Вот и сейчас она поставила у стены вместительную корзину, а в ней — помидоры, капуста, лук, мята. За один такой помидор Китт с Яртом проползут из конца в конец все мироздание — свежие овощи в Кармэле берутся неизвестно откуда и доступны только знати. А еще в корзине огромный каравай хлеба, какой пекут в Залах, и две бутылки вина — тоже явно не кислятина из ближнего трактира.
— С праздником тебя, Лотиа-Изар, — чуть улыбается Лугхад.
— И вас с праздником, хоть вы и не из степи, — ответно улыбается Лоти. — Вы ведь по-своему, но тоже взыскуете милостей Владычицы Ночи.
— А у нас сегодня двойной праздник, — ни с того ни с сего говорит Лугхад. — У Лиганор день рождения.
— Правда? Я и не знала… — Лоти смущается. — Поздравляю! Жалко, сметаны не удалось достать, а то как раз бы к праздничному салату…
Я хочу сказать: «Да стоит ли вообще отмечать…» — и не произношу ни слова, ибо в этот момент внезапная идея молнией сверкнула в моей голове.
Август. (Здесь, правда, уже сентябрь, но дело лишь в разнице между календарями Авиллона и Кармэля.) Время Laig Naor. Солнце в знаке Девы. Начало моего Месяца Безумия.
Призывающий Андсиру Справедливую или Тиммалу-танцовщицу, Фарну Мать Богинь или Осеннюю Луну, жену Великого Волка — меня призывает он в День Благодарения, ибо по-особому причастна я мирозданию в эти дни. И неизмеримо возрастает дарованная мне сила…
Рискнуть?
— Да, сегодня будет праздник! — произношу я, невольно взяв тон, которым изрекала свои пророчества незабвенная Ирма диа Алиманд. — Сперва для нас, а потом и для всех! Но сначала все-таки для нас!
Лоти и Лугхад смотрят на меня с абсолютно одинаковым изумлением. А я спокойно отсыпаю соли в чистую тряпочку и кладу ее в корзину с едой, затем туда же отправляется большой нож и все три наших с Безумцем чашки…
— Лоти, бери корзину. А ты, Лугхад, хватай гитару и старый плащ не забудь. И полезайте за мной на крышу.
— Что ты задумала? — во взгляде Безумца тревога, но он выполняет мои распоряжения.
— Сейчас поймешь, — отмахиваюсь я, я уже сосредоточена на выполнении предстоящего… — Лезьте!
С нашей крыши далеко видать. Над пробуждающимся городом висит тонкое покрывало осеннего марева, воздух дымно свеж.
— Возьмите меня за руки, — приказываю я Лоти и Лугхаду и становлюсь лицом к краю крыши.
Так… Я не хочу ничего сверхъестественного. Бурый Лес нагорий, из которого я якобы пришла, это вроде бы даже в этой Сути. И конечно же, осень уже вступила туда. И наверняка там найдется совершенно безлюдное местечко, но не в самой глухомани, а где-нибудь на опушке, и обязательно речка или озеро поблизости…
—…светлый прозрачный лес, уже одетый в золото, большая поляна у воды, в выемке меж двух холмов, — шепчу я себе под нос, — заброшенная дорога…
И, звонко и отчетливо, словно разрывая ткань, на которой нарисован мир вокруг нас:
— Вижу Цель!!!
И делаю шаг с крыши, увлекая за собой Лугхада и Лоти… и на втором шаге чувствую, как подается под моими ногами трава, уже начавшая желтеть. А впереди расступаются деревья, и озеро сверкает на солнце — куда до него моей искрящейся рубашке…
— Получилось, — выдыхаю я, роняя руки тех, кого провела за собой. — Луг, Лоти, я разомкнула пространство!
— Где мы? — Лоти испуганно озирается по сторонам — до этого ей приходилось видеть деревья лишь в задушенном городом парке Кармэля.
— В лесу! — радостно восклицаю я. — В осеннем лесу, и вое остальное нас не волнует до самого вечера! Праздновать так праздновать!
— …Если бы ты мне не сказала, я бы даже подумать не могла, что это — тоже грибы! — Лоти с каким-то детским восторгом держит в руках лисички, похожие на диковинные нежно-оранжевые цветы, и трепетно вдыхает их аромат. — Они ведь даже по запаху не похожи на то, что растет в городе! Городские грибы пахнут плесенью, а эти… это лучше лимонной мяты!
Знать Кармэля презирает подвальные грибы — основную пищу населения бедных кварталов. И между прочим, совершенно зря — по вкусу они мало чем уступают лесным. Но Лоти все равно никогда в это не поверит. Она попала в сказку, и все, что есть в этом лесу, преисполнено для нее особой благодати.
Я деловито срезаю опята, желтым крошевом усыпавшие старый пень, и ссыпаю их в подставленный подол Лотиной рубахи. А в капюшоне за ее плечами лежат младшие сестренки тех лисичек, которые она так восторженно нюхает.
