Матушка — вещь замечательная, но ее недостаточно.
От безделья я рылся в карманах Пилота, отчасти еще и для того, чтобы дать возможность моей правой руке полностью обрести чувствительность. По правде говоря, эта работа не доставляла мне удовольствия — тело, особенно такой красивый труп, как этот, не очень подходило к Папашиной легкой трепотне.
Папаша упаковал девушке руку на высшем уровне, перевязав каждый палец в отдельности и заставив ее натянуть рабочую рукавицу, которую он извлек из своей небольшой укладки.
— Рукавицу на правую руку я потерял, — объяснил он нам, — а она была единственной, которой я пользовался. Эту уж и не знаю, зачем хранил, если бы не нынешний случай. Ну, как рука, Алиса?
Я бы должен был догадаться, что он выпытает ее имя. Мне пришло в голову, что его идея попрошайничества может заключаться в том, чтобы добиться расположения Алисы. Я слышал, что тяга к женщине с возрастом не исчезает. Не полностью, во всяком случае.
Он также помог ей заменить крюком нож на ее культе.
К этому времени я осмотрел все карманы Пилота, до которых мог добраться, не раздевая его, и ничего не обнаружил, кроме трех неправильной формы слитков металла — еще горячих на ощупь. Они оказались как раз в тех местах, где одежда обуглилась.
Перспектива раздевать Пилота мне не улыбалась, кто-нибудь другой выполнит эту работенку, сказал я себе. Мне случалось обыскивать мертвые тела и прежде (а кому не случалось, хотел бы я знать?), но от этого меня уже по-настоящему начинало тошнить. Возможно, я устал, такое случалось со мной. Убийство очень утомительное занятие, это знают все, кто живет в Мертвых землях, и, хотя некоторые устают от него раньше, чем другие, в конце концов устают все.
Должно быть, я как-то выдал свои чувства, потому что Папаша сказал:
— Не унывай, Рэй. Вы с Алисой совершили выдающееся убийство — в парне, я бы сказал, шесть футов и десять дюймов, — поэтому вы должны радоваться. Ты ничего не нашел в его карманах, но ведь остался еще самолет.
— Что же, правда твоя, — согласился я, слегка приободрившись. — В самолете должно еще быть барахло.
Конечно, я не мое рассчитывать на то, что найду там такие вещи, как, скажем, патроны к тридцать восьмому, но там должна быть еда и другие предметы.
— Эй-эй, — поправил меня Папаша, — я сказал «самолет» Ты, видимо, полагаешь, что он разбился, но я так не думаю. Ты хоть разок взглянул на него? Стоит это сделать, поверь мне
Я подпрыгнул, сердце вдруг забилось сильней Я был рад предлогу убраться наконец подальше от трупа, но почувствовал и нечто гораздо большее Я был переполнен волнением, которому не хотел давать название, потому что это сделало бы разочарование слишком большим.
Одно из широких и будто обрубленных крыльев самолета. накренившееся так, что его конец почти касался бетона, скрывал от нашего взгляда шасси. Теперь, обойдя вокруг крыла, я обнаружил, что шасси отсутствует вовсе.
Я вынужден был опуститься на четвереньки и. прижавшись щекой к бетону, внимательно всмотрелся, прежде чем поверил в это. В любой точке «разбитый» самолет по крайней мере на шесть дюймов парил над землей.
Я снова вскочил на ноги. Я был потрясен. Хотел заговорить, но не мог. Ухватился за переднюю кромку крыла, чтобы удержаться от падения. Весь корпус самолета немного подался, а потом стал сопротивляться моему весу с какой-то ленивой мощью — как гороскоп.
— Антигравитация, — прохрипел я, хоть меня и не было слышно в двух футах — Папаша, Алиса! Они овладели антигравитацией. Антигравитация — и она работает.
Алиса как раз обошла вокруг крыла и глядела на меня. Она была тоже потрясена и так же бледна, как, наверное, и я Папаша вежливо стоял в сторонке, с любопытством за нами наблюдая
— Говорил же вам, что вы выиграли стоящий приз, — изрек он в своей констатирующей факты манере
Алиса облизнула губы.
