Все заклинания, отточенные долгой практикой, он помнил наизусть и произносил без запинки, как всегда уверенно и твердо. Он делал все, как обычно…
Но ветры и тучи не повиновались ему.
Впрочем, ветер он в конце концов сотворил: легкое дуновение, пролетевшее над стенами замка и смахнувшее с них снег. Затем белая снежная пыль унеслась в ночную тьму, но было ясно, что эта жалкая поземка не доберется даже до киммерийских гор, а увянет где-то по дороге, напутав разве что мышь или сирюнча, грызуна с полярных равнин.
Нет, он добивался совсем не этого! Ему нужна была буря – такая же, как месяц назад; сокрушительный шторм, который он мог бы обрушить на Остров Снов! И обрушивать снова и снова, пока зеленоглазая ведьма не поймет бесплодности сопротивления…
Но ветры и тучи не слышали его.
Не слышали и вчера, и позавчера, не желали подчиняться его заклинаниям, проверенным за долгие годы, оставались глухи к словам, и к жестам, и к чарам. Впрочем, стигиец был слишком опытен, чтобы полагаться на все эти внешние, поверхностные атрибуты своего магического ремесла; он знал, что главное – это Сила. Да, Сила, глубинная мощь, скрытая внутри его естества, Сила, которой покорялись воды и ветры, огонь и камень, звери и люди. Неужели она покинула его?
Маг гневно потряс кулаками, отступившись от распахнутого окна. Кубический черный алтарь, его око, бдящее над миром, был по-прежнему послушен, как и другие волшебные талисманы; его знания, его мастерство оставались при нем, и он мог еще сотворить многое. Ушла лишь часть Силы – та, что позволяла повелевать стихиями.
Надолго ли? На месяцы, на годы? Или навсегда?
Раздраженно скривив губы, стигиец повернулся к каменному столу и вновь начал шептать заклинания. Вскоре черную поверхность затянуло туманной дымкой, постепенно редевшей, словно маг спускался к земле, пронизывая слои туч; под ними засинело море, а в нем возник остров – прекрасная цветная переливчатая жемчужина, нежившаяся на сапфировом покрывале океана. Несколько мгновений стигиец мрачно разглядывал ее, потом сделал повелительный жест, и остров исчез, сменившись вначале обширным гротом, освещенным сиянием луны, а затем – полутемной опочивальней.
Теперь перед ним был красиво убранный чертог, освещенный неяркими огнями, весь в лиловых и голубых коврах, с просторным ложем посередине. На ложе что-то двигалось в слитном и нерушимом ритме; струились пряди рыжих и черных волос, розовый мрамор рук скользил по могучим гранитным мышцам, губы тянулись к губам, щека прижималась к щеке. Иногда стигиец мог разглядеть дразнящую округлость колена, грудь с напряженным соском или сильную широкую ладонь, спускавшуюся по чарующему изгибу женской спины; временами он различал отблески света на влажной, покрытой испариной коже, сверкание глаз, мерцающий пламень драгоценных камней на серебряном изголовье.
Стиснув кулаки, маг всматривался в сумрак покоя, возникшего в черном алтаре. Он глядел долго, и дыхание его все убыстрялось и убыстрялось, пока не стало таким глубоким, будто он, он сам, простирался сейчас на ложе любви в той комнате, трепетал от страсти, лаская женщину, вдыхал аромат ее кожи, гладил шелковистые рыжие локоны, засматривался в изумрудные глаза. Закусив тонкие губы, он смотрел и смотрел, пока на висках не начали набухать жилки; тогда стигиец пробормотал проклятье, взмахнул рукой над столом, и картина исчезла.
Несколько мгновений он стоял, ощущая свое унижение и позор. Она издевалась над ним! Дразнила его! Не потрудилась даже сотворить заклятья, оберегающие от чужого взгляда… Хотела, чтоб он все видел! Рыжая потаскуха, змея, развратная гиена! Предпочла ему – ему! – безродного бродягу, головореза, провонявшего потом и мочой! Разбойника-киммерийца, тупоголового смрадного недоумка! Северную крысу, чей век недолог, а мозги находятся в брюхе!
