— Рианон и Ульвхильд умерли, само собой, не оставив потомства, и правление перешло к династии Лиенн… Никто уже не вспоминал о том, что когда-то Вышние умели ходить сквозь миры и этим отличались от простых смертных — никто, кроме трех родов Верных: Фоллаи, Серид и Ирраль. Давно ушли из жизни Валерон и Ианта, Бранд, Оливер и Аньес, но их потомки продолжали ждать, словно забыли, что уж по наследству-то избранность точно не передается… Ждали, пока шестьсот пятьдесят лет назад не явилась женщина, назвавшая себя Ольдой Райнэей из дома Айэрра, и не победила в магическом поединке Беренис, последнюю из Лиенн.
Голос леди Сульвас вздрагивает — похоже, именно сейчас пойдет речь о самом главном:
— И тогда главы трех родов Верных… Я называю их имена: Альгрим Серид, Изен Ирраль и Нанета Фоллаи — да будут прокляты они во веки веков!
— Да будут прокляты! — слитно отзываются два мужских и два женских голоса, и холодок пробегает по моей спине от осознания, что проклятие это — уже привычный ритуал, что-то вроде молитвы перед обедом…
—…и тогда эти трое проклятых явились к Райнэе и сказали, что признают ее истинной и единственно сущей Королевой, а спутника ее, огневолосого Луга, — законным Лордом с ее воли и своего одобрения. И Альгрим Серид возложил на ее голову ту корону, что когда-то пала с головы Королевы Адельхайд и треснула от удара о камень. Предречено было, что, возложенная на голову истинной владелицы, корона снова станет целой. Но трещина осталась, а Райнэя вернула корону Альгриму и велела хранить и далее — мол, только когда отступит Тень, сумеет она вернуть ей целость. Но даже это очевидное доказательство не заставило тех троих взять назад обеты и клятвы. И даже то, что через несколько десятков лет тот, кого они признали своим Лордом, безумным бродягой пошел по улицам, не умея добыть куска хлеба…
— Боги простят их, — осторожно произношу я. — На них не было благодати, и они в который раз не распознали подмены…
— Но мы — не боги, — неожиданно вскидывает голову Лоти. — И прощать — не в нашей власти, — больше всего меня поражает тон, которым это говорится — спокойный и ровный, без малейшего надрыва. Так говорят о вещах, привычных с детства.
— Естественно, все Верные были приближены и обласканы новой владычицей Каэр Мэйла. И лишь это позволило им уцелеть — ибо не прошло и ста лет, как они остались единственными Вышними в городе. С того момента, как ворота меж мирами закрылись, сила Коричневых Лордов стала медленно, но верно таять, и многие — в том числе и сами Верные — прибегали к близкородственным бракам, чтобы удержать теряемые способности. И прежде всего, не стало главного, что отличало Вышних от простых смертных, и они уже не понимали, что в нас такого, за что нас надо звать Вышними… Тем проще оказалось натравить на нас горожан. Тех же, кто уцелел в резне, прикончили болезни и вырождение — впрочем, это не минуло и Верных. Но самое главное — Тень, что вроде бы отступила при Ульвхильд и правительницах Лиенн, снова поползла на город. С каждым годом мир делался все меньше, и некому было сказать людям, что прежде он был иным. Некому, кроме Верных, — но к тому времени у них хватало и своих проблем.
