А кто не понял, что я сейчас сказал - все равно заткнитесь!
Если и буркнул кто, так неслышно. А буркнул бы, Бригадир нашел бы штрафные в своей книжице, и долю его бы аргументировано ущемил.
– Кто со мной к эроплану?
Вызвались двое: один, ясно дело, от самого Смотрящего - соглядай его, второй - соглядай ментовский. Лопухнулись оба. Который из них на кого работает, даже не интересно знать. Должен быть и третий - это уже по извечному закону подлости таких дел. Но как его определишь? От Госстраха агентик есть, но его так запросто не расколешь - они не дешевые. Понятно, не вызовется. А здесь останется кассу караулить, теперь от нее ни на шаг - ему надо отчитываться, куда что поплыло в чьи руки, да сколько. Так и будет сидеть дележа дожидаться. Остальные тоже, такая касса кого хочешь, загипнотизирует
– Утром! А сейчас дележ!
Бригадир память имел не девичью. Давно в уме списочек составил и всячески его тасовал. Сначала было четыре семерки с лишком. Потом, когда народишку осталось не более, чем на три, занес в свою книжицу. Сейчас с удовольствием двух вычеркнул (знал, что без них вернется), и получилось ровно и красиво - три по семь:
Телипойло
Дуроляп
Хандрыга
Кривопуп
Помогайбатько
Неубеймуха
Несмешикорыто
Вырвихвост
Жуйборода
Попсуйшапка
Засучирукав
Нелепенко
Недоберя
Нетудыхата
Полторадень
Голопуз
Пукало
Курощуп
Нездимайшапка
Стоколяс
Запупырченко
Вот на них и делить сейчас пришлось. Плюс на тех двух, которые с ним к аэроплану вызвались, но это занятие зряшное, они, считай, уже покойники, на что их имена светить? Хотя Бригадир подозревал, что не все назывались своими собственными, а некоторые взяли себе под конкретное дело. Не подходили они характеру, не лепили его. Времени не хватило. Некоторые имена древние, несли на себе прежнюю славу, не повыветрились. Была такая традиция - то имя брать, которое для выправления характера нужно. Вот и старались брать геройские, от прежних владельцев-покойников. Иные прозвища - не геройские, переиначивали, давали им новый шанс. Бросая грязь, заляпаешь ли луну?…
Бригадир блокнотик свой взялся листать.
– Полторадень, на первом переходе, когда все похмельем мучались, ты больше всех отличился и за всех пострадал. "Три минут" тебе! Что соберешь - все твое. Засек время.
Потом того, который кровного брата с хрумкалкой оставил, ради общего дела.
– Три минут!
Остальные ревниво наблюдали, запоминали которые места обобраны некачественно.
Потом семерку Мастера, которые в том дурном столкновении так всех выручили, да и еще пару раз были совсем не лишние. Их выставил цепочкой поляну прочесать вдоль и поперек, а остальным отвернуться и не смотреть, чтобы завидно не было. А что бы было куда смотреть и сердце согревалось - смотреть на мешок, ждать, когда с него всем отсыплется - но уже доли ровные. Только Бригадиру - бригадирово, Смотрящему - смотрящево, остальное положено делить либо поровну, либо по честному.
Когда поделил все, чьи-то доли стали воробьиными, а его, как и положено - львиная, слишком выделилась. Тогда Бригадир свою взял, да и сам к восторгу общему располовинил - в котел сбросил на дорожные расходы, да на премии возвратной дороги. Понимал, что лучше с половинной долей, или даже четвертной, но утром живым встать, чем… Бригадиру тут в голову пришло столько вариантов разом, что решил совсем не спать. Хотя большинство лицами разгладились, и понял, что половину вторым разом можно не половинить, и даже подремать, согласно этой половине, вполглаза. Все одно! Глаз чужим никогда не насытится, а желание не утолится. Погреб желаний бездонный, его никогда не напихаешь до степени, чтобы самому себе сказать - довольно!
