— Вам интересно? Одно время шли жаркие споры, стоит ли хранить подобные экспонаты в подвале церкви, если теория верна. Однако, бесспорно, лучшее место для зла — прямо под оком у Господа. Если, конечно, это и вправду зло.
— Было бы интересно послушать.
— Ну, прежде всего, сюжет этих изображений не содержит ничего особенного — исполнение супружеского долга, семейный быт. Потом за дело взялись специалисты по визуальной семантике. Идея состояла в том, что поскольку нам показаны два достаточно специфических действия, между ними должна быть определенная взаимосвязь. На первом рисунке женщина подносит мужчине чашу, и он пьет. На втором он дает напиться женщине, — смотритель умолк и с опаской покосился на меня. После того, как я сорвалась, услышав ангела, он боялся моей излишне нервной реакции на его слова. — Я имею в виду, что она пьет кровь из его сонной артерии. Следовательно, если теоретики не ошибаются, мы имеем дело с вампиризмом. Скорее всего, в этом нет ничего сверхъестественного, возможно, это просто ритуал. Мы так мало знаем о новомарсианах… — и он ударился в рассуждения, как еще можно трактовать изображение на саване.
Я стояла и вызывала в памяти тот приезд Касси в гости к матери. Тетушка вообще не обращала на меня никакого внимания — пока не перечитала материнские письма с недоговорками и намеками. Мама, наверное, ты видела камень и рассказала о нем своей сестре. Я знаю, ты видела его, и когда он был чист и прозрачен, и когда бывал кровавым. И этого хватило, чтобы Касси уловила связь между копиями в церковном подвале, которые, как она считала, показал ей сам Господь — и мною…
— Но суеверие подобно вину — от пристрастия к нему очень трудно избавиться, — тем временем говорил мой гид. — Худшие времена для нашей экспозиции наступили, когда строительный робот извлек из-под земли кости.
Я кое-что поняла про этого человека. Невзирая на то, что он волновался за меня, причем вполне искренне, он все же привел меня сюда, вниз, потому что после случая с ангелом был уверен, что моя реакция на его экскурс будет крайне эмоциональной, возможно, даже истеричной. Много месяцев у него не было посетителей, перед которыми он мог бы потешить самолюбие, и когда я закричала в церкви, где-то в глубине темной стороны его души нарисовалась картина, как я еще немного повизжу среди экспонатов. А я вот не стала. И теперь он ждал. Пора было хоть что-нибудь сказать.
— Вы хотите сказать, что были найдены и другие захоронения?
— В некотором смысле. На самом деле я имел в виду, что за пределами собственно могилы, в подземном тоннеле, были обнаружены человеческие кости.
Наверное, я ослышалась. Такого не могло быть.
— Человеческие?
— О да. И эта загадка вызвала множество глупейших пересудов со стороны противников того, что мы храним здесь артефакты захоронения. Я помню одну леди, которая приехала сюда аж из самого Ареса, чтобы высказаться. У нее еще была такая громкая фамилия… что-то вроде Куперман…
— Коберман, — машинально поправила я, не успев прикусить язык.
— Точно! По-моему, именно так ее и звали. А откуда вы знаете?
— Коберман — весьма известное в Аресе имя. Очень богатое семейство бизнесменов.
— Могу поверить. Так вот, эта леди очень много говорила о Боге и о том, в каком долгу она перед Ним. Она, не побоюсь этого слова, пугала меня. Но оказалось, что все ее возражения против музея совершенно беспочвенны, она даже не знала о человеческих останках. И тогда Пеннингтон, тогдашний смотритель, проболтался ей о них. Леди побледнела как смерть. Это был первый случай, когда женщина потеряла сознание в нашей церкви — вы едва не стали второй. А когда она пришла в себя, то, представьте, заявила, что у нее было видение. Я люблю Господа своего, мисс Холланд, но все эти озарения, подобные удару молнии…
Я ничего не чувствовала. Нет, не совсем так. Я ощущала холодное лезвие у своего горла — легкое, как крыло бабочки. Я не могла подтолкнуть его, но этого и не требовалось.
— Дело в том, — продолжал свой рассказ смотритель, — что кости, которые извлек на свет строительный робот, принадлежали совершенно здоровой девочке, примерно одиннадцати лет от роду, только-только вступившей в пору созревания. Причина смерти осталась неясна, но я думаю, что она забралась в тот лаз, играя, а в воздухе, наверное, было что-то не то, и ребенок задохнулся. Но для суеверов такое объяснение не подходит. Кто-то заманил ее и убил там, говорят они. Ну кто в здравом уме согласится, что склеп может заманить и убить девочку?
