Она
подпрыгивала, подпрыгивала. Небо было водянисто-серое, тяжелое от снега.
- Мы скоро будем там, капитан, - говорил Бартоломью. - Уже недалеко.
Мы скоро будем там...
Машина неслась на высокой скорости, турбодвигатели ревели, меняя тон,
когда земля резко уходила вверх.
- Еще чуть-чуть, капитан, - сказал Бартоломью, - и с вами все будет в
порядке.
Теперь машина ползла, увязая в глубоком снегу. Вдруг тряска, которая
наполняла Вселенную с начала времен, прекратилась, словно беззвучно
разбился огромный кристалл. Во внезапную тишину хлынула боль. Генри
чувствовал, что в лицо ему бьет снег.
Голос проткнул его, как нож.
- Я вернусь через минуту, надо расчистить вход.
Холод обжигал ему лицо, словно замерзшее лезвие топора. Какие
глубокие удары наносил падающий топор! Но удары становились слабее,
стихали, словно останавливался маятник на древних часах...
Генри заморгал. Его левый глаз склеился. Казалось, на мозг давит
тяжелый груз. Вдали послышался тихий гул, переросший в непрекращающийся
рев. Он напомнил Генри о водопаде, который он видел однажды на планете с
низкой силой тяжести. Галатея, так она называлась. Широкая река извивалась
по равнине и падала в узкое ущелье, рассыпаясь в окрашенный всеми цветами
радуги занавес, вас окутывали мельчайшие капельки, мягкие и теплые.
Но сейчас капли были холодными, и они секли его, словно град...
Бартоломью стоял над ним. К его щекам прилипли хлопья снега, они
таяли, стекали струйками с подбородка. Его корабельный костюм намок, плечи
замерзли.
- Я снова буду вас поднимать, капитан...
Движение, боль, запах какого-то растения.
- Будете в порядке, капитан... - говорил Бартоломью, - в порядке...

6
Сон звал в свои объятья, но сначала нужно было что-то сделать. Он
пытался вспомнить, что. Казалось, сознание легко ускользает от него,
возвращается в мягкий далекий сон...
Генри снова напрягся, заставляя себя думать о чрезвычайно важном.
ВЕЗДЕХОД ИХ ВЫДАСТ. ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НЕГО... К ВОСТОКУ, ПРИМЕРНО В ТРЕХ
МИЛЯХ ОТСЮДА, ЕСТЬ ВЫСОКИЕ МОРСКИЕ УТЕСЫ...
А ЕЩЕ ТАМ БУДУТ ЛЕТАТЬ ПТИЦЫ, ПАРЯ, РАСКИНУВ ШИРОКИЕ КРЫЛЬЯ, БЕЛЫЕ И
МОЛЧАЛИВЫЕ ПОД ВЫСОКИМ СОЛНЦЕМ.
- ...отрезаю питание передатчика... - говорит Бартоломью. - Они
последуют за нами и найдут наше убежище...
Генри видел лицо Бартоломью, бесцветное, небритое, щеки ввалились,
губы казались черными. Бедный мальчик. Он так и не понял, против чего
пошел...
- Капитан, мне придется избавиться от вездехода. Поеду на восток. На
карте показано побережье - всего в нескольких милях. Может, мне удастся
спихнуть его в воду...
Генри почувствовал, как на лице дернулись мышцы.
- Умница, - сказал он четко, но потом во внезапном приступе отчаяния
понял, что его губы не шевелились. Он пытался вдохнуть...
Какая-то голодная хищная птица схватила его, унесла в пронизанную
красными пятнами темноту. Гнилое бревно, внутри которого бушевал огонь,
взорвалось, и искрящиеся личинки, извиваясь, глубоко впивались в его
плоть, а время текло медленно, как застывающий воск...
- Капитан... Он перевернулся. Падая вниз, ударился о выступ,
отскочил... Затем упал в воду и утонул. Не думаю, что он будет подавать
какой-либо сигнал. Но они могут пойти по следу... Снег...
Голос звучал и звучал, как эхо в огромном зале. Лекция была скучной.
Генри пытался устроиться поуютнее и заснуть. Но стул был твердым. Он
врезался в тело. И кто-то его тряс. И холодно. Ему совсем не хотелось
завтракать, он был болен. Скажите им... слишком болен...