Потаскуха! Дочь осла и свиньи! Зеленоглазая ведьма!
И все-таки он чувствовал, что жаждет обладать ею. Жаждет как никогда! Еще сильней, чем прежде!
Маг снова простер руки над алтарем. Теперь в его блестящей поверхности отразились морские льды, высокий скалистый берег, заметенный снегом, подтаявшие сугробы у бревенчатых стен, грубые строения в периметре высокого частокола, дым, валивший из труб, три большие ладьи с драконьими носами, заботливо упрятанные под навес, ворота, у которых несла охрану кучка рыжих воинов в мехах и бронзовых шлемах. Городище Эйрима, вождя западных ванов… Если не всех, кто обитает на западе, так по крайней мере половины… Ваниры, племя драчливое и злое, не любили подчиняться, и потому народ их не признавал единой власти, но делился на множество разбойных дружин, промышлявших на юге и востоке. Те, кто обитали у моря, ходили за добычей на кораблях, и Эйрим был одним из самых храбрых и удачливых вождей.
Стигиец оглядел его корабли, воинов с большими секирами и покрытое льдом море, недовольно нахмурил кустистые брови и взмахом руки стер видение. Затем он принялся кружить по огромному мрачному залу, о чем-то сосредоточенно размышляя; он то шагал от стола к распахнутому окну, то беспокойно метался вдоль холодных стен, иногда касаясь рукой осклизлого, покрытого инеем камня. Наконец он решительно направился к дверям, открыл их и громким голосом велел явиться старшинам своей стражи. Их было трое, и каждый начальствовал над полусотней воинов.
Старшины не задержались; чувствовали, что господин гневен, и не хотели раздражать его еще более. Все трое были ванирами-изгоями – как и прочие охранники, наказанные своими кланами за преступления и особую жестокость. Торкол, самый молодой, с длинными висячими усами, убил отца и двух старших братьев, желая овладеть наследством – дряхлым кораблем и усадьбой с не менее дряхлыми строениями. Фингаст и Сигворд были постарше: первый из них резал и жег соседей, пока те кучей не навалились на него, заставив убраться из восточных лесов Ванахейма на побережье; второй взбунтовался в походе против военного вождя, но проиграл схватку и был вынужден служить стигийскому чародею – никто из северных князей не дал бы ему теперь места у очага, не доверил бы корабль с воинами. Впрочем, стигийца эти люди вполне устраивали; каждый являлся опытным бойцом и каждый трепетал перед хозяином. В его руках они были подобны трем матерым волкам, предводителям серой безжалостной стаи убийц.
Взгляд мага скользнул по их лицам: Торкол мял в широкой ладони усы, Фингаст и Сигворд, заросшие до самых глаз рыжими бородами, выглядели бесстрастными – только рваный шрам на щеке Фингаста медленно багровел, наливаясь кровью. Боятся, подумал стигиец; знают, что мановением руки он может превратить их в грязных кабанов с обломанными клыками. Либо в медведей, полярных или бурых, на выбор. Сознание своей власти несколько улучшило его настроение. Он повернулся к распахнутому окну и промолвил:
– Кончается весна… Скоро воитель Эйрим Высокий Шлем выведет в море свои корабли…
– Еще не скоро, господин, – почтительно возразил Сигворд. – Волею Имира морские льды в наших краях вскроются только через тридцать или сорок дней. И снег у стен Кро Ганбора едва начал таять.
– Эйрим удачливый и храбрый воин, – продолжал маг, будто бы не слыша слов Сигворда и упоминания об Имире, Ледяном Великане, властвовавшим над Ванахеймом. – У Эйрима три хороших крепких корабля и двести бойцов, свирепых, как оголодавшие волки. Эйрим грабил пиктов, барахтанцев, Аквилонию, Зингару и Аргос… он даже добирался до Шема.
