Нежная кожа на ее бедре дрожала от усилия. Я закрутил стрелку.
– Левая нога на синем.
Поскольку ее правая рука опиралась о голубой круг, куда мне было бы удобнее всего поставить левую ногу, а значит, она лишила меня удобной опоры, исключая правую руку, я был вынужден просунуть левую ногу в треугольник, образованный ее правой ногой и рукой. Я почувствовал, как касаюсь ее лодыжки своим бедром, обтянутым джинсами. Теперь мы стояли на трех точках опоры, наклонившись вперед, соприкасаясь ушами. Ее грудной итальянский смех рядом с моим ухом, казалось, исходил из темного просвета между полами ее теплого кимоно. Я почувствовал, как верхушка и основание моего позвоночника посылают будоражащие сигналы. Я чуть сдвинул ноги и снова раскрутил стрелку.
– Правая рука на желтом.
Удача переместилась на ее сторону мата. Она откинулась назад, поставив правую руку позади себя, и я практически навис над ней. Я тоже смеялся. Ее волосы были так близко к моим губам, что я открыл рот и прихватил зубами ближайшую соломенную прядку, которая странно хрустнула, потом вырвалась из моих губ и повисла, влажная и слипшаяся на конце, как кисточка для рисования.
– Крути, – велела она.
– Я и так кручу.
Она наблюдала за мной, сжав поплотнее губы, но ее глаза готовы были рассмеяться вновь. Потом, состроив милую гримаску, она прикусила нижнюю губу и приняла озабоченный вид, будто опасалась, что может упасть в любую минуту. Я снова раскрутил стрелку левой рукой, которую мне в ту же секунду пришлось вернуть на место.
– Левая рука на зеленом.
Я рванулся к ближайшему кругу, но она, поменяв положение, так изогнула тело, что мне пришлось просунуть левую руку под ее бедрами и вывернуть верхнюю часть тела. Я обнаружил, что смотрю прямо в ароматный сгиб ее подмышки, а голова моя легла в ямку между ее бедром и ребрами. Я тянул руку к зеленому кругу, ноги дрожали от напряжения. Я даже почувствовал боль в коленях и плечах. Непонятно как она умудрялась сохранять устойчивое положение. Она засмеялась над моей дрожью и отчаянными попытками не упасть, но внезапно я добился своего.
– Теперь ты крути, – произнес я сквозь стиснутые зубы.
– Не могу!
– Крути, черт тебя побери! Давай, крути же!
Правая нога, которой я опирался на зеленый крут, стала подгибаться.
– Не могу!
– Флокс! – Я позволил моей голове соскользнуть по скользкому нейлону на ее бедре. От ее дрожащей груди исходил запах «Опиума» и пота. У меня появилась эрекция – уж простите за повторное упоминание кондиций моего пениса – и распирала хлопковые стены узилища, в которое он был заключен. Я почувствовал, как скользят мои пальцы.
Зазвонил телефон. Один, два, три звонка.
– Падай, – сказала она, нагнулась, вытянув шею, как птица, и поцеловала меня в губы.
– Нет. – Мои руки и ноги поехали по клеенке, издавая предательский скрип. Она укусила меня за кончик носа.
– Падай!
И я упал.
С самой первой недели июля моя жизнь потекла по тому характерному распорядку, который всегда устанавливается в этом месяце. Ночи я проводил в квартире Флокс, дни – в магазине, а вечера, через один, – в компании Кливленда и Артура или Флокс, которую Кливленд стал называть Жрицей Злой Любви. Некоторая обязательность, унаследованная мною от отца, и излишняя деликатность заставляли меня не смешивать компании, чтобы избегать группового времяпрепровождения. Однако на две спокойные недели в разгар лета я избавился от чувства вины, обычно сопровождавшего смешение дружеских связей, как и от ощущения двойственности, которое, как правило, возникало, когда я расталкивал любимых людей в разные уголки своей жизни. Время от времени Флокс, Артур и я собирались, чтобы пообедать на лужайке.
Кливленд проводил почти все вечера с Джейн. В течение нескольких лет Джейн удавалось поддерживать отношения с вымышленной подругой по имени Кэтрин Трейси, артистичной, но крайне неуравновешенной девушкой, которая время от времени предпринимала попытки свести счеты с жизнью или серьезно страдала от колита, анорексии, лишая, аритмии либо геморроя. В такие времена Кэтрин Трейси требовались уход и постоянная компания. Доктор и миссис Беллвезер, которые за годы прониклись симпатией к этой застенчивой и крайне эгоистичной девушке, всегда сочувствовали ей и не препятствовали тому, чтобы Джейн проводила у нее по нескольку дней, помогая справиться с очередным несчастьем. У Кэтрин также обнаружился невротический страх перед телефонами, не позволяющий ей пользоваться своим аппаратом или хотя бы иметь его дома. То, чем в эти дни занимался Кливленд, скоро для меня перестало быть тайной.
