- Нет, киммерийский пес, в моих саркофагах спят
все! Спят, подчиняясь моей воле!
Повинуясь жесту колдуна, солдаты вытащили Конана из
алмазного гроба. Он едва мог стоять на ногах; в груди его
бушевала ярость, отвращение и стыд. Расцарапанное плечо
горело, но этой боли он не замечал - позор жег сильнее.
Чары проклятого колдуна сломили его волю!
Тем не менее он постарался успокоиться. Если план его
провалился, если он не сумел подчинить своей воле воздушный
корабль, надо было придумать что-то другое. Мысль же его
нуждалась в начальной искре и в топливе; чем больше он
узнает о грондарцах и колдовском судне, там вероятней, что
некая хитрость или уловка приведут к успеху.
Он огляделся. Рассвет окрасил розовым хрустальный стены
башенки и саркофаги, в одном из коих уже лежал Хадр Ти;
колонная меж тремя гробами по-прежнему пульсировала
голубоватый огнем, и теперь Конан знал, что каждый всплеск
магического пламени означал удар незримого весла - каплю
силы, отнятую у распростертого в саркофаге человека. Так,
понемногу, опустошался сосуд жизни, дарованный светлым
Митрой; она вытекала капля за каплей и уходила, словно вода
в песок... Прав был проклятый грондарский колдун!
Солдаты поволокли Конана к лестнице. Внизу все так же
торчали шестеро стражей - возможно, других, чем прошлой
ночью; их бледные лица казались Конану неразличимыми. Он
миновал полку с винными флягами, задев ее боком, покосился
на троицу воинов, сидевших у стола с крошечными бокалами в
руках, снова удивившись тому, сколько они малы. Охранники
тянули его дальше, на палубу, которая была пустынна, и к
темному провалу люка, ведущего в трюм. Ковыляя мимо
высокого фальшборта, Конан успел бросить взгляд вниз. Там,
под неподвижно распростертыми крыльями корабля, колыхалось
облачное море, серовато-белое и текучее, какой никогда не
бывает поверхность воды. Сизых волн Вилайета он не
рассмотрел; судно грондарцев парило на огромной высоте, и
под ним, возможно, находились уже не морские воды, в твердь
земная.
Его запихнули в клетку напротив косматого Арргха,
сунули поднос с едой и задвинули засовы. Учуяв запах пищи,
Конан понял, что голоден; поглядев на нее, решил, что
голоден смертельно. Куда сильней, чем вчерашним утром! Он с
жадностью вцепился в мясо и начал рвать его огромными
кусками, почти не разжевывая и проглатывая с волчьей
жадностью. Постепенно к киммерийцу начали возвращаться
силы; очистив поднос и выпив воду из кувшина, он
почувствовал себя достаточно бодрым, чтобы строить
дальнейшие планы.
Этим он и занимался два ближайших дня, в то время,
когда не спал колдовским сном в хрустальном саркофаге. Он
так и не сумел превозмочь чар крючконосого Тоиланны; стоило
крышке опуститься над Конаном, как он впадал в необоримую
дремоту, лишаясь очередной частицы сил. Кошмары виделись
ему всякие; в первый раз он греб на галере, потом рубил
камень в каменоломне и вращал рукоять огромного ворота,
поднимавшего их колодца бесчисленные кувшины с водой.
Каждый удар кирки и каждый кувшин, как и гребок веслом,
отнимали у него каплю жизни, позволяя проклятому кораблю
грондарцев парить в вышине. Пока что обильная пища и отдых
восстанавливали силы, но Конан уже не сомневался, что через
два или три месяца превратится в такой же мешок с костями,
каким выглядел Хадр Ти.
Кроме еды, сна и размышлений над планом побега, он мог
говорить с соседом - тогда, когда тот находился рядом. Он
испытывал к Хадру все большую приязнь, ибо были они с
одного поля ягодами; оба - могучие воины, наемники и
авантюристы, искавшие славы, чести и богатств. Разве имело
какое-то значение, что битвы Хадра отгремели в забытой
древности, что сражался он бронзовым, а не стальным
клинком, и что стены крепостей, которые он штурмовал, давно
обратились в прах? Суть бесконечной войны не менялась; все
те же внезапные атаки и яростные схватки, кровь и огонь,
удачи и поражения, засады и бегство, добыча и раны, коими
приходилось за нее платить.