— Рэй, — сказала она, — мы сможем выбраться отсюда. Только четыре слова, но они это сделали. Что-то во мне отомкнулось — нет, взорвалось — так будет точнее.
— Мы можем отправиться куда угодно! — почти кричал я.
— Туда, где нет пыли, — поддерживала меня она — В Мехико, Южную Америку
Она забыла о циничном уговоре обитателей Мертвых, земель верить в то, что пыль не кончается нигде, но об этом забыл и я. Есть ведь разница, имеешь ли ты средства осуществить что-то или нет.
— Рио! — дополнил я ее список. — Обе Индии. Гонконг. Бомбей: Египет, Бермуды. Французская Ривьера!
— Бои быков и чистые постели, — вырвалось у нее. — Рестораны. Плавательные бассейны. Ванные комнаты!
— Подводное плавание, — подхватил я так же истерично. — Автогонки и столы для рулетки!
— «Бентли» и «Порше»!
— Аэробусы, и ДиСи-4, и «Кометы»!
— Мартини, и гашиш, и крем-брюле!
— Горячая пища! Свежий кофе! Азартные игры, курево, танцы, музыка, напитки! — Я чуть было не добавил «женщины», но подумал о том, как будет выглядеть грубовато сбитая маленькая Алиса рядом с этими созданиями из мечты, которых я держал в воображении. Я тактично проглотил слово, но саму идею оставил на потом.
Не думаю, что хоть один из нас точно сознавал, что говорит. Не верю, в частности, чтобы Алисе доставало возраста на собственном опыте испытать все те вещи, о которых она говорила. Эти слова, которые вырывались из нас, были просто сакраментальными символами надолго подавленных желаний.
— Рэй, — Алиса рванулась ко мне, — давай поднимемся на борт.
— Да, — ответил я с готовностью, а потом обнаружил небольшую загвоздку. Люк, ведущий в самолет, находился в паре футов над нашими головами. Тот, кто первым захочет забраться на борт, — или кого будут втаскивать на борт, как, например, Алису из-за ее искалеченной руки, — моментально сдастся на милость оставшегося. Я полагаю, та же мысль пришла в голову и Алисе, потому что она остановилась и посмотрела на меня. Это было немножко похоже на старую головоломку о волке, козе и капусте.
Может быть, кроме того, мы оба опасались, что самолет окажется ловушкой?
Папаша разрешил проблему самым непосредственным образом, чего и следовало от него ожидать. Он спокойно встал между нами, слегка подпрыгнув, ухватился за изогнутый порожек, подтянулся и взобрался в самолет так быстро, что у нас едва ли хватило бы времени предпринять что-нибудь по этому поводу, даже если бы мы хотели. Папаша вместе со всеми своими ножами вряд ли намного выбивался из легчайшей весовой категории. Самолет просел на дюйм, а потом снова качнулся вверх.
Как только Папаша исчез из поля зрения, я отступил назад, доставая свой тридцать восьмой, но секундой позже старик выглянул из люка и, облокотившись на подножку, расцвел улыбкой.
— Поднимайтесь, — сказал он — Местечко что надо. Обещаю, покуда не заберетесь, не нажимать ни на одну кнопку, хоть тут их целая тьма
Я ухмыльнулся в ответ и стал подсаживать Алису. Ей это не понравилось, но она не могла не признать, что вынуждена быть следующей. Она зацепилась крюком за порожек, а Папаша ухватил ее за левое запястье пониже большой рукавицы и потянул.
Потом настала моя очередь. Мне это не нравилось. Мне не нравилось, что эти двое будут нависать надо мной в то время, как мои руки будут беспомощно цепляться за порожек. Но я подумал: «Папаша — чокнутый. Чокнутым можно доверять, по крайней мере кое в чем, хоть и нельзя доверять больше никому» Я начал подтягиваться. Ощущение было странным: самолет сначала поддался, а потом стал сопротивляться, как живое существо. Для него, видимо, было несложно справиться с нашим общим весом, который все равно едва превышал половину веса Пилота.
