Тупо глядел в навигационный экран и говорил, говорил… — К Страстной пятнице я начинал готовиться загодя — обрабатывал себя всего. С головы до ног. Превращал себя, так сказать, в деревяшку. Ни единой свежей мысли, никакой реакции, никакого лишнего душевного движения… Оставлял от себя во-от такую крохотульку, — он показал брату кончик мизинца, — способную только отвечать «да» и «нет». Папа никогда не замечал, что со мной творится, и когда он соединял наши сознания, я участвовал в этом только вот этой крохотулькой души. Когда я возвращался после Страстной пятницы домой, меня начинало выворачивать наизнанку. Знаешь почему? Потому что эта пакость пыталась достать меня.
— Достать тебя? — эхом откликнулся Поль.
— Да. Он пытался овладеть мной, понимаешь! Когда я был маленький.
— Боже, Севи, в прямом смысле…
— И в прямом тоже. Но больше всего в ментальном. Он хотел, как я догадывался, зацапать кого-то из нас.
— Севи, ты должен был сказать нам. Мы бы помогли тебе…
— Нет. Это было мое сражение, и я должен был выиграть его. Сейчас я понимаю, что это глупость, — скорее всего, эту мысль внушил мне он, этот дьявол. Тем не менее… Я не верил, что меня поймут. Хотя бы ты, Поль… Ты был вундеркинд, общий любимчик, к тому же самый младшенький. С тобой начали заниматься по методике экзотиков, когда ты был еще в утробе матери. А я оказался один. Филипп и Морис, почти погодки, держались друг друга. Они были старшие братья, я шел за ними, и разница составляла четыре года. Представляешь, что это значит, скажем, в семилетнем возрасте, когда братьям твоим по десять — одиннадцать лет? Они не принимали меня, я был малолетка. Так я остался один. Виктор, должно быть, все понял и вплотную взялся за меня. Старших, Мориса и Филиппа, он сразу оставил в покое, а я оказался лакомым кусочком. Он сказал мне, что я им не чета, что я особенный. Сразу ударил по гордости, попытался превратить ее в гордыню. Он заявлял, что ему все известно обо мне. Он был умен, в этом ему не откажешь, знал, на какие кнопки нажимать, но в искусстве соблазнять он был еще не искушен. Он вел себя грубо, нахально, распускал руки… Единственное, чему я научился у него, — это убеждению, что война с ним должна вестись один на один. Это, мол, наша с ним битва. Впрочем, так оно и есть.
Поль затаил дыхание — тоже сидел, тупо поглядывая в звездное небо.
— Я справился с этим — если использовать терминологию Вика, я сразил его. Потом началось Великое Вторжение. В ту пору мне было десять лет. Дядя Роджи поразил Виктора на Белой горе, и тот стал подобием комнатного растения. Мир был спасен, я мог вздохнуть свободно. И тут вдруг эти никому не нужные метабдения возле постели последнего из негодяев! Меня опять начал терзать страх. Стоя у кровати, я чувствовал, как он подбирается ко мне, исподволь, в тишине. Или мне это только казалось. Однако я не мог отделаться от мысли, что Виктор как-то сумел оправиться от нанесенных ему мысленных увечий. Нет, в этом нет никакой мистики, — заметив недоуменный взгляд Поля, поспешно заверил брата Северин. — Сознание его на самом деле было омертвелым, однако оно пробуждалось, когда мы собирались вокруг него и начинали мысленно распевать псалмы. Заботились, так сказать, о его заблудшей душе, а он между тем делал свое дело. Тут он стал настоящим мастером, и вот результат — мой сын Квинто, Селина, Гордо, Парнелл и твоя дочь Мадлен оказались у него в лапах. Он создал из них Гидру. Он и меня пытался впутать в это дерьмо, но я сумел оказать ему сопротивление. Вот он и решил заняться этим с еще только зародившимися плодами. Каким образом наш метаконцерт, организованный папочкой, возбуждал его погибшее сознание, не знаю, но чувство, что Виктор затаился и только и ждет удобного момента, не оставляло меня.
Некоторое время они молчали, потом Севи продолжил рассказ:
— Через пять лет после своей физической смерти, когда его пепел развеяли по Солнечной системе, он явился ко мне. В качестве Фурии. Снова попытался украсть мою душу. И опять я вступил с ним в сражение.
Северин закрыл глаза, из-под опущенных век потекли слезы.