Ты видишь нас, Лигнор, — то, чем сделали нас наши предки! В нашем роду было больше всего родственных браков — и вот я, вроде бы сильная и крепкая, но бесплодная, как растрескавшийся камень. А Иниана смогла зачать, но бедра ее слишком узки, и с рождения она не выносит дневного света. Вся жизнь ее прошла в стенах этого дома. Остальные здоровее, но лишь потому, что их предки вынуждены были мешать свою кровь с человеческой, ибо Вышней взять было уже неоткуда. Тех же, кто не мешал, нет уже давно. Отец Лоти, понимая, что ему нет пары и потомство его лишится дара, украл дочь шамана Степных Волков. Лоти — последняя Серид, и дорогой ценой заплачено за ее жизнь и способности — девять лет назад Волки добрались до них и из мести вырезали всю семью…
— Знаешь, почему я стала единственной женщиной среди Рыцарей Залов? — все так же спокойно произносит Лоти. — Волки забрали меня к себе вместе с матерью, я жила у них пять лет, подчиняясь их законам. И по этим законам женщина в семнадцать лет должна стать женой воина, если только сама не воин. Лишь взяв в руки меч, я сохранила право вернуться в Кармэль и самой строить свою жизнь. А ведь я так боюсь, что однажды и мне придется кого-нибудь убить…
— Какие мы, ко всем чертям, Вышние! — горько выговаривает Снэйкр. — Ну проживет Сульвас четыреста лет, мы трое по двести пятьдесят — а Иниану ребенок убьет, не пройдет и года! Разве с такими бедрами рожают? Но она, видите ли, единственная, кто может передать наследие Ирралей… кому оно нужно, это наследие! Способностей у нас — кот наплакал, да и теми пользоваться не умеем, даже Золотого наречия толком не знаем!
(Я снова припоминаю рассказы Хозяина: Золотым наречием когда-то именовался Язык Закона, один из трех, несущих магический заряд…)
— Вот поэтому мы и прокляли своих предков, — довершает Сульвас со вздохом. — Когда поняли, что дети наши либо будут обычными людьми, либо вообще не будут. Лоти и Тэль — наша последняя надежда, они и по смертным меркам совсем молоды. А Снэйкр… — она опускает глаза и договаривает чуть менее твердо: — Снэйкр вот уже тридцать лет любит только меня. Мы слишком привыкли быть вместе — все пятеро…
И снова — без малейшего надрыва, просто и печально. Воистину — о настоящем проклятии не кричат. Против воли всплывает в памяти компания из квартиры Влединесс. Оказаться бы здесь кому-то из них да заглянуть в глаза этим пятерым!.. Впрочем, лучше не надо — они бы и здесь сумели все опошлить.
— Я так понимаю, что я — первая, кому вы за все время это изложили, — произношу я в навалившейся тишине.
— Воистину, — склоняет голову Сульвас.
— Но почему именно мне? Вы надеетесь, что если я пришла… оттуда, то и вас сумею вывести? Или научить Закону Цели?
— Не надеемся, — обрезает Снэйкр. — Да нам это и не нужно.
— Тогда что во мне такого, чем я могу вам помочь? Я же… — в этом месте я перехватываю безмолвный взгляд Инианы и прикусываю язык. Уж не знаю, в чем выражается этот пресловутый дар Ирралей, но, похоже, одно из его проявлений — чуять истину нутром. Где-где, а здесь никто не поверит в то, что я простая танцовщица.
Сульвас молча кивает Лота. Та поднимается из-за стола и выходит. Возвращается она минут через пять, а то и семь, и в руках ее — плоская шкатулка из резной пожелтевшей кости.
— Корона Королевы Адельхайд упала к ногам Аньес, — говорит Лоти. — Оттого и хранить ее доверено моему роду, что берет начало от Аньес и Оливера. Возьми ее, Лигнор.
Удивленная, я принимаю в руки шкатулку, надавливаю на язычок запора… Передо мной на черном атласе пылает золотой обруч шириной в два моих пальца, сплошь усаженный изумрудами и рубинами. В центре его — светлая розетка из сплава золота с серебром, а в розетке — большой сапфир цвета вечернего неба. А та роковая трещина расколола корону аккурат с противоположной стороны — получился обруч с незамкнутыми концами. Я смотрю на эту вещь, от которой так и веет запредельной древностью, все еще не сознавая…
— Неужели мы ошиблись? — это голос Тэль-Арно, впервые за весь вечер, и голос этот вслух произносит то, во что я до последней секунды не желала верить. — Ты боишься принять эту корону, потому что ты тоже — не истинная Королева? Надень ее и докажи, что все, что с нами было, — не зря!