Семь Смотрящих человеку столько не сделают, сколько он сам себе причинит. Затеяли игру, одно из названий которой: "лишний потс". Это для того играется, когда народу избыток, а корма мало. Или, как сейчас, чтобы доли возросли за счет чужих. Бригадир поощрял подобное лишь при одном строгом условии: сам он не играет.
Доля его по этой причине не возростала, но чужой песне лучше на горло не наступать, когда зубы торчат наружу. Пусть резвятся!
Попсуйшапка первый дурную фишку из шапки и вытянул - черную свою метку, его быстренько и без суеты пустили "в распыл". Умертвили максимально безболезненно - любой пожаловаться бы не смог - оказалось, что Мастер большой мастер по этому делу. А вот когда на самого Мастера выпало, тут уж пришлось повозиться - живучий оказался, даже сам не выдержал, принялся подсказывать, как его сподручнее убивать. Тут уж Бригадир не выдержал - откупил его жизнь себе. Оказалось, что и в этом деле мастер, отлежался чуток и принялся сам себя залечивать. Третий кон играли долго. На одного из тех двух засланных уродов выпало, рванул в лес. На что надеялся? Охнули вслед с паражометра, получилось недешево, но догнало, завалило, обезножило, взялось перемалывать кости. Даже не пошли смотреть, пусть стонет. И все удивлялись с него. Зачем играешь? На каждый стон - острота. Не каждый такой юркий, но… Так, с шутками-прибаутками и взялись дальше ночь коротать.
Дождь мелкий зарядил, вверх плевали. Бригадир не стал, ушел под навес. Мокрым можно воевать, что хочешь можно делать, но спать, отдыхать надо в сухости. Иное не просто мерзостно, а дух в сырости, становится равнодушным - верный способ словить лихоманку. Вцепляется легко и изнашивает, изнуряет, ломает грудину кашлем, а весь организм до самых пят почасовой трясучкой. Цепляется легко, а изгонять сложно. Такое сподручно только в жилых местах. Походник лечится тем, что идет неостановочно в пару и бреду, измором свою нутряную сырость выгоняет. Как выйдет через кожу, нательное надо снять и сжечь вместе с ней. Меняй белье, если есть, сжигай старое… или, на худой конец, если дымить нельзя - опасно, закапывай. Что тем худо, если придется какому-то человеку на том месте переночевать, то уж вцепится, так вцепится - с живого не слезет. Совсем злая хворь к тому времени станет. Потому, не будь гадом - отметь место колом. Где кол забит, там спать не ложатся - кто его знает, во что забили, могли и в грудину закопанному. Но эти рассказы уже не в ночь…
Бригадир хоть и завалился спать, изредка по одному глазу приоткрывая, осматриваясь. Одним глазом спи, а другим стереги! Под утро оба открыл - оказалось, едва ли не на треть бригада поредела. Ахнул. Некоторые доли возросли на зависть - у тех, кто настолько рисковый, что ни на один кон не вышел из игры. Кто-то успел завещать свой гемоглобин, кто-то не успел - пошло в общак. Иные разбогатели на своей удаче и так ее заездили, что… пожалуй, теперь и на ровном, на гладком придется топать смотря под ноги.
Пока Мастер "зализывался", Бригадир своей волей приказал его семерке за ним приглядывать - а остальным своим приказом тоже: тела прибрать и теперь держаться общего. Из леса-то еще не вышли! Рано шиковать взялись. Теперь до самого города подальше бы от непутевых игрищ…
Пробу с пищи бригадирам положено снимать. После хрычмастерского жаркого грибная каша дешево смотрится. Бригадир делано горестно вздохнул, но все-таки навернул мисочку с горкой. Ложку облизал тщательно, со всех сторон и по ребру тоже прошелся языком, осмотрел, снова в рот засунул и вынул со "чпоком". Как бы пошутил. Сунул ее в голенище подле ножа - два самых наиважнецких инструмента всякого походника. Кивнул - жрать можно…
По утренней холодной влаге сходил с арестантом на поиски эроплана, дорогой, походя, стукача завалил. Арестант глянул удивленно, но ничего не сказал. И правильно! В чужие разборки не лезь, а то такого сыщешь!