Мне было холодно. Господи, как холодно! Я замерзла до костей, до корней волос, до кончиков пальцев, даже слезы замерзли. Холодно, холодно, холодно…
— И кто же это был?
— Девочка, которой принадлежали кости? Видите ли, признаю, что это прозвучит забавно. Смерть наступила примерно за одиннадцать лет до того, как были найдены останки. Несмотря на то, что некоторые фрагменты разрушились под воздействием марсианской почвы, нам удалось точно установить год смерти. Но вся проблема в том, что в тот год у нас в Восточном не было зафиксировано ни одного случая, чтобы ребенок пропал без вести. Обычно в подобных ситуациях останки идентифицируют по зубам. У покойной были прелестные маленькие зубки, в основном безупречные и здоровые, но над одним из коренных все же поработал врач. Подняли все записи стоматологов за соответствующий год, и единственным ребенком, которому, согласно документам, лечили тот же зуб, оказалась девочка по имени…
Нет. Нет. Не надо!
— …Сабелла Кэй.
Он произнес — Ки. Может быть, это значит, что все в порядке. Возможно… это не… это не может…
— Но эта Сабелла Ки… Сабелла — прелестное имя, не правда ли? Так вот, она вовсе не пропадала без вести. На самом деле они с матерью уехали из нашего городка примерно три года спустя после предположительной даты смерти девочки, и теперь живут где-то в округе Брейда. Мы правда, не пытались узнать их точное местожительство. Но все равно думаю, что слухи уже разошлись.
Нет. Нет.
Этот человек — безумец. Он наговорил все это Касси. И Касси решила… ничего удивительного, что Касси подумала…
Это я забралась в подземный ход. Я забралась туда, и я же вылезла обратно. Я, Сабелла. Сабелла. Ах, мамочка, почему сейчас тебя нет рядом со мной, чтобы сказать этому человеку, что он сошел с ума, а я — твоя дочь, которую ты ударила по щеке, которую ты любила, и которая свела тебя в могилу…
Смотритель еще что-то говорил о костях и пропавшем ребенке. Оставался еще один экспозиционный модуль, но я больше не желала находиться здесь. Теперь я знала, что услышала Касси, что заставило ее ненавидеть и бояться меня — и это была ложь.
Однако я, как всегда, должна заметать следы, где только могу. Волчьи следы.
— Было очень любезно с вашей стороны…
— Но вы еще не осмотрели последний экспонат!
— Я очень-очень извиняюсь. Вы даже не представляете, как я опаздываю!
Вспыхнула подсветка последнего модуля, но я уже стояла на эскалаторе.
«Вылезай! — кричала мне мать. — Бел, вылезай оттуда, это же просто грязная нора! Ты слышишь меня, Бел?»
Но это был всего лишь сон, который привиделся мне по дороге в Арес. Сэнд тогда разбудил меня и сказал, что все хорошо. В тот день матери не было со мной.
Но я же помню. Помню.
Мне было одиннадцать лет от роду, мой отец девять лет как погиб. Я жила в Восточном, и ко мне впервые пришла женская кровь. Я чувствовала себя очень несчастной, ушла бродить за поселком, нашла тоннель, ведущий в каменоломню, который, может быть, символизировал влагалище, и…
И когда я вернулась в Восточное прошлой ночью, оказалось, что моего дома больше нет. Словно кто-то стер мое прошлое тряпкой, словно у меня вообще не было прошлого — так, одни лишь слова… Мне вдруг показалось, что и вся моя память — не более чем подделка, сфабрикованная сознанием.
И все же я помню…
Все, что произошло с тех пор, как я выбралась из тоннеля — четко, ясно, в красках, до боли, со всеми нюансами и оттенками. А все, что было до того… Да, тоже помню, но воспоминания кажутся вылинявшими, словно их слепили из папье-маше…
Я знаю, что мой отец погиб, знаю, где я жила и где пошла в школу. Могу вспомнить, как выглядела та или иная комната, то или иное дерево. Помню цвет платья своей куклы и цвет волос матери — они поседели после смерти отца, и она стала красить их, но оттенок был уже другой. Помню свои оценки в школе и то, как у меня начали резаться постоянные зубы, один из которых, может быть, пришлось лечить у стоматолога. И, может быть, я лазила по деревьям и любила лимонное мороженое…
Но знания эти были как заученные, словно исторические даты в школьную пору. Я помнила, но словно… из вторых рук.