Артуру же начало июля принесло два экзамена летнего семестра и тяжелый случай чесотки, который, не считая герпеса, представлял собой самое страшное кожно-венерическое заболевание тех дней. Оно принудило Артура к полному затворничеству, заполненному зубрежкой и вдыханием зловонных лекарственных паров. Я больше не испытывал гнета необходимости, заставлявшей меня жертвовать одной частью жизни ради другой. Флокс (которая раньше меня почувствовала, что ее отношения с Артуром стали необратимо портиться, и которой, возможно, Артур никогда по-настоящему не нравился – однажды она сказала: «Парни мне никогда не нравились; тут или любовь, или ненависть») и впрямь разругалась с Артуром, серьезно испортив один из вечеров, когда мы впятером попытались развлечься. А перед этим они загубили день.
Тот вечер снова начался с видения, возникшего за огромной центральной витриной «Бордуок букс». За пятнадцать минут до того, как Флокс, Артур, Кливленд и Джейн должны были зайти за мной, они всей компанией прошли мимо магазина. И один долгий момент я смотрел на них, не узнавая. Они шли парами. Впереди две девушки. Одна, чей пестрый наряд сочетал в себе три или четыре эпохи и стиля, что-то говорила, разглядывая браслет на запястье второй девушки, в полосатой юбке и ярко-желтом свитере. Волосы их взлетали на ветру, как короткие шарфы, а лица были веселыми и немного циничными. Следом шагали двое мужчин – обладатель черной львиной гривы, обутый в тяжелые черные ботинки, и субъект в белых дорогих туфлях, цветущий, богатый и обласканный солнцем. Оба курили, но каждый держал сигарету по-своему: гривастый – небрежно и как бы нехотя, лощеный – элегантно, но крепко, активно жестикулируя ею, будто сигарета была своеобразным инструментом общения. «Боже мой! – пронеслось в моем сознании в тот головокружительный момент, когда они еще не повернулись и не помахали мне. – Кто эти красивые люди?»
Они прошли мимо, а я прижал лицо к стеклу, провожая взглядом их удаляющиеся фигуры. Я чувствовал себя аборигеном с какого-нибудь из островков Южных морей, наблюдающим, как белые боги садятся в свой сияющий самолет и улетают. Правда, к этому чувству примешивалось вполне уместное впечатление, что я во власти иллюзии. Я порывисто обернулся посмотреть, не видел ли их кто-нибудь еще в магазине, но либо эта теофания, это явление небожителей простым смертным, прошла незамеченной, либо она больше никого так не потрясла. Я маялся возле кассового аппарата, переминался с ноги на ногу, стучал по часам, и, когда ровно в шесть друзья снова подошли к дверям магазина, я пулей вылетел им навстречу. Все еще смущенный размолвкой за обедом, я замялся, не зная, кого обнимать первым. В конце концов я пожал руку Артуру и только потом обнял Флокс. Возможно, из-за этой моей ошибки вражда вспыхнула с новой силой. Когда я обнял Флокс, она легко ущипнула меня за руку. Разумеется, Артур не мог этого не заметить.
– Сначала рукопожатие и только потом объятие, – сказал он ей. – Обрати внимание.
Я обнял и Джейн и на миг был заключен в мягкие объятия и облако «Шанель № 5». Потом оказался лицом к лицу с Кливлендом, который приподнял очки и нахмурился.
– Хватит нежностей, – проворчал он.
Мы направились обратно, в сторону библиотеки, где Кливленд припарковал свою «барракуду». Я разрывался на части, как никогда прежде. Моя рука обвивала талию Флокс, теребя забавный белый кожаный пояс, с помощью которого она обычно укорачивала платья. Но я все оборачивался к Кливленду, Артуру и Джейн. Я видел, что это раздражает Флокс, но сказал себе, что последнее время уделял ей достаточно внимания. Поэтому, когда Джейн отпустила руку Кливленда и пошла впереди, рядом с Флокс, чтобы поболтать с ней, я спокойно занял место среди парней. Джейн симпатизировала Флокс и все время это подчеркивала. Флокс же считала, что Джейн зануда и дура, раз позволяет Кливленду втаптывать себя в грязь, и, разумеется, тайно влюблена в меня.
– Смотри, получишь ты, – улыбнулся Артур.
– Как я рад вас видеть, ребята!