Искали, искали - нашли-таки. Нет, на этот раз - только эроплан. Бригадир сразу понял, что инкассаторам с арестантом повезло, что сидели в хвостовом. Оторвало их на сопочке, там же притормозило, опрокинуло и сбило в распад на мягкое, а эроплан же, со всей своей дури, в следующую сопку вмазался - как в стенку, словно пробуравить хотел своим винтовым лобешником, и так удачно для глаз сложился, что охватывало разом, недалеко разбросало, компактное месиво. А сие означало приятное - то, что сразу и найдут, что надо.
Красиво-то как!
В смерти своя поэзия. В жизни - проза. Когда много смертей, они прозой становятся, а жизнь - поэзией. Цени каждый день, всякую минуту.
Не долетели от города до города… А ты не летай! Для жалкого город не жалостлив, пустому вставляет по полной, каждый норов обламывает, характер выворачивает. И чего все в город стремятся? Наверное, потому, что в ином месте для пустой жизни жизни нет.
Лес?
Лес не признает шуток по отношению к нему, но может пошутить сам. Чаще это случается весной, когда всякие болота, прогревшись до низу, после зимней срамной спячки, когда каждый может их топтать, а ответить нечем, вдруг, переполняются жизнью и начинают дурить. В такое время лес уже не признает шуток по отношению к нему, но запросто может пошутить сам. Иногда нескладно, но никогда одинаково. Плохо, если лес пошел в обиду. Тогда, что бы он не делал, с этим не спешит. Иногда раздумывает очень долго, можно ускользнуть. И раз, и два, и еще - сколько повезет! Но на заметку тебя взяли, и следующий раз не заново начнут, а с того места на котором прервались. Рано или поздно возьмет в объятия. Если решил тебя забрать - обнимет и заберет.
Обвисло творение рук на тех деревьях, что сдюжили.
Как ни жалко было эту красоту портить, а пришлось на склон карабкаться и аккуратненько подрубать, чтобы вниз все это уронить. Уронили. Потом разгребать пришлось, искать ту самую шкатулку. Ту, что под пилотским сиденьем должна была быть, только как разберешь теперь, где чье сиденье? Если и самих седоков так перемешало - не пойми, каким образом сидалище физиономию обхватило?
Нашел-таки… Раскололась шкатулочка. Смотрящий либо врал насчет охранки, что была там биомина, либо от удара все позабыла и уползла. Так и ползает по округе - вспоминает, зачем она здесь. Либо сдохла невдалеке от всех тих мозговых переживаний. Орех же цел. Как подклеен, так и цел. Надо будет, при случае, узнать - что за клей. Вполне может пригодиться.
Потерял - не сказывай, нашел - не показывай.
Арестанту велел отвернуться - кто его знает, насколько жадные у него глаза - сам же орех ножом вскрыл и отчего-то совсем не удивился, что блестючку в нем обнаружил. Совсем такую же, как к виску арестанта подклеена. Надо же… мыкнул и вправил туда, где ей самое место. В рукоять ножа. Стал один глазик очень-очень симпатичный.
Должно быть, умный человек такое сказал: "Не всякой находке радуйся!" Не каждую вещь надо тащить к себе. Иную следует оставить там же, где взял. Поковырялся в шкатулке, нашел пластины под размер. Бригадир кое-что в клинописи понимал - прочел пару строк и дальше не стал. Омрачился. И с меньших посланий войны начинаются. Забросил шкатулку подальше в закустье. Правда, по собственной неистребимой привычке, место приметил, да и внимание обратил, как арестант глазами зыркнул в ту же сторону.
