И в то же время я стоял над своим собственным трупом, начиная
осознавать размеры ямы, в которую низвергли меня мои же ошибки.
Оперативный агент Центра Некса - человек, от которого трудно
отделаться: его трудно убить, атаковать, обезвредить, поскольку он защищен
всеми достижениями весьма развитой науки.
Но если его удастся завлечь в замкнутую петлю неосуществленной
альтернативной реальности, псевдо-реальности, из которой нет выхода в
несуществующее будущее, - тогда он выведен из строя навсегда.
Даже если я и остался бы жив (что являлось довольно сомнительным
предположением, если принять во внимание огонь, охватывавший корабль),
выхода нет и никогда не будет - заряд для персонального скачка
использован. Ни одно записывающее устройство не зарегистрировало мой путь,
когда я прыгнул со станции-призрака, отправившись в никуда. И вот теперь
тот, другой "я" убит, убит при выполнении задания, в то мгновение, когда
он снял защитное поле, чтобы пристрелить карга. Данные о нем больше не
будут поступать на центральный пульт, и его вычеркнут из списков, даже не
пожалев об агенте, который был настолько неосторожен, что позволил убить
себя. То же ожидает и двойника, сунувшего свой нос туда, куда не надо.
Мысли заметались в поисках выхода. Нельзя сказать, чтобы мне
нравилось найденное решение, но еще меньше меня привлекала альтернатива
сгореть заживо или утонуть в теплых водах Карибского моря.
Мой личный механизм скачка был внедрен в меня, настроен на меня, но
не был сфокусирован на приемный конец. От него не будет пользы, пока я не
перезаряжу его на базе. Но его дубликат находился в трупе, лежавшем у моих
ног. Цепи этого устройства - от антенны до энергоблока - представляли
собой главным образом нервную систему владельца.
Необратимые изменения в мозгу наступают уже через пять минут после
смерти из-за отсутствия кислорода. Прошло уже не меньше четырех, но
прибор, находившийся в мертвеце, по идее, должен был быть еще в рабочем
состоянии. Конечно, возникал вопрос, на что сейчас сфокусирован импульс,
учитывая коренную перегруппировку причинной последовательности. В какой-то
степени это зависело от того, что было у погибшего на уме в момент смерти.
Палуба раскалилась так, что обувь уже не спасала. Дым окутал все
судно. Пламя ревело, как водопад во время весеннего разлива.
Я примостился рядом со своим мертвым двойником. Челюсти трупа были
раскрыты. Я сунул палец ему в рот и набрал на устройстве, скрытом в
коренном зубе, свой личный код. Пламя наступало на меня сзади.
И тут невидимый великан хлопнул в ладоши, не заметив, что я оказался
между ними.

12
Было темно. Я падал вниз. Но не успел осознать это и подумать, за что
бы ухватиться, как плюхнулся в воду - теплую, зловонную, густую, как
гороховый суп. Я ушел в нее с головой, но тут же выплыл, отплевываясь и с
трудом сдерживая рвоту. Меня начало засасывать. Я сопротивлялся, пытался
плыть и еле-еле придал своему телу более-менее устойчивое положение. Лежа
на спине и приподняв голову над поверхностью, пытался отдышаться. Глаза
залепило чем-то клейким.
Вонь стала настолько густой, что ее можно было резать на куски и
продавать, как линолеум. Я отплевывался, кашлял, шлепал по воде, пока
рука, наконец, не зацепила поднимавшееся дно. Я стукнулся о него коленями
и встал на четвереньки, отфыркиваясь и довольно безрезультатно пытаясь
соскрести с глаз вонючую жижу. Потом попробовал выползти наверх, но
поскользнулся, съехал назад и снова чуть не ушел с головой под воду.
В следующий раз я действовал уже осторожнее: подался вперед (вязкая
жижа поддерживала нижнюю часть моего тела) и выбрался на берег. Берег
показался мне странным - твердая, гладкая, как унитаз, поверхность плавно
изгибалась кверху. Я полз наощупь, соскальзывая, шлепая руками по грязи,
задыхаясь от нестерпимой вони. Что-то губкообразное и гниющее развалилось
на куски от моих прикосновений. Я снова попробовал выкарабкаться наверх,
но, поднявшись на ярд, соскользнул вниз на два.
Я уже начал уставать. Зацепиться было не за что, а отдых был
необходим. Если бы я обессилел, то...
Воображение услужливо нарисовало картинку: я погружаюсь в липкую
грязь, пытаюсь вдохнуть, но набираю полные легкие этой неизвестной гадости
и погибаю в ней, становлюсь такой же гнилью, как все вокруг.
Мысль была ужасной. Я открыл рот и закричал.
И на крик отозвались.
- Эй, внизу! Перестаньте дергаться! Бросаю веревку!
Голос доносился сверху, он был женский, если не сказать -
женственный, и прозвучал слаще ангельского хора. Я попытался весело и
бодро крикнуть что-то в ответ, но изо рта вылетел лишь невнятный хрип.
Прямо мне в лицо ударил луч яркого белого света, источник которого
находился где-то в тридцати футах надо мной.
- Лежите тихо! - приказал голос.
Луч ушел, побродил вокруг и вернулся. Что-то со свистом рассекло
воздух и плюхнулось в грязь в нескольких футах от меня. Я заработал
конечностями и нащупал скользкий, как и все вокруг, канат в полдюйма
толщиной.
- На конце петля. Суньте ногу, я вас вытащу, - предложили сверху.
Веревка выскользнула из рук; повозившись в грязи, я нашел узел
погрузился с головой, пытаясь просунуть ногу в петлю и, в конце концов,
просто ухватился за веревку обеими руками. Она натянулась, и я начал
подниматься из трясины. Вцепившись в нее со всей силой отчаяния, я ехал
вверх по склону. Поверхность все изгибалась. Дело шло медленнее
медленного. Ярд. Еще один. Пол-ярда. Фут. Я двигался уже под углом в
тридцать градусов. Еще одно усилие... Я услышал, как трется сверху
веревка. Я уперся плечом в край, ухватился за него руками... Веревка
дернулась в последний раз, я закинул ногу и вылез наверх, прополз
некоторое расстояние по мягкому песку, но тут же упал ничком и лишился
чувств.