Внутри кабина оказалась маленькой, но, как Папаша и говорил, до чего же там было здорово! Все выглядело мягким и закругленным, какой представляешь себе собственную утробу, и почти все было приятного для глаза тускло-серебристого цвета. В целом очертания чем-то напоминала внутренность яйца. В носу, который представлял собой тупой конец яйца, размещались пара экранов, широкий обзорный иллюминатор и несколько маленьких циферблатов, а целый легион кнопок, о котором упоминал Папаша, выстроился наподобие клавиатуры пишущей машинки. Правда, кнопок, на которых не было никаких обозначений, хватило бы, чтобы писать по-китайски.
Сразу за приборной доской, ближе к корме, стояла пара очень удобных низких кресел странного вида. Казалось, они развернуты задом наперед, пока я не сообразил, что устраиваться в них нужно, стоя на коленях. Занимающий кресло ложился на живот лицом к приборам, оставляя руки свободными, чтобы нажимать на кнопки и совершать прочие манипуляции. Для подбородков предусматривались подушечки из губчатого материала.
Дальше к корме находились крошечная контрольная панель и боковые сидения, не столь экстравагантные, как передние. Люк, через который мы вошли, был прорезан в борту еще ближе к корме.
Не было ни малейшего намека на какие-нибудь шкафчики или специально отведенные места для хранения вещей, но, непонятно как, прикрепленное к бортам, там находилось немалое количество гладких на ощупь, округлых тюков преимущественно все того же тускло-серебристого цвета, некоторые — побольше, другие — поменьше, саквояжи и сумки, как можно бы назвать их с натяжкой.
Как бы там ни было, кабина выглядела чудесно, более того, она будто жила сама по себе. Похоже, она специально создавалась для определенного человека, а может быть, и им самим. В ней ощущалась некая индивидуальность, своя собственная сильная, но доброжелательная индивидуальность.
А потом я понял, чья это личность там незримо присутствует. И меня чуть не стошнило. Я был так близок к этому, что стал уговаривать себя, будто это антигравитация так воздействует на желудок.
Но все вокруг было настолько интересным, что я заставил себя преодолеть тошноту. Папаша как раз копался в двух огромных тюках, которые громоздились на сиденье второго пилота. Расстегнутые и открытые, они были словно подготовлены к немедленному использованию. В одном из них лежало нечто, плотно свернутое, снабженное ремнями и вполне могущее быть парашютом. В другом хранилась тысяча или больше кубиков, подобных тому, который я вынул из руки Пилота. Все они были аккуратно уложены в кубическую коробку, а она, в свою очередь, находилась в мягкой наружной сумке. Виден был даже промежуток в том месте, откуда Пилот вынул свой кубик.
Я решил снять со стен и открыть остальные сумки, если сумею разобраться, как это сделать. Другим пришла в голову та же идея, но Алисе нужно было снять крюк и заменить его щипцами прежде, чем приступать Папаша помогал ей Места, чтобы делать все это не теснясь, нам вполне хватало
К тому времени, когда Алиса была готова, я раскрыл, в чем заключается фокус с этими сумками. Какая бы сила ни прилагалась, их невозможно было оторвать от бортов, я, по крайней мере, не смог Нельзя было даже сместить их вдоль борта, но как только ты слегка начинал их вращать против часовой стрелки, они снимались без всяких усилий. Вращая по часовой стрелке, можно было прикрепить их назад. Все это выглядело очень странно, но я сказал себе, что раз уж эти ребята сумели создать антигравитационное поле, им ничего на стоило сотворить и еще парочку ненормальных полей.
Случилось мне задуматься и над тем, являются ли «эти ребята» землянами Пилот-то выглядел вполне по-человечески, а вот все эти усовершенствования — нет, не по моим, во всяком случае, представлениям о человеческих достижениях в Век Мертвецов. В любом случае я должен был признать, что мое ласкательное определение «культурные извращенцы» никак не подходит к представителям культуры, способной создавать подобные вещи. Не то чтобы я очень охотно делал это признание Трудно признавать, что существуют исключения из привычно осточертевшего порядка вещей.