Я вскидываю на них глаза. Тэль-Арно, мальчишка не старше двадцати, совсем не похожий на брата — смуглый, черные брови срослись на переносице, скулы вот-вот прорвут кожу… Снэйкр, в черном с золотом, как и брат… а «мечевластитель» — это чин воинского наставника — всплывает откуда-то… Иниана — лед и Сульвас — огонь… и впереди всех, светлая и чистая, как роса, Лотиа-Изар Серид, темно-серые ждущие глаза распахнуты на пол-лица. «Я крещу вас Водой, а тот, что придет за мной…»
Они слишком долго ждали, они примут любой ответ — и «да», и «нет» — но не «и да, и нет», не истину! Как объяснить им, что я — всего лишь одна пятая той, кого они называют Королевой, а мы — Скиталицей?
— Я крещу вас Огнем, — срывается с моих губ. — А та, что придет за мной, будет крестить вас… Радостью.
И, окончательно перестав понимать, что и зачем делаю, я беру в руки венец Адалль-Фианны и надеваю его на голову Лоти.
Вспышка — или это мне почудилось? — Лоти тянет руку к голове, пытаясь избавиться от того, что легло на нее не по рангу, но ее останавливает крик Снэйкра:
— Не смей!!!
Теперь все видят то же, что и я, кроме самой Лоти, а точнее, не видят — не видят трещины в золоте. Потому что ее больше нет. Корона сверкает, словно только Что вышла из рук ювелира.
А на меня накатывает, и я уже не понимаю, где я и что со мной… пыльный камень и цветное стекло — зеленое, желтое, белое… витраж… ну да, витраж в древнем соборе Ковнаса, очертания стрельчатой арки… да, арка, но теперь это дверной проем, до краев залитый пурпуром заката, и Лоти, в белом рыцарском облачении, встав на одно колено, протягивает меч над огнем… Лоти… Лотастар, Азора Лотастар. О боги мои, я что, превратилась в выездную версию Круга Света?
— О небо, что ты говоришь? — снова совсем близко глаза Лоти, и в них пляшет отсвет того пурпурного заката. — Меч, арка… и имя… Мое имя?
— Да, — я с трудом перевожу дыхание. — Азора Лотастар, рыцарь света. Оруженосец Ярри, Жрицы Воительницы.
— Значит, это она?.. — Тэль-Арно так и не решается произнести вслух, и я ясно угадываю из этой заминки, что Лоти он предан не меньше, чем Снэйкр — своей Сульвас.
И тогда я окончательно прихожу в себя.
— Что там говорилось в вашем предсказании? Что корона станет целой, будучи возложена на голову истинной владелицы! И не сказано, что этой владелицей должна быть именно Королева! Может, потому и упало это сокровище под ноги Аньес, что было предназначено ее потомку?
— А ведь правда… — растерянно произносит Сульвас. — Но кто же тогда ты?
— Обычная ведьма, — роняю я легко и устало, зная, что теперь они верят каждому моему слову. — Ну может, не совсем обычная — я Видящая. В общем, то, чем так и не стали все вы, и чем не так уж трудно стать там, по ту сторону Тени.
Полчаса спустя мы все еще сидим за столом, но теперь на нем жареное мясо с чесноком и горошек в подливе, ячменные лепешки и прекрасный нежный сыр, а также совершенно потрясающее вино, лилово-алое на просвет и почти не дурманящее голову.
— Пей, Лигнор, — приговаривает Снэйкр, подливая мне. — Такого тебе нигде в Каэр Мэйле не нальют — мы с Ниххатом снабжаемся из одних погребов.
Вино, безусловно, роскошное, но я больше налегаю на еду. Не скажу, что я так уж привередлива, но едим мы с Лугхадом много меньше, чем мне хотелось бы, а поскольку кулинар из меня тот еще, то порой едим такую дрянь… И слава всем богам, какие только есть, что за этим столом я могу не вспоминать ни о каких изысканных манерах и насыщаться, не отвлекаясь!