– Богатая усадьба, корабли и люди остались ему от отца, – Торкол завистливо ухмыльнулся. – А когда за тобой идет две сотни клинков, легко сделаться удачливым и храбрым.
Стигиец пристально уставился на Торкола. Рослый ванир, облаченный в медвежий плащ поверх медной кольчуги, не мог выдержать взгляд колдуна; спустя мгновение он опустил глаза и прошептал:
– Впрочем, господин, если ты считаешь, что Эйрим удачлив и храбр, значит, так оно и есть.
– Конечно, отцеубийца! И если я скажу, что у Эйрима две головы, и на каждой – длинные уши, как у сирюнча, это тоже будет верно!
Ван покорно склонил голову в рогатом шлеме, буркнув:
– Господин мудр…
– И грозен, – добавил Фингаст, поглаживая шрам. – Он карает всякого, кто противится его воле. Он…
Стигиец махнул рукой, заставив Фингаста умолкнуть.
– Так вот, об удачливом Эйриме… об Эйриме Высоком Шлеме… Его ладьи могут взять три или четыре сотни бойцов. И на этих кораблях можно не только плавать вдоль побережья и грабить зингарских да аргосских купцов – они годятся также для далекого морского похода, ибо крепки, надежны и быстроходны. И я хочу, чтобы Эйрим отправился в океан. На запад от Барахских островов, к закату солнца. Есть там один клочок земли…
Сигворд, самый рассудительный, с сомнением покачал головой.
– Вряд ли он согласится, господин. Во-первых, что он промыслит в океане, на том клочке земли? Купцы, известное дело, плавают вдоль берега… А во-вторых, ни один вождь прибрежных ванов не идет в набег со всеми своими ладьями. Один корабль оставляют в усадьбе, чтобы охотиться на китов и моржей, иначе в зимнее время все помрут с голоду. В южных странах можно взять золото и серебро, но если не будет мяса и жира, как скоротать зиму? И еще пиво… ячменное пиво, мой господин! Его выменивают в Восточном Ванахейме на мясо кита. Не будет мяса, не будет и пива! – Сигворд снова покачал головой и добавил: – Нет, Эйрим не согласится, клянусь ледяной бородой Имира!
– Не поминай своего ничтожного божка! – Глаза мага мрачно сверкнули. – Что же до Эйрима, то никто не спрашивает его согласия, червь! Я желаю, чтобы он плыл со своими людьми куда велено! А наградой будет хорошая добыча – такая, что корабли его осядут на три локтя! Будут дорогие камни, будет золото и серебро, будет и пиво, тупая башка!
– Если он доберется до этого золота и серебра. С океаном, господин, не шутят…
– Не шутят со мной! А волны и ветры не станут Эйриму помехой, ибо я поплыву с ним. И вы тоже… двое из вас…
Головы воинов склонились.
– Как повелит господин…
Стигиец кивнул. Разумеется, как повелит господин! И Эйрим, чья усадьба расположена всего в двух днях пути к югу, тоже знает, что спорить с владыкой Кро Ганбора небезопасно. Вряд ли он сделает это; скорее, поинтересуется насчет добычи и ее дележа. А дележ прост: ванирам – золото, серебро и камни, ему – женщину!
Маг отвернулся к окну, прикидывая, хватит ли у него силы справиться с бурей, которую может наслать эта рыжая ведьма, Владычица Острова Снов. Но то были бесплодные размышления: либо прежняя мощь вернется к нему, либо он будет рассчитывать лишь на свой опыт и искусство. В любом случае он доберется до этой женщины!
Взгляд его вновь обратился к трем воинам.
– Ты, Торкол, поедешь к Эйриму. Скажи, что я посылаю его на остров в Западном океане, лежащий к закату солнца от Барахов. Скажи, что там много золота – так много, что, возвратившись, он сможет скупить весь Ванахейм и Асгард в придачу. Скажи, что он может не бояться бурь и штормов, ибо я поеду с ним… – После недолгого размышления стигиец добавил: – Еще скажи, что если он не выполнит мою волю, то не доживет до зимы. И никто не доживет в его жалком крысятнике! Я пошлю ураган, который сметет в море и дома его, и корабли, и запасы пива, и людей – всех до единого!