Восторг, который я испытывал, снимая со стен и открывая эти рождественские подарки, спас меня от дальнейших размышлений в этом или в других направлениях.
Я сразу сорвал изрядный куш. В первой же сумке обнаружились компас, химическая карманная зажигалка, нож с пилообразной задней кромкой, сумевший поколебать мою привязанность к Матушке, противопылевая маска, представлявшая собой сложный прибор с водным фильтром, и еще несколько предметов, которые превращали все это в роскошный набор для выживания в Мертвых землях
В наборе были еще защитные очки, в которых я никак не мог разобраться, пока не надел и не поглядел сквозь них на ландшафт из обзорного иллюминатора. Ближайший пылевой нанос, который, как я знал, был радиоактивным, светился зеленым, как полуразложившийся труп, цветом в чуть затемненных линзах очков. Ух ты. Да в эти очки вмонтирован счетчик Гейгера, действующий с дистанции в милю, и я сам с собой побился об заклад, что очки работают и ночью. Я тут же засунул их себе в карман.
Мы нашли целые пучки электронных элементов — я думаю, что это были именно они, катушки магнитной ленты, которую оказалось не на чем проигрывать, бобины очень узкой кинопленки с такими маленькими кадрами, что без увеличения нельзя было ничего различить, около трех тысяч сигарет в запечатанных прозрачных пачках по двадцать штук — мы тут же закурили, использовав мою новую зажигалку, книгу с картинками, которые для нас не имели ни малейшего смысла, так как изображали то ли фрагменты паутины, то ли звездные поля — окончательно решить мы так и не смогли, а подписей, чтобы помочь, не оказалось, тонкую книгу рисовой бумаги со страницами, заполненными чем-то вроде китайских иероглифов — вот это уж действительно головоломка, толстую книгу, в которой не было ничего, кроме колонок с цифрами, одни только нули да единицы, и ничего помимо них, несколько крохотных резцов, наконец, губную гармошку Папаша, который делал вид, что только помогает нам в нашей охоте, сей последний предмет тут же присвоил — именно этого от него и следовало ожидать, сказал я себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
От безделья я рылся в карманах Пилота, отчасти еще и для того, чтобы дать возможность моей правой руке полностью обрести чувствительность. По правде говоря, эта работа не доставляла мне удовольствия — тело, особенно такой красивый труп, как этот, не очень подходило к Папашиной легкой трепотне.
Папаша упаковал девушке руку на высшем уровне, перевязав каждый палец в отдельности и заставив ее натянуть рабочую рукавицу, которую он извлек из своей небольшой укладки.
— Рукавицу на правую руку я потерял, — объяснил он нам, — а она была единственной, которой я пользовался. Эту уж и не знаю, зачем хранил, если бы не нынешний случай. Ну, как рука, Алиса?
Я бы должен был догадаться, что он выпытает ее имя. Мне пришло в голову, что его идея попрошайничества может заключаться в том, чтобы добиться расположения Алисы. Я слышал, что тяга к женщине с возрастом не исчезает. Не полностью, во всяком случае.
Он также помог ей заменить крюком нож на ее культе.
К этому времени я осмотрел все карманы Пилота, до которых мог добраться, не раздевая его, и ничего не обнаружил, кроме трех неправильной формы слитков металла — еще горячих на ощупь. Они оказались как раз в тех местах, где одежда обуглилась.
Перспектива раздевать Пилота мне не улыбалась, кто-нибудь другой выполнит эту работенку, сказал я себе. Мне случалось обыскивать мертвые тела и прежде (а кому не случалось, хотел бы я знать?), но от этого меня уже по-настоящему начинало тошнить. Возможно, я устал, такое случалось со мной. Убийство очень утомительное занятие, это знают все, кто живет в Мертвых землях, и, хотя некоторые устают от него раньше, чем другие, в конце концов устают все.
Должно быть, я как-то выдал свои чувства, потому что Папаша сказал:
— Не унывай, Рэй. Вы с Алисой совершили выдающееся убийство — в парне, я бы сказал, шесть футов и десять дюймов, — поэтому вы должны радоваться. Ты ничего не нашел в его карманах, но ведь остался еще самолет.
