Чернокожие воины из жарких земель, из Куша, Кешана или Пунта, из стран, раскинувшихся за южной границей Стигии? Или стигийские солдаты, панцирная пехота в глухих шлемах, с длинными пиками в смуглых руках?
Впрочем, не имело значения, где и с кем он вступал в бой, ибо победа всегда оставалась за ним. За ним лежало поле, усеянное телами врагов, или развалины крепости, а он скакал дальше, овеянный славой, в поисках новых противников, новых битв, новых побед. Он пережил все схватки, в которых ему некогда довелось участвовать, вспомнил все – или почти все. Скажем, сны о Заморе, где он обучался воровскому искусству, Конана не посещали. Действительно, что может быть великого в воровстве и пьянках в кабаках Шадизара и Аренджуна?
Апофеозом же его видений была власть над сокрушительными молниями Митры, которой он жаждал с давних пор. Во снах он наконец-то обладал ею! Он простирал руки, и огненные копья слетали с пальцев, поражая самых страшных врагов, чудовищ, демонов и чародеев, превращаемых пламенными стрелами в прах, в пепел, в дым, в черные уголья. Наконец-то он мог уничтожить эту нечисть – всех до последнего, всех ублюдков Сета, отродий Нергала!
Но наступало утро и, пробудившись, Конан не помнил, с кем сражался и кого победил.
* * *
В холодной камере, в самом глубоком из подземелий дворца Владычицы, на железном ложе стыл камень. Уже не бесформенная глыба, скорее – статуя великана из серого гранита или базальта. Плечи изваяния были широки, на руках, груди, спине и бедрах вздувались могучие мышцы, черты лица казались грубыми, словно выбитыми резцом неумелого скульптора. Узкий лоб, короткий прямой нос, тонкие губы, крепкие челюсти, глубоко запавшие глазные впадины… Веки исполина были плотно сомкнуты, но грудь едва заметно колыхалась, и слева, под ребрами, в неспешном ритме стучало сердце.
Голем, каменный слуга Владычицы, постепенно оживал. Он многому был обучен изначально; он мог рубить мечом и топором, метать копья и стрелы, грести, не зная устали, скакать на коне, таиться в засаде, следить, догонять нападать… Ему не требовался стальной доспех, и плоть его, сохранившая твердость камня, не нуждалась в пище и питье; он был неутомим, исполнителен и предан, хотя и обладал определенной свободой воли и мог выбирать – в тех границах, что были ему дозволены.
Однако, не нуждаясь в еде, он не ведал томления голода и сладости насыщения; не различая добро и зло, он не знал ни сострадания, ни дружбы, ни любви; умея говорить, не мог смеяться; чувствуя порывы ветра и солнечное тепло, не получал удовольствия от этих ощущений. Словом, он был лишен всех радостей жизни и даже не мог наслаждаться сознанием выполненного долга. Он был человеком по виду, но не по существу, ибо не обладал душой; фактически он являлся каменным символом равнодушия, неподкупным и безразличным стражем, идеальным убийцей, шпионом и тюремщиком.
Но он обладал упорством в достижении цели, хитростью и быстрым умом, так что никто не отличил бы его от человека – разве лишь всевидящие боги. А еще он был очень силен и практически неуязвим – во всяком случае, для оружия, которым пользовались смертные.
ГЛАВА 5
ОСТРОВ И ГОЛЕМ
Пятеро обитали в мире, и каждому был отпущен свой срок: одному – вечность, другой – тысячелетия, третьему – века, четвертому – обычная человеческая жизнь, а пятому – лишь жалкое подобие ее. И было то воистину мудро, ибо никому не дается больше, чем он способен взять.