Обратно выходили, заставил арестанта метропольского впереди себя идти. Это понятно почему: каждый вольно не вольно, составляет собственный план выживания, пока интересы совпадают, спину можно подставлять. Здесь уговора - не шалить друг с другом - не было. А вот на поляне, знал, соберутся вместе, в один круг, пальцы сомкнут и уговорятся до города плечо из-за плеча, прикрываю друг дружку, только на окраине врассыпную. И этот метропольский в общем кругу сидеть будет. Больше чем полдела, считай, сделано. Много пота было на этом последнем походе. Соплей тоже порядком будет, когда дело закончится, домой вернешься на собственных ногах - без убытков. Бригадир, когда про некоторые походы вспоминал, сам на глаза соленел.
Пока выходили, учил арестанта: глаза ему открывал. Смотреть и видеть вещи разные, вторую не каждый может в себе развить.
– Вот, к примеру - смотри сюда - что ты видишь?
– Куст зеленый.
– Ничего больше? Смотри на бока!
– С одного бока более зеленый, лист жирнее, и сам как бы к той стороне тянется, с другой суховат, лист мелкий.
– Молодец! - одобрил Бригадир и подумал, что не такой безнадежный этот увалень, как показалось. - А теперь скажи - почему так?
– Могила?
– Угу! Питается! А могил держись дальше, если только не решил на ней поживиться - но это крайний случай. Безвестные могилы - дурная лотерея. Тут либо она тебя обогатит, либо ты ее.
И что тогда?
– Тогда куст будет по обе стороны зеленый.
Показывал белые цветки Вахты - такого растения, что хорошо видно и в темноте, предупреждает - дальше топь с курощупами. Потому-то и зовется Вахтой - вахту держит, сторожит. И всякое другое показывал… Он пока еще вроде того колодца, в который надо воду носить.
Про себя говорил страшное - это обязательная приправа к обучению. Криком дерева не срубишь, но лист завялить можно - напугать то дерево до желтизны.
Всяк учится на собственных стрессах, а лесу все учатся очень быстро. Либо бригада боится своего Бригадира, либо Бригадир бригады.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Если и буркнул кто, так неслышно. А буркнул бы, Бригадир нашел бы штрафные в своей книжице, и долю его бы аргументировано ущемил.
– Кто со мной к эроплану?
Вызвались двое: один, ясно дело, от самого Смотрящего - соглядай его, второй - соглядай ментовский. Лопухнулись оба. Который из них на кого работает, даже не интересно знать. Должен быть и третий - это уже по извечному закону подлости таких дел. Но как его определишь? От Госстраха агентик есть, но его так запросто не расколешь - они не дешевые. Понятно, не вызовется. А здесь останется кассу караулить, теперь от нее ни на шаг - ему надо отчитываться, куда что поплыло в чьи руки, да сколько. Так и будет сидеть дележа дожидаться. Остальные тоже, такая касса кого хочешь, загипнотизирует
– Утром! А сейчас дележ!
Бригадир память имел не девичью. Давно в уме списочек составил и всячески его тасовал. Сначала было четыре семерки с лишком. Потом, когда народишку осталось не более, чем на три, занес в свою книжицу. Сейчас с удовольствием двух вычеркнул (знал, что без них вернется), и получилось ровно и красиво - три по семь:
Телипойло
Дуроляп
Хандрыга
Кривопуп
Помогайбатько
Неубеймуха
Несмешикорыто
Вырвихвост
Жуйборода
Попсуйшапка
Засучирукав
Нелепенко
Недоберя
Нетудыхата
Полторадень
Голопуз
Пукало
Курощуп
Нездимайшапка
Стоколяс
Запупырченко
Вот на них и делить сейчас пришлось. Плюс на тех двух, которые с ним к аэроплану вызвались, но это занятие зряшное, они, считай, уже покойники, на что их имена светить? Хотя Бригадир подозревал, что не все назывались своими собственными, а некоторые взяли себе под конкретное дело. Не подходили они характеру, не лепили его. Времени не хватило. Некоторые имена древние, несли на себе прежнюю славу, не повыветрились. Была такая традиция - то имя брать, которое для выправления характера нужно. Вот и старались брать геройские, от прежних владельцев-покойников. Иные прозвища - не геройские, переиначивали, давали им новый шанс. Бросая грязь, заляпаешь ли луну?…
Бригадир блокнотик свой взялся листать.