Сульвас зажгла свечи, и венец Адалль-Фианны на голове Лоти поблескивает как-то очень значительно. Она так и не сняла его — и правильно, он очень идет к ее алому камзолу и длинным черным волосам. Подозреваю, кстати, что после рук Райнэи эта вещица утратила немалую часть заложенной в нее силы, так что никакой Королеве она уже власти не добавит. А вот чтобы выявить и усилить полускрытые способности такой, как Лоти, — в самый раз.
— Слушай, Лоти, — спрашиваю я негромко, одну ее, а не всех, Кто за столом, — почему же вы тогда продолжаете служить Райнэе, если знаете ей цену?
— А что, у нас есть какой-то выбор? — Лоти аккуратно намазывает лепешку маслом. — Сама же видела сегодня на лестнице. Так что все наше несогласие не выходит за пределы этого дома.
— Лоти верно говорит, — вмешивается Снэйкр, — но, пожалуй, не только поэтому. Леди Сульвас, конечно, уважают в городе, но особым влиянием она не пользуется. Мы трое — совсем другое дело: Лоти и Тэль — Рыцари Залов, а я готовлю им смену из молодых щенят. Поэтому и возможностей, и информации у нас куда больше. И если вдруг, паче чаяния, что-то случится… — он подмигивает мне, — скажем, объявится-таки истинная Королева…
Я внимательнее вглядываюсь в Снэйкра. А ведь умен мечевластитель, ох как умен… Что бы там ни говорила Сульвас, но и она живет только прошлым — а вот любимый ее не забывает и о будущем, и обоих младшеньких, похоже, так же воспитал. Будь я той, кого они все так ждут, честное слово, не пожелала бы себе иного лорда-правителя. Тем более что, если я ничего не забыла, лорд-правитель и Лорд Избранный вовсе не обязаны быть одним лицом.
Сульвас тем временем достает откуда-то из-за кресла гитару — тоже старую, как и все здесь, и более округлых очертаний, чем у того же Лугхада. Голос у инструмента низкий, глуховатый — Сульвас перебирает струны, и аккорды звучат, словно мерные шаги:
Здравствуй, путник! Слышишь, ветер свищет?
Нас с тобой давно никто не ищет,
Нас с тобой уже никто не помнит…
Ночь темней — усталый мир огромен…
Она не поет, а словно тихонько приговаривает над струнами, и песня такая же, как весь ее рассказ, — спокойная и печальная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Голос леди Сульвас вздрагивает — похоже, именно сейчас пойдет речь о самом главном:
— И тогда главы трех родов Верных… Я называю их имена: Альгрим Серид, Изен Ирраль и Нанета Фоллаи — да будут прокляты они во веки веков!
— Да будут прокляты! — слитно отзываются два мужских и два женских голоса, и холодок пробегает по моей спине от осознания, что проклятие это — уже привычный ритуал, что-то вроде молитвы перед обедом…
—…и тогда эти трое проклятых явились к Райнэе и сказали, что признают ее истинной и единственно сущей Королевой, а спутника ее, огневолосого Луга, — законным Лордом с ее воли и своего одобрения. И Альгрим Серид возложил на ее голову ту корону, что когда-то пала с головы Королевы Адельхайд и треснула от удара о камень. Предречено было, что, возложенная на голову истинной владелицы, корона снова станет целой. Но трещина осталась, а Райнэя вернула корону Альгриму и велела хранить и далее — мол, только когда отступит Тень, сумеет она вернуть ей целость. Но даже это очевидное доказательство не заставило тех троих взять назад обеты и клятвы. И даже то, что через несколько десятков лет тот, кого они признали своим Лордом, безумным бродягой пошел по улицам, не умея добыть куска хлеба…
— Боги простят их, — осторожно произношу я. — На них не было благодати, и они в который раз не распознали подмены…
— Но мы — не боги, — неожиданно вскидывает голову Лоти. — И прощать — не в нашей власти, — больше всего меня поражает тон, которым это говорится — спокойный и ровный, без малейшего надрыва. Так говорят о вещах, привычных с детства.
