Наверное, уснула прямо там, в Ковровой гостиной, и Флетчер на руках принес меня сюда — да, он был здесь, и потом, больше некому. Но где он, в таком случае?!
И… откуда это отчетливое ощущение его присутствия? Страх холодной лапкой потрогал меня за сердце, и, не помня себя от иррационального ужаса, я отчаянно зову:
— Флетчер!
— Эленд! — словно дуновение ветра, призрак голоса, прилетевший ниоткуда. С трудом удерживаясь от того, чтобы не заорать в полный голос, я тянусь к изножью кровати, чтобы зажечь свечу в светильне с водой. И на полпути понимаю, что это совсем не нужно, ибо вижу, откуда идет сияние, наполняющее ночную комнату.
Громадное зеркало в бронзовой раме, тоже в изножье, но справа от кровати, не отражает ни меня, ни обстановку. В нем снег, снежная равнина, и совсем близко на этой равнине — та самая Башня, через которую ходят куда не надо. Я так и не видела ее силуэта со стороны, но, наверное, узнала бы и в бреду, и на смертном ложе…
Откуда в южной эсхарской ночи повеяло таким леденящим холодом? Неужели из зеркала?! На ходу кое-как натянув свитер, кидаюсь к пугающему видению, касаюсь стекла ладонями, словно желая протянуть руки туда… конечно, под моими пальцами лишь стекло, я Видящая Суть, но уходить через зеркало могут только маги высочайшего уровня. Люди до такого опыта обычно не доживают, только Нездешние.
Под моими ладонями стекло теплеет… во имя всех богов Света, что это?!
Видение в зеркале меняется, и я оказываюсь лицом к лицу с Флетчером. Он стоит в такой же позе, как и я, чуть развернувшись от зеркала, и руки наши в стекле — как отражение друг друга, касаются… через преграду. Я замираю, боясь пошевелиться. Случайно угаданная поза — ключ, измени я ее — и связь пропадет. Я знаю, и не спрашивайте, откуда.
Через плечо его я вижу, что он в той же комнате, где держали меня, во всяком случае, та же планировка, те же льдисто-белые стены, тот же широкий подоконник, только мебель другая. По крайней мере, в мою бытность никакого зеркала там не было… может, просто другой этаж?
— Флетчер! — шепчу я, не помня себя. — Где ты, что с тобой?
— Эленд… — тот же голос-дуновение в ответ. — Я здесь… не могу выйти…
— Как ты туда попал? — спрашиваю я уже отчетливее.
— Как ты шла… по Орнаменту. Вошел, никого нет… и тут арка в колодце затянулась сама собой. А потом забросило в эту комнату, я даже не понял, как. Не пробиться, магия… и по закону Цели отсюда хода нет… ловушка, силовой кокон…
— Но зачем? — я почти кричу. — Зачем тебя туда понесло?
— Как говорят разведчики, за языком… Тебе грозила опасность, я хотел знать, какая именно…
То, что произношу я в ответ, непереводимо ни на один язык мира. Так изощренно я еще ни разу в жизни не материлась и даже таланта такого за собой не знала.
— Не трусь, Элендишка, — доносится до меня его голос. — Не беспокойся за меня — выберусь. Здесь где-то Дэннис неподалеку… в конце-то концов, я Хейнед Виналкар или где? Я вооружен, и я Мастер… отобьюсь…
В ответ я начинаю в голос рыдать, ничего не могу с собой поделать.
— Я люблю тебя, сволочь, слышишь?! — выкрикиваю я в промежутках между рыданиями. — Люблю, подлец, мерзавец, паршивец, скотина ты этакая! Я умру, если ты сгинешь там! Что я могу сделать для тебя, изверг рода человеческого?
— Ничего… Я сам справлюсь, — по опыту знаю, когда в его голосе появляется такая неестественная твердость, это не ведет к победе ни его, ни меня. — Все, что ты можешь сделать — это успокоиться, не плакать и пожелать мне удачи.
Его ладонь отрывается от моей и движется по стеклу к моему лицу, словно желая стереть с него слезы… в следующую секунду контакт прерывается — он изменил позу, разъединение… Вместо его лица в зеркале возникает мое, бледное от ужаса и перекошенное от плача.