Ну, что ж, – размышлял Аррак, Дух Изменчивости, – подсказка была воспринята Избранником правильно. Разумеется, если стихии перестали повиноваться Гор-Небсехту, то завершить дело с той женщиной можно лишь одним способом – явившись на ее остров. Причем – во всеоружии! На боевых кораблях, с сотнями воинов и с их удачливым вождем, опытным и храбрым…
Этот Эйрим заинтересовал Аррака; вождь западных ванов и в самом деле был опытен, удачлив и храбр, а значит, мог рассматриваться в качестве очередного Избранника. Все определится, когда стигиец придет со своими людьми в бревенчатую крепость Эйрима. Только тогда, думал Аррак, находясь рядом с вождем ваниров, Он почувствует, есть ли у этого человека цель; и если есть, Он вселится в него, дождавшись смерти стигийца. Вероятно, потеряв силу, маг кончит жизнь под топорами воинов Эйрима… Быстрый и милосердный конец! А чтоб он стал еще быстрее, надо помрачить разум Гор-Небсехта, чтобы тот, явившись на подворье Эйрима, затеял ссору с хозяином.
А потом… Потом Он, Великий Ускользающий, сделает Эйрима властелином над всем Ванахеймом, над всеми его непокорными кланами и буйными рыжебородыми воинами в рогатых шлемах. На это потребуется пять или десять лет, совсем немного, и за это время удастся славно поразвлечься! Став королем, Эйрим соберет войска и вторгнется в Асгард, потом – в Гиперборею… дойдет до Халоги, гиперборейской столицы, и превратит ее в свою ставку. Объединив три северные хайборийские державы, он вырежет беспокойных киммерийцев или заставит их сражаться на своей стороне – если жизнь им дороже вечного сна в курганах Крома. Потом настанет черед Бритунии, Гандерланда и прочих земель, граничащих с самыми сильными королевствами, с Аквилонией и Немедией, вечными соперницами. Ну, Эйрим будет справедлив и одинаково умоет их кровью! А после этого сбросит пиктов в Западный океан, раздавит Зингару, Аргос, Офир, Коринфию, Шем и Стигию, и пойдет на восток, на Замору, Хауран, Туран, к берегам моря Вилайет…
Аррак, Дух Изменчивости, задумался, пытаясь подсчитать, сколько для этого потребуется времени. Эти люди, прах земной, так медлительны… и живут столь недолго…
Ничего! Эйрим проживет не меньше стигийца, нынешнего Избранника! И ему хватит времени, чтобы, захватив Туран, преодолеть бескрайние гирканские степи и добраться до Вендии, Меру, Кхитая, Уттары и Камбуи. Он покорит весь мир! А затем… Затем Он, Аррак, придумает себе новое развлечение.
В конце концов, в Его распоряжении целая вечность, и надо скоротать ее, не умерев от скуки.
* * *
Дайома и Конан прогуливались под сенью плакучих ив, на берегу пруда, обрамленного тремя утесами – плоским и серым, как слоновья туша, и двумя высокими, остроконечными, похожими на клыки чудовищного дракона. Под одним из них была беседка – та самая, где они впервые предавались любви. Вероятно, это место навевало Владычице приятные воспоминания, но Конан с равнодушием глядел и на хрустальные воды озерца, и на величественные скалы, и на беседку, и на пышный лес, раскинувшийся поодаль. Его больше интересовали Речи Дайомы.
– Гор-Небсехт, так его зовут, – сказала она, поигрывая своим лунным камнем; против обыкновения, магический самоцвет не украшал ее чистый высокий лоб, а висел на цепочке, обвивающей запястье. – Гор-Небсехт, стигиец, – повторила она, – тот самый, что разорил мои земли и сгубил твой корабль и людей. У него замок в Ванахейме, на берегу моря. Крепкий замок и полторы сотни воинов, разбойников-ваниров.
– Похоже, у тебя с ним давние счеты, – заметил Конан.
– Да. Я же говорила, что он… он домогается моей благосклонности. И та буря была послана, чтобы меня устрашить.
– Кром! Грязный ублюдок! Я вырежу его печень, клянусь!
Дайома выглядела польщенной.
– Ты сделаешь это ради меня, милый?
– Нет! Ради Шуги и Харата, и всех остальных, кто погиб по его вине. Но и ради тебя тоже, – великодушно сказал киммериец, заметив тень, набежавшую на лицо своей подруги.