— Что же, правда твоя, — согласился я, слегка приободрившись. — В самолете должно еще быть барахло.
Конечно, я не мое рассчитывать на то, что найду там такие вещи, как, скажем, патроны к тридцать восьмому, но там должна быть еда и другие предметы.
— Эй-эй, — поправил меня Папаша, — я сказал «самолет» Ты, видимо, полагаешь, что он разбился, но я так не думаю. Ты хоть разок взглянул на него? Стоит это сделать, поверь мне
Я подпрыгнул, сердце вдруг забилось сильней Я был рад предлогу убраться наконец подальше от трупа, но почувствовал и нечто гораздо большее Я был переполнен волнением, которому не хотел давать название, потому что это сделало бы разочарование слишком большим.
Одно из широких и будто обрубленных крыльев самолета. накренившееся так, что его конец почти касался бетона, скрывал от нашего взгляда шасси. Теперь, обойдя вокруг крыла, я обнаружил, что шасси отсутствует вовсе.
Я вынужден был опуститься на четвереньки и. прижавшись щекой к бетону, внимательно всмотрелся, прежде чем поверил в это. В любой точке «разбитый» самолет по крайней мере на шесть дюймов парил над землей.
Я снова вскочил на ноги. Я был потрясен. Хотел заговорить, но не мог. Ухватился за переднюю кромку крыла, чтобы удержаться от падения. Весь корпус самолета немного подался, а потом стал сопротивляться моему весу с какой-то ленивой мощью — как гороскоп.
— Антигравитация, — прохрипел я, хоть меня и не было слышно в двух футах — Папаша, Алиса! Они овладели антигравитацией. Антигравитация — и она работает.
Алиса как раз обошла вокруг крыла и глядела на меня. Она была тоже потрясена и так же бледна, как, наверное, и я Папаша вежливо стоял в сторонке, с любопытством за нами наблюдая
— Говорил же вам, что вы выиграли стоящий приз, — изрек он в своей констатирующей факты манере
Алиса облизнула губы.
— Рэй, — сказала она, — мы сможем выбраться отсюда. Только четыре слова, но они это сделали. Что-то во мне отомкнулось — нет, взорвалось — так будет точнее.
— Мы можем отправиться куда угодно! — почти кричал я.
— Туда, где нет пыли, — поддерживала меня она — В Мехико, Южную Америку
Она забыла о циничном уговоре обитателей Мертвых, земель верить в то, что пыль не кончается нигде, но об этом забыл и я. Есть ведь разница, имеешь ли ты средства осуществить что-то или нет.
— Рио! — дополнил я ее список. — Обе Индии. Гонконг. Бомбей: Египет, Бермуды. Французская Ривьера!
— Бои быков и чистые постели, — вырвалось у нее. — Рестораны. Плавательные бассейны. Ванные комнаты!
— Подводное плавание, — подхватил я так же истерично. — Автогонки и столы для рулетки!
— «Бентли» и «Порше»!
— Аэробусы, и ДиСи-4, и «Кометы»!
— Мартини, и гашиш, и крем-брюле!
— Горячая пища! Свежий кофе! Азартные игры, курево, танцы, музыка, напитки! — Я чуть было не добавил «женщины», но подумал о том, как будет выглядеть грубовато сбитая маленькая Алиса рядом с этими созданиями из мечты, которых я держал в воображении. Я тактично проглотил слово, но саму идею оставил на потом.
Не думаю, что хоть один из нас точно сознавал, что говорит. Не верю, в частности, чтобы Алисе доставало возраста на собственном опыте испытать все те вещи, о которых она говорила. Эти слова, которые вырывались из нас, были просто сакраментальными символами надолго подавленных желаний.
— Рэй, — Алиса рванулась ко мне, — давай поднимемся на борт.
— Да, — ответил я с готовностью, а потом обнаружил небольшую загвоздку. Люк, ведущий в самолет, находился в паре футов над нашими головами. Тот, кто первым захочет забраться на борт, — или кого будут втаскивать на борт, как, например, Алису из-за ее искалеченной руки, — моментально сдастся на милость оставшегося. Я полагаю, та же мысль пришла в голову и Алисе, потому что она остановилась и посмотрела на меня. Это было немножко похоже на старую головоломку о волке, козе и капусте.
