Услышав это, Ден Грегори - уже не заботясь о правилах хорошего тона -
заявил своему новому другу, что деловые обстоятельства, к сожалению,
заставляют его срочно покинуть гавань Порт-Ройяла, и приказал выбирать
якорь.
Климент Джексон с трудом расстался с любезным хозяином.
Оставшись на "Санте" уже совсем один, Клим порешил промыть желудок от
остатков рома, из окна в каюте проследил, как "Доброе утро", подняв
паруса, пользуясь легким ветерком, выбирается из гавани, цепляясь реями за
ванты соседних судов. Ден Грегори стоял на мостике и, поглядывая вверх на
паруса, отдавал команды рулевому.
На секунду у Клима появилось в душе что-то похожее на раскаяние, но
тут он вспомнил избитого негра, девушку-негритянку, которую Грегори мыл в
лохани, как пластмассовую куклу, вспомнил рассказ боцмана про негров,
погибавших, добывая Грегори жемчуг, - сколько их было и сколько бы погибло
еще... и он искренне пожелал удачи Оливайо.
При последнем разговоре со шведами он высказал пожелание, чтобы они
сильно не свирепствовали над побежденной командой после захвата судна. Но
с Оливайо он даже упоминать об этом не стал...
Он пошарил на полках в камбузе, заварил себе кофе побольше и
покрепче, чтобы выгнать остатки ромового похмелья. Затем поднялся на
мостик, долго разглядывал берег и сновавшие в бухте лодки, пытаясь увидеть
ялик, на котором Ника и Дубок должны бы уже вернуться.
Ялика не было.
Он не беспокоился за судьбу шведов и негров. "Доброе утро" уже
скрылось за поворотом гавани, - здесь он сделал все, что мог, а там уж,
как им повезет.
Судовой хронометр в каюте капитана показывал пять часов пополудни -
до гибели Порт-Ройяла оставалось еще достаточно времени - семнадцать
часов.
Он очень тревожился за Нику.
Десятки раз раскаивался и упрекал себя, что отпустил ее одну. Что
рядом с ней преданный ей Дубок - это его ничуть не успокаивало. Что может
сделать шпага Ники и пистолеты Дубка против людей могущественной испанской
королевы? Если о письме что-то уже известно Оливаресу, то тайна герцога
Оропесы перестала быть тайной, и мать-королева, искушенная в дворцовых
интригах, может и в чужих ей владеньях английской Ямайки иметь своих
людей, которые знают про церковь святого Себастьяна. И здесь несчастному
гонцу рассчитывать на милость королевы нечего.
Солнце повисло низко над холмами, слепило глаза и мешало что-либо
разглядеть на берегу.
Тревога Клима стала уже нестерпимой, и ждать он больше не мог. Он
спустился с мостика и решил оставить "Санту", плыть на берег и самому
разыскивать святого Себастьяна.
И тут увидел "Аркебузу".
Он так настойчиво разглядывал берег, что забывал посматривать в
сторону рейда. "Аркебуза" уже подходила, до нее оставалось метров сто, не
более. Паруса на ней были убраны, и она тихо надвигалась на "Санту",
собираясь швартоваться к ее борту.
Оливарес стоял на мостике и с удивлением разглядывал пустую палубу.
Видимо, его озадачило, что палуба была пустая, и то, что его никто не
встречает, и он не видит даже вахтенного. Наверное, Оливарес несколько
нервничал, ожидая какого-либо подвоха.
В бывшей каюте капитана на "Аркебузе" откинулась шторка, и Клим
заметил за окном черную курчавую голову Долорес.
Матросы собрались кучкой у носовых парусов и с опаской поглядывали на
орудийные люки "Санта", видимо, они еще не забыли о своем неудачном
десанте и сейчас, как и Оливарес, побаивались неожиданного пушечного
выстрела в упор.
"Что ж! - подумал Клим. - Что бы там ни было, надо идти встречать
гостей..."
Он вышел из-под навеса каюты, и Оливарес увидел его. Обернулся к
матросам. Двое выступили с баграми, готовясь зацепиться за приближающийся
борт, еще двое вскинули на руки мушкеты.
И тут из каюты выскочил мужчина, одетый в старую матросскую куртку.
Голова его была замотана чем-то белым, вместо бинта, на лице виднелись
синяки и царапины. Он кинулся к Оливаресу и, показывая в сторону Клима,
заговорил громко и бурно, по-английски.
Оливарес, не понимая, нетерпеливо отодвинул его в сторону.
А Клим узнал Лена Грегори.