– Но учти, стигиец хитер, – промолвила она, – к нему непросто подобраться и его не прикончишь обычным оружием. Ни топором, ни мечом, ни стрелой. Ты должен заколоть его кинжалом – своим клинком, на который я наложила чары.
Конан вытащил нож и задумчиво уставился на него. Сталь лезвия отливала необычным золотистым блеском, которого еще вчера он не замечал. Видно, рыжая как следует потрудилась ночью, мелькнуло у него в голове; клинок выглядел словно вспышка молнии.
– Опробуй его, – Дайома кивнула на бугристую поверхность скалы, что высилась за беседкой. – Опробуй и убедись, что это – могучее оружие.
Сделав пару шагов, Конан с силой всадил клинок в камень. Нож погрузился до самой рукояти и вышел легко, словно из желтого мягкого сыра или хлебного каравая, оставив в камне узкую щель. На лезвии же кинжала не было ни зазубрины, ни царапины.
Дайома бросила на киммерийца торжествующий взгляд, рассчитывая насладиться его изумлением, но Конан был спокоен. Года два или три назад он совершил далекое странствие к восточным пределам земного круга – вместе с Рана Риордой, Небесной Секирой, колдовским творением древних атлантов. Тот топор тоже резал камень как масло и был гораздо больше кинжала. Вдобавок, с духом этого волшебного оружия можно было потолковать и послушать поучительные истории… но лишь тогда, когда он напивался крови. В иное же время Рана Риорда хрипел, клекотал и требовал, чтобы Конан поскорей принимался выпускать кишки врагам. Это надоедало.
Так что в молчаливой покорности клинка, зачарованного Дайомой, были свои преимущества, и Конан, кивнув головой, сунул его в ножны. Убравшись с острова рыжей ведьмы, он найдет с кем поговорить; найдет и спутников, и женщин – пусть не таких красивых, как эта Дайома. Зато они не станут требовать вечной любви.
– Этим кинжалом, – произнесла Владычица, скосив зеленые глаза на конанов клинок, – ты можешь резать сталь и камень, можешь убить тысячу воинов, закованных в доспехи, и он останется по-прежнему острым, и твердым, и крепким, как алмаз. Но если твой нож поразит существо, одаренное магической силой, чары разрушатся и лезвие покроет ржавчина. Тогда ты с легкостью сумеешь его сломать.
– И это докажет, что я убил Гор-Небсехта? – Конан усмехнулся.
– Да. Заколи стигийца, вернись на мой остров со своим кинжалом и сломай его перед моими глазами. Вот условие, которое ты должен исполнить!
– Тогда ты меня отпустишь?
– Отпущу… Клянусь в том милостями Митры, Ормазда и Иштар!
– Хорошо. И я обещаю, что буду жить с тобой до седых волос, если не прирежу колдуна.
– Клянешься? – Дайома бросила на киммерийца испытующий взгляд.
– Клянусь! Клянусь Могильными Курганами Крома! И пусть их земля меня не примет, если я нарушу клятву!
– Я тебе верю, – привстав на цыпочки, Владычица сладко поцеловала его в губы. – Но знай, что стигиец очень коварен… он может принять сто обличий, и ты будешь гоняться за ним по всему Кро Ганбору…
– Кро Ганбору?
– Да, так называется его замок в Ванахейме. Ты можешь убить смуглого темноволосого человека, похожего на стигийца, но то будет не маг, а оборотень или слуга, заколдованные им. Истинный же чародей скроется в подвалах Кро Ганбора, затеряется в толпе своих воинов и рабов…
– Не беспокойся, – сказал Конан, – с этим я справлюсь.
– Но как, милый?
– Прикончу всех в этом Кро Ганборе, от воинов до последнего ублюдка, что чистит нужники… Только и всего! Стигиец от меня не уйдет! – Свирепо оскалившись, Конан стиснул рукоять кинжала.
– О! – казалось, Дайома поражена таким простым решением. – Но тебе совсем не надо убивать всех, милый. Как только кинжал покроется ржавчиной, ты можешь остановиться.