– Полторадень, на первом переходе, когда все похмельем мучались, ты больше всех отличился и за всех пострадал. "Три минут" тебе! Что соберешь - все твое. Засек время.
Потом того, который кровного брата с хрумкалкой оставил, ради общего дела.
– Три минут!
Остальные ревниво наблюдали, запоминали которые места обобраны некачественно.
Потом семерку Мастера, которые в том дурном столкновении так всех выручили, да и еще пару раз были совсем не лишние. Их выставил цепочкой поляну прочесать вдоль и поперек, а остальным отвернуться и не смотреть, чтобы завидно не было. А что бы было куда смотреть и сердце согревалось - смотреть на мешок, ждать, когда с него всем отсыплется - но уже доли ровные. Только Бригадиру - бригадирово, Смотрящему - смотрящево, остальное положено делить либо поровну, либо по честному.
Когда поделил все, чьи-то доли стали воробьиными, а его, как и положено - львиная, слишком выделилась. Тогда Бригадир свою взял, да и сам к восторгу общему располовинил - в котел сбросил на дорожные расходы, да на премии возвратной дороги. Понимал, что лучше с половинной долей, или даже четвертной, но утром живым встать, чем… Бригадиру тут в голову пришло столько вариантов разом, что решил совсем не спать. Хотя большинство лицами разгладились, и понял, что половину вторым разом можно не половинить, и даже подремать, согласно этой половине, вполглаза. Все одно! Глаз чужим никогда не насытится, а желание не утолится. Погреб желаний бездонный, его никогда не напихаешь до степени, чтобы самому себе сказать - довольно!
Семь Смотрящих человеку столько не сделают, сколько он сам себе причинит. Затеяли игру, одно из названий которой: "лишний потс". Это для того играется, когда народу избыток, а корма мало. Или, как сейчас, чтобы доли возросли за счет чужих. Бригадир поощрял подобное лишь при одном строгом условии: сам он не играет.
Доля его по этой причине не возростала, но чужой песне лучше на горло не наступать, когда зубы торчат наружу. Пусть резвятся!
Попсуйшапка первый дурную фишку из шапки и вытянул - черную свою метку, его быстренько и без суеты пустили "в распыл". Умертвили максимально безболезненно - любой пожаловаться бы не смог - оказалось, что Мастер большой мастер по этому делу. А вот когда на самого Мастера выпало, тут уж пришлось повозиться - живучий оказался, даже сам не выдержал, принялся подсказывать, как его сподручнее убивать. Тут уж Бригадир не выдержал - откупил его жизнь себе. Оказалось, что и в этом деле мастер, отлежался чуток и принялся сам себя залечивать. Третий кон играли долго. На одного из тех двух засланных уродов выпало, рванул в лес. На что надеялся? Охнули вслед с паражометра, получилось недешево, но догнало, завалило, обезножило, взялось перемалывать кости. Даже не пошли смотреть, пусть стонет. И все удивлялись с него. Зачем играешь? На каждый стон - острота. Не каждый такой юркий, но… Так, с шутками-прибаутками и взялись дальше ночь коротать.