За стенами церкви догорал день — солнцу оставалось светить еще полчаса, и медно-розовые лучи ласкали стены по ту сторону церковной ограды.
Все вокруг меня как будто кружилось в вихре, воздух был полон каких-то точек, деревья казались умирающими. Мир рушился, рассыпался в прах, возвращаясь к первозданному хаосу. Для меня в этом мире больше не было никакого критерия, ничего, на что можно опереться. Даже тело мое предало меня — тело Сабеллы оказалось не принадлежащим ей.
Но нет — в океане хаоса осталась единственная мрачная твердь, последний неподвижный маяк посреди всемирного потопа.
Мститель, темный ангел. Через улицу от церкви был бар, и он стоял у его дверей. Все это время он маячил за моим правым плечом, шел по следу твари, которая, он знал, не была человеком — даже получеловеком, как ей самой казалось, тварь не была. В рассыпающемся мире только мститель остался невредимым, но лишь потому, что он был моей смертью, как я всегда и думала.
Он видел, как я вышла из церкви, но не тронулся с места. Он ждал, когда я сама подойду и опущу голову под меч.
Я повернулась и бросилась бежать. Мимо церкви, в спасительную тень деревьев. Дорожка была выложена плитками, в конце ее виднелся еще один выход на улицу.
Наверное, он бежал за мной, желая поймать. Прежде он всегда ловил меня. Но теперь я знала, что я такое, теперь я бежала не просто от человеческого отмщения, но и от самой себя — от того чудовища, что во сне явилось мне в зеркале, с липкими от крови когтями и раздвоенным змеиным языком. Теперь я точно смогу убежать.
Я где-то обронила сумку. Каблук подломился, я сбросила туфли и побежала дальше.
За моей спиной не было слышно его шагов.
Шляпка зацепилась за ветку и повисла, словно черный ворон. Смешно.
Люди на улице шарахались прочь с моего пути. Проносились мимо удивленные лица. Может быть, это не я бежала, а весь мир мчался прочь от меня, унося с собой Джейса.
Я выскочила на дорогу. Машины неслись мимо меня, обдавая горячим дыханием, но я не оглядывалась, ибо за моей спиной была Смерть.
Толпа. Я бежала, толкалась, завязла, вырвалась. Солнце садилось. Попробуй догнать солнце.
Сабелла бежала. Нет. Не Сабелла. Нечто.
Боль вонзилась в бок, затрудняя движение, тяжелая, будто кусок свинца. Алое небо сползало за горизонт, а над головой уже была чернота.
Где я? Какая память мне пригодится, фальшивая или настоящая?
Настоящая. Я выбежала на большое шоссе за городом. Дальше гипермаркетов и гигантских магазинов, туда, где раньше была пивная, а теперь светились вывески баров, желтые прорези на бархате ночи. На то самое место, где в четырнадцать лет я подцепила светловолосого парня. Все правильно, все прекрасно. Полный круг. Вот и открытый джип на солнечных батареях притормозил рядом со мной.
— Эй, леди!
Хорошо. Все хорошо. Так и должно быть. Я повернулась, протянула руку, и трое ухмыляющихся самцов втащили меня в машину.
Даже смерть не догонит это джип.
Только тогда я оглянулась — и не увидела Джейса. Боль застилала глаза, словно невыплаканные слезы, которые я всегда сдерживала, потому что они — все, что у меня было.
Парни в джипе хохотали, гладили мои волосы, руки, украдкой — грудь, запросто — колени. Они предложили мне вина прямо из горла бутылки, а за ветровым стеклом догорал закат.
Там, где за окраинами Восточного тянулись лесопосадки, джип свернул на неосвещенную грунтовую дорогу. Где-то в темноте они заглушили двигатель, выскочили из машины и вытащили меня. Мне ничего не пришлось делать — они все сделали сами: отнесли, уложили, начали раздевать.
Они окружили меня. Сопротивляться не имело смысла, но им хотелось, чтобы я отбивалась, упиралась или хотя бы испугалась до визга, и тогда они начали бить меня.
Я знала, что так будет. Я действительно не чужда мазохизма, я хотела боли, хотела искупить свои грехи, принимая удары. К тому же все это происходило не со мной. Я умерла тринадцать лет назад, скорчившись у могильной плиты в подземном тоннеле.
Один из них навалился на меня, судорожно ища вход. Его тело было горячим, я чувствовала это сквозь тонкую ткань его рубашки. Двое других валялись на земле, истошно вопили (вместо меня?) и держали меня за руки. Поверх их голов я видела звезды, как будто это что-нибудь значило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22