Киммериец презрительно отмахнулся.
– Женщина! Ты думаешь, я буду сражаться ножом с толпой бойцов в кольчугах и шлемах? С этими рыжими ванирами, что разрубают одним ударом крепкий аквилонский доспех? Ха! Я не успею добраться до колдуна, как эти отродья Нергала спустят с меня шкуру! Тоже выдумала – с кинжалом против топоров! Все будет не так, моя красавица. Кинжал нужен только для проверки, а в драке понадобятся меч и секира, и еще пару сотен бойцов, которых я найду в Киммерии, Асгарде или в том же Ванахейме. Дай мне золота, и я найму хоть целое войско! И тогда – прах и пепел! – из этого Кро Ганбора не выскользнет даже крыса!
– Тебе не понадобятся ни асы, ни киммерийские воины, милый, – сказала Дайома, одарив возлюбленного нежной улыбкой. – Я дам тебе нечто лучшее, чем золото; я пошлю с тобой слугу и помощника, который перебьет хоть тысячу ванов. Тебе нужно лишь добраться до колдуна, Идрайн же справится с его дружиной. Конан с подозрением уставился на нее.
– Зачем мне этот Идрайн, если я могу найти людей в Киммерии? Они с радостью согласятся пощипать замок колдуна, и негоже лишать их работы и куска хлеба. А этот твой парень… Если он так могуч, почему бы ему не заняться и Гор-Небсехтом?
– Потому что отомстить должен ты, а не он, – терпеливо объяснила Дайома. – Ведь Гор-Небсехт погубил твой корабль и твоих людей! Что до моего слуги, то он не человек… не совсем человек, – быстро поправилась она. – И хоть обычные люди против Идрайна бессильны, но маг может усыпить каменным сном его одним движением пальца.
– А меня?
– Тебя – нет! Ты – человек, ты обладаешь душой, и я могу защитить тебя от злых чар. Я дам тебе железный обруч; носи его не снимая, и колдовство Гор-Небсехта тебе не повредит.
Бери, что дают, угрюмо подумал Конан;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Впрочем, не имело значения, где и с кем он вступал в бой, ибо победа всегда оставалась за ним. За ним лежало поле, усеянное телами врагов, или развалины крепости, а он скакал дальше, овеянный славой, в поисках новых противников, новых битв, новых побед. Он пережил все схватки, в которых ему некогда довелось участвовать, вспомнил все – или почти все. Скажем, сны о Заморе, где он обучался воровскому искусству, Конана не посещали. Действительно, что может быть великого в воровстве и пьянках в кабаках Шадизара и Аренджуна?
Апофеозом же его видений была власть над сокрушительными молниями Митры, которой он жаждал с давних пор. Во снах он наконец-то обладал ею! Он простирал руки, и огненные копья слетали с пальцев, поражая самых страшных врагов, чудовищ, демонов и чародеев, превращаемых пламенными стрелами в прах, в пепел, в дым, в черные уголья. Наконец-то он мог уничтожить эту нечисть – всех до последнего, всех ублюдков Сета, отродий Нергала!
Но наступало утро и, пробудившись, Конан не помнил, с кем сражался и кого победил.
* * *
В холодной камере, в самом глубоком из подземелий дворца Владычицы, на железном ложе стыл камень. Уже не бесформенная глыба, скорее – статуя великана из серого гранита или базальта. Плечи изваяния были широки, на руках, груди, спине и бедрах вздувались могучие мышцы, черты лица казались грубыми, словно выбитыми резцом неумелого скульптора. Узкий лоб, короткий прямой нос, тонкие губы, крепкие челюсти, глубоко запавшие глазные впадины… Веки исполина были плотно сомкнуты, но грудь едва заметно колыхалась, и слева, под ребрами, в неспешном ритме стучало сердце.