- Я спас винтовку и немного провода, аптечку, небольшой ящик с
продуктами... и брезент. Мне придется оставить вас здесь на несколько
минут, попытаться отыскать место...
...Что-то двигалось в темноте среди звезд. Это был странный, со
стрелообразным носом, корабль. Последовала вспышка - и его собственный
корабль подпрыгнул и задрожал. Противник улетел. Но траектория его полета
была в следящем устройстве.
Корабль мчался домой к пустынной планете, обозначенной на картах как,
Коразон. Он бросился вслед. Тонкий луч света ударил в сторону его корабля.
Металл вспыхнул и сгорел.
Генри продвигался через темноту пешком, паля из пистолета в странную
длинноногую фигуру, одетую в блестящий черный костюм. Он заставил ее
отступить к своему кораблю, затем к порталу, строительство которого и было
целью посадки. Дверь была забаррикадирована и заперта, но капитан вышиб ее
выстрелом из бластера. Войдя внутрь, он столкнулся с существом лицом к
лицу.
Оно было крупнее, но он был сильнее. Наконец, оно упало замертво.
Капитан посмотрел вниз на странно мирное лицо в металлической комнате.
Лицо и тело, скрывавшее кости, которые он похоронил... Когда? Вчера? Но
когда же они сражались?
Но злобы не было. Они оба были чужеземцами, посланцами своего народа,
открывателями новых земель, претендующими на новые миры. Оно нанесло ему
поражение в космосе, когда столкнулись их корабли, но когда на земле
столкнулись их тела, он победил и убил его. Развязке суждено было быть
такой.
...Оно закончило строительство портала, когда Генри его нашел. Ему
стало интересно, и он сначала просунул руку, а затем и сам прошел через
дверь в новый мир с зеленым небом...
И почти забыл вернуться назад...
Музыка была веселой, юная Дульчия танцевала с ним в Огненном
Дворце... Дульчи, девочка моя, нет причины волноваться, говорил он ей...
Нет причины... Он бы не оставил ее, беззащитную, этим волкам, это уж
в его силах. Если молодого Бартоломью можно было спасти... Если в нем есть
то, благодаря чему можно было сделать из него мужчину... Гонка покажет
это, и Генри возвратится с ним домой. Если нет, и он окажется неспособным
заботиться о Дульчии, когда Генри не станет, тогда он не вернется. Генри
об этом позаботится. А она не узнает. Бог ему судья, но Дульчия никогда не
узнает.
Мальчик был плоть от плоти своего отца. Если он настроен идти таким
образом, каким пошел его отец, то он никогда больше не увидит Алдорадо.
Время покажет. Время... И гонка...
Музыка была веселой. Дульчия улыбалась ему, хрупкая, золотоволосая,
тоненькая в серебряном платье с длинной юбкой, сшитом в стиле давно
минувших дней. Ткань шуршала, что-то нашептывая. Она была холодной на
ощупь. Лицо Дульчии тоже было холодным. На мертвых губах не было улыбки.
Как неподвижно она лежала под ослепляющими лампами!
- Мы пытались связаться с вами, капитан. Я не знал, дадите ли вы
согласие на операцию, пятьдесят тысяч кредиток, в конце концов, здесь не
благотворительный...
Из бледного жирного лица текла кровь. Ладони на его плечах были
похожи на бумагу. Он крошил камни руками, пока между пальцами не
заструилась кровь, и на мгновение ему показалось, что сами рубины исходят
кровью...
Он швырнул их на белоснежный стерильный пол, они запрыгали, бросая
красные, зеленые, синие блики. Камни...
- Вот ваши проклятые пятьдесят тысяч кредиток! Почему вы не спасли ей
жизнь!?
Под ярким светом мерцали на фоне мертвой плитки драгоценные камни.
Каким холодным было ее лицо... Они попытались увезти его, он кого-то
ударил, но ему связали руки, сломали кости, и боль заполнила его, ревущего
от ярости.
Прошла вечность. Горы поднимались из морей, по их склонам стекала
грязь, унося бесчисленные трупы микроскопических мертвых существ. Штормы
разбивались о вершины, реки искрились, пробивая себе путь. Прибой
накатывался на низкие пляжи, купающиеся в белом солнечном свете.