– Да, господин. Я все передам, как ты велел, – Торкол снял шлем и отер вспотевший лоб.
Маг уставился холодным взглядом на Фингаста и Сигворда.
– Ты, Фингаст, соберешь пятьдесят воинов из самых лучших. Пусть готовят секиры и мечи, вино и копченую вепрятину, сушат хлеб и острят стрелы. Запастись всем на две луны. И скажи им про золото, что ждет каждого на том острове… а еще скажи, что все достанется им, а не людям Эйрима. Но лишнего пусть не болтают! Ты понял меня, Фингаст? – Дождавшись, когда воин со шрамом кивнул, стигиец резко повернулся к третьему из предводителей своей дружины: – Ты останешься в Кро Ганборе, Сигворд. В мои покои не заходить и не лакать вино днем и ночью, ясно? Если стражи заскучают, отпусти их поразмяться в ближних усадьбах – но так, чтобы в замке оставалось не меньше тридцати бойцов! Сам же никуда не уходи.
Сигворд кивнул. Он редко покидал крепость, опасаясь мести прежнего своего хозяина, Рейрима; тот был злопамятен, силен и имел много сторонников в Срединном Ванахейме. Любой из побратимов и приятелей Рейрима с радостью преподнес бы ему голову бунтовщика.
– Идите! – Стигиец повел глазами в сторону двери.
Три воина вышли из зала, лишь Фингаст задержался на пороге, спросив, к какому сроку готовить людей. Через луну, сказал маг, когда вскроется море, раз нельзя выступить раньше.
Раньше… Раньше он сумел бы поднять такой ветер, что льды бы лопнули как панцирь краба под боевым молотом! И сам Имир, Ледяной Великан, забился бы в щель вместе со всем своим гнусным потомством, сыновьями и дочерьми, полагающими себя владыками вьюг и снегов… Ну, поглядим, подождем… быть может, Сила еще вернется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Но ветры и тучи не повиновались ему.
Впрочем, ветер он в конце концов сотворил: легкое дуновение, пролетевшее над стенами замка и смахнувшее с них снег. Затем белая снежная пыль унеслась в ночную тьму, но было ясно, что эта жалкая поземка не доберется даже до киммерийских гор, а увянет где-то по дороге, напутав разве что мышь или сирюнча, грызуна с полярных равнин.
Нет, он добивался совсем не этого! Ему нужна была буря – такая же, как месяц назад; сокрушительный шторм, который он мог бы обрушить на Остров Снов! И обрушивать снова и снова, пока зеленоглазая ведьма не поймет бесплодности сопротивления…
Но ветры и тучи не слышали его.
Не слышали и вчера, и позавчера, не желали подчиняться его заклинаниям, проверенным за долгие годы, оставались глухи к словам, и к жестам, и к чарам. Впрочем, стигиец был слишком опытен, чтобы полагаться на все эти внешние, поверхностные атрибуты своего магического ремесла; он знал, что главное – это Сила. Да, Сила, глубинная мощь, скрытая внутри его естества, Сила, которой покорялись воды и ветры, огонь и камень, звери и люди. Неужели она покинула его?
Маг гневно потряс кулаками, отступившись от распахнутого окна. Кубический черный алтарь, его око, бдящее над миром, был по-прежнему послушен, как и другие волшебные талисманы; его знания, его мастерство оставались при нем, и он мог еще сотворить многое. Ушла лишь часть Силы – та, что позволяла повелевать стихиями.
Надолго ли? На месяцы, на годы? Или навсегда?
Раздраженно скривив губы, стигиец повернулся к каменному столу и вновь начал шептать заклинания. Вскоре черную поверхность затянуло туманной дымкой, постепенно редевшей, словно маг спускался к земле, пронизывая слои туч; под ними засинело море, а в нем возник остров – прекрасная цветная переливчатая жемчужина, нежившаяся на сапфировом покрывале океана. Несколько мгновений стигиец мрачно разглядывал ее, потом сделал повелительный жест, и остров исчез, сменившись вначале обширным гротом, освещенным сиянием луны, а затем – полутемной опочивальней.
