- Колдовской корабль - великий секрет
Грондара! И ты видишь, что он может не только летать с
сотней человек на борту, но и отправиться из одного времени
в другое. Правда, это стоило жизни Ираму... Этот полет
выжал его досуха! - Он бросил взгляд на одну из пустых
клеток.
- Капля жизненной силы... - пробормотал меж тем Конан.
- Одна капля... Ты шутишь, Хадр, или смеешься надо мной!
- Нет, клянусь всеми светлыми и темными богами!
Тоиланна говорит, что сила жизни в людях столь велика, что
знающий и умелый мог бы дробить ею горы и низводить молнии
с небес; Но у каждого - свой предел; человек словно сосуд,
крохотный, средний или большой, наполненный жизненной
силой. Если сосуд мал, то изойдет каплями за день или за
два, и тогда понадобится новый раб... их придется менять
слишком часто... понимаешь, киммериец? Слишком часто! А
это неудобно. Вот почему Тоиланне нужны сильные люди;
Такие, как дикий Арргх, как Ирам, как мы с тобой... Мы не
просто большие сосуды - огромные!
Конан оглядел соседа, его обвисшую кожу и выпирающие
кости. Пожалуй, невзирая на гигантский рост, он
казался выходцем с Серых Равнин. По спине киммерийца
пробежал холодок ужаса, и губы его будто бы сами собой
шепнули:
- Сколько же дней ты исходишь каплями жизни, Хадр?
- Дней! Кто говорит о днях, киммериец? Три с половиной
луны, с глубокой ночи до рассвета, я держу этот проклятый
корабль в воздухе! Утром и днем это делает Арргх, а вечером
и в начале ночи делал Ирам. Ты заменишь Ирама, валузийца...
На вид ты силен, как бык, и я думаю, что тоже продержишься
три или четыре луны. Тебе, потомку атталанта, придется
нести на горбу их врагов!
Он хрипло расхохотался, а Конан пробурчал:
- Горб у меня скользкий, приятель, как сядешь, так и
слезешь. Я не собираюсь спать и разобью эту лоханку о камни!
- Посмотрим, - сказал Хадр, - посмотрим. - Подняв глаза
к окну, к солнцу, уже перевалившему зенит, он добавил: -
Скоро притащат Арргха... Твое время близится, киммериец!

* * *

Вечер еще не наступил, когда воины в чешуйчатых
кольчугах выволокли Конана на палубу. Он не сопротивлялся,
решив, что чем биться с десятками вооруженных врагов, лучше
утопить их всех разом, сбросив в холодные волны Вилайета.
Он полагал, что не уснет, какие б чары крючконосый не
пытался напустить на него; а раз так, то воздушный корабль
будет послушен и покорен ему. Кром! За каждую каплю своей
жизненной силы он возьмет целую жизнь - жизнь одного из
этих ублюдков Нергала, что тащили его сейчас на ременных
петлях к хрустальной башенке.
Перед ней стоял надменный Иолла, Сын Зари, а рядом с
ним угодливо склонялся маг в голубых одеждах, подпоясанных
золотым шнуром.
- Вот, благороднейший, тот пес, коего мы отловили
прошлой ночью! - воскликнул Тоиланна, поигрывая кинжалом,
свисавшим с его кушака. - Говорит, что киммериец, но по
виду - атталанта или их потомок! Теперь я...
- Замолчи, крючконосая падаль! - рыкнул Конан,
расправив плечи и уставился в бледное лицо предводителя
грондарцев. - Неважно, кто я и откуда, - заявил он, -
важно, кому я служу. Хочешь услышать об этом?
Голос Иоллы был холодней ванахеймских льдов.
- Ну, и кому же ты служишь, варвар?
- Илдизу, владыке Турана! Он - могучий и грозный
повелитель! Земли его не объехать за год на быстром коне,
войско его неисчислимо, и он не забывает обид, нанесенных
его воинам! Есть у владыки Илдиза и мудрецы, что сбросят
вашу посудину вниз одним заклятьем, есть и лучники, что
утыкают ее стрелами, найдутся и умелые палачи! Такие, что
будут сдирать с вас кожу от рассвета до заката!
Иолла и крючконосый чародей переглянулись. Конан мог
побиться об заклад, что угрозы их не устрашили, но описание
илдизова могущества вызвало некий интерес. Какой именно, он
понять не мог.
Сын Зари с прежним ледяным спокойствием сказал:
- Палачи и ваши жалкие маги мне не нужны. Воины...