- Это он! - вопил Ден Грегори. - Климент Джексон, дьявол бы его
набрал! Не знаю, зачем он все это подстроил! Я подам на него в суд! Я не
успокоюсь, пока его не вздернут на рее!
"Вот так! - сообразил Клим. - Значит, Оливайо не стал дожидаться
ночи, и негры уже захватили "Доброе утро". Молодцы! А Ден Грегори, видимо,
получил по голове, но успел прыгнуть за борт, и его случайно подобрала
"Аркебуза". Везучий, однако, Ден Грегори!.." Сейчас он тоже возьмется за
меня. Не хватает мне Оливареса с его бандой...
Он еще раз взглянул в сторону берега. И увидел ялик.
Дубок, без камзола, в одной рубашке, сильно откидываясь назад,
взмахивал веслами. В ялике сидел молодой человек в камзоле Дубка, перед
ним Ника со шпагой в руках.
Молодой человек обернулся, и Клим тотчас узнал его, хотя у парня и не
было отцовских, загнутых вверх, стрелочками, усов.
Принц! Вот не во время она его привезла...
Клим понимал, что Ника сейчас из-за корпуса "Санта" не замечает
подходившую "Аркебузу". Да она и не смотрела на "Санту", она смотрела в
сторону берега. Клим глянул туда же: четырехвесельная лодка нагоняла ялик.
В лодке кто-то низенький, толстенький, с круглым лицом покрикивал на
гребцов.
Клим быстро спустился по веревочной лестнице к самой воде. Ялик
ткнулся в борт. Клим нагнулся, схватил принца за руку.
- Ваше высочество, поторопитесь!
Он отклонился на лестнице, пропуская вверх принца, тот неуклюже
цеплялся за ступеньки. И в это время низенький и толстенький в лодке
поднял пистолет.
- Ваше высочество! - крикнула Ника. - Берегитесь!
- Боярышня! - завопил Дубок.
Он вскочил на ноги, прикрывая Нику. И следом за грохотом пистолетного
выстрела голова Дубка дернулась, он качнулся и упал за борт в воду.
- Дубок! - отчаянно закричала Ника.
Она наклонилась через борт, чуть не опрокинув ялик. Но только круг
кровавой пены поднялся на мутную поверхность воды. Клим, низко нагнувшись,
схватил Нику за шиворот камзола и выдернул ее из ялика на лестницу.
Ухватившись за Клима, Ника рукой, в которой была зажата шпага,
вытерла слезы.
- Дубок...
Клим сильно толкнул ногой ялик навстречу подходившей лодке.
- Лезь, Ника! Дубка уже не спасти...
Он услышал, как "Санта" качнулась, как заскрипела бортовая обшивка от
навалившейся на судно "Аркебузы", и по палубе загрохотали матросские
башмаки...

САНТЬЯГО-ДЕ-КУБА
Островки тумана все еще бродили над морем, местами ложась прямо на
воду, и рулевой кубинского пограничного катера увидел ящик уже прямо на
носу, но, положив руль на борт, успел отвернуть. Волна из-под кормы сильно
хлестнула по ящику, он покосился набок, зачерпнул, и тут рулевой разглядел
в ящике людей. Он только успел заглушить двигатель, крикнул товарищам,
сидевшим на бортовых скамейках, схватил спасательный круг и не мешкая
прыгнул в воду.
Спасенных подняли на борт.
Ящик утонул...
Мужчина шевелился чуть, ему все еще казалось, что он держит девушку
на руках, но ни говорить, ни даже открыть глаза он не мог. Девушка вообще
была без сознания. С них стянули мокрую одежду со следами крови, которую
размыла морская вода, налепили, где сочли нужным, наклейки пластыря,
завернули в одеяла и положили по обеим сторонам горячего мотора.
По радио сообщили на берег. Когда катер подвалил к пирсу, там уже
стояла машина с красным крестом. Сверток мокрой одежды и шпагу тоже
положили в машину.
Врач портовой больницы в первую очередь занялся девушкой. У нее
обнаружили следы ушибов, рентген показал два сломанных ребра - девушке
наложили гипсовый корсет. Глубокую потерю сознания врач определил как
болевой шок, но, подумав, пригласил невропатолога. Тот согласился, что
состояние ступора - стойкого оцепенения и потери сознания - вызвано
какими-то причинами психологического порядка.
У мужчины на бедре обнаружили глубокую рану, похожую на след
охотничьей крупнокалиберной пули, однако самой пули хирург не нашел, и
вообще внешний вид раны вызвал у него некоторое недоумение. Состояние
стойкого оцепенения было таким же, как у девушки.