Образовавшийся лед разбивался с грохотом, напоминавшим отдаленный пушечный
выстрел.
Он лежал в ледяном прибое, раскачиваемый волнами, которые тащили,
тащили его за собой, не переставая.
- ...Надо проснуться, капитан. Не умирайте.
ЕГО ГЛАЗ БЫЛ ОТКРЫТ. ГЕНРИ ДОВОЛЬНО ЯСНО УВИДЕЛ ЛИЦО БАРТОЛОМЬЮ. ЕСЛИ
БЫ МОЖНО БЫЛО ОБЪЯСНИТЬ, ЧТО ОН ЗАМОРОЖЕН ВО ЛЬДУ, МАЛЬЧИК БЫ ПОНЯЛ, ЧТО
ЛЕД НЕЛЬЗЯ РАЗБИВАТЬ, ИНАЧЕ СНОВА НАХЛЫНЕТ БОЛЬ...
Генри моргнул. Увидел, как посветлело лицо Бартоломью. Мальчику
досталось. Генри вздохнул, он хотел сказать ему... Но голоса не было.
Его язык - о Боже, неужели Таскер отрезал ему язык? Судорожными
усилиями Генри толкал, кусал...
Появилось пятно боли, словно пламя свечи на фоне обгоревшего дерева.
Грудь его задвигалась от того, что можно было назвать призраком смеха.
Какая разница, есть ли у трупа язык!
Что-то коснулось его руки.
- У меня здесь аптечка. Этот препарат должен снимать боль. Надеюсь он
поможет, капитан.
ВСЕ В ПОРЯДКЕ, ЛЭРРИ. Я НИЧЕГОШЕНЬКИ НЕ ЧУВСТВУЮ, ЕСЛИ ЛЕЖУ, НЕ
ДВИГАЯСЬ. ПОНИМАЕШЬ, ЛЭРРИ, Я НАХОЖУСЬ ВНУТРИ ЭТОГО ПИРОГА ИЗ ТЕПЛОГО
ЛЬДА...
НЕТ, ЧЕРТ ТЕБЯ ДЕРИ. НЕ ДАВАЙ МЫСЛЯМ ПУТАТЬСЯ. ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ
ПРОЯСНЕНИЕ ТВОЕГО СОЗНАНИЯ ПЕРЕД КОНЦОМ... НЕ ПОГАНЬ ЕГО ФАНТАЗИЯМИ.
БЕДНЫЙ МАЛЫШ! КАК, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ОН ВЕРНЕТСЯ НАЗАД? ИДТИ ДАЛЕКО, ДВАДЦАТЬ
СОТЕН МИЛЬ, ГОРЫ, ПУСТЫНИ, ТРЯСИНЫ... И ПРИБЛИЖАЮЩАЯСЯ ЗИМА. У НЕГО ЕСТЬ
ОДИН ГОД - КОРОТКИЙ ГОД КОРАЗОНА - ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ЗАРЕГИСТРИРОВАТЬ
ЗАЯВКУ.
Лицо Бартоломью напряглось.
- Я попробую зафиксировать кости, капитан. Я смогу сделать это, мне
так кажется. Я прошел курс в Государственном Институте.
НЕ ТРАТЬ НА МЕНЯ ВРЕМЯ, ЛЭРРИ. ЛЮДИ ТАСКЕРА МОГУТ ПОЯВИТЬСЯ ТАМ,
НАВЕРХУ, В ЛЮБОЙ МОМЕНТ. ОНИ УВИДЯТ СЛЕДЫ. МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ВОЙДУТ, КАК МЫ,
МОЖЕТ, НЕТ. УЖАСНО, ЕСЛИ ЭТИ МЕРЗАВЦЫ ПРИБЕРУТ К РУКАМ ЭТО...