Теперь перед ним был красиво убранный чертог, освещенный неяркими огнями, весь в лиловых и голубых коврах, с просторным ложем посередине. На ложе что-то двигалось в слитном и нерушимом ритме; струились пряди рыжих и черных волос, розовый мрамор рук скользил по могучим гранитным мышцам, губы тянулись к губам, щека прижималась к щеке. Иногда стигиец мог разглядеть дразнящую округлость колена, грудь с напряженным соском или сильную широкую ладонь, спускавшуюся по чарующему изгибу женской спины; временами он различал отблески света на влажной, покрытой испариной коже, сверкание глаз, мерцающий пламень драгоценных камней на серебряном изголовье.
Стиснув кулаки, маг всматривался в сумрак покоя, возникшего в черном алтаре. Он глядел долго, и дыхание его все убыстрялось и убыстрялось, пока не стало таким глубоким, будто он, он сам, простирался сейчас на ложе любви в той комнате, трепетал от страсти, лаская женщину, вдыхал аромат ее кожи, гладил шелковистые рыжие локоны, засматривался в изумрудные глаза. Закусив тонкие губы, он смотрел и смотрел, пока на висках не начали набухать жилки; тогда стигиец пробормотал проклятье, взмахнул рукой над столом, и картина исчезла.
Несколько мгновений он стоял, ощущая свое унижение и позор. Она издевалась над ним! Дразнила его! Не потрудилась даже сотворить заклятья, оберегающие от чужого взгляда… Хотела, чтоб он все видел! Рыжая потаскуха, змея, развратная гиена! Предпочла ему – ему! – безродного бродягу, головореза, провонявшего потом и мочой! Разбойника-киммерийца, тупоголового смрадного недоумка! Северную крысу, чей век недолог, а мозги находятся в брюхе!
Потаскуха! Дочь осла и свиньи! Зеленоглазая ведьма!
И все-таки он чувствовал, что жаждет обладать ею. Жаждет как никогда! Еще сильней, чем прежде!
Маг снова простер руки над алтарем. Теперь в его блестящей поверхности отразились морские льды, высокий скалистый берег, заметенный снегом, подтаявшие сугробы у бревенчатых стен, грубые строения в периметре высокого частокола, дым, валивший из труб, три большие ладьи с драконьими носами, заботливо упрятанные под навес, ворота, у которых несла охрану кучка рыжих воинов в мехах и бронзовых шлемах. Городище Эйрима, вождя западных ванов… Если не всех, кто обитает на западе, так по крайней мере половины… Ваниры, племя драчливое и злое, не любили подчиняться, и потому народ их не признавал единой власти, но делился на множество разбойных дружин, промышлявших на юге и востоке. Те, кто обитали у моря, ходили за добычей на кораблях, и Эйрим был одним из самых храбрых и удачливых вождей.
Стигиец оглядел его корабли, воинов с большими секирами и покрытое льдом море, недовольно нахмурил кустистые брови и взмахом руки стер видение. Затем он принялся кружить по огромному мрачному залу, о чем-то сосредоточенно размышляя; он то шагал от стола к распахнутому окну, то беспокойно метался вдоль холодных стен, иногда касаясь рукой осклизлого, покрытого инеем камня. Наконец он решительно направился к дверям, открыл их и громким голосом велел явиться старшинам своей стражи. Их было трое, и каждый начальствовал над полусотней воинов.