13
Солнце бьет в глаза... Забыл опустить жалюзи... Матрас комками, песок
в кровати... Слишком жарко... Зуд, боль...
Я разлепил веки и посмотрел на белый песок, гребнями спускавшийся к
берегу латунного моря. Свинцовое небо, но все равно слишком яркое... Ни
птиц, ни парусов, ни детишек с ведерками, ни купающихся красавиц. Только я
и вечное море.
Пейзаж был мне отлично знаком - я снова оказался на Береге
Динозавров. День только занимался. Все мое тело болело.
Что-то затрещало и посыпалось с меня, когда я сел, опершись на
переломанные руки, которые, слава богу, оставались при мне. Грязь на
брюках засохла, все это приклеилось к моим ногам; то же самое произошло и
с туфлями. Я согнул колено и чуть не завыл от боли. Зато корка
потрескалась и стала разваливаться кусками. Эта гадость покрывала меня с
ног до головы. Я соскребывал грязь, счищая ее, как скорлупу, освобождая от
нее свои раны. Грязь залепила и глаза; я попробовал прочистить их
пальцами, но сделал только хуже.
- Я вижу, вы проснулись, - послышался откуда-то сзади резкий голос.
Я выскреб грязь из уха и услышал скрип шагов по песку.
- Не лезьте в глаза руками, - приказала она грубо. - Спуститесь лучше
к воде и умойтесь.
Скривившись, я встал. Твердая рука подхватила меня под правый локоть
и направила вперед. Я побрел, спотыкаясь, по мягкому песку. Солнце жгло
мои веки. Шорох прибоя усиливался. Я миновал полосу твердого песка, полого
уходящего вниз, и почувствовал, что у ног плещется теплая вода. Женщина
отпустила меня, я сделал еще несколько шагов и с головой погрузился в
волны, предоставив себя их ласкам.
Ссохшаяся грязь превратилась обратно в слизь, испускавшую тухлый
запах. Я более или менее промыл волосы, опустил лицо в воду, обмыл его и
вновь обрел зрение.
Потом я стянул рубашку, тяжелую, разбухшую от грязи, поводил ею
туда-сюда, оставляя в прозрачной бледно-зеленой воде темное облако.
Многочисленные порезы на руках и плечах начали кровоточить. Костяшки
пальцев воспалились. Соленая морская вода жгла, как кислота. Я заметил,
что спины у рубашки больше нет - вместо нее зияла дыра с обгорелыми
краями.
Вдруг небо приобрело черный металлический оттенок, наполнилось
блестящими круглыми точечками.
Я услышал сзади плеск. Кто-то схватил меня и стал тащить из воды.
Кажется, я начал тонуть, даже не сознавая этого. Я закашлялся и вытянулся,
пока она тянула меня к берегу. Ноги не хотели подчиняться приказам моего
мозга, поэтому мне пришлось стать на четвереньки; еще с минуту я тряс
головой, пытаясь отогнать высокий, пронзительный звук, исходящий,
казалось, откуда-то из глубины моих ушей.
- Я не знала, что вы ранены... У вас же вся спина в ожогах... Что с
вами случилось?
Голос доносился откуда-то издали, то нарастая, то почти исчезая.
- Ничего. Просто мальчик постоял на горящей палубе, - попытался
беспечно ответить я, но услышал лишь собственное глухое бормотание.
Передо мной возвышалась пара стройных женских ножек в облегающих
кожаных сапожках, далее следовали красиво очерченные бедра под серым
пояском, портупея с пистолетом и белая, наверное, некогда накрахмаленная
рубашка. Я вновь скривился, просто так, чтобы она знала, что у меня все
по-прежнему болит, и, опершись на ее руку, поднялся на ноги.
- ...Оставила вас снаружи на всю ночь... первую помощь... идемте...
здесь недалеко...
Сержантский тон голоса смягчился, и он показался мне почти знакомым.
Я обернулся, прищурился на солнце и посмотрел на ее лицо, хмурившееся в
глубокой озабоченности.
Сердце мое замерло посреди удара.
Это была Лайза.

14
Я прохрипел что-то и прижался к ