– Не спрашивайте меня, как это происходит.
– Они помнят будущее так же хорошо, как и прошлое, – напомнил Бейн.
– Но они ни в коем случае не должны о нем рассказывать! – сказал Писмайр. – А иначе могут произойти ужасные вещи!
– Не знаю, не знаю, – ответил Гларк осторожно. – Но, насколько я вижу, то, что я сумел вас освободить… это не кажется мне таким уж страшным.
– Но мы должны вернуться назад, к племени, – сказал Писмайр.
– И к моему народу! – воскликнул Брокандо. – Они в нас нуждаются.
– Я и об этом подумал, – сказал Гларк. – Там две сотни манрангов и три тысячи дефтминов, все они вооружены и держатся вместе… и нуждаются в нас? У нас среди молодых людей племени есть славные парни. И Снибрил с ними… разве нет?
– Гм, – сказал Брокандо. – Да, надеемся, что так.
– Ну, тогда все в порядке. И ваш народ умеет драться. А нас, четверо людей в чужой стране, в месте, окруженном со всех сторон врагами… Думаю, что скорее мы в них нуждаемся. Как бы то ни было, но мы должны повидаться с Кьюлейной.
– Но она все тебе рассказала, и это подействовало, – откликнулся Брокандо. – Мы можем сказать ей спасибо в другой раз…
– Нет, – возразил Писмайр. – Если Гларк прав, и она поведала ему что-то, что помнила из будущего, а мы не пойдем к ней, то… я не знаю, что случится, но случиться может все что угодно. Вся ткань Коврах, вся его материя может свернуться в рулон или стрясется что-нибудь еще. Может случиться самое худшее из всего, что когда-либо происходило где бы то ни было.
– Хуже чем?… – начал Брокандо.
– Хуже, чем все, что ты мог бы вообразить, – сказал Гларк.
И все они задумались над этим.
– В таком случае, она, должно быть, очень тебе доверяет, – сказал Бейн.
Оставшуюся часть дня поуны двигались вперед. Четверо сидевших на спине Акретонга дремали или просто молча смотрели, как удлиняются тени. Но большей частью они были погружены в свои мысли.
Пыли под ногами становилось все больше, она превращалась в роскошную подстилку, и в ней гудели и щелкали какие-то невидимые крошечные существа. На яблочно-зеленом пушистом ворсе, образовывавшем высоко над головой фестоны, росли цветы, пушистые цветы величиной больше человека, с переливавшимися тысячью оттенков зеленого цвета лепестками, от которых исходил аромат, наполнявший прогалины и имевший вкус, какой бывает только у зеленых плодов и цветов.
– Теперь вот очень интересно… – начал Писмайр, усаживаясь.
Впервые за час он подал голос.
Он замолчал и устремил взгляд через прогалину. Все поуны повернули головы в том направлении.
– Такое не часто доводится видеть, – добавил Писмайр. Остальные посмотрели туда, куда он указывал.
Из зелени с другого конца прогалины на них мрачно взирала дикая свинья. Когда все повернули головы, она поспешно отступила, и они услышали, как она ломится сквозь ворсинки.
– Это вполне обычное зрелище, – сказал Бейн.
– Но она была коричневая, – возразил Писмайр. – А ей следовало бы быть зеленой. Почти все дикие животные, обитающие в Ковре, имеют цвет ворсинок того места, где они родились. Это защитная окраска.
– Может быть, она просто забрела сюда, – сказал Бейн.
– Нет, – возразил Гларк, усмехаясь. – Кто-то привел ее сюда. Мы почти на месте. Вы будете удивлены. По-настоящему.
Поуны повернули на другую тропинку и стали пробираться по ней. Они продирались сквозь густые папоротники, и стайки мелких зверьков поспешно бросались врассыпную. Они были всех цветов, какие только существовали в Ковре.
И тут поуны переступили через…
Ворсинки здесь густо кустились по краям широкой поляны, отражая тусклый свет, падавший от предмета, находившегося в ее центре.
Это был цельный необработанный кристалл сахара. Столь же высокий, как Великий Дворец Джеопарда, белее, чем кость, кристалл блестел в зеленом полумраке холодным светом. В нем отражался весь свет, сочившийся сквозь плотную пыль; внутри этой удивительной кубической глыбы плясало изменчивое белое сияние. Куб сверкал, как полированный лак, отражая морды толпившихся вокруг него существ.
Там были пылевые кролики и тканевые бурильщики всех цветов, целые стада свиней, длинношеие сораты, толстые терпеливые тромпы, громпайперы, сновавшие туда и сюда козы со спирально закрученными рогами и такие твари, которых не знал даже Писмайр. Например, чешуйчатое животное с шипами на спине и какое-то вытянутое существо, которое, казалось, состояло из одних ног. Поляна была наполнена звуками, производимыми тысячами языков… лизавших кристалл сахара.
Акретонг и его стадо рванулось вперед, чуть не сбросив Гларка и всех остальных с седла. Маленькие зверьки торопливо запрыгали во все стороны, освобождая место.
– Это… красиво, – прошептал наконец Брокандо. Бейн стоял, подняв глаза, и не мог оторваться от этого зрелища. Даже на Писмайра это произвело впечатление.
Они слезли со спины поуна и робко побрели по гладкой поверхности. Животные, слизывавшие сахар, почти не обратили на них внимания.
Гларк отколол ножом кусок сахара и стоял, задумчиво похрустывая им.
– Попробуй, – сказал он, бросая кусочек Бейну. Бейн с опаской откусил немного.
– Сахар, – сказал Бейн. – До сих пор я только однажды пробовал его. Поблизости от Очага был один кристалл. Император имел обыкновение пользоваться им, но потреблял его в небольших количествах.
– Он как мед, но все-таки имеет другой вкус, – сказал Брокандо. – Как он сюда попал?
– Как и гравий, как и соль и пепел. Сверху, – сказал Писмайр. – Большего нам знать не дано.
Они инстинктивно подняли глаза и посмотрели вверх, на вздымающиеся ворсинки.
– Ну, как бы то ни было, а это наш обед, – нарушил тишину голос Брокандо. – Бери свое копье – пусть это будет жареный тромп или печеный гроумер. Не диво, что они разноцветные. Должно быть, сахар привлек их сюда отовсюду. Однако, черт возьми, – добавил он, – не очень-то благородно убивать их, пока они не смотрят на нас.
– Так убери нож, – послышался незнакомый голос.
Писмайр чуть не подавился своим куском сахару.
В некотором отдалении стояла какая-то фигура. Она была высокой, с тонким лицом человечка, и в, излучаемом кристаллом свете, казалась похожей на духа. У нее была масса белых волос – трудно было определить, где кончаются ее волосы и начинается одежда.
Она была молодой, но, когда двигалась, временами казалась старой, а иногда пожилой. Время пробегало по ее лицу как тень.
Одной рукой она держала за ошейник белого снарга, который угрожающе размахивал хвостом.
– Гм, – сказал Гларк. – Это Кьюлейна.
Женщина-человечек прошла мимо них и похлопала Акретонга по боку. Поун повернул голову на длинной шее и посмотрел на Кьюлейну маленькими глазками. Потом он неуклюже опустился на колени и положил голову на землю.
Кьюлейна обернулась и улыбнулась. Казалось, вся полянка просветлела от ее улыбки и улыбнулась вместе с нею. Эта перемена была неожиданной и разительной.
– Ну вот и вы, – сказала она, – и теперь вы должны рассказать мне о своих приключениях. Знаю, что вы это сделаете, потому что помню, что вы это уже делали. Идемте за мной. Там есть пища.
В дальнем конце полянки стоял дом Кьюлейны или один из ее домов. Он представлял собою кровлю на столбах, свитую из пыли. Там не было ни окон, ни дверей, ни канав или рвов, ни частокола, чтобы защищать это жилище ночью, ни места для очага.
Над крышей было огромное гнездо химеторов. Животные дремали или мирно паслись вокруг лагеря Кьюлейны.
Когда Гларк и его спутники подошли ближе, химеторы свирепо загудели и сердитым роем поднялись из своего улья. Четверка попыталась увернуться и закрыть лица руками, чтобы спастись от укусов, и тут Кьюлейна свистнула.
Твари, не причинив пришельцам вреда, взмыли вверх и мирно вернулись в свой дом среди ворсинок. Гларк уловил мельканье их длинных острых жал.
– Она их отослала обратно, – прошептал Брокандо выразительно. – Она только свистнула, и они ее послушались!
На полу под кровлей лежала гора плодов и стояло несколько чаш с зеленой жидкостью.
– Я пробовал это и раньше, – сказал Гларк. – Это сок зеленых ворсинок. Это угощение для вас.
Они сели. Писмайр неловко пошевелился, и Кьюлейна улыбнулась ему.
– Скажи, что ты думаешь, – сказала она. – Я помню, что ты это делал. Но ты должен это сказать.
– Человечек не должен рассказывать о будущем! – воскликнул Писмайр. – Всем это известно! Они никогда о нем не рассказывают! Людям слишком опасно знать о том, что случится! Это все…
– Я помню, что на этом месте я тебя перебила, – сказала женщина-человечек. – Да, я знаю правила. Я знаю, что они такое, и знаю их все. Но это всего лишь правила. А я, Писмайр, непохожа на других человечков. Ты когда-нибудь слышал слово – танорг? Знаю, что слышал.