Старшины не задержались; чувствовали, что господин гневен, и не хотели раздражать его еще более. Все трое были ванирами-изгоями – как и прочие охранники, наказанные своими кланами за преступления и особую жестокость. Торкол, самый молодой, с длинными висячими усами, убил отца и двух старших братьев, желая овладеть наследством – дряхлым кораблем и усадьбой с не менее дряхлыми строениями. Фингаст и Сигворд были постарше: первый из них резал и жег соседей, пока те кучей не навалились на него, заставив убраться из восточных лесов Ванахейма на побережье; второй взбунтовался в походе против военного вождя, но проиграл схватку и был вынужден служить стигийскому чародею – никто из северных князей не дал бы ему теперь места у очага, не доверил бы корабль с воинами. Впрочем, стигийца эти люди вполне устраивали; каждый являлся опытным бойцом и каждый трепетал перед хозяином. В его руках они были подобны трем матерым волкам, предводителям серой безжалостной стаи убийц.
Взгляд мага скользнул по их лицам: Торкол мял в широкой ладони усы, Фингаст и Сигворд, заросшие до самых глаз рыжими бородами, выглядели бесстрастными – только рваный шрам на щеке Фингаста медленно багровел, наливаясь кровью. Боятся, подумал стигиец; знают, что мановением руки он может превратить их в грязных кабанов с обломанными клыками. Либо в медведей, полярных или бурых, на выбор. Сознание своей власти несколько улучшило его настроение. Он повернулся к распахнутому окну и промолвил:
– Кончается весна… Скоро воитель Эйрим Высокий Шлем выведет в море свои корабли…
– Еще не скоро, господин, – почтительно возразил Сигворд. – Волею Имира морские льды в наших краях вскроются только через тридцать или сорок дней. И снег у стен Кро Ганбора едва начал таять.
– Эйрим удачливый и храбрый воин, – продолжал маг, будто бы не слыша слов Сигворда и упоминания об Имире, Ледяном Великане, властвовавшим над Ванахеймом. – У Эйрима три хороших крепких корабля и двести бойцов, свирепых, как оголодавшие волки. Эйрим грабил пиктов, барахтанцев, Аквилонию, Зингару и Аргос… он даже добирался до Шема.
– Богатая усадьба, корабли и люди остались ему от отца, – Торкол завистливо ухмыльнулся. – А когда за тобой идет две сотни клинков, легко сделаться удачливым и храбрым.
Стигиец пристально уставился на Торкола. Рослый ванир, облаченный в медвежий плащ поверх медной кольчуги, не мог выдержать взгляд колдуна; спустя мгновение он опустил глаза и прошептал:
– Впрочем, господин, если ты считаешь, что Эйрим удачлив и храбр, значит, так оно и есть.
– Конечно, отцеубийца! И если я скажу, что у Эйрима две головы, и на каждой – длинные уши, как у сирюнча, это тоже будет верно!
Ван покорно склонил голову в рогатом шлеме, буркнув:
– Господин мудр…
– И грозен, – добавил Фингаст, поглаживая шрам. – Он карает всякого, кто противится его воле. Он…
Стигиец махнул рукой, заставив Фингаста умолкнуть.
– Так вот, об удачливом Эйриме… об Эйриме Высоком Шлеме… Его ладьи могут взять три или четыре сотни бойцов. И на этих кораблях можно не только плавать вдоль побережья и грабить зингарских да аргосских купцов – они годятся также для далекого морского похода, ибо крепки, надежны и быстроходны. И я хочу, чтобы Эйрим отправился в океан. На запад от Барахских островов, к закату солнца. Есть там один клочок земли…
Сигворд, самый рассудительный, с сомнением покачал головой.
– Вряд ли он согласится, господин. Во-первых, что он промыслит в океане, на том клочке земли? Купцы, известное дело, плавают вдоль берега… А во-вторых, ни один вождь прибрежных ванов не идет в набег со всеми своими ладьями. Один корабль оставляют в усадьбе, чтобы охотиться на китов и моржей, иначе в зимнее время все помрут с голоду. В южных странах можно взять золото и серебро, но если не будет мяса и жира, как скоротать зиму? И еще пиво… ячменное пиво, мой господин! Его выменивают в Восточном Ванахейме на мясо кита. Не будет мяса, не будет и пива! – Сигворд снова покачал головой и добавил: – Нет, Эйрим не согласится, клянусь ледяной бородой Имира!