— Естественно, все Верные были приближены и обласканы новой владычицей Каэр Мэйла. И лишь это позволило им уцелеть — ибо не прошло и ста лет, как они остались единственными Вышними в городе. С того момента, как ворота меж мирами закрылись, сила Коричневых Лордов стала медленно, но верно таять, и многие — в том числе и сами Верные — прибегали к близкородственным бракам, чтобы удержать теряемые способности. И прежде всего, не стало главного, что отличало Вышних от простых смертных, и они уже не понимали, что в нас такого, за что нас надо звать Вышними… Тем проще оказалось натравить на нас горожан. Тех же, кто уцелел в резне, прикончили болезни и вырождение — впрочем, это не минуло и Верных. Но самое главное — Тень, что вроде бы отступила при Ульвхильд и правительницах Лиенн, снова поползла на город. С каждым годом мир делался все меньше, и некому было сказать людям, что прежде он был иным. Некому, кроме Верных, — но к тому времени у них хватало и своих проблем.
Ты видишь нас, Лигнор, — то, чем сделали нас наши предки! В нашем роду было больше всего родственных браков — и вот я, вроде бы сильная и крепкая, но бесплодная, как растрескавшийся камень. А Иниана смогла зачать, но бедра ее слишком узки, и с рождения она не выносит дневного света. Вся жизнь ее прошла в стенах этого дома. Остальные здоровее, но лишь потому, что их предки вынуждены были мешать свою кровь с человеческой, ибо Вышней взять было уже неоткуда. Тех же, кто не мешал, нет уже давно. Отец Лоти, понимая, что ему нет пары и потомство его лишится дара, украл дочь шамана Степных Волков. Лоти — последняя Серид, и дорогой ценой заплачено за ее жизнь и способности — девять лет назад Волки добрались до них и из мести вырезали всю семью…
— Знаешь, почему я стала единственной женщиной среди Рыцарей Залов? — все так же спокойно произносит Лоти. — Волки забрали меня к себе вместе с матерью, я жила у них пять лет, подчиняясь их законам. И по этим законам женщина в семнадцать лет должна стать женой воина, если только сама не воин. Лишь взяв в руки меч, я сохранила право вернуться в Кармэль и самой строить свою жизнь. А ведь я так боюсь, что однажды и мне придется кого-нибудь убить…
— Какие мы, ко всем чертям, Вышние! — горько выговаривает Снэйкр. — Ну проживет Сульвас четыреста лет, мы трое по двести пятьдесят — а Иниану ребенок убьет, не пройдет и года! Разве с такими бедрами рожают? Но она, видите ли, единственная, кто может передать наследие Ирралей… кому оно нужно, это наследие! Способностей у нас — кот наплакал, да и теми пользоваться не умеем, даже Золотого наречия толком не знаем!
(Я снова припоминаю рассказы Хозяина: Золотым наречием когда-то именовался Язык Закона, один из трех, несущих магический заряд…)
— Вот поэтому мы и прокляли своих предков, — довершает Сульвас со вздохом. — Когда поняли, что дети наши либо будут обычными людьми, либо вообще не будут. Лоти и Тэль — наша последняя надежда, они и по смертным меркам совсем молоды. А Снэйкр… — она опускает глаза и договаривает чуть менее твердо: — Снэйкр вот уже тридцать лет любит только меня. Мы слишком привыкли быть вместе — все пятеро…
И снова — без малейшего надрыва, просто и печально. Воистину — о настоящем проклятии не кричат. Против воли всплывает в памяти компания из квартиры Влединесс. Оказаться бы здесь кому-то из них да заглянуть в глаза этим пятерым!.. Впрочем, лучше не надо — они бы и здесь сумели все опошлить.
— Я так понимаю, что я — первая, кому вы за все время это изложили, — произношу я в навалившейся тишине.
— Воистину, — склоняет голову Сульвас.
— Но почему именно мне? Вы надеетесь, что если я пришла… оттуда, то и вас сумею вывести? Или научить Закону Цели?