Может быть, кроме того, мы оба опасались, что самолет окажется ловушкой?
Папаша разрешил проблему самым непосредственным образом, чего и следовало от него ожидать. Он спокойно встал между нами, слегка подпрыгнув, ухватился за изогнутый порожек, подтянулся и взобрался в самолет так быстро, что у нас едва ли хватило бы времени предпринять что-нибудь по этому поводу, даже если бы мы хотели. Папаша вместе со всеми своими ножами вряд ли намного выбивался из легчайшей весовой категории. Самолет просел на дюйм, а потом снова качнулся вверх.
Как только Папаша исчез из поля зрения, я отступил назад, доставая свой тридцать восьмой, но секундой позже старик выглянул из люка и, облокотившись на подножку, расцвел улыбкой.
— Поднимайтесь, — сказал он — Местечко что надо. Обещаю, покуда не заберетесь, не нажимать ни на одну кнопку, хоть тут их целая тьма
Я ухмыльнулся в ответ и стал подсаживать Алису. Ей это не понравилось, но она не могла не признать, что вынуждена быть следующей. Она зацепилась крюком за порожек, а Папаша ухватил ее за левое запястье пониже большой рукавицы и потянул.
Потом настала моя очередь. Мне это не нравилось. Мне не нравилось, что эти двое будут нависать надо мной в то время, как мои руки будут беспомощно цепляться за порожек. Но я подумал: «Папаша — чокнутый. Чокнутым можно доверять, по крайней мере кое в чем, хоть и нельзя доверять больше никому» Я начал подтягиваться. Ощущение было странным: самолет сначала поддался, а потом стал сопротивляться, как живое существо. Для него, видимо, было несложно справиться с нашим общим весом, который все равно едва превышал половину веса Пилота.
Внутри кабина оказалась маленькой, но, как Папаша и говорил, до чего же там было здорово! Все выглядело мягким и закругленным, какой представляешь себе собственную утробу, и почти все было приятного для глаза тускло-серебристого цвета. В целом очертания чем-то напоминала внутренность яйца. В носу, который представлял собой тупой конец яйца, размещались пара экранов, широкий обзорный иллюминатор и несколько маленьких циферблатов, а целый легион кнопок, о котором упоминал Папаша, выстроился наподобие клавиатуры пишущей машинки. Правда, кнопок, на которых не было никаких обозначений, хватило бы, чтобы писать по-китайски.
Сразу за приборной доской, ближе к корме, стояла пара очень удобных низких кресел странного вида. Казалось, они развернуты задом наперед, пока я не сообразил, что устраиваться в них нужно, стоя на коленях. Занимающий кресло ложился на живот лицом к приборам, оставляя руки свободными, чтобы нажимать на кнопки и совершать прочие манипуляции. Для подбородков предусматривались подушечки из губчатого материала.
Дальше к корме находились крошечная контрольная панель и боковые сидения, не столь экстравагантные, как передние. Люк, через который мы вошли, был прорезан в борту еще ближе к корме.
Не было ни малейшего намека на какие-нибудь шкафчики или специально отведенные места для хранения вещей, но, непонятно как, прикрепленное к бортам, там находилось немалое количество гладких на ощупь, округлых тюков преимущественно все того же тускло-серебристого цвета, некоторые — побольше, другие — поменьше, саквояжи и сумки, как можно бы назвать их с натяжкой.
Как бы там ни было, кабина выглядела чудесно, более того, она будто жила сама по себе. Похоже, она специально создавалась для определенного человека, а может быть, и им самим. В ней ощущалась некая индивидуальность, своя собственная сильная, но доброжелательная индивидуальность.
А потом я понял, чья это личность там незримо присутствует. И меня чуть не стошнило. Я был так близок к этому, что стал уговаривать себя, будто это антигравитация так воздействует на желудок.