— Пожалуй, хватит. На жаренку мы набрали, больше втроем не съесть. Не забывай, у нас, спасибо Лугу, еще форель имеется…
— А с собой?
— Ну… не будем жадничать.
Я спускаюсь с холма на заброшенную, заросшую травой дорогу, что вливается в поляну у озера, как река, и шаги мои легки. Лоти осторожно спускается за мной, боясь рассыпать грибы.
Только сейчас начинаю осознавать, что повседневность трижды проклятого Города, в который нет дорог, лежала на моих плечах свинцовой тяжестью, и лишь здесь эта тяжесть спала… Ветра мне недоставало, пьянящего ветра, что поет в ветвях деревьев и веет в лицо нежной горечью горящих листьев…
У воды лес редеет, от березовых стволов светло. Громадная старая ива изогнула мощный ствол низко над водой, и на стволе этом сидит Лугхад с гитарой в руках. У большого камня уже горит веселый костер из сушняка…
— Лоти, клади грибы в миску и иди мой, — командую я. — Только тщательнее, потому что чистить их мы не будем. А я пока займусь форелью.
— А когда кончишь помогать Лиганор, иди сюда, — подает голос Лугхад. — Продолжим занятия…
…РЕШАЮЩИЙ СРОК,
РЕШАЮЩИЙ ЧАС…
…Солнце перевалило за полдень. Давно съедены и грибы, и часть Лотиных припасов. Форель, обмазанная глиной и замысловато начиненная, томится на углях. Сказать по правде, я ни разу в жизни не готовила ничего подобного — только слыхала от Сиомбар, и потому немного беспокоюсь за результат своих кулинарных изысканий. Впрочем, на травке, да под вино из погребов лорда Ниххата, да жителями Кармэля, не избалованными подобной роскошью…
Лоти, как солнцелюбивая ящерица, взобралась на нагретый камень и теперь, полулежа, наигрывает некую Волчью песенку про изъян, который невозможно прикрыть алым камзолом Рыцаря Залов, и лучше надеть кольчугу и всласть погулять в степи — тогда тебя будут считать настоящим мужчиной… А я сижу в тени камня и плету венок из кленовых листьев с тайным намерением надеть его на голову Лугхада.
Он появляется меж березовыми стволами неожиданно и чарующе, как и положено Нездешнему. Мы, смертные, привыкаем к ним в городах, почитая за равных себе, но поистине лишь в лесу можно осознать глубину пропасти между нами и ними. Медленная величавая поступь, серо-бирюзовые глаза, словно раскрытые в изумлении красотой мира, темное пламя волос… а плащ Его, эта темно-серая с прозеленью старая тряпка, неожиданно оказался точно такого же цвета, как мрачноватая хвоя одинокой ели, привольно раскинувшей лапы у края поляны. Король лесов, под чьими ногами опавшая листва превращается в златотканый ковер…
Райнэя убила в Нем Камень! — приходит внезапное осознание. Убила, потому что не могла позволить Ему стать соперником во власти! Но свято место пусто не бывает, а на место Камня может прийти только Огонь. И Он научился творить этим Огнем ничуть не хуже меня или моего Лорда! А значит, пора, что стоит сейчас, принадлежит не только мне, но и Ему…
В сложенных ладонях Он что-то несет и тихо шепчет над своей драгоценностью на незнакомом мне языке — не понимаю слов, а считывать не смею. Он подходит ко мне — я невольно встаю, словно приветствуя Его, и вижу, что в Его ладонях лежит маленькая гроздь рябины, несколько ягод и тонко вырезанный розоватый листок, и еще два совсем крошечных кленовых листика, светящихся, как два солнышка…
— Лотиа-Изар сказала — на день рождения положено дарить подарки, — говорит Он тихо, и я поражаюсь — никогда раньше не звучал Его голос ТАК. Медленно Он смыкает ладони и простирает руки перед собой…
Творящая торжественный обряд,
Как Жизнь желанна, как Огонь опасна,
Вплетаешь ты в свой праздничный наряд
Зеленый, золотой, багряно-красный.
Что это? Это — обо мне? Зеленый, золотой… Ему бы такой наряд, не мне — все краски осени! В сочетании с Его темно-рыжими волосами это смотрелось бы просто не знаю как!
Как свечи, эти листья догорят,
Но верю — гибель будет не напрасной.
Смотрел я — и нашел тебя прекрасной,
Сестра моя, я твой безумный брат.
Дыхание мое замирает… Сонет. Когда-то ходили легенды о сонетах-Сплетениях Безумца…
Огонь и Жизнь, как лист и гроздь рябины!
За танец твой, что силу излучает,
Лишь малым одарить тебя дано…
Ладони Его раскрываются неотвратимо, как бутон розы…
Так пусть не золото тебя венчает,
Но камень, в коем слиты воедино
И лета мед, и осени вино!