Я медленно оседаю на пол, по-прежнему громко рыдая…
— Эленд, открой! — голос Пэгги из-за двери. — Открой сейчас же!
Кое-как поднявшись, я бреду к двери, плохо понимая, на каком свете нахожусь, как во сне, открываю. Пэгги стоит на пороге в большой цветастой шали, наброшенной прямо на пеньюар.
— Что тут творится? — голос у княгини Эсхарской совсем не княжеский — насмерть перепуганный.
— Пэгги, родная моя, — я кидаюсь к ней, как ни разу в жизни не кидалась к матери, и прижимаюсь к ее широкой груди, — скажи, ты знаешь, где сейчас Флетчер?
— Погоди… Ты задремала, и он унес тебя в спальню. Дэннис в это время куда-то собирался. Вскоре после этого Хэйм спустился вниз и сказал, что пойдет туда же, куда и Дэннис, они вроде о чем-то договорились… Но куда пошел Дэннис, я не в курсе. А что такое? Тебе что-то привиделось? Вещий сон, может быть?
— Пэгги, — я уже не рыдаю, я скулю, как побитый щенок, — эта зараза сейчас в той поганой Башне, из которой я удрала. Сидит в плену и не знает, как выбраться. И кажется, скоро за него возьмутся…
Ответное высказывание Пэгги мне понять не удается — не настолько хорошо я знаю простонародный эсхарский диалект. Но судя по экспрессии, вложенной в эту фразу, она ничем не уступает той, что вылетела из меня перед зеркалом, и характеризует Флетчера и его умственные способности с какой-то новой, неизвестной мне точки зрения…
Остаток ночи я провожу в каком-то болезненном полузабытьи — то снова принимаюсь тихонько плакать на руках у Пэгги, то ненадолго проваливаюсь в полусон-полубред… Машинально отмечаю, что уже совсем рассвело — на старом Пэггином плаще, в который я укутана, без труда можно отличить серую нитку от зеленой.
Зеркало безмолвствует — сама княгиня Эсхарская оказалась бессильна. Пеленг на кристалл Флетчера тоже не берется. В общем, закономерно — после моего бегства только распоследний идиот не усилил бы заслоны и не утроил бдительность…
Внезапно снизу доносятся негромкие голоса:
— Привет, — это Джарвис, младший сын Пэгги. — Ну? Чего-нибудь удалось добиться?
— Глухо, как в турнирном доспехе, — полузнакомый голос, подкрашенный усталым раздражением. — Прохода нет. Полночи бился, но Солтское направление перекрыто наглухо. Тупик, каменная стенка в конце коридора — не лбом же ее прошибать!
— А магия?.. — девчачий голосок, судя по акценту, Авигея. — Тоже никак?
Ответа я уже не слушаю — плотнее заворачиваюсь в плащ и шлепаю босыми ногами вниз по лестнице. Пусть что угодно, но я больше не могу длить это бессильное ожидание, похожее на отчаяние!
У основания лестницы, прислонившись к балюстраде, стоит донельзя усталый Линхи. Рукава его вчерашней рубашки по локоть сереют пылью, через руку перекинут абсолютно мокрый плащ. Вокруг него столпились оба Эсхарских принца и Авигея.
— Боюсь, что там какие-то персональные чары, — расстроено произносит Рысенок. — Что-то вроде кода, пароля. Нужное слово или жест знает только тот сукин сын, который ставил блок, а ты можешь три года под дверью просидеть и все равно не угадать, — здесь он поднимает голову — наши взгляды встречаются, и у Авигеи вырывается жалобное «ой!»…
— Где Флетчер? — с трудом разлепляю я запекшиеся губы.
— Что-о? — выражение лица Линхи тут же меняется.
— Мне сказали, что он ушел с тобой, — отвечаю я, цепляясь за последнюю ускользающую надежду. — Около четырех часов назад он через зеркало говорил со мной из той самой Башни. ГДЕ ОН?
Повисает молчание, подобное смертному приговору.