— Не надеемся, — обрезает Снэйкр. — Да нам это и не нужно.
— Тогда что во мне такого, чем я могу вам помочь? Я же… — в этом месте я перехватываю безмолвный взгляд Инианы и прикусываю язык. Уж не знаю, в чем выражается этот пресловутый дар Ирралей, но, похоже, одно из его проявлений — чуять истину нутром. Где-где, а здесь никто не поверит в то, что я простая танцовщица.
Сульвас молча кивает Лота. Та поднимается из-за стола и выходит. Возвращается она минут через пять, а то и семь, и в руках ее — плоская шкатулка из резной пожелтевшей кости.
— Корона Королевы Адельхайд упала к ногам Аньес, — говорит Лоти. — Оттого и хранить ее доверено моему роду, что берет начало от Аньес и Оливера. Возьми ее, Лигнор.
Удивленная, я принимаю в руки шкатулку, надавливаю на язычок запора… Передо мной на черном атласе пылает золотой обруч шириной в два моих пальца, сплошь усаженный изумрудами и рубинами. В центре его — светлая розетка из сплава золота с серебром, а в розетке — большой сапфир цвета вечернего неба. А та роковая трещина расколола корону аккурат с противоположной стороны — получился обруч с незамкнутыми концами. Я смотрю на эту вещь, от которой так и веет запредельной древностью, все еще не сознавая…
— Неужели мы ошиблись? — это голос Тэль-Арно, впервые за весь вечер, и голос этот вслух произносит то, во что я до последней секунды не желала верить. — Ты боишься принять эту корону, потому что ты тоже — не истинная Королева? Надень ее и докажи, что все, что с нами было, — не зря!
Я вскидываю на них глаза. Тэль-Арно, мальчишка не старше двадцати, совсем не похожий на брата — смуглый, черные брови срослись на переносице, скулы вот-вот прорвут кожу… Снэйкр, в черном с золотом, как и брат… а «мечевластитель» — это чин воинского наставника — всплывает откуда-то… Иниана — лед и Сульвас — огонь… и впереди всех, светлая и чистая, как роса, Лотиа-Изар Серид, темно-серые ждущие глаза распахнуты на пол-лица. «Я крещу вас Водой, а тот, что придет за мной…»
Они слишком долго ждали, они примут любой ответ — и «да», и «нет» — но не «и да, и нет», не истину! Как объяснить им, что я — всего лишь одна пятая той, кого они называют Королевой, а мы — Скиталицей?
— Я крещу вас Огнем, — срывается с моих губ. — А та, что придет за мной, будет крестить вас… Радостью.
И, окончательно перестав понимать, что и зачем делаю, я беру в руки венец Адалль-Фианны и надеваю его на голову Лоти.
Вспышка — или это мне почудилось? — Лоти тянет руку к голове, пытаясь избавиться от того, что легло на нее не по рангу, но ее останавливает крик Снэйкра:
— Не смей!!!
Теперь все видят то же, что и я, кроме самой Лоти, а точнее, не видят — не видят трещины в золоте. Потому что ее больше нет. Корона сверкает, словно только Что вышла из рук ювелира.
А на меня накатывает, и я уже не понимаю, где я и что со мной… пыльный камень и цветное стекло — зеленое, желтое, белое… витраж… ну да, витраж в древнем соборе Ковнаса, очертания стрельчатой арки… да, арка, но теперь это дверной проем, до краев залитый пурпуром заката, и Лоти, в белом рыцарском облачении, встав на одно колено, протягивает меч над огнем… Лоти… Лотастар, Азора Лотастар. О боги мои, я что, превратилась в выездную версию Круга Света?
— О небо, что ты говоришь? — снова совсем близко глаза Лоти, и в них пляшет отсвет того пурпурного заката. — Меч, арка… и имя… Мое имя?
— Да, — я с трудом перевожу дыхание. — Азора Лотастар, рыцарь света. Оруженосец Ярри, Жрицы Воительницы.
— Значит, это она?.. — Тэль-Арно так и не решается произнести вслух, и я ясно угадываю из этой заминки, что Лоти он предан не меньше, чем Снэйкр — своей Сульвас.