Но все вокруг было настолько интересным, что я заставил себя преодолеть тошноту. Папаша как раз копался в двух огромных тюках, которые громоздились на сиденье второго пилота. Расстегнутые и открытые, они были словно подготовлены к немедленному использованию. В одном из них лежало нечто, плотно свернутое, снабженное ремнями и вполне могущее быть парашютом. В другом хранилась тысяча или больше кубиков, подобных тому, который я вынул из руки Пилота. Все они были аккуратно уложены в кубическую коробку, а она, в свою очередь, находилась в мягкой наружной сумке. Виден был даже промежуток в том месте, откуда Пилот вынул свой кубик.
Я решил снять со стен и открыть остальные сумки, если сумею разобраться, как это сделать. Другим пришла в голову та же идея, но Алисе нужно было снять крюк и заменить его щипцами прежде, чем приступать Папаша помогал ей Места, чтобы делать все это не теснясь, нам вполне хватало
К тому времени, когда Алиса была готова, я раскрыл, в чем заключается фокус с этими сумками. Какая бы сила ни прилагалась, их невозможно было оторвать от бортов, я, по крайней мере, не смог Нельзя было даже сместить их вдоль борта, но как только ты слегка начинал их вращать против часовой стрелки, они снимались без всяких усилий. Вращая по часовой стрелке, можно было прикрепить их назад. Все это выглядело очень странно, но я сказал себе, что раз уж эти ребята сумели создать антигравитационное поле, им ничего на стоило сотворить и еще парочку ненормальных полей.
Случилось мне задуматься и над тем, являются ли «эти ребята» землянами Пилот-то выглядел вполне по-человечески, а вот все эти усовершенствования — нет, не по моим, во всяком случае, представлениям о человеческих достижениях в Век Мертвецов. В любом случае я должен был признать, что мое ласкательное определение «культурные извращенцы» никак не подходит к представителям культуры, способной создавать подобные вещи. Не то чтобы я очень охотно делал это признание Трудно признавать, что существуют исключения из привычно осточертевшего порядка вещей.
Восторг, который я испытывал, снимая со стен и открывая эти рождественские подарки, спас меня от дальнейших размышлений в этом или в других направлениях.
Я сразу сорвал изрядный куш. В первой же сумке обнаружились компас, химическая карманная зажигалка, нож с пилообразной задней кромкой, сумевший поколебать мою привязанность к Матушке, противопылевая маска, представлявшая собой сложный прибор с водным фильтром, и еще несколько предметов, которые превращали все это в роскошный набор для выживания в Мертвых землях
В наборе были еще защитные очки, в которых я никак не мог разобраться, пока не надел и не поглядел сквозь них на ландшафт из обзорного иллюминатора. Ближайший пылевой нанос, который, как я знал, был радиоактивным, светился зеленым, как полуразложившийся труп, цветом в чуть затемненных линзах очков. Ух ты. Да в эти очки вмонтирован счетчик Гейгера, действующий с дистанции в милю, и я сам с собой побился об заклад, что очки работают и ночью. Я тут же засунул их себе в карман.
Мы нашли целые пучки электронных элементов — я думаю, что это были именно они, катушки магнитной ленты, которую оказалось не на чем проигрывать, бобины очень узкой кинопленки с такими маленькими кадрами, что без увеличения нельзя было ничего различить, около трех тысяч сигарет в запечатанных прозрачных пачках по двадцать штук — мы тут же закурили, использовав мою новую зажигалку, книгу с картинками, которые для нас не имели ни малейшего смысла, так как изображали то ли фрагменты паутины, то ли звездные поля — окончательно решить мы так и не смогли, а подписей, чтобы помочь, не оказалось, тонкую книгу рисовой бумаги со страницами, заполненными чем-то вроде китайских иероглифов — вот это уж действительно головоломка, толстую книгу, в которой не было ничего, кроме колонок с цифрами, одни только нули да единицы, и ничего помимо них, несколько крохотных резцов, наконец, губную гармошку Папаша, который делал вид, что только помогает нам в нашей охоте, сей последний предмет тут же присвоил — именно этого от него и следовало ожидать, сказал я себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37