—…..! — в отличие от меня и Пэгги, для выражения своих эмоций Линхи обошелся одним-единственным словом из пяти букв. При желании я могу отнести его на счет Многой либо на свой собственный. И снова молчание, и страх в глазах Марселла, Джарвиса и Авигеи…
— Так, — наконец выговаривает Линхи. — Это и называется — влипли. Вляпались по самые уши. Говорил же я ему, идиоту…
Раздвинув сочувствующих, он в три прыжка оказывается рядом со мной и успевает подхватить.
— Спокойно, девонька, положение крайне скверное, но еще не безнадежное. Слушай, у тебя случайно не завалялось какой-нибудь вещи этой стервы, которая заманила тебя туда? Совсем хорошо, если бы она была металлической — какая-нибудь булавка, шпилька, что там еще бывает в дамском обиходе…
— У меня остался шнурок от ее накидки, — вспоминаю я. — Я им сумку подвязала, когда сматывалась…
— Не бог весть что, но тащи.
Я пулей кидаюсь в спальню и через пять минут возвращаюсь со шнурком.
— Смотри, тут кончики оправлены в металл, чтобы не лохматились. Это как, пойдет?
Он берет в руки один из наконечников — и вдруг, блеснув улыбкой, быстро чмокает меня в щеку.
— Прости. Признаюсь, я тебя недооценил. Ты здорово облегчаешь мою задачу — это же не просто металл, а медь! И мало того, что медь, так еще и долго ею носимая — видишь, уже прозелень появилась? Именно то, что надо!
Забрав у меня злополучный шнурок, он исчезает где-то в глубине второго этажа. Я сажусь на ступеньку лестницы. Босым ногам холодно на полированном мраморе, но мне сейчас все равно. Все скользит мимо меня, и я не слышу, что там говорят мне, пытаясь утешить, Авигея и Джарвис.
Эмоций нет — только всепоглощающая тоска. Слез тоже нет, то ли передышка, то ли ночью все выплакала.
Флетчер, любимый…
Линхи снова выходит на лестницу, похожий уже не на романдского рыцаря, а на наемника из спецподразделения: куртка и штаны цвета хаки, высокие ботинки, волосы стянуты узлом на затылке, а из-за плеча виднеется рукоять меча в чехле. На поясе тоже висит что-то, чем убивают. Шнурок Многой намотан на его запястье, в глазах суровая решимость.
— Элендис, слушай и запоминай: я сделаю, что смогу, но одним из условий моей успешной работы является отсутствие беспокойства за тебя. Я еще в Романде имел возможность убедиться, что, в отличие от своего менестреля, головой ты думаешь и, не зная броду, в воду не сунешься, но все-таки, пока я не вернусь, сиди здесь и никуда не вылезай.
— Здесь — это в Эсхаре?
— Здесь — это конкретно во дворце княгини Маргариты. Твоя свобода ограничена пределами парка. Это приказ. Марселл, Джарвис, — он оборачивается к принцам, — вы мне головой ответите за эту женщину! А матушке своей скажите, пусть следит за ее безопасностью в магическом плане. Теперь ни за что ручаться нельзя.
Отсалютовав мне, он сбегает вниз по лестнице, внизу останавливается и снова оборачивается ко мне, чего-то ожидая. Я медленно встаю и, не спуская с него взгляда, поднимаю руки в благословляющем жесте — иди и сделай это. Он склоняет голову, принимая мое благословение… и нет его, лишь снизу доносится скрежет тяжелой парадной двери. Через минуту во мне вздрагивает что-то неуловимое, как всегда, когда близ меня происходит размыкание пространства идущим сквозь миры…
— Пойдем, оденешься, — трогает меня за плечо Авигея. — Ноги совсем холодные, так и простудиться недолго.
Интродукция: Линдси
«…Господи, откуда же вас столько… на мою голову? Как вы вообще умудряетесь выжить?