— Виктор все еще жив, Поль. Согласен, что скорее всего он прячется в голове нашего бедного папочки. Против фактов не попрешь, однако вы недооцениваете его. Даже если Фурия не догадывается о сеансе, он все сообразит в первую же секунду и попытается впиться в мой мозг, закопаться в него поглубже и переждать грозу. Зачем мне это? Я не хочу, чтобы Виктор победил.
Поль с помощью своей метасокрушительной силы прижал к себе брата, обнял его.
— Послушай меня, Севи. Не с тобой одним это происходило. Фурия пыталась и Анн соблазнить. И Доротею Макдональд тоже. Каждый раз она находила такие хитрые уловки, что они обе были на краю пропасти. Это чудовище существует реально, но оно не Виктор. Это что-то вроде таинственного — или, не побоимся этого слова, — потустороннего моста между живым и мертвым. Сам процесс умирания, гибели осознающей себя личностью материи еще далеко не изучен. Здесь возможны всякие нестандартные ситуации. Но в любом случае Виктора как такового больше не существует. Он не может грозить тебе или вступать с тобой в битву.
Северин печально улыбнулся. Впервые он встретил взгляд брата и не отвел глаза. Что-то в его душе изменилось, ушло напряжение.
— Нет, я верю, что он жив, и поэтому я уязвим. Фурия — кто бы она ни была — сразу нащупает слабое место, как только мы прижмем ее. Я могу подвести вас всех. Я все время старался подлечить себя, избавиться от страха, и ничего не получилось… Вы не можете убедительно доказать мне, что Фурия — это не Виктор. Никто не может знать правду, пока не заработает целительный метаконцерт, но когда он заработает, будет поздно. Не только для меня, но и для любого участника метаединения. Монстр может в этом случае проникнуть в любой мозг. Вот в чем проблема.
— Это не проблема, а чепуха! Я же объяснял тебе, что Доротея придумала способ — создала оригинальную программу, которая не позволит монстру проникнуть ни в чье сознание.
— Это, может, и сработает, но если Фурия — это все же Виктор, то я окажусь самым слабым местом, прорехой, через которую она обязательно утечет. Ты же сам сказал, что пог раничные состояния между жизнью и смертью плохо изучены. Вот где заключена тайна. На этот счет очень многое может рассказать Малама Джонсон с Кауаи. Поинтересуйся у нее хотя бы насчет смерти своей жены Терезы. Была ли это смерть в полном смысле этого слова?
Поль сильней сжал плечи брата. Он явно рассердился.
— Что ты мелешь, братишка! Ты же ученый, Магнат, член Консилиума, а не перепуганный дикарь с островов Тихого океана. Какое имеет значение, чем является Фурия — злым духом, привидением или какой-то частью личности свихнувшегося человека? Вопрос совсем в другом. Наш отец болен, и мы можем его излечить. Как ты будешь жить дальше, если откажешься помочь родному отцу? Тогда с кем ты будешь вести битву?
— Если бы смог, я бы помог папе. — Голос Севи дрогнул от отчаяния. Он сбросил руку брата со своего плеча. — Прости…
Первый Магнат тяжело вздохнул и подавил приступ ярости. С этим ничего не поделаешь — в подобном состоянии от Северина и в самом деле мало толку. Его участие в метаконцерте только повредит делу.
— Придется связаться с Джеком, — глухо сказал он. — Пусть он отложит сеанс.
Поль: Я никогда раньше не слыхал о подобном.
Джек: Это уже было сделано, папа. На планете Сибирь жена одного из сильных оперантов скончалась накануне организации метаконцерта. Дело было жизненно важным, однако использовать метаконцерт было нельзя — сам понимаешь, в каком состоянии находился оперант. Тогда с ним был проведен сеанс успокаивающей терапии, всякие осознанные желания у него были отключены, и вот так, практически во сне, он был включен в состав метаконцерта. Все прошло успешно.
Поль: Но нам же предстоит работать с ЦТ-оборудованием! Ты учел все особенности?
Джек: Да. Сознание операнта, который даже не догадывается, что участвует в метаконцерте, если оно откалибровано и точно знает свои функции, — вполне работоспособно и в этих условиях. Севи у нас является точкой, через которую перетекает энергия, ему, собственно, ни о чем и задумываться не надо.
Поль: Ты действительно считаешь, что эта штука сработает?
