Я увидел, как, перекатившись вправо, смогу выскользнуть из-под
прижимающего мою спину колена, а затем внезапным движением...
Я рванулся из-под него и вверх, сгибаясь пополам, изо всех сил, - и его
колено соскользнуло с моей спины. Потеряв равновесие, но все еще не выпуская
меня, он стал клониться вправо. Еще рывок, и моя голова оказалась у него под
подбородком. Я протянул руки, вцепился в его жесткие рыжие волосы, и дернул
изо всех сил.
Он закричал, и захвата как не бывало. Я извернулся, как уж, когда он
ухватился за мои руки, все еще погруженные в его шевелюру, и вцепился зубами
в его толстое ухо. Завывая, он попытался вырваться, и тут я почувствовал,
как рвется хрящ, и ощутил на губах соленый вкус крови. Он, наконец, оторвал
мои руки, потеряв при этом часть волос вместе с приличными кусками скальпа,
и я увидел его лицо, искаженное, как маска какого-то демона. Он отшатнулся
от меня, все еще держа за запястья, и тогда я двинул ему коленом в пах. Лицо
его стало серым, как глина. Я вскочил на ноги. Он скорчился, согнувшись
почти пополам, издавая горлом сдавленные звуки. Я прицелился и врезал ему
ногой прямо в рот. И пока у аудитории не проснулись зачаточные понятия о
справедливости и меня не оттащили от него, я успел еще дважды, тщательно
прицелившись, отвесить ему полновесные пинки в лицо.
* * *
Около меня возникло шевеление. Я услышал, как что-то твердое трется о
твердое. Затем пробился свет, я вздохнул и увидел белобородое лицо древнего
человека, глядящего на меня издалека - словно лежу я на дне глубокого
колодца...
- Ты все еще живешь, Карл Паттон, - голос великана донесся, словно глухое
эхо. Я молча смотрел, как его огромные руки тянутся ко мне, охватывают глыбу
льда и очень медленно отваливают ее в сторону. Волосы его были покрыты
снегом, в бороде сверкали льдинки, изо рта валил пар.
- Уходи отсюда, - выдавил я, превозмогая в груди царапающую боль, как от
битого стекла. - Пока не обрушилось остальное...
Он ничего не ответил, откинул еще одну льдину, и руки мои освободились. Я
попытался помочь ему, но от этого меня еще только сильнее засыпало снегом.
Он обхватил меня за плечи своими невероятно большими руками, приподнял - и
вытянул, в конце концов, из ледяной могилы. Я лежал на спине, а он нагнулся
надо мной. Вула подползла к нему, издавая тревожное поскуливание. Сверху то
и дело сыпались небольшие струйки снега, которые тут же подхватывал и уносил
ветер. Масса льда размером с корму авианосца нависла над нами на высоте
нескольких сотен футов.
- Беги отсюда, идиот несчастный! - заорал я, но послышался лишь слабый
шепот. Он медленно опустился на колени, поднял меня на руки и поднялся.
Сверху сыпались кусочки льда. Он сделал шаг вперед, по направлению к Башням
Нанди.
- Назад, - с усилием выдавил я. - Там ты погибнешь...
Он остановился, так как перед нами начал сыпаться лед.
- А если бы ты был один, Карл Паттон... ты повернул бы назад?
- Нет, - ответил я. - Но тебе... теперь... нет причин умирать...
- Тогда мы пойдем вперед. - Он сделал еще шаг и покачнулся. Кусок льда
величиной с баскетбольный мяч ударил его по плечу, скатился к ногам. Пес
залаял. Льдины посыпались вокруг, как рис во время свадебной церемонии, но
он продолжал идти вперед, покачиваясь, как пьяный, и уже начал перебираться
через последний подъем, когда позади вдруг послышался грохот, словно там
выстрелила пушка. Воздух со свистом вылетел из узкой расщелины, вырываясь на
свободу. Великан сделал еще три шага и не удержался на ногах. Он выронил
меня, потом встал рядом на колени, прикрыв меня своим телом, словно навесом.
Я слышал, как он застонал, когда несколько кусков льда попало в него. Где-то
позади нас раздался грохот и шум, как будто вода прорвала плотину, воздух
наполнился снегом, ослепляющим, режущим горло... И свет померк...
* * *
Мертвые плакали. Это был звук, исполненный печали, очень одинокий и как
будто выражающий искреннее удивление тому, что жизнь так коротка и полна
ошибок. Я понял, какие чувства они испытывают. А почему бы и нет? Ведь я был
одним из них.
Но у мертвецов не может болеть голова, по крайней мере, насколько я знаю. У
них не должны мерзнуть ноги, они не должны испытывать боли. Хотя, конечно,
легенды о том, куда после смерти попадают нехорошие люди, могут и не
врать... Я открыл глаза, чтобы получше рассмотреть преисподнюю, и увидел
пса. Он снова завыл, и тогда я повернул голову и увидел рядом с собой руку,
большую, чем моя нога. Тяжесть, которая давила на меня, была тем, что
осталось от Джонни Грома, распростертого под завалом ледяных глыб.