Иногда Конан рассказывал собрату по несчастью о другом
- о ранней своей юности, о годах, проведенных в Аренджуре
и Шадизаре, где он обучался воровскому ремеслу. То было
беспокойное время, но и счастливое, тогда он был свободен,
и все доходы его и прибыли зависели только от ловкости
рук, умения, смекалки и отваги. Конечно, солдатское
ремесло почетнее воровства и разбоя, но вряд ли прибыльней,
и Конану случалось не раз пожалеть, что он оставил прежнее
занятие. Пару лет назад он служил наемником в Зингаре, а
потом перебрался в Туран, но и там, и тут судьба не
даровала ему богатства - только новые авантюры и новые раны.
Впрочем, он был молод, и приключения влекли его больше
сокровищ.
Но Хадр Ти, который был постарше лет на десять,
придерживался иного мнения.
- Наемник меняет кровь на золото, женщин и вино, -
сказал он, - и золото - главная из трех наград. Будет
золото, будут и женщины, будет и вино.
Конан усмехнулся.
- Что-то не вижу я ни золота, ни женщин, ни вина.
Только прутья клетки да твою бородатую рожу, приятель.
Хадр мрачно кивнул.
- Больше нам ничего и не увидеть. Мне так точно - вряд
ли я продержусь еще одну луну. А жаль! Хотел бы я поглядеть
на блеск золота и сиянье женских глаз... или пригубить
вина...
- Кром! Вино! - Кулак Конана опустился на бронзовый
сосуд с водой. - Почему эти безволосые шакалы не дают нам
вина? У солдат его вдоволь, сам видел! А у нас - только
кислая ослиная моча!
- Вино творит с человеком всякие чудеса, а грондарское
- в особенности, - пояснил Хадр.
- Что же в нем особенного?
- Очень крепкое. Немного выпьешь - бодрит, побольше -
приводит в ярость, а налакаешься без меры, так вообще
придет конец. Колдуну же надо, чтоб мы не гневались, не
ярились, а были спокойны и покорны. Чтоб отбирать жизненную
силу капля за каплей, чтоб хватило нас надолго, и чтоб гнев
и ярость не мешали плавному полету корабля. Для того кормят
нас обильно, а вина не дают.
- Ну так что? С вином ли, без него, ярость в моей душе
не утихает, - проворчал Конан.
- Ха! То легкий ветер, а не буря, - скривился Хадр Ти.
- Вот выпил бы ты грондарского!..
- Значит, надо выпить! Достать и выпить, а потом
разнести этот летающий гроб в клочья!
Хадр внимательно посмотрел на Конана.
- И как же ты достанешь вино, киммериец? Боюсь, не
удастся!
- Достану! - упрямо повторил Конан.
- Ну, попробуй. Раньше ты не собирался спать и хотел
разбить корабль о камни, теперь желаешь напиться... Думаю,
ни то, ни другое у тебя не выйдет. Ты...
Но тут Конан грозно нахмурился, и его сосед поспешил
сменить тему.
- Не будем ссорится, - миролюбиво сказал он. -
Благодари богов, что мы хоть может перед кончиной
потолковать и позабавить друг друга всякими историями.
Арргх, несчастный, и того лишен! Не способен слова молвить
на человеческом языке! Бедняга!
И Хадр Ти бросил сочувственный взгляд на пустовавшую
сейчас клетку в противоположном ряду. Конан кивнул.
Оставаясь вдвоем с Арргхом, он не раз пытался заговорить с
ним, но безуспешно. Волосатый лишь ревел, рычал да стонал;
быть может, в диком его наречии и насчитывалась сотня слов,
но киммериец не мог разобрать ни одного.
Сейчас он тоже поглядел на клетку их сотоварища по
несчастью и спросил:
- Откуда взялся этот Арргх? Такие твари не встречались
мне ни на севере, ни на юге, ни в горах, ни в лесах. Видит
Кром, он похож на демона с Серых Равнин, на слугу Нергала
или проклятого Сета!
- Не слышал я об этих богах, - произнес Хадр, - но
скажу тебе, киммериец, что не всякое чудище служит злу.
Арргх, как и мы, пленник; и он, как и мы, смертелен... -
Сосед Конана замолчал, перебирая пряди густой бороды, потом
усмехнулся: - А вот откуда взялся Арргх, я тебе расскажу.