Джек: Метаобъединение на Сибири достигло вполне приемлемого уровня на выходе — к удивлению самого заторможенного и всех остальных. Северин прав насчет сокрушительного излишка энергии, который будет получен во время сеанса. В общем и целом я считаю, что энергетической мощи семерых участников метаконцерта с использованием пассивного операнта в качестве точки фокуса должно вполне хватить, чтобы, объединившись с дедушкиным здоровым ядром, добить гадину.
Поль: А если не хватит ?
Джек: В этом случае монстр может полностью подчинить его сознание, и это заставит нас пойти на крайне нежелательный вариант с летальным исходом. В таком деле риск неизбежен, всегда и везде. При этом надо учесть, что, реорганизуя метаконцерт, вводя в него новых участников, мы рискуем вдвойне, втройне. Кроме того, это займет много времени.
Поль: Северин предлагает, чтобы вместо него были включены Люк или Кен.
Джек: Я не уверен, что это разумное решение. Люк в детстве страдал припадками эпилепсии, и его мозг может не выдержать нагрузки, которую создает шлем ЦТ. Целительная способность Кена вообще едва просматривается — он до оперантского уровня дотягивает с большим трудом. Нет… Если будет принято решение отложить затею, то у нас не будет иного выбора, как только дождаться выздоровления Анн, но в этом случае во много раз увеличивается опасность, что Фурия что-нибудь пронюхает и все, кто когда-то подвергался ее атакам, окажутся в смертельной опасности. Ради спасения она пойдет на все.
Поль: Но она еще не меньше полугода проведет в оздоровительном автоклаве. Кроме того, мы еще должны удостовериться, что она не является Фурией.
Джек: Точно. Решение за тобой, папа. И за дядей Севи.
Поль: … Мы тут посоветовались. Мнение такое: нам необходимо применить конфигурацию с заторможенной фокусной точкой. Северин высказал согласие…
Джек: Отлично. Алмазик позаботится; чтобы дядя Севи ничего не почувствовал. Значит, вот какая просьба: как только общая молитва закончится, он должен первым выйти из мета-общения и постараться как можно быстрее спуститься вниз. Во всяком случае, должен опередить Дени. Сможет ли он поставить надежный мысленный экран?
Поль: Нет проблем.
Джек: Тогда вперед. Вот еще что: пожалуйста, ни слова остальным участникам конфигурации. Это делается в целях их же безопасности. Не надо смущать их дух. Значит, сценарий такой: прошу точно запомнить последовательность действий. Дядя Роджи задерживает Дени наверху, потом, когда все будет готово, ведет вниз по лестнице. В деле он не участвует, но вся информация будет ему доступна. Он будет главным свидетелем.
Поль: Все понял, все понял…
Джек: Алмазик и я ждем вас. A bientot Papa
16
Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда
Моими любимчиками в семье Ремилард всегда были неутомимый, задиристый борец с предрассудками Северин и его младший брат Адриен, обладавший неподражаемым чувством юмора. Эти два паренька заметно выделялись простотой в общении. В отличие от неприступно важных Филиппа, Мориса, Анн, Катрин и Поля, эти были, что называется, свои ребята.
Адриен — копия Люсиль Картье: то же лицо, та же фигура. Такой же темноглазый и темноволосый… Он носил маленькие усики, которые очень ему шли. Умница, весельчак… Это после его уговоров я решил примкнуть к оппозиции. Сам Адриен долгое время подвизался в роли консультанта Директората юстиции. Как потом выяснилось, он являлся одним из главных стратегов движения мятежников и в значительной степени влиял на его политику.
Однако, повстречав его в церкви — я столкнулся с ним и его семьей, едва переступив порог, — мне еле удалось привести мои нервы в порядок. Адриен был с женой, Шери Лозье Дрейк, и с их младшим сыном Кори. Тот в свою очередь тоже пришел на службу с женой, Норой Якоби.
Мы не виделись со свадьбы Дороти и Джека. Они с радостью встретили меня, настояли, чтобы я сел рядом с ними, предложили всем вместе отправиться на ферму. Им невозможно было отказать. Молодое поколение нашей семьи называло меня «святой дядюшка Роджи». Адриен сразу завел со мной разговор на мысленном коде о предстоящем исцелении. Я отвечал ему, хотя на душе у меня кошки скребли. Между делом я принес им запоздалые соболезнования по поводу гибели Парнелла. Посмотрел бы я на их лица, если бы они узнали, что их обожаемый прадедушка приложил к этому руку!..