Я-то думал, она вроде Ярри, других я до того не видал — сильная, спокойная, надежная. С такой в любой схватке спина к спине рубиться — одно удовольствие. А тут девчонка с горящими глазами, совершенно беспомощная на вид… Даже удивительно, что это ОНА в Романде столько дел наделала. Ведьма, одно слово! Шинно ее тогда видал, тоже говорит — ведьма, да и только…
А потом она стала танцевать, и была сразу ночью, розой, огнем и серебром, и я понял, в чем ее сила, и в мыслях своих назвал ее Королевой, и был горд стать щитом между нею и стрелой, нацеленной в ее грудь, и осознал, в чем мой долг… И только одного я никак не пойму — неужели она не видит, насколько сильнее… своего менестреля?!»
Туман, сероватый и вязкий, висел над болотом, как драная шаль. Но шаль дает тепло, а эта пелена, искажающая звуки и делающая бесполезным зрение, обволакивала липкой сыростью, пронизывающей до самых косточек. Одежда не хранила тепло тела, тело своим теплом не в состоянии было высушить тяжелую влажную одежду.
Туманное Ожерелье. Одно из загадочных мест мироздания. То ли по прихоти Тени наползает подобная мерзость на островок еще живой Сути, грозя поглотить его, либо (так тоже бывает) надежно изолируя от внешнего мира и любых случайных гостей. То ли это просто некий странный проход между Сутями, наподобие Силовых Орнаментов или леса, где время стоит…
Линхи, ругнувшись про себя, еще раз взглянул на часы. Стрелки не двигались — уже трое суток, которые он блуждает в этом гнусном болоте. Вот и гадай, стоит ли тут время или часы погубила всепроникающая сырость… За эти три дня он дважды проваливался по шею, и выбраться удавалось лишь с помощью отчаянных молитв стихии Земли, перемежаемых поминанием такой-то матери. Ох, чтоб вы все так жили! Земля в этом месте имеет хоть какую-то силу, а вот огонь, верный друг, не подводивший ни разу… Чему тут гореть, я вас спрашиваю? Все отсырело и прогнило, наверное, еще до падения первого Города, который был везде.
Здесь царила вода и ее порок — ложь. Ничему нельзя было довериться — ни кочке, ускользающей из-под ног и растекающейся жидкой грязью, ни шорохам и звукам, доносящимся совсем не с той стороны и превращающим далекое в близкое, ни собственным глазам, видящим лишь иллюзии, которые порочная вода соткала на пару со столь же порочным воздухом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
И… откуда это отчетливое ощущение его присутствия? Страх холодной лапкой потрогал меня за сердце, и, не помня себя от иррационального ужаса, я отчаянно зову:
— Флетчер!
— Эленд! — словно дуновение ветра, призрак голоса, прилетевший ниоткуда. С трудом удерживаясь от того, чтобы не заорать в полный голос, я тянусь к изножью кровати, чтобы зажечь свечу в светильне с водой. И на полпути понимаю, что это совсем не нужно, ибо вижу, откуда идет сияние, наполняющее ночную комнату.
Громадное зеркало в бронзовой раме, тоже в изножье, но справа от кровати, не отражает ни меня, ни обстановку. В нем снег, снежная равнина, и совсем близко на этой равнине — та самая Башня, через которую ходят куда не надо. Я так и не видела ее силуэта со стороны, но, наверное, узнала бы и в бреду, и на смертном ложе…
Откуда в южной эсхарской ночи повеяло таким леденящим холодом? Неужели из зеркала?! На ходу кое-как натянув свитер, кидаюсь к пугающему видению, касаюсь стекла ладонями, словно желая протянуть руки туда… конечно, под моими пальцами лишь стекло, я Видящая Суть, но уходить через зеркало могут только маги высочайшего уровня. Люди до такого опыта обычно не доживают, только Нездешние.
Под моими ладонями стекло теплеет… во имя всех богов Света, что это?!
Видение в зеркале меняется, и я оказываюсь лицом к лицу с Флетчером. Он стоит в такой же позе, как и я, чуть развернувшись от зеркала, и руки наши в стекле — как отражение друг друга, касаются… через преграду. Я замираю, боясь пошевелиться. Случайно угаданная поза — ключ, измени я ее — и связь пропадет. Я знаю, и не спрашивайте, откуда.
Через плечо его я вижу, что он в той же комнате, где держали меня, во всяком случае, та же планировка, те же льдисто-белые стены, тот же широкий подоконник, только мебель другая. По крайней мере, в мою бытность никакого зеркала там не было… может, просто другой этаж?