На севере, ха горами, лежат ледяные пустыни, бесплодные и
холодные, как взгляд грондарца... Нет там ни деревьев, ни
трав, ни весны, ни лета, и выжить в тех краях могут лишь
волки, олени да огромные обезьяны вроде нашего Арргха.
Говорят, их там много, а сколько, никому не известно.
Олени едят мох, волки едят оленей, а обезьяны жрут и тех, и
других. Странный народ! Еще не люди, но уже и не звери.
- Это в твоих временах, - сказал Конан. - Сейчас там те
же равнины да льды, олени да волки, но чудищ вроде Арргха
нет. Холодные земли зовутся у нас Ванахеймом и Асгардом, и
живут там люди с рыжими и светлыми волосами, ваны и асы.
Есть у меня среди них враги, а есть и друзья... - Он
помолчал и добавил: - Слов у них и теперь немного, и все
больше ругательства да проклятия. Может, они и были
когда-то мохнатыми чудищами вроде Арргха?
- Может быть, - согласился Хадр.
Они ели, болтали и мучились в своих хрустальных
саркофагах, а воздушный корабль день за днем парил над
берегами и водами северного Вилайета. Иногда Конану
удавалось разглядеть море в разрывах облаков и прибрежные
утесы; временами ему чудилось, что он видит хищный оскал
Драконьей Челюсти и разбитый корпус "Ильбарса",
протараненный скалой. Он размышлял над тем, почему Иолла,
Сын Зари, не направляет судно к югу, в места населенные и
благодатные, к великим туранским городам. Здесь, на севере,
не было ничего, кроме холодных волн, скалистых берегов да
скудной степи, тянувшейся до гиперборейских пределов. Но
если двинуться вдоль западного побережья Вилайет, то вскоре
можно было попасть в обитаемые края. Там, на туранской
границе, стоял Шандарат, богатый портовый город, в который
Конан собирался добраться пешком после крушения "Ильбарса".
В море, напротив Шандарата, был архипелаг - те самые
обильные жемчугом острова, мимо коих ураган пронес галеру,
чтоб швырнуть ее на скалы Драконьей Челюсти. Еще южней по
берегу находился Султанапур, а дальше, в предгорьях, Акит,
Самарра, туранская столица Аграпур, Шангара и Хоарезм. Если
Иолла собирался нанять воинов и купить рабов, то
отправляться ему следовало как раз туда.
Однако он не спешил, и Конан через пару дней догадался,
в чем дело. Над северным Вилайетом плыли тучи да облака, а
южней небо казалось чистым, и в этой лазурной синеве
воздушный корабль был бы виден издалека. Хоть он и походил
на птицу, но днем всякий бы разглядел, что крылья у нее не
двигаются, а шеи и головы нет вовсе. Видимо, Иолла не желал
рисковать и хотел подобраться к местам населенным под
прикрытием облаков, а значит, дожидался подходящей погоды.
Конана он больше не допрашивал и расположением илдизовой
столицы не интересовался.
Сын Зари, вместе с двумя прислужниками, обитал в
передней хрустальной башенке и большую часть времени
проводил там, то ли в магических занятиях, то ли в
размышлениях о судьбах Грондара и своей миссии, ради
которой он преодолел бездну тысячелетий. На палубе он
появлялся редко; впрочем, и Конана туда выводили лишь
дважды в день, по пути во вторую башенку, где стояли
саркофаги и воины в чешуйчатых кольчугах стерегли сон
узников. Всего же солдат на корабле было около сотни, и
располагались они в помещениях под палубой, ниже которых
находился трюм с клетками и припасами. Человек двадцать
постоянно были на страже - в башнях, у лестницы, ведущей в
трюм, а также на носу и корме корабля. Конан все больше
убеждался, что сбежать ему не удастся - разве что прыгнуть
за борт, чтоб расшибиться в лепешку о скалы или сгинуть в
морских волнах. Оставалась одна надежда: разрушить чары,
завладеть кораблем и вытряхнуть из него всю грондарскую
нечисть.
Быть может, он сумел бы это сделать, если б добрался до
вина? До крепкого вина, которое приводит человека в ярость?
Всякий раз, проходя мимо полки с флягами, он касался их
ладонью. Движение это было незаметным и столь быстрым, что
стражи не заподозрили ничего;
1 2 3 4 5 6 7