Вместо даров леса в Его ладонях — двойной гребень, по форме совсем такой, как тот, что я бросила в «Багровой луне» — но не золотой, а из чего-то, похожего на янтарь, одновременно рубиновый, медово-золотой и коричневый. Спинка его выточена в форме кленового листа, а широкие изогнутые зубья так похожи на пальцы листа рябины…
Я смотрю на это чудо, ошеломленная, не в силах поверить — и Он касается моих волос, легко закручивает, словно делал это не раз, и прихватывает гребнем, как венцом.
— Хиара хо танн, Лиганор…
Снова Высокая Речь. Как только Он умудрился не забыть ее?
Улыбка сверкает на Его лице — совсем не похожая на хорошо знакомое мне дрожание губ. Я, не отрываясь, смотрю в огромные светлые глаза и всей кожей ощущаю, как что-то сдвигается на земле и в небесах, и откуда-то из глубин неотвратимо надвигается знание…
— Господин мой, — говорю и не узнаю своего голоса, — такие подарки требуют ответного дара.
Лихорадочный вдох, как перед прыжком в воду, — я еще не знаю, что это будет, но оно уже здесь, у порога!
Не зная времени ветра,
Не веря в огонь весны,
Сжимать в руке до рассвета
Клинок холодной войны,
И взглядом лаская небо,
Угадывать на земле
Твой Город Огня и Снега
В летящем встречном стекле,
Надеть любимое платье
И молча шептать домам
Рождественское заклятье,
Где город, ночь и зима,
Забрать свою долю сказки,
Уйти, убежать, не быть —
Но след серебряной краски
На веках уже не смыть,
И снова взор мой усталый
Измерит звездную высь…
Безумие в черном и алом,
Помедли! Остановись!
Слова слетают с языка раньше, чем рождаются в сознании. Я не знаю, о чем это, но есть что-то, что знает лучше меня, и это тоже — я, и голос мой отчаянно дрожит, но так же властно звонок и чист, как и у Него…
…Лавина волос в цвет меди
И пальцы, сбитые в кровь.
«Сегодня мы с моей леди
Поем в переходе метро».
Миг тишины грозит убить всех троих, он как перетянутая струна, как хрустальная чаша — и тогда приходит Имя. Коснувшийся янтаря… нет, не так — Янтарное касание! Дарующий жизнь прикосновением…
Рука моя ложится на Его плечо, как королевский меч.
— Встань с колен, Гитранн Лугнэал, Магистр на Пути Ткущих Узор! Властью, данной мне Той, что превыше безумия и тьмы, приказываю тебе вспомнить все! Будь тем, кем ты должен быть!
Секунда, другая… и вдруг лицо Его неуловимо дрогнуло. На меня взглянули пронзительно-яркие глаза без белков.
— Ты хорошо обученный Мастер моего Пути. И ты очень ловко скрывала это все время — но почему?!
…И словно выпал стержень, державший меня последние пять минут. Я снова стала только Эленд.
— Я не Мастер, — шепчу я как во сне. — Я не получила Мастерский Символ с третьей попытки.
— А это, по-твоему, что такое? — Он довольно непочтительно рванул меня за мое любимое серебряное ожерелье, и подвески прозвенели тонко и жалобно. — Зачем ты притворяешься даже сейчас?
И лишь тогда я вспоминаю, как в загадочном полумраке Зала Магистров полупризрачная рука Линтара скользила по моему горлу и играла подвесками этого самого ожерелья…
— Я не притворяюсь, Магистр Гитранн, — говорю я уверенно. — Я действительно с Пути Ткущих Узор, но Мастером сделал меня ты секунду назад. Я выдержала испытание Ливарка и исполнила свой обет, записанный на скрижалях мироздания. В твоем присутствии было сказано Слово, Возвращающее Суть, и ты, по праву одного из основателей Ордена, вдохнул силу в серебро и камни.
— Aen ye-o jthalet, — произносит Он машинально, и снова между нами на секунду повисает молчание. — А теперь еще раз скажи, кто ты, но на этот раз все до конца.
— Я Огонь, — отвечаю я. — Пятая ученица Лайгалдэ. Кое-кто уже называет меня Жрицей Танцовщицей, хотя я пока не прошла инициации.
— Королева, — выдыхает он благоговейно. — И ведь я сразу это почувствовал, только не умел понять… Разве под силу простой ведьме все то, что ты творила?
В этот миг я уголком глаза замечаю Лоти. Выражение ее лица описанию просто не поддается, она смотрит на меня, как на… воздержусь от богохульных сравнений.
— Лоти, — произношу я умоляющим голосом, — у меня есть нездоровое подозрение, что от форели вот-вот останутся одни угольки.
— Госпожа, — тихо выговаривает она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54