Голем, каменный слуга Владычицы, постепенно оживал. Он многому был обучен изначально; он мог рубить мечом и топором, метать копья и стрелы, грести, не зная устали, скакать на коне, таиться в засаде, следить, догонять нападать… Ему не требовался стальной доспех, и плоть его, сохранившая твердость камня, не нуждалась в пище и питье; он был неутомим, исполнителен и предан, хотя и обладал определенной свободой воли и мог выбирать – в тех границах, что были ему дозволены.
Однако, не нуждаясь в еде, он не ведал томления голода и сладости насыщения; не различая добро и зло, он не знал ни сострадания, ни дружбы, ни любви; умея говорить, не мог смеяться; чувствуя порывы ветра и солнечное тепло, не получал удовольствия от этих ощущений. Словом, он был лишен всех радостей жизни и даже не мог наслаждаться сознанием выполненного долга. Он был человеком по виду, но не по существу, ибо не обладал душой; фактически он являлся каменным символом равнодушия, неподкупным и безразличным стражем, идеальным убийцей, шпионом и тюремщиком.
Но он обладал упорством в достижении цели, хитростью и быстрым умом, так что никто не отличил бы его от человека – разве лишь всевидящие боги. А еще он был очень силен и практически неуязвим – во всяком случае, для оружия, которым пользовались смертные.
ГЛАВА 5
ОСТРОВ И ГОЛЕМ
Пятеро обитали в мире, и каждому был отпущен свой срок: одному – вечность, другой – тысячелетия, третьему – века, четвертому – обычная человеческая жизнь, а пятому – лишь жалкое подобие ее. И было то воистину мудро, ибо никому не дается больше, чем он способен взять.
Ну, что ж, – размышлял Аррак, Дух Изменчивости, – подсказка была воспринята Избранником правильно. Разумеется, если стихии перестали повиноваться Гор-Небсехту, то завершить дело с той женщиной можно лишь одним способом – явившись на ее остров. Причем – во всеоружии! На боевых кораблях, с сотнями воинов и с их удачливым вождем, опытным и храбрым…
Этот Эйрим заинтересовал Аррака; вождь западных ванов и в самом деле был опытен, удачлив и храбр, а значит, мог рассматриваться в качестве очередного Избранника. Все определится, когда стигиец придет со своими людьми в бревенчатую крепость Эйрима. Только тогда, думал Аррак, находясь рядом с вождем ваниров, Он почувствует, есть ли у этого человека цель; и если есть, Он вселится в него, дождавшись смерти стигийца. Вероятно, потеряв силу, маг кончит жизнь под топорами воинов Эйрима… Быстрый и милосердный конец! А чтоб он стал еще быстрее, надо помрачить разум Гор-Небсехта, чтобы тот, явившись на подворье Эйрима, затеял ссору с хозяином.
А потом… Потом Он, Великий Ускользающий, сделает Эйрима властелином над всем Ванахеймом, над всеми его непокорными кланами и буйными рыжебородыми воинами в рогатых шлемах. На это потребуется пять или десять лет, совсем немного, и за это время удастся славно поразвлечься! Став королем, Эйрим соберет войска и вторгнется в Асгард, потом – в Гиперборею… дойдет до Халоги, гиперборейской столицы, и превратит ее в свою ставку. Объединив три северные хайборийские державы, он вырежет беспокойных киммерийцев или заставит их сражаться на своей стороне – если жизнь им дороже вечного сна в курганах Крома. Потом настанет черед Бритунии, Гандерланда и прочих земель, граничащих с самыми сильными королевствами, с Аквилонией и Немедией, вечными соперницами. Ну, Эйрим будет справедлив и одинаково умоет их кровью! А после этого сбросит пиктов в Западный океан, раздавит Зингару, Аргос, Офир, Коринфию, Шем и Стигию, и пойдет на восток, на Замору, Хауран, Туран, к берегам моря Вилайет…
Аррак, Дух Изменчивости, задумался, пытаясь подсчитать, сколько для этого потребуется времени. Эти люди, прах земной, так медлительны… и живут столь недолго…
Ничего! Эйрим проживет не меньше стигийца, нынешнего Избранника! И ему хватит времени, чтобы, захватив Туран, преодолеть бескрайние гирканские степи и добраться до Вендии, Меру, Кхитая, Уттары и Камбуи. Он покорит весь мир! А затем… Затем Он, Аррак, придумает себе новое развлечение.