И тогда я окончательно прихожу в себя.
— Что там говорилось в вашем предсказании? Что корона станет целой, будучи возложена на голову истинной владелицы! И не сказано, что этой владелицей должна быть именно Королева! Может, потому и упало это сокровище под ноги Аньес, что было предназначено ее потомку?
— А ведь правда… — растерянно произносит Сульвас. — Но кто же тогда ты?
— Обычная ведьма, — роняю я легко и устало, зная, что теперь они верят каждому моему слову. — Ну может, не совсем обычная — я Видящая. В общем, то, чем так и не стали все вы, и чем не так уж трудно стать там, по ту сторону Тени.
Полчаса спустя мы все еще сидим за столом, но теперь на нем жареное мясо с чесноком и горошек в подливе, ячменные лепешки и прекрасный нежный сыр, а также совершенно потрясающее вино, лилово-алое на просвет и почти не дурманящее голову.
— Пей, Лигнор, — приговаривает Снэйкр, подливая мне. — Такого тебе нигде в Каэр Мэйле не нальют — мы с Ниххатом снабжаемся из одних погребов.
Вино, безусловно, роскошное, но я больше налегаю на еду. Не скажу, что я так уж привередлива, но едим мы с Лугхадом много меньше, чем мне хотелось бы, а поскольку кулинар из меня тот еще, то порой едим такую дрянь… И слава всем богам, какие только есть, что за этим столом я могу не вспоминать ни о каких изысканных манерах и насыщаться, не отвлекаясь!
Сульвас зажгла свечи, и венец Адалль-Фианны на голове Лоти поблескивает как-то очень значительно. Она так и не сняла его — и правильно, он очень идет к ее алому камзолу и длинным черным волосам. Подозреваю, кстати, что после рук Райнэи эта вещица утратила немалую часть заложенной в нее силы, так что никакой Королеве она уже власти не добавит. А вот чтобы выявить и усилить полускрытые способности такой, как Лоти, — в самый раз.
— Слушай, Лоти, — спрашиваю я негромко, одну ее, а не всех, Кто за столом, — почему же вы тогда продолжаете служить Райнэе, если знаете ей цену?
— А что, у нас есть какой-то выбор? — Лоти аккуратно намазывает лепешку маслом. — Сама же видела сегодня на лестнице. Так что все наше несогласие не выходит за пределы этого дома.
— Лоти верно говорит, — вмешивается Снэйкр, — но, пожалуй, не только поэтому. Леди Сульвас, конечно, уважают в городе, но особым влиянием она не пользуется. Мы трое — совсем другое дело: Лоти и Тэль — Рыцари Залов, а я готовлю им смену из молодых щенят. Поэтому и возможностей, и информации у нас куда больше. И если вдруг, паче чаяния, что-то случится… — он подмигивает мне, — скажем, объявится-таки истинная Королева…
Я внимательнее вглядываюсь в Снэйкра. А ведь умен мечевластитель, ох как умен… Что бы там ни говорила Сульвас, но и она живет только прошлым — а вот любимый ее не забывает и о будущем, и обоих младшеньких, похоже, так же воспитал. Будь я той, кого они все так ждут, честное слово, не пожелала бы себе иного лорда-правителя. Тем более что, если я ничего не забыла, лорд-правитель и Лорд Избранный вовсе не обязаны быть одним лицом.
Сульвас тем временем достает откуда-то из-за кресла гитару — тоже старую, как и все здесь, и более округлых очертаний, чем у того же Лугхада. Голос у инструмента низкий, глуховатый — Сульвас перебирает струны, и аккорды звучат, словно мерные шаги:
Здравствуй, путник! Слышишь, ветер свищет?
Нас с тобой давно никто не ищет,
Нас с тобой уже никто не помнит…
Ночь темней — усталый мир огромен…
Она не поет, а словно тихонько приговаривает над струнами, и песня такая же, как весь ее рассказ, — спокойная и печальная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54