Чтобы выбраться из-под него, мне потребовалось около получаса. Спас меня
скафандр, конечно, точнее - автоматическое защитное устройство, которое
превращает материал в броню. Я был покрыт синяками, возможно, у меня были
сломаны одно-два ребра, но со мной не произошло ничего такого, что могло бы
помешать мне живым и невредимым добраться до базы и своего миллиона
кредитов.
Потому что я выполнил миссию. Великан не пошевелился за все то время,
которое я выбирался из-под него, и даже не дрогнул, когда я приподнял ему
веко. Правда, слабенький пульс я у него нащупал, но это не могло
продолжаться долго. Он истекал кровью - ранами от льдин были сплошь покрыты
его лицо и руки, но кровь уже замерзла, и то, чего не довела до конца
ледяная бомбежка, доделает холод. Но, даже если он оклемается, ледяная стена
не даст ему выбраться из этой западни. И когда скорбящие родственники
прибудут сюда, чтобы взглянуть на своего любимца-переростка, они найдут его
здесь именно так, как я опишу: благородная жертва ненастья и невезения,
которое заставило нас отклониться от цели на десяток миль, а это серьезно в
таком долгом и утомительном путешествии. И тогда они закажут по своему
Джонни замечательный плач насчет того, какой он был хороший и на все готовый
благородный человек, а потом закроют еще одну страницу истории.
Не то, чтобы я очень возгордился, лишний раз доказав недюжинность своего
ума.
Ничего из ряда вон выходящего тут не было - просто нужно как следует
анализировать имеющиеся данные, а затем правильно пользоваться результатами
анализа.
- Ну, прощай, Джонни Гром, - сказал я. - Ты был отличным парнем.
Пес поднял голову и завыл. Я включил вспомогательные механизмы своего
скафандра на максимальную мощность и отправился к грузу, который находился в
пятнадцати милях от меня.
* * *
Грузовой отсек длиной в двадцать футов покоился на участке плотно
слежавшегося снега в небольшой ложбинке между оголенными скалами. На нем не
было ни царапинки. Это ничуть не удивило меня: автоматика, которой я его
начинил, могла бы посадить целый магазин фарфора, не разбив ни единой
чашечки. Я обязался доставить груз в целости и сохранности, и выполнить
условия договора в точности было делом моей профессиональной гордости. Я так
увлекся самопоздравлениями, что, только приблизившись к отсеку на пятьдесят
футов, заметил, что снег вокруг него истоптан, а потом сверху заровнен, дабы
скрыть следы. Но к этому времени прятаться было поздно. Если там кто-то был,
меня уже засекли. Остановившись в десяти футах от входного люка, я разыграл
жалостливую сцену падения от усталости и превращения в жалкую маленькую
кучку на снегу, одновременно внимательно оглядев пространство вокруг отсека
и под ним. Но ничего не обнаружил.
Пролежав довольно долго, чтобы тот, кто находился здесь, имел возможность
проявиться, я не увидел никого. Желающих не нашлось. Значит, и дальше играть
предстояло мне самому. Я старательно исполнил номер по вытягиванию ног,
поднятию на них, и, пошатываясь, добрался до входа. Царапины на люке
досказали мне все остальное. Запирающий механизм был нетронут. По моей
команде он сработал, и я заполз в шлюз. Внутри все выглядело как всегда.
Изоляция холодильной камеры была по-прежнему прочна, приборы показывали, что
охлаждающие установки функционируют нормально. Я почти уверился в этом, но
не совсем. Не знаю, почему, быть может, жизненный опыт, преподавший мне
немало болезненных уроков, научил меня не принимать ничего как должное. Мне
потребовалось полчаса, чтобы снять кожух с риферного пульта, и когда я снял
его, все встало на свои места: соленоид висел полуоткрытым. Это была
сравнительно небольшая неисправность, которую вполне можно было бы отнести
на счет сложного приземления - но только если бы я не знал того, что знал
прекрасно. Это было сделано искусственно: кронштейн слегка изогнут на долю
миллиметра - и этого как раз достаточно, чтобы аппаратура разладилась и
включился цикл нагрева, который примерно через десять часов неминуемо убьет
десятерых, которые находились в холодильниках. Я поправил соленоид, услышал,
как газ снова зашипел в трубках, и на сей раз более тщательно проверил
показания приборов. Внутренний термометр показывал три градуса по абсолютной
шкале. Температура еще просто не успела начать подниматься. Десять длинных
контейнеров и их содержимое пока были в целости. Это означало, что
вмешательство произошло совсем недавно. Я все еще размышлял над возможными
последствиями такого вывода, когда услышал шаги, приближающиеся к входному
люку.
* * *
Иллини теперь выглядел совсем иначе, чем в последнюю нашу встречу в
затянутом плюшем кабинете в Централи Лиги. Его обезьянье лицо, прикрытое
маской, выглядело съежившимся и бескровным, длинный нос посинел от холода, а
на скулах виднелась синева от пробивающейся щетины. Казалось, он ничуть не
удивился, увидев меня. Он вошел внутрь, и следом появился другой человек.
Они огляделись, приняли к сведению отметины на покрытом инеем кожухе рифера,
обратили внимание на откинутую панель.
- Все в порядке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10