— Флетчер! — шепчу я, не помня себя. — Где ты, что с тобой?
— Эленд… — тот же голос-дуновение в ответ. — Я здесь… не могу выйти…
— Как ты туда попал? — спрашиваю я уже отчетливее.
— Как ты шла… по Орнаменту. Вошел, никого нет… и тут арка в колодце затянулась сама собой. А потом забросило в эту комнату, я даже не понял, как. Не пробиться, магия… и по закону Цели отсюда хода нет… ловушка, силовой кокон…
— Но зачем? — я почти кричу. — Зачем тебя туда понесло?
— Как говорят разведчики, за языком… Тебе грозила опасность, я хотел знать, какая именно…
То, что произношу я в ответ, непереводимо ни на один язык мира. Так изощренно я еще ни разу в жизни не материлась и даже таланта такого за собой не знала.
— Не трусь, Элендишка, — доносится до меня его голос. — Не беспокойся за меня — выберусь. Здесь где-то Дэннис неподалеку… в конце-то концов, я Хейнед Виналкар или где? Я вооружен, и я Мастер… отобьюсь…
В ответ я начинаю в голос рыдать, ничего не могу с собой поделать.
— Я люблю тебя, сволочь, слышишь?! — выкрикиваю я в промежутках между рыданиями. — Люблю, подлец, мерзавец, паршивец, скотина ты этакая! Я умру, если ты сгинешь там! Что я могу сделать для тебя, изверг рода человеческого?
— Ничего… Я сам справлюсь, — по опыту знаю, когда в его голосе появляется такая неестественная твердость, это не ведет к победе ни его, ни меня. — Все, что ты можешь сделать — это успокоиться, не плакать и пожелать мне удачи.
Его ладонь отрывается от моей и движется по стеклу к моему лицу, словно желая стереть с него слезы… в следующую секунду контакт прерывается — он изменил позу, разъединение… Вместо его лица в зеркале возникает мое, бледное от ужаса и перекошенное от плача.
Я медленно оседаю на пол, по-прежнему громко рыдая…
— Эленд, открой! — голос Пэгги из-за двери. — Открой сейчас же!
Кое-как поднявшись, я бреду к двери, плохо понимая, на каком свете нахожусь, как во сне, открываю. Пэгги стоит на пороге в большой цветастой шали, наброшенной прямо на пеньюар.
— Что тут творится? — голос у княгини Эсхарской совсем не княжеский — насмерть перепуганный.
— Пэгги, родная моя, — я кидаюсь к ней, как ни разу в жизни не кидалась к матери, и прижимаюсь к ее широкой груди, — скажи, ты знаешь, где сейчас Флетчер?
— Погоди… Ты задремала, и он унес тебя в спальню. Дэннис в это время куда-то собирался. Вскоре после этого Хэйм спустился вниз и сказал, что пойдет туда же, куда и Дэннис, они вроде о чем-то договорились… Но куда пошел Дэннис, я не в курсе. А что такое? Тебе что-то привиделось? Вещий сон, может быть?
— Пэгги, — я уже не рыдаю, я скулю, как побитый щенок, — эта зараза сейчас в той поганой Башне, из которой я удрала. Сидит в плену и не знает, как выбраться. И кажется, скоро за него возьмутся…
Ответное высказывание Пэгги мне понять не удается — не настолько хорошо я знаю простонародный эсхарский диалект. Но судя по экспрессии, вложенной в эту фразу, она ничем не уступает той, что вылетела из меня перед зеркалом, и характеризует Флетчера и его умственные способности с какой-то новой, неизвестной мне точки зрения…
Остаток ночи я провожу в каком-то болезненном полузабытьи — то снова принимаюсь тихонько плакать на руках у Пэгги, то ненадолго проваливаюсь в полусон-полубред… Машинально отмечаю, что уже совсем рассвело — на старом Пэггином плаще, в который я укутана, без труда можно отличить серую нитку от зеленой.