– О, да; это человечки, которые помнят вещи… о… Честно говоря, – сказал смущенный Писмайр, – я думал, что это всего лишь сказка, я думал, что танорги – это чудовища.
– Это только сказка. Но это не означает, что в сказке нет правды. Правила не имеют отношения ко мне. Это всего лишь правила. Всего лишь обычаи. Правила не должны иметь отношения… к… не всегда. Я не интересуюсь городами, – не особенно интересуюсь, но гибель и разрушение Ковра… Эта ковка бронзы и то, что топчут пыль…
Она покачала головой.
– Нет, этого быть не должно. Завтра вы отправитесь в Уэйр до того, как моулы покинут Джеопард. Там будет битва. Вы должны ее выиграть. Я не скажу вам, как. Но вы должны одержать победу. Вы должны – выиграть битву. А пока можете заночевать здесь. Не бойтесь. В мой дом не придет неожиданность.
– Нет, – сказал Бейн. – Мне необходимо знать. Почему ты нам помогаешь? Человечки помнят все, что когда-либо случалось и все то, что случится. И никогда об этом не рассказывают. Чем ты отличаешься от других?
Кьюлейна склонила голову набок.
– Ты слышала меня? – спросил Бейн.
– Да. Я вспоминала, что сказала тебе. Да. Теперь я помню. Видишь ли, тут так много всего… так много…
Она встала и немного отошла от них. Потом обернулась.
– Писмайр должен это знать, – сказала она. – Иногда… очень редко, так же редко, как встречаются такие снарги-альбиносы, как этот, рождается человечек, который так же отличается от других человечков, как человечки отличаются от вас. Понимаете, мы помним… все.
– Но ведь все человечки такие, – сказал Бейн.
– Нет, – возразила Кьюлейна. – Они помнят только то, что случается. А мы помним то, что могло бы случиться. Я помню, что случится, если вы не выиграете битвы. Я знаю все возможности и вероятности. На каждое событие, которое происходит, приходится миллион таких, которые не происходят, и я проживаю все эти вероятности, я живу во всех этих обстоятельствах непроизошедших событий. Я помню, как вы одержали победу, я помню, как вы потерпели поражение. Я помню победителей-моулов, я помню и как победили и торжествовали вы. Для меня реальность и то, и другое. Для меня это все уже как бы случилось. Мои братья и сестры человечки помнят нить истории. Но я помню все возможные нити, которые не сплелись в историю. Что касается меня, то для меня реальны все возможности. И я живу во всех этих реальностях.
– Но почему? – спросил Бейн.
– Ну, кто-то должен так жить, а иначе все это могло бы никогда не случиться. – Она отступила в тень.
Они услышали ее голос. Казалось, он доносился к ним откуда-то издалека. – Ничего не должно случиться. История – это не то, что вы проживаете. Это то, что вы делаете сами. Личность принимает решение. В должное время. И ничто нельзя считать слишком ничтожным, чтобы пренебречь им, потому что это может изменить историю. Изменить можно все.
Ее голос стал затухать. Через некоторое время Бейн поднялся на ноги, чувствуя себя страшно неуклюжим, и начал вглядываться в полумрак.
– Она исчезла.
– Интересно, а может ли она находиться полностью в одном месте? – сказал Писмайр. – Что нам теперь делать?
– Я собираюсь спать, – сказал Гларк. – Не знаю, как у вас, но у меня был хлопотный день.
Несколько раз Бейн просыпался, и ему чудилось, что в шуме ветра он слышит грохот и крики, но, когда он начинал прислушиваться, звуки, казалось, исчезали.
Писмайр видел сон. Он видел, как ворсинки сгибаются и кланяются под порывами сильного ветра, он видел сверканье десятков тысяч глаз, зеленых, красных и белых, и фигуру Кьюлейны, ее волосы, развевавшиеся на ветру, видел ее ступающей в темноте, населенной шумами, живущей повсюду, где это только возможно.
Гларк видел во сне стройные тела, быстро снующие в подлеске. От их движения Ковер, казалось, оживал. Это походило на всплеск в чаше; рябь бежала к ее краям и становилась тем сильнее, чем быстрее они бежали. Глубоко в подземных пещерах пробуждались спящие творения природы и начинали выть. Он увидел Трюмо, позади Полированной Низины, огромный серебряный купол. Он видел блеск, когда человечки добывали в Полированной Низине свой лак, пламя выплескивалось из горнила.
В своем сне он шел сквозь ночные ворсинки, как дух, пока не приблизился к Нескончаемой Глади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23