Дождь мелкий зарядил, вверх плевали. Бригадир не стал, ушел под навес. Мокрым можно воевать, что хочешь можно делать, но спать, отдыхать надо в сухости. Иное не просто мерзостно, а дух в сырости, становится равнодушным - верный способ словить лихоманку. Вцепляется легко и изнашивает, изнуряет, ломает грудину кашлем, а весь организм до самых пят почасовой трясучкой. Цепляется легко, а изгонять сложно. Такое сподручно только в жилых местах. Походник лечится тем, что идет неостановочно в пару и бреду, измором свою нутряную сырость выгоняет. Как выйдет через кожу, нательное надо снять и сжечь вместе с ней. Меняй белье, если есть, сжигай старое… или, на худой конец, если дымить нельзя - опасно, закапывай. Что тем худо, если придется какому-то человеку на том месте переночевать, то уж вцепится, так вцепится - с живого не слезет. Совсем злая хворь к тому времени станет. Потому, не будь гадом - отметь место колом. Где кол забит, там спать не ложатся - кто его знает, во что забили, могли и в грудину закопанному. Но эти рассказы уже не в ночь…
Бригадир хоть и завалился спать, изредка по одному глазу приоткрывая, осматриваясь. Одним глазом спи, а другим стереги! Под утро оба открыл - оказалось, едва ли не на треть бригада поредела. Ахнул. Некоторые доли возросли на зависть - у тех, кто настолько рисковый, что ни на один кон не вышел из игры. Кто-то успел завещать свой гемоглобин, кто-то не успел - пошло в общак. Иные разбогатели на своей удаче и так ее заездили, что… пожалуй, теперь и на ровном, на гладком придется топать смотря под ноги.
Пока Мастер "зализывался", Бригадир своей волей приказал его семерке за ним приглядывать - а остальным своим приказом тоже: тела прибрать и теперь держаться общего. Из леса-то еще не вышли! Рано шиковать взялись. Теперь до самого города подальше бы от непутевых игрищ…
Пробу с пищи бригадирам положено снимать. После хрычмастерского жаркого грибная каша дешево смотрится. Бригадир делано горестно вздохнул, но все-таки навернул мисочку с горкой. Ложку облизал тщательно, со всех сторон и по ребру тоже прошелся языком, осмотрел, снова в рот засунул и вынул со "чпоком". Как бы пошутил. Сунул ее в голенище подле ножа - два самых наиважнецких инструмента всякого походника. Кивнул - жрать можно…
По утренней холодной влаге сходил с арестантом на поиски эроплана, дорогой, походя, стукача завалил. Арестант глянул удивленно, но ничего не сказал. И правильно! В чужие разборки не лезь, а то такого сыщешь!
Искали, искали - нашли-таки. Нет, на этот раз - только эроплан. Бригадир сразу понял, что инкассаторам с арестантом повезло, что сидели в хвостовом. Оторвало их на сопочке, там же притормозило, опрокинуло и сбило в распад на мягкое, а эроплан же, со всей своей дури, в следующую сопку вмазался - как в стенку, словно пробуравить хотел своим винтовым лобешником, и так удачно для глаз сложился, что охватывало разом, недалеко разбросало, компактное месиво. А сие означало приятное - то, что сразу и найдут, что надо.
Красиво-то как!
В смерти своя поэзия. В жизни - проза. Когда много смертей, они прозой становятся, а жизнь - поэзией. Цени каждый день, всякую минуту.
Не долетели от города до города… А ты не летай! Для жалкого город не жалостлив, пустому вставляет по полной, каждый норов обламывает, характер выворачивает. И чего все в город стремятся? Наверное, потому, что в ином месте для пустой жизни жизни нет.
Лес?
Лес не признает шуток по отношению к нему, но может пошутить сам. Чаще это случается весной, когда всякие болота, прогревшись до низу, после зимней срамной спячки, когда каждый может их топтать, а ответить нечем, вдруг, переполняются жизнью и начинают дурить. В такое время лес уже не признает шуток по отношению к нему, но запросто может пошутить сам. Иногда нескладно, но никогда одинаково. Плохо, если лес пошел в обиду. Тогда, что бы он не делал, с этим не спешит. Иногда раздумывает очень долго, можно ускользнуть. И раз, и два, и еще - сколько повезет! Но на заметку тебя взяли, и следующий раз не заново начнут, а с того места на котором прервались. Рано или поздно возьмет в объятия. Если решил тебя забрать - обнимет и заберет.