Когда сведения о спасенных дошли до администрации порта, там сразу
связали эту находку с потерей яхты и отсутствием двух спортсменов с
Универсиады. Сообщили в советское посольство. В больницу прибыл тренер и
опознал своих потерявшихся. Они спали: невропатолог ввел обоим добрые дозы
снотворного.
Первым - на следующие сутки - очнулся мужчина.
Клима расспрашивал военный следователь.
После следователя их посетил Петрович.
Финальные игры в Гаване закончились. Первое место по рапире досталось
Мари Лубан, а по боксу - Баркету. Клим и Ника из-за пропуска финальных
боев не получили зачетных мест, а были награждены памятными призами за
мастерство, проявленное в последних поединках. Клим ничуть не переживал,
но Ника самолюбиво расстроилась.
Петрович сообщил также, что команда советских спортсменов задержится
на Кубе еще пять дней - будут экскурсии на ближайшие острова, в музеи
Гаваны, в театры, поездка к дому Хемингуэя. Климу и Нике эти дни придется
провести в больнице, под присмотром врачей, но домой они могут вернуться
вместе с командой. Если, конечно, у них все будет в порядке.
Клим рассказал все, чему они были свидетели, начиная от появления
вооруженных незнакомцев на яхте и кончая ее крушением. Про кресло он решил
не упоминать.
Он не сказал про кресло ни следователю, ни врачам. Генератор утонул,
найти его на большой глубине нечего было и думать, а простое упоминание о
нем вызвало бы дополнительное любопытство, но уже не у следователя, а,
скорее, у психиатра.
"Ну их к Богу, еще невменяемым прослывешь!"
- Судно появилось из тумана и надвинулось быстро, - рассказывал Клим.
- Ударило яхту прямо по каюте, где в этот момент находились и владелец
яхты, и оба гражданина с автоматами. Маловероятно, чтобы после такого
удара кто-либо из них остался жив.
- Мы запросили военную базу, - сказал следователь, - нам ответили,
что сведений о времени и пути следования своих кораблей они не дают. Наши
морские пограничники говорят, что обычно военные суда и в тумане идут со
скоростью 20-25 узлов. Вас с сеньоритой спасло то, что вы в момент удара
находились на корме.
- Да, нас просто швырнуло в воду.
Следователь простился с Климом, попросил передать его добрые
пожелания сеньорите и покинул палату.

Усадьба портовой больницы была обнесена невысокой оградой из белого
ракушечника. Задние двери выходили в небольшой садик, где посередине
цветочной клумбы плескался маленький веселый фонтанчик. Возле стенки,
выходящей к морю, росли короткоствольные мохнатые пальмы с длинными
перистыми листьями.
Тут же под пальмами стояли плетеные шезлонги, и больные, которым не
был прописан постельный режим, все свободное от сна, еды и процедур время
проводили обычно в саду.
Ветер дул с моря, листья пальм раскачивались над головой и жестко
поскрипывали. Ника сидела в шезлонге, запахнувшись в больничный халат,
прямая, как свечка, из-за гипсового корсета и дожидалась Клима, который
задержался у врача.
Сестра закончила бинтовать ему ногу, укрепила повязку клестом,
помогла натянуть халат, подала костыль и проводила в кабинет к врачу. Клим
считал, что вполне мог бы обойтись и без провожатого, и без костыля, но
врач не советовал без нужды напрягать раненую мышцу.
- Присаживайтесь, - сказал врач и с улыбкой кивнул за окно. -
Сеньорита Ника уже дожидается вас в саду. Но я решил с вами поговорить.
- Пожалуйста!
Клим устроился на лежаке, поставив рядом костыль.
Врач повернулся к столу. Сняв очки, медленно сложил их дужки и
задумчиво постучал очками по настольному стеклу.
- Скажите, - неторопливо начал он, - сейчас вы уже точно можете
восстановить все, что с вами случилось до того момента, когда вас
выбросило в море?
- Ну, более или менее, - ответил Клим.
- Не могли вас еще на яхте ранить, выстрелить в вас или ударить
чем-либо?
- Насколько я помню, нет. А почему вы спрашиваете?
- Видите ли, что касается сеньориты, то у нее все, как следовало
ожидать - ушибы, ссадины, переломы двух ребер, - последствия удара о
поручни яхты, о палубу и так далее. Но где вы могли получить свою рану в
бедре, я понять не могу. Может быть, это случилось потом, уже в воде или в
ящике, в котором вас обнаружили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25