Зеркало безмолвствует — сама княгиня Эсхарская оказалась бессильна. Пеленг на кристалл Флетчера тоже не берется. В общем, закономерно — после моего бегства только распоследний идиот не усилил бы заслоны и не утроил бдительность…
Внезапно снизу доносятся негромкие голоса:
— Привет, — это Джарвис, младший сын Пэгги. — Ну? Чего-нибудь удалось добиться?
— Глухо, как в турнирном доспехе, — полузнакомый голос, подкрашенный усталым раздражением. — Прохода нет. Полночи бился, но Солтское направление перекрыто наглухо. Тупик, каменная стенка в конце коридора — не лбом же ее прошибать!
— А магия?.. — девчачий голосок, судя по акценту, Авигея. — Тоже никак?
Ответа я уже не слушаю — плотнее заворачиваюсь в плащ и шлепаю босыми ногами вниз по лестнице. Пусть что угодно, но я больше не могу длить это бессильное ожидание, похожее на отчаяние!
У основания лестницы, прислонившись к балюстраде, стоит донельзя усталый Линхи. Рукава его вчерашней рубашки по локоть сереют пылью, через руку перекинут абсолютно мокрый плащ. Вокруг него столпились оба Эсхарских принца и Авигея.
— Боюсь, что там какие-то персональные чары, — расстроено произносит Рысенок. — Что-то вроде кода, пароля. Нужное слово или жест знает только тот сукин сын, который ставил блок, а ты можешь три года под дверью просидеть и все равно не угадать, — здесь он поднимает голову — наши взгляды встречаются, и у Авигеи вырывается жалобное «ой!»…
— Где Флетчер? — с трудом разлепляю я запекшиеся губы.
— Что-о? — выражение лица Линхи тут же меняется.
— Мне сказали, что он ушел с тобой, — отвечаю я, цепляясь за последнюю ускользающую надежду. — Около четырех часов назад он через зеркало говорил со мной из той самой Башни. ГДЕ ОН?
Повисает молчание, подобное смертному приговору.
—…..! — в отличие от меня и Пэгги, для выражения своих эмоций Линхи обошелся одним-единственным словом из пяти букв. При желании я могу отнести его на счет Многой либо на свой собственный. И снова молчание, и страх в глазах Марселла, Джарвиса и Авигеи…
— Так, — наконец выговаривает Линхи. — Это и называется — влипли. Вляпались по самые уши. Говорил же я ему, идиоту…
Раздвинув сочувствующих, он в три прыжка оказывается рядом со мной и успевает подхватить.
— Спокойно, девонька, положение крайне скверное, но еще не безнадежное. Слушай, у тебя случайно не завалялось какой-нибудь вещи этой стервы, которая заманила тебя туда? Совсем хорошо, если бы она была металлической — какая-нибудь булавка, шпилька, что там еще бывает в дамском обиходе…
— У меня остался шнурок от ее накидки, — вспоминаю я. — Я им сумку подвязала, когда сматывалась…
— Не бог весть что, но тащи.
Я пулей кидаюсь в спальню и через пять минут возвращаюсь со шнурком.
— Смотри, тут кончики оправлены в металл, чтобы не лохматились. Это как, пойдет?
Он берет в руки один из наконечников — и вдруг, блеснув улыбкой, быстро чмокает меня в щеку.
— Прости. Признаюсь, я тебя недооценил. Ты здорово облегчаешь мою задачу — это же не просто металл, а медь! И мало того, что медь, так еще и долго ею носимая — видишь, уже прозелень появилась? Именно то, что надо!
Забрав у меня злополучный шнурок, он исчезает где-то в глубине второго этажа. Я сажусь на ступеньку лестницы. Босым ногам холодно на полированном мраморе, но мне сейчас все равно. Все скользит мимо меня, и я не слышу, что там говорят мне, пытаясь утешить, Авигея и Джарвис.
Эмоций нет — только всепоглощающая тоска. Слез тоже нет, то ли передышка, то ли ночью все выплакала.
Флетчер, любимый…
Линхи снова выходит на лестницу, похожий уже не на романдского рыцаря, а на наемника из спецподразделения: куртка и штаны цвета хаки, высокие ботинки, волосы стянуты узлом на затылке, а из-за плеча виднеется рукоять меча в чехле. На поясе тоже висит что-то, чем убивают. Шнурок Многой намотан на его запястье, в глазах суровая решимость.