ЗДЕСЬ ТЫ В БЕЗОПАСНОСТИ, ЕСЛИ СПРЯЧЕШЬСЯ В ЛЕСУ. НО ЧЕМ ТЫ БУДЕШЬ
ПИТАТЬСЯ? МОЖЕТ БЫТЬ, ЕСЛИ ТЫ ОТПРАВИШЬСЯ НАЗАД СЕЙЧАС ЖЕ, ПОКА СНЕГ НЕ
ЗАПОЛНИЛ КОЛЕИ... НО ТАМ, СНАРУЖИ, ХОЛОДНО. НАЧИНАЕТСЯ БУРЯ. ОНА МОЖЕТ
ПРОДЛИТЬСЯ НЕДЕЛЮ - ИЛИ ДВЕ. ЗДЕСЬ НЕЧЕГО ЕСТЬ, НО ЕСЛИ ТЫ УЙДЕШЬ, ВЕТЕР И
СНЕГ ДОБЕРУТСЯ ДО ТЕБЯ. НЕ БЕСПОКОЙСЯ О БИРКАХ, ОНИ БОЛЬШЕ НЕ ИМЕЮТ
ЗНАЧЕНИЯ. СЛИШКОМ ПЛОХО. С ДУЛЬЧИЕЙ ВСЕ БУДЕТ В ПОРЯДКЕ. ОНА УМНИЦА...
НО СТАРИК БАРТОЛОМЬЮ... Я ДОЛЖЕН БЫЛ ПРЕДВИДЕТЬ ПОДОБНЫЙ ПОВОРОТ...
СТАРЫЙ ПИРАТ... ОДУРАЧИЛ МЕНЯ...
- Ладно, капитан. Я начинаю.
И появилась настоящая боль. Она продолжалась и продолжалась. Через
какое-то время Генри забыл о ней. И забыл о сломанных костях и новом мире,
найденном и снова потерянном, о буре, ревевшей за порталом, о людях
наверху, охотившихся за ними, и о безграничной пустыне, отделявшей их от
Панго-Ри. Он забыл обо всем этом и о многом другом, словно ничего никогда
не было, только он один в темноте среди звезд.
Потом он начал вспоминать. Сначала, конечно, боль, затем причину
боли...
Второе было немного труднее. Он получил приказ выйти из боя и
отступить к Лидпайпу. Его катер подбили... Грубая посадка. Огонь...
Амос...
Амос был не такой. Его лицо все в морщинах, его рыжие волосы
исчезли...
Амос был мертв. Что-то, связанное с садом, драгоценными камнями и
девушкой Дульчи, но не Дульчией. Только что-то в ее улыбке, в линии щеки,
когда она сидела у огня...
Старик Бартоломью. Не доверяй ему. Он хочет...
Гонка. Молодой Бартоломью с ним; дым и сгоревшие подшипники...
Нет, с этим все в порядке. Только рука. Но, может быть, они
забрались...
Он открыл глаза.
Только один раз. Это сделал нож. Но это был сон. Боже мой, какой сон!
Пусть он уйдет, потеряется в ночных тенях... Как хорошо снова оказаться в
своей кровати, вот только матрац слишком твердый. Где Дульчия?
- Капитан...
Генри различил размытую фигуру, наклонившуюся над ним. Это был
мальчик Лэрри. Имя пришло к нему непонятно откуда. Что он здесь делает?
- Я приготовил вам немного супа, - голос Лэрри дрожал. Фигура
исчезла. Свет стал ярче. Лэрри вернулся. Его лицо было похоже на обтянутый
кожей череп. И у него была накладная борода, в полдюйма длиной. Это было
нелепо. Генри захотелось рассмеяться. Не настоящее лицо на какое-то
мгновение обмануло его.
Его губ коснулось что-то теплое: неописуемо восхитительная жидкость
заполнила его рот. Он почувствовал, как болезненно сжалось горло. Еще
немного теплой жидкости. Она огнем стекала в желудок.
Генри ел с жадностью, забывшись в экстазе утоляемого голода...
Потом Бартоломью вернулся.
- Я соорудил что-то вроде койки из брезента, чтобы поднять вас с
земли. Капитан, я ужасно волновался. Почти неделя. Я боялся, что вы умрете
с голоду. Я оставил консервы вам...
Лэрри говорил и говорил. Это была длинная история. Генри удивился,
почему он так много говорит. И о чем?..
- ...Я поднимался наверх трижды. И не обнаружил никаких признаков
того, что они там были. Я видел следы животных. Я собираюсь отправиться на
охоту...
Иногда он задумывался над тем, кто такой Лэрри, и каждый раз
всплывал, чтобы спросить, но это было слишком трудно, и он погружался
снова, а Лэрри наклонялся над ним, глядя на него полными тревоги глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22