– Мы тоже рады тебя видеть, – заметил Кливленд. Похоже, он был в настроении: пыхтел, шагая по мостовой, стучал каблуками и втягивал живот. – Слушай, Бехштейн, когда у тебя выходной?
– В среду, – ответил я и покосился на Флокс. Она смеялась над историей, которую рассказывала Джейн, размахивая загорелыми руками. Я засмотрелся на пару попок и четыре ножки на высоких каблуках. Я уже обещал Флокс, что проведу среду с ней.
– Давай встретимся.
– Где?
– Здесь, в Окленде. Скажем, возле Фабрики.
– Зачем?
Он не ответил. Артур, который шел между нами, повернулся ко мне с выражением легкого раздражения на лице. Я был удивлен, сообразив, что Кливленд явно не рассказал Артуру о моем отце. На миг меня охватил восторг от мысли, что между мной и Кливлендом есть нечто, к чему Артур не имеет ни малейшего отношения, нечто вне нашей дружбы. Однако мне тут же стало грустно и даже немного стыдно, когда я вспомнил, что это за тайна. Я бы предпочел, чтобы нас объединяло что-нибудь другое, но отказаться от приглашения не смог.
– Хорошо, – произнес я. – Только давай встретимся утром, ладно? Я обещал Флокс, что вторую половину дня проведу с ней.
– Давай, – согласился Кливленд. – Часов в десять? – И он сделал глубокий вдох, сопя заложенным носом. – Мы куда-то торопимся?
Флокс оглядывалась на нас, то щурясь, то открывая глаза на солнце. Выражение ее лица менялось с покровительственного на обиженное и обратно.
Мы собирались поужинать и послушать Эллу Фицджералд, которая в тот вечер выступала в Пойнт-Парк. Кливленд клялся, что ее должны будут поднять в воздух, как Иисуса в «Дольче вита», и что когда-нибудь то же самое произойдет и с ним. В ресторане я сидел рядом с Флокс и напротив Артура, а Кливленд, заполонивший все пространство во главе стола, забавлялся тем, что смущал официантку, которую явно знал. Обстоятельства этого знакомства заставляли Джейн вспыхивать и заливаться краской. Артур и Флокс начали цепляться друг к другу по мелочам еще в машине – недружелюбные шуточки и улыбки, улыбки…
Они продолжали обеденную ссору. Видите ли, мы трое, Артур, Флокс и я, время от времени пытались встречаться, чтобы вместе пообедать в парке, за библиотекой, на лужайке перед Музеем солдатов и моряков. В этот день моему везению пришел конец, и во время какого-то очень важного спора я внезапно оказался на стороне Артура.
Мы обсуждали альбом «Рожденный, чтобы бежать» Брюса Спрингстина, и я сказал, что это самый римско-католический альбом из всех когда-либо записанных.
– Сам посуди, – говорил я, – тут есть Мария, которая, как видение, проходит, танцуя, пока играет радио. Есть люди, тщетно пытающиеся вдохнуть огонь, в котором родились, чертоги славы, ангелы-лихачи, девы и блудницы.
– И тема «Она – единственная», – добавил Артур. – И город мариолатрии.
– Точно.
– Убийственная благодать и тайные укрытия.
– Терпеть этого не могу, – заявила вдруг Флокс, разламывая мандарин двумя длинными большими пальцами. – Терпеть не могу, когда говорят о «тайных местах, куда заказан путь мужчине». Не верю я в это. Нет таких мест.
– Брось, Флокс, – возразил Артур. – У тебя наверняка есть пара таких местечек.
– Есть, есть, – подтвердил я. – Я точно знаю.
– Ничего у меня нет. Что же это за мужчина, если не может проникнуть в такие места?
Мы с Артуром сомкнули ряды, отстаивая идею о существовании бездонных впадин на теле женщины, а Флокс жестко и все более зло защищала познаваемость женского тела. Что-то в этой ситуации сильно ее расстроило. Может быть, то, что спор был таким тривиальным, а может, и то, что двое выступали против одного.
Возможно, я и узнал бы, что обидело Флокс, может, ход мыслей и настроения женщин больше не составляли бы для меня тайны, если бы я приподнял шоры, которые сам же на себя надел. В общем, обед получился безобразным, и сейчас над тарелками с пастой, политой красным соусом, сгущалось напряжение.
– Это все потому, что ты не уверена в себе, – говорил Артур. – И кроме того, признайся, тебе ужасно нравится сидеть в своем окошке весь день напролет.
– Неправда, – шипела Флокс. – Я ненавижу это окно. А ты просто завидуешь мне и мечтаешь оказаться на моем месте.
– Ладно, хватит вам, – проговорил Кливленд с набитым ртом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34