В конце концов, в Его распоряжении целая вечность, и надо скоротать ее, не умерев от скуки.
* * *
Дайома и Конан прогуливались под сенью плакучих ив, на берегу пруда, обрамленного тремя утесами – плоским и серым, как слоновья туша, и двумя высокими, остроконечными, похожими на клыки чудовищного дракона. Под одним из них была беседка – та самая, где они впервые предавались любви. Вероятно, это место навевало Владычице приятные воспоминания, но Конан с равнодушием глядел и на хрустальные воды озерца, и на величественные скалы, и на беседку, и на пышный лес, раскинувшийся поодаль. Его больше интересовали Речи Дайомы.
– Гор-Небсехт, так его зовут, – сказала она, поигрывая своим лунным камнем; против обыкновения, магический самоцвет не украшал ее чистый высокий лоб, а висел на цепочке, обвивающей запястье. – Гор-Небсехт, стигиец, – повторила она, – тот самый, что разорил мои земли и сгубил твой корабль и людей. У него замок в Ванахейме, на берегу моря. Крепкий замок и полторы сотни воинов, разбойников-ваниров.
– Похоже, у тебя с ним давние счеты, – заметил Конан.
– Да. Я же говорила, что он… он домогается моей благосклонности. И та буря была послана, чтобы меня устрашить.
– Кром! Грязный ублюдок! Я вырежу его печень, клянусь!
Дайома выглядела польщенной.
– Ты сделаешь это ради меня, милый?
– Нет! Ради Шуги и Харата, и всех остальных, кто погиб по его вине. Но и ради тебя тоже, – великодушно сказал киммериец, заметив тень, набежавшую на лицо своей подруги.
– Но учти, стигиец хитер, – промолвила она, – к нему непросто подобраться и его не прикончишь обычным оружием. Ни топором, ни мечом, ни стрелой. Ты должен заколоть его кинжалом – своим клинком, на который я наложила чары.
Конан вытащил нож и задумчиво уставился на него. Сталь лезвия отливала необычным золотистым блеском, которого еще вчера он не замечал. Видно, рыжая как следует потрудилась ночью, мелькнуло у него в голове; клинок выглядел словно вспышка молнии.
– Опробуй его, – Дайома кивнула на бугристую поверхность скалы, что высилась за беседкой. – Опробуй и убедись, что это – могучее оружие.
Сделав пару шагов, Конан с силой всадил клинок в камень. Нож погрузился до самой рукояти и вышел легко, словно из желтого мягкого сыра или хлебного каравая, оставив в камне узкую щель. На лезвии же кинжала не было ни зазубрины, ни царапины.
Дайома бросила на киммерийца торжествующий взгляд, рассчитывая насладиться его изумлением, но Конан был спокоен. Года два или три назад он совершил далекое странствие к восточным пределам земного круга – вместе с Рана Риордой, Небесной Секирой, колдовским творением древних атлантов. Тот топор тоже резал камень как масло и был гораздо больше кинжала. Вдобавок, с духом этого волшебного оружия можно было потолковать и послушать поучительные истории… но лишь тогда, когда он напивался крови. В иное же время Рана Риорда хрипел, клекотал и требовал, чтобы Конан поскорей принимался выпускать кишки врагам. Это надоедало.
Так что в молчаливой покорности клинка, зачарованного Дайомой, были свои преимущества, и Конан, кивнув головой, сунул его в ножны. Убравшись с острова рыжей ведьмы, он найдет с кем поговорить; найдет и спутников, и женщин – пусть не таких красивых, как эта Дайома. Зато они не станут требовать вечной любви.