– Не поминай своего ничтожного божка! – Глаза мага мрачно сверкнули. – Что же до Эйрима, то никто не спрашивает его согласия, червь! Я желаю, чтобы он плыл со своими людьми куда велено! А наградой будет хорошая добыча – такая, что корабли его осядут на три локтя! Будут дорогие камни, будет золото и серебро, будет и пиво, тупая башка!
– Если он доберется до этого золота и серебра. С океаном, господин, не шутят…
– Не шутят со мной! А волны и ветры не станут Эйриму помехой, ибо я поплыву с ним. И вы тоже… двое из вас…
Головы воинов склонились.
– Как повелит господин…
Стигиец кивнул. Разумеется, как повелит господин! И Эйрим, чья усадьба расположена всего в двух днях пути к югу, тоже знает, что спорить с владыкой Кро Ганбора небезопасно. Вряд ли он сделает это; скорее, поинтересуется насчет добычи и ее дележа. А дележ прост: ванирам – золото, серебро и камни, ему – женщину!
Маг отвернулся к окну, прикидывая, хватит ли у него силы справиться с бурей, которую может наслать эта рыжая ведьма, Владычица Острова Снов. Но то были бесплодные размышления: либо прежняя мощь вернется к нему, либо он будет рассчитывать лишь на свой опыт и искусство. В любом случае он доберется до этой женщины!
Взгляд его вновь обратился к трем воинам.
– Ты, Торкол, поедешь к Эйриму. Скажи, что я посылаю его на остров в Западном океане, лежащий к закату солнца от Барахов. Скажи, что там много золота – так много, что, возвратившись, он сможет скупить весь Ванахейм и Асгард в придачу. Скажи, что он может не бояться бурь и штормов, ибо я поеду с ним… – После недолгого размышления стигиец добавил: – Еще скажи, что если он не выполнит мою волю, то не доживет до зимы. И никто не доживет в его жалком крысятнике! Я пошлю ураган, который сметет в море и дома его, и корабли, и запасы пива, и людей – всех до единого!
– Да, господин. Я все передам, как ты велел, – Торкол снял шлем и отер вспотевший лоб.
Маг уставился холодным взглядом на Фингаста и Сигворда.
– Ты, Фингаст, соберешь пятьдесят воинов из самых лучших. Пусть готовят секиры и мечи, вино и копченую вепрятину, сушат хлеб и острят стрелы. Запастись всем на две луны. И скажи им про золото, что ждет каждого на том острове… а еще скажи, что все достанется им, а не людям Эйрима. Но лишнего пусть не болтают! Ты понял меня, Фингаст? – Дождавшись, когда воин со шрамом кивнул, стигиец резко повернулся к третьему из предводителей своей дружины: – Ты останешься в Кро Ганборе, Сигворд. В мои покои не заходить и не лакать вино днем и ночью, ясно? Если стражи заскучают, отпусти их поразмяться в ближних усадьбах – но так, чтобы в замке оставалось не меньше тридцати бойцов! Сам же никуда не уходи.
Сигворд кивнул. Он редко покидал крепость, опасаясь мести прежнего своего хозяина, Рейрима; тот был злопамятен, силен и имел много сторонников в Срединном Ванахейме. Любой из побратимов и приятелей Рейрима с радостью преподнес бы ему голову бунтовщика.
– Идите! – Стигиец повел глазами в сторону двери.
Три воина вышли из зала, лишь Фингаст задержался на пороге, спросив, к какому сроку готовить людей. Через луну, сказал маг, когда вскроется море, раз нельзя выступить раньше.
Раньше… Раньше он сумел бы поднять такой ветер, что льды бы лопнули как панцирь краба под боевым молотом! И сам Имир, Ледяной Великан, забился бы в щель вместе со всем своим гнусным потомством, сыновьями и дочерьми, полагающими себя владыками вьюг и снегов… Ну, поглядим, подождем… быть может, Сила еще вернется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44