Торжественная церемониями праздничная служба не развеяли мое дурное настроение. Я едва воспринимал все, что творилось в церкви. Причащался скрепя сердце, равнодушно вкусил хлеб и вино.
Адриен кипел энтузиазмом, его воображение было захвачено предстоящей борьбой со злым духом, так что он не обратил внимания на мою душевную хворь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— Достать тебя? — эхом откликнулся Поль.
— Да. Он пытался овладеть мной, понимаешь! Когда я был маленький.
— Боже, Севи, в прямом смысле…
— И в прямом тоже. Но больше всего в ментальном. Он хотел, как я догадывался, зацапать кого-то из нас.
— Севи, ты должен был сказать нам. Мы бы помогли тебе…
— Нет. Это было мое сражение, и я должен был выиграть его. Сейчас я понимаю, что это глупость, — скорее всего, эту мысль внушил мне он, этот дьявол. Тем не менее… Я не верил, что меня поймут. Хотя бы ты, Поль… Ты был вундеркинд, общий любимчик, к тому же самый младшенький. С тобой начали заниматься по методике экзотиков, когда ты был еще в утробе матери. А я оказался один. Филипп и Морис, почти погодки, держались друг друга. Они были старшие братья, я шел за ними, и разница составляла четыре года. Представляешь, что это значит, скажем, в семилетнем возрасте, когда братьям твоим по десять — одиннадцать лет? Они не принимали меня, я был малолетка. Так я остался один. Виктор, должно быть, все понял и вплотную взялся за меня. Старших, Мориса и Филиппа, он сразу оставил в покое, а я оказался лакомым кусочком. Он сказал мне, что я им не чета, что я особенный. Сразу ударил по гордости, попытался превратить ее в гордыню. Он заявлял, что ему все известно обо мне. Он был умен, в этом ему не откажешь, знал, на какие кнопки нажимать, но в искусстве соблазнять он был еще не искушен. Он вел себя грубо, нахально, распускал руки… Единственное, чему я научился у него, — это убеждению, что война с ним должна вестись один на один. Это, мол, наша с ним битва. Впрочем, так оно и есть.
Поль затаил дыхание — тоже сидел, тупо поглядывая в звездное небо.
— Я справился с этим — если использовать терминологию Вика, я сразил его. Потом началось Великое Вторжение. В ту пору мне было десять лет. Дядя Роджи поразил Виктора на Белой горе, и тот стал подобием комнатного растения. Мир был спасен, я мог вздохнуть свободно. И тут вдруг эти никому не нужные метабдения возле постели последнего из негодяев! Меня опять начал терзать страх. Стоя у кровати, я чувствовал, как он подбирается ко мне, исподволь, в тишине. Или мне это только казалось. Однако я не мог отделаться от мысли, что Виктор как-то сумел оправиться от нанесенных ему мысленных увечий. Нет, в этом нет никакой мистики, — заметив недоуменный взгляд Поля, поспешно заверил брата Северин. — Сознание его на самом деле было омертвелым, однако оно пробуждалось, когда мы собирались вокруг него и начинали мысленно распевать псалмы. Заботились, так сказать, о его заблудшей душе, а он между тем делал свое дело. Тут он стал настоящим мастером, и вот результат — мой сын Квинто, Селина, Гордо, Парнелл и твоя дочь Мадлен оказались у него в лапах. Он создал из них Гидру. Он и меня пытался впутать в это дерьмо, но я сумел оказать ему сопротивление. Вот он и решил заняться этим с еще только зародившимися плодами. Каким образом наш метаконцерт, организованный папочкой, возбуждал его погибшее сознание, не знаю, но чувство, что Виктор затаился и только и ждет удобного момента, не оставляло меня.
Некоторое время они молчали, потом Севи продолжил рассказ:
— Через пять лет после своей физической смерти, когда его пепел развеяли по Солнечной системе, он явился ко мне. В качестве Фурии. Снова попытался украсть мою душу. И опять я вступил с ним в сражение.
Северин закрыл глаза, из-под опущенных век потекли слезы.
— Виктор все еще жив, Поль. Согласен, что скорее всего он прячется в голове нашего бедного папочки. Против фактов не попрешь, однако вы недооцениваете его. Даже если Фурия не догадывается о сеансе, он все сообразит в первую же секунду и попытается впиться в мой мозг, закопаться в него поглубже и переждать грозу. Зачем мне это? Я не хочу, чтобы Виктор победил.