– Этим кинжалом, – произнесла Владычица, скосив зеленые глаза на конанов клинок, – ты можешь резать сталь и камень, можешь убить тысячу воинов, закованных в доспехи, и он останется по-прежнему острым, и твердым, и крепким, как алмаз. Но если твой нож поразит существо, одаренное магической силой, чары разрушатся и лезвие покроет ржавчина. Тогда ты с легкостью сумеешь его сломать.
– И это докажет, что я убил Гор-Небсехта? – Конан усмехнулся.
– Да. Заколи стигийца, вернись на мой остров со своим кинжалом и сломай его перед моими глазами. Вот условие, которое ты должен исполнить!
– Тогда ты меня отпустишь?
– Отпущу… Клянусь в том милостями Митры, Ормазда и Иштар!
– Хорошо. И я обещаю, что буду жить с тобой до седых волос, если не прирежу колдуна.
– Клянешься? – Дайома бросила на киммерийца испытующий взгляд.
– Клянусь! Клянусь Могильными Курганами Крома! И пусть их земля меня не примет, если я нарушу клятву!
– Я тебе верю, – привстав на цыпочки, Владычица сладко поцеловала его в губы. – Но знай, что стигиец очень коварен… он может принять сто обличий, и ты будешь гоняться за ним по всему Кро Ганбору…
– Кро Ганбору?
– Да, так называется его замок в Ванахейме. Ты можешь убить смуглого темноволосого человека, похожего на стигийца, но то будет не маг, а оборотень или слуга, заколдованные им. Истинный же чародей скроется в подвалах Кро Ганбора, затеряется в толпе своих воинов и рабов…
– Не беспокойся, – сказал Конан, – с этим я справлюсь.
– Но как, милый?
– Прикончу всех в этом Кро Ганборе, от воинов до последнего ублюдка, что чистит нужники… Только и всего! Стигиец от меня не уйдет! – Свирепо оскалившись, Конан стиснул рукоять кинжала.
– О! – казалось, Дайома поражена таким простым решением. – Но тебе совсем не надо убивать всех, милый. Как только кинжал покроется ржавчиной, ты можешь остановиться.
Киммериец презрительно отмахнулся.
– Женщина! Ты думаешь, я буду сражаться ножом с толпой бойцов в кольчугах и шлемах? С этими рыжими ванирами, что разрубают одним ударом крепкий аквилонский доспех? Ха! Я не успею добраться до колдуна, как эти отродья Нергала спустят с меня шкуру! Тоже выдумала – с кинжалом против топоров! Все будет не так, моя красавица. Кинжал нужен только для проверки, а в драке понадобятся меч и секира, и еще пару сотен бойцов, которых я найду в Киммерии, Асгарде или в том же Ванахейме. Дай мне золота, и я найму хоть целое войско! И тогда – прах и пепел! – из этого Кро Ганбора не выскользнет даже крыса!
– Тебе не понадобятся ни асы, ни киммерийские воины, милый, – сказала Дайома, одарив возлюбленного нежной улыбкой. – Я дам тебе нечто лучшее, чем золото; я пошлю с тобой слугу и помощника, который перебьет хоть тысячу ванов. Тебе нужно лишь добраться до колдуна, Идрайн же справится с его дружиной. Конан с подозрением уставился на нее.
– Зачем мне этот Идрайн, если я могу найти людей в Киммерии? Они с радостью согласятся пощипать замок колдуна, и негоже лишать их работы и куска хлеба. А этот твой парень… Если он так могуч, почему бы ему не заняться и Гор-Небсехтом?
– Потому что отомстить должен ты, а не он, – терпеливо объяснила Дайома. – Ведь Гор-Небсехт погубил твой корабль и твоих людей! Что до моего слуги, то он не человек… не совсем человек, – быстро поправилась она. – И хоть обычные люди против Идрайна бессильны, но маг может усыпить каменным сном его одним движением пальца.
– А меня?
– Тебя – нет! Ты – человек, ты обладаешь душой, и я могу защитить тебя от злых чар. Я дам тебе железный обруч; носи его не снимая, и колдовство Гор-Небсехта тебе не повредит.
Бери, что дают, угрюмо подумал Конан;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44