Обвисло творение рук на тех деревьях, что сдюжили.
Как ни жалко было эту красоту портить, а пришлось на склон карабкаться и аккуратненько подрубать, чтобы вниз все это уронить. Уронили. Потом разгребать пришлось, искать ту самую шкатулку. Ту, что под пилотским сиденьем должна была быть, только как разберешь теперь, где чье сиденье? Если и самих седоков так перемешало - не пойми, каким образом сидалище физиономию обхватило?
Нашел-таки… Раскололась шкатулочка. Смотрящий либо врал насчет охранки, что была там биомина, либо от удара все позабыла и уползла. Так и ползает по округе - вспоминает, зачем она здесь. Либо сдохла невдалеке от всех тих мозговых переживаний. Орех же цел. Как подклеен, так и цел. Надо будет, при случае, узнать - что за клей. Вполне может пригодиться.
Потерял - не сказывай, нашел - не показывай.
Арестанту велел отвернуться - кто его знает, насколько жадные у него глаза - сам же орех ножом вскрыл и отчего-то совсем не удивился, что блестючку в нем обнаружил. Совсем такую же, как к виску арестанта подклеена. Надо же… мыкнул и вправил туда, где ей самое место. В рукоять ножа. Стал один глазик очень-очень симпатичный.
Должно быть, умный человек такое сказал: "Не всякой находке радуйся!" Не каждую вещь надо тащить к себе. Иную следует оставить там же, где взял. Поковырялся в шкатулке, нашел пластины под размер. Бригадир кое-что в клинописи понимал - прочел пару строк и дальше не стал. Омрачился. И с меньших посланий войны начинаются. Забросил шкатулку подальше в закустье. Правда, по собственной неистребимой привычке, место приметил, да и внимание обратил, как арестант глазами зыркнул в ту же сторону.
Обратно выходили, заставил арестанта метропольского впереди себя идти. Это понятно почему: каждый вольно не вольно, составляет собственный план выживания, пока интересы совпадают, спину можно подставлять. Здесь уговора - не шалить друг с другом - не было. А вот на поляне, знал, соберутся вместе, в один круг, пальцы сомкнут и уговорятся до города плечо из-за плеча, прикрываю друг дружку, только на окраине врассыпную. И этот метропольский в общем кругу сидеть будет. Больше чем полдела, считай, сделано. Много пота было на этом последнем походе. Соплей тоже порядком будет, когда дело закончится, домой вернешься на собственных ногах - без убытков. Бригадир, когда про некоторые походы вспоминал, сам на глаза соленел.
Пока выходили, учил арестанта: глаза ему открывал. Смотреть и видеть вещи разные, вторую не каждый может в себе развить.
– Вот, к примеру - смотри сюда - что ты видишь?
– Куст зеленый.
– Ничего больше? Смотри на бока!
– С одного бока более зеленый, лист жирнее, и сам как бы к той стороне тянется, с другой суховат, лист мелкий.
– Молодец! - одобрил Бригадир и подумал, что не такой безнадежный этот увалень, как показалось. - А теперь скажи - почему так?
– Могила?
– Угу! Питается! А могил держись дальше, если только не решил на ней поживиться - но это крайний случай. Безвестные могилы - дурная лотерея. Тут либо она тебя обогатит, либо ты ее.
И что тогда?
– Тогда куст будет по обе стороны зеленый.
Показывал белые цветки Вахты - такого растения, что хорошо видно и в темноте, предупреждает - дальше топь с курощупами. Потому-то и зовется Вахтой - вахту держит, сторожит. И всякое другое показывал… Он пока еще вроде того колодца, в который надо воду носить.
Про себя говорил страшное - это обязательная приправа к обучению. Криком дерева не срубишь, но лист завялить можно - напугать то дерево до желтизны.
Всяк учится на собственных стрессах, а лесу все учатся очень быстро. Либо бригада боится своего Бригадира, либо Бригадир бригады.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34