Поль с помощью своей метасокрушительной силы прижал к себе брата, обнял его.
— Послушай меня, Севи. Не с тобой одним это происходило. Фурия пыталась и Анн соблазнить. И Доротею Макдональд тоже. Каждый раз она находила такие хитрые уловки, что они обе были на краю пропасти. Это чудовище существует реально, но оно не Виктор. Это что-то вроде таинственного — или, не побоимся этого слова, — потустороннего моста между живым и мертвым. Сам процесс умирания, гибели осознающей себя личностью материи еще далеко не изучен. Здесь возможны всякие нестандартные ситуации. Но в любом случае Виктора как такового больше не существует. Он не может грозить тебе или вступать с тобой в битву.
Северин печально улыбнулся. Впервые он встретил взгляд брата и не отвел глаза. Что-то в его душе изменилось, ушло напряжение.
— Нет, я верю, что он жив, и поэтому я уязвим. Фурия — кто бы она ни была — сразу нащупает слабое место, как только мы прижмем ее. Я могу подвести вас всех. Я все время старался подлечить себя, избавиться от страха, и ничего не получилось… Вы не можете убедительно доказать мне, что Фурия — это не Виктор. Никто не может знать правду, пока не заработает целительный метаконцерт, но когда он заработает, будет поздно. Не только для меня, но и для любого участника метаединения. Монстр может в этом случае проникнуть в любой мозг. Вот в чем проблема.
— Это не проблема, а чепуха! Я же объяснял тебе, что Доротея придумала способ — создала оригинальную программу, которая не позволит монстру проникнуть ни в чье сознание.
— Это, может, и сработает, но если Фурия — это все же Виктор, то я окажусь самым слабым местом, прорехой, через которую она обязательно утечет. Ты же сам сказал, что пог раничные состояния между жизнью и смертью плохо изучены. Вот где заключена тайна. На этот счет очень многое может рассказать Малама Джонсон с Кауаи. Поинтересуйся у нее хотя бы насчет смерти своей жены Терезы. Была ли это смерть в полном смысле этого слова?
Поль сильней сжал плечи брата. Он явно рассердился.
— Что ты мелешь, братишка! Ты же ученый, Магнат, член Консилиума, а не перепуганный дикарь с островов Тихого океана. Какое имеет значение, чем является Фурия — злым духом, привидением или какой-то частью личности свихнувшегося человека? Вопрос совсем в другом. Наш отец болен, и мы можем его излечить. Как ты будешь жить дальше, если откажешься помочь родному отцу? Тогда с кем ты будешь вести битву?
— Если бы смог, я бы помог папе. — Голос Севи дрогнул от отчаяния. Он сбросил руку брата со своего плеча. — Прости…
Первый Магнат тяжело вздохнул и подавил приступ ярости. С этим ничего не поделаешь — в подобном состоянии от Северина и в самом деле мало толку. Его участие в метаконцерте только повредит делу.
— Придется связаться с Джеком, — глухо сказал он. — Пусть он отложит сеанс.
Поль: Я никогда раньше не слыхал о подобном.
Джек: Это уже было сделано, папа. На планете Сибирь жена одного из сильных оперантов скончалась накануне организации метаконцерта. Дело было жизненно важным, однако использовать метаконцерт было нельзя — сам понимаешь, в каком состоянии находился оперант. Тогда с ним был проведен сеанс успокаивающей терапии, всякие осознанные желания у него были отключены, и вот так, практически во сне, он был включен в состав метаконцерта. Все прошло успешно.
Поль: Но нам же предстоит работать с ЦТ-оборудованием! Ты учел все особенности?
Джек: Да. Сознание операнта, который даже не догадывается, что участвует в метаконцерте, если оно откалибровано и точно знает свои функции, — вполне работоспособно и в этих условиях. Севи у нас является точкой, через которую перетекает энергия, ему, собственно, ни о чем и задумываться не надо.
Поль: Ты действительно считаешь, что эта штука сработает?
Джек: Метаобъединение на Сибири достигло вполне приемлемого уровня на выходе — к удивлению самого заторможенного и всех остальных. Северин прав насчет сокрушительного излишка энергии, который будет получен во время сеанса. В общем и целом я считаю, что энергетической мощи семерых участников метаконцерта с использованием пассивного операнта в качестве точки фокуса должно вполне хватить, чтобы, объединившись с дедушкиным здоровым ядром, добить гадину.