— Элендис, слушай и запоминай: я сделаю, что смогу, но одним из условий моей успешной работы является отсутствие беспокойства за тебя. Я еще в Романде имел возможность убедиться, что, в отличие от своего менестреля, головой ты думаешь и, не зная броду, в воду не сунешься, но все-таки, пока я не вернусь, сиди здесь и никуда не вылезай.
— Здесь — это в Эсхаре?
— Здесь — это конкретно во дворце княгини Маргариты. Твоя свобода ограничена пределами парка. Это приказ. Марселл, Джарвис, — он оборачивается к принцам, — вы мне головой ответите за эту женщину! А матушке своей скажите, пусть следит за ее безопасностью в магическом плане. Теперь ни за что ручаться нельзя.
Отсалютовав мне, он сбегает вниз по лестнице, внизу останавливается и снова оборачивается ко мне, чего-то ожидая. Я медленно встаю и, не спуская с него взгляда, поднимаю руки в благословляющем жесте — иди и сделай это. Он склоняет голову, принимая мое благословение… и нет его, лишь снизу доносится скрежет тяжелой парадной двери. Через минуту во мне вздрагивает что-то неуловимое, как всегда, когда близ меня происходит размыкание пространства идущим сквозь миры…
— Пойдем, оденешься, — трогает меня за плечо Авигея. — Ноги совсем холодные, так и простудиться недолго.
Интродукция: Линдси
«…Господи, откуда же вас столько… на мою голову? Как вы вообще умудряетесь выжить?
Я-то думал, она вроде Ярри, других я до того не видал — сильная, спокойная, надежная. С такой в любой схватке спина к спине рубиться — одно удовольствие. А тут девчонка с горящими глазами, совершенно беспомощная на вид… Даже удивительно, что это ОНА в Романде столько дел наделала. Ведьма, одно слово! Шинно ее тогда видал, тоже говорит — ведьма, да и только…
А потом она стала танцевать, и была сразу ночью, розой, огнем и серебром, и я понял, в чем ее сила, и в мыслях своих назвал ее Королевой, и был горд стать щитом между нею и стрелой, нацеленной в ее грудь, и осознал, в чем мой долг… И только одного я никак не пойму — неужели она не видит, насколько сильнее… своего менестреля?!»
Туман, сероватый и вязкий, висел над болотом, как драная шаль. Но шаль дает тепло, а эта пелена, искажающая звуки и делающая бесполезным зрение, обволакивала липкой сыростью, пронизывающей до самых косточек. Одежда не хранила тепло тела, тело своим теплом не в состоянии было высушить тяжелую влажную одежду.
Туманное Ожерелье. Одно из загадочных мест мироздания. То ли по прихоти Тени наползает подобная мерзость на островок еще живой Сути, грозя поглотить его, либо (так тоже бывает) надежно изолируя от внешнего мира и любых случайных гостей. То ли это просто некий странный проход между Сутями, наподобие Силовых Орнаментов или леса, где время стоит…
Линхи, ругнувшись про себя, еще раз взглянул на часы. Стрелки не двигались — уже трое суток, которые он блуждает в этом гнусном болоте. Вот и гадай, стоит ли тут время или часы погубила всепроникающая сырость… За эти три дня он дважды проваливался по шею, и выбраться удавалось лишь с помощью отчаянных молитв стихии Земли, перемежаемых поминанием такой-то матери. Ох, чтоб вы все так жили! Земля в этом месте имеет хоть какую-то силу, а вот огонь, верный друг, не подводивший ни разу… Чему тут гореть, я вас спрашиваю? Все отсырело и прогнило, наверное, еще до падения первого Города, который был везде.
Здесь царила вода и ее порок — ложь. Ничему нельзя было довериться — ни кочке, ускользающей из-под ног и растекающейся жидкой грязью, ни шорохам и звукам, доносящимся совсем не с той стороны и превращающим далекое в близкое, ни собственным глазам, видящим лишь иллюзии, которые порочная вода соткала на пару со столь же порочным воздухом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54