воины - другое дело! И много ль их у твоего повелителя?
Таких же крепких и искусных, как ты?
- Если выстроить их цепочкой, так дотянется она от моря
Вилайет до Карпашских гор! И все - в броне и на конях! со
стальными клинками в три локтя, а не с игрушками из бронзы!
- Не ведаю, про какое море и горы ты поминаешь, -
произнес Иолла. - Клянусь Силой и мощью Грондара, в нашу
эпоху никакого моря здесь нет... впрочем, неважно! - он
взмахнул рукой в перчатке с бронзовыми чешуями. - У твоего
властелина есть воины, множество воинов в броне, на конях,
со стальными клинками... превосходно! а есть ли у него
золото?
- Полны подвалы, - заверил Конан, мотая головой. Четыре
воина придерживали его на петлях, и ремни впивались
киммерийцу в шею.
- Но золота никогда не бывает слишком много, - в
раздумье произнес вождь грондарцев. - Золото - кровь войны,
и я охотно заплатил бы им за живую кровь... за кровь солдат
твоего Илдиза. Не все ли равно, где ее проливать - здесь
или в грондаре, в мои времена... Наемник всегда наемник; А
моему отцу, повелителю Грондара, нужно много наемников! И
много сильных рабов, способных поднять к небесам воздушные
корабли!
- Что же, в Грондаре не хватает рабов и воинов?
- Таких, как ты, у нас мало.
- Таких, как я, и здесь мало, - сказал Конан. - Дай мне
меч, и увидишь, чего я стою!
Впервые губы Иоллы искривились в высокомерной усмешке.
- Ты дерзок, - произнес он, - дерзок и непочтителен,
как всякий дикарь! Я знаю, кому давать меч, а на кого одеть
ошейник! - Сын Зари помолчал, разглядывая Конана огромными
бледно-серыми зрачками, затем поинтересовался: - Где земли
твоего владыки? И где его столица?
- Тут всюду его земли. А столицу поищи сам!
И киммериец двинулся к башенке, волоча за собой четырех
стражей. Тоиланна, ругаясь и бормоча проклятья на десяти
неведомых языках, бежал следом; подол его просторной туники
развевался на ветру и хлопал по ногам.
- Не думай, атталантское отродье, что ты так уж
необходим благородному, - прошипел маг в спину Конану. -
Все, что нам надо, мы найдем без тебя. А ты - ты сгниешь в
саркофаге!
Конан молча переступил порог и огляделся.
Башенка была двухэтажной, и в нижнем помещении
располагалась охрана. Всего шесть человек; трое, в полном
вооружении, стояли у спиральной лестницы, что вела наверх,
и столько же, без шлемов и кольчуг, но с мечами у пояса,
отдыхали, сидя на корточках у невысокого стола. Посреди
него Конан узрел небольшую плоскую флягу, и еще два десятка
таких же фляжек - на полке у полупрозрачной стены. В руках
у солдат были кубки, однако совсем крошечные, на один
глоток, что изрядно удивило киммерийца. Ослиную мочу
хлебать такими чашами, промелькнуло у него в голове.
Он замер, сильно втянул носом воздух и повернулся к
магу.
- Вино! Почему ты не дал мне вина, безволосая крыса?
Тоиланна злобно ощерился.
- Хватит с тебя мяса, меда и сухарей! А вино... Боюсь,
наше грондарское вино будет слишком крепким для твоей
башки!
- Надо попробовать, - сказал Конан и потянулся к фляге
на столе. Пахло из нее недурственно.
Но солдаты, налегая на палки с ошейниками, потащили его
к лестнице. Киммериец выругался; жесткие ремни резали шею
и сдавливали глотку. "Вина жалеешь, бледная немочь! - с
яростью подумал он про мага. - Ничего! Скоро окажешься на
дне, а я тебе помогу нахлебаться соленой водицы!"
Два солдата шли впереди, волоча его по лестнице, двое
придерживали сзади. Последним поднимался крючконосый колдун.
Так они и забрались наверх, в округлую камеру, стены
которой сияли и переливались подобно шлифованным вендийским
алмазам. Конан прижмурил глаза, потом, привыкнув, раскрыл
их пошире, уставившись на три полупрозрачных саркофага,
окруживших массивную колонну - из того же вещества,
походившего на алмаз или хрусталь. Два саркофага были пусты,
а в третьем лежал волосатый Арргх, и звероподобное его лицо
искажала страдальческая гримаса. В колонне пульсировал
голубой огонь; вспышки его были медленными и ритмичными, и в
такт им челюсть Арргха подрагивала, а могучие руки
дергались, как у тряпичной куклы. Однако волосатый спал, и
какие б кошмары не грезились ему в колдовском забытьи,
пробудиться по своей воле он, видимо, не мог.