Поль: А если не хватит ?
Джек: В этом случае монстр может полностью подчинить его сознание, и это заставит нас пойти на крайне нежелательный вариант с летальным исходом. В таком деле риск неизбежен, всегда и везде. При этом надо учесть, что, реорганизуя метаконцерт, вводя в него новых участников, мы рискуем вдвойне, втройне. Кроме того, это займет много времени.
Поль: Северин предлагает, чтобы вместо него были включены Люк или Кен.
Джек: Я не уверен, что это разумное решение. Люк в детстве страдал припадками эпилепсии, и его мозг может не выдержать нагрузки, которую создает шлем ЦТ. Целительная способность Кена вообще едва просматривается — он до оперантского уровня дотягивает с большим трудом. Нет… Если будет принято решение отложить затею, то у нас не будет иного выбора, как только дождаться выздоровления Анн, но в этом случае во много раз увеличивается опасность, что Фурия что-нибудь пронюхает и все, кто когда-то подвергался ее атакам, окажутся в смертельной опасности. Ради спасения она пойдет на все.
Поль: Но она еще не меньше полугода проведет в оздоровительном автоклаве. Кроме того, мы еще должны удостовериться, что она не является Фурией.
Джек: Точно. Решение за тобой, папа. И за дядей Севи.
Поль: … Мы тут посоветовались. Мнение такое: нам необходимо применить конфигурацию с заторможенной фокусной точкой. Северин высказал согласие…
Джек: Отлично. Алмазик позаботится; чтобы дядя Севи ничего не почувствовал. Значит, вот какая просьба: как только общая молитва закончится, он должен первым выйти из мета-общения и постараться как можно быстрее спуститься вниз. Во всяком случае, должен опередить Дени. Сможет ли он поставить надежный мысленный экран?
Поль: Нет проблем.
Джек: Тогда вперед. Вот еще что: пожалуйста, ни слова остальным участникам конфигурации. Это делается в целях их же безопасности. Не надо смущать их дух. Значит, сценарий такой: прошу точно запомнить последовательность действий. Дядя Роджи задерживает Дени наверху, потом, когда все будет готово, ведет вниз по лестнице. В деле он не участвует, но вся информация будет ему доступна. Он будет главным свидетелем.
Поль: Все понял, все понял…
Джек: Алмазик и я ждем вас. A bientot Papa
16
Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда
Моими любимчиками в семье Ремилард всегда были неутомимый, задиристый борец с предрассудками Северин и его младший брат Адриен, обладавший неподражаемым чувством юмора. Эти два паренька заметно выделялись простотой в общении. В отличие от неприступно важных Филиппа, Мориса, Анн, Катрин и Поля, эти были, что называется, свои ребята.
Адриен — копия Люсиль Картье: то же лицо, та же фигура. Такой же темноглазый и темноволосый… Он носил маленькие усики, которые очень ему шли. Умница, весельчак… Это после его уговоров я решил примкнуть к оппозиции. Сам Адриен долгое время подвизался в роли консультанта Директората юстиции. Как потом выяснилось, он являлся одним из главных стратегов движения мятежников и в значительной степени влиял на его политику.
Однако, повстречав его в церкви — я столкнулся с ним и его семьей, едва переступив порог, — мне еле удалось привести мои нервы в порядок. Адриен был с женой, Шери Лозье Дрейк, и с их младшим сыном Кори. Тот в свою очередь тоже пришел на службу с женой, Норой Якоби.
Мы не виделись со свадьбы Дороти и Джека. Они с радостью встретили меня, настояли, чтобы я сел рядом с ними, предложили всем вместе отправиться на ферму. Им невозможно было отказать. Молодое поколение нашей семьи называло меня «святой дядюшка Роджи». Адриен сразу завел со мной разговор на мысленном коде о предстоящем исцелении. Я отвечал ему, хотя на душе у меня кошки скребли. Между делом я принес им запоздалые соболезнования по поводу гибели Парнелла. Посмотрел бы я на их лица, если бы они узнали, что их обожаемый прадедушка приложил к этому руку!..
Торжественная церемониями праздничная служба не развеяли мое дурное настроение. Я едва воспринимал все, что творилось в церкви. Причащался скрепя сердце, равнодушно вкусил хлеб и вино.
Адриен кипел энтузиазмом, его воображение было захвачено предстоящей борьбой со злым духом, так что он не обратил внимания на мою душевную хворь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83