Тоиланна откинул крышку с одного из свободных
саркофагов, солдаты подвели к нему Конана, разом сдернули
петли и толкнули его внутрь. Жесткое ложе обожгло холодом
нагую спину и босые ноги, ибо иной одежды, кроме коротких
туранских шароваров да мягкого кушака, у киммерийца не
имелось. Таким он покинул палубу гибнущего "Ильбарса" и
таким лег в этот алмазный гроб. Но теперь у него не было
даже кинжала.
Вспомнив про свой клинок с витой серебряной рукоятью,
что висел сейчас у пояса мага, Конан встрепенулся и
пробормотал:
- Ты, крючконосый! Украл мой нож, так? Отдай!
- Зачем тебе?
- Я не усну, если рядом не будет оружия.
- Уснешь! Все засыпают, и ты уснешь, поганое семя! -
Глаза мага зловеще сверкнули.
- Отдай кинжал, - повторил Конан. - Здесь нет ни
циновки, ни ковра, так я положу его под голову. Будет
вместо подушки.
Но Тоиланна не собирался вступать с ним в спор и с
лязгом задвинул крышку. Конан тут же вцепился крепкими
пальцами в плечо, царапая кожу. Кинжал выпросить ему не
удалось, и он не мог нанести рану посерьезней, которая не
дала бы ему уснуть, но боль от царапин тоже казалась весьма
заметной. Прислушиваясь к ней, он начал размышлять о
несчастливом морском походе, закончившемся для "Ильбарса" в
каменных драконьих челюстях. Три туранские галеры, -
"Ильбарс", "Ксапур" и "Ветер Акита" были посланы к
Жемчужным Островам за данью, которую обычно переправлял в
столицу властитель Шандарата, вассал туранского владыки. Но
советники Илдиза полагали, что не весь драгоценный жемчуг
попадает в аграпурские сокровищницы, и потому три боевые
галеры с отборными солдатами были посланы на север. В этом
походе можно было обогатиться, и Конан, как остальные Синие
Тюрбаны, полагал, что ему привалила удача.
И чем же все кончилось? Его изловили, как куропатку, и
запихнули в стеклянный гроб! А остальные - и гребцы, и
моряки, и воины - уже покоятся на дне морском...
Он стал вспоминать всех поименно, начиная с Кер
Вардана, шкипера, и Дайлассема Айя, командовавшего
полусотней солдат, что плыли на "Ильбарсе". Прозвища своих
соратников и матросов он знал, а вот с подневольными
гребцами дело обстояло хуже - у них, по большей части, не
было ни кличек, ни имен. Тогда Конан начал представлять их
лица, и вскоре ему показалось, что он сидит на гребной
палубе вместе с невольниками, что под ним жесткая и мокрая
скамья, а в руках его весло. Затем киммериец услышал мерные
удары барабана, задававшие темп гребли, и навалился на
рукоять. Толстая, отполированная прикосновениями
человеческих пальцев, она ходила в его ладонях взад-вперед,
взад-вперед; он ощущал упругое сопротивление волны, но не
слышал ни завывания урагана, ни хриплых вздохов гребцов, ни
окриков надсмотрщика; лишь барабанный грохот бил и бил в
уши, призывая поторопиться. Грести с каждым мгновением
становилось все тяжелей, но он знал, что останавливаться
нельзя, и со всей силой наваливался на рукоятку.
Так продолжалось долго; быть может, целую вечность
Конан просидел на скамье, не удивляясь, как он, воин,
попал сюда. Голова была пустой, свободной от воспоминаний,
страхов, недоумения, гнева, и знал он лишь об одном: надо
грести. И греб! Греб так, словно от этого зависела его
жизнь.
Что-то лязгнуло, Конан открыл глаза и увидел руки
Тоиланны, сдвигавшие крышку. Потом лицо грондарского
чародея нависло над ним: крючковатый нос, безволосый череп,
огромные водянистые глаза, торжествующая ухмылка на губах.
- А говорил, что не уснешь! - Тоиланна глядел на него с
насмешкой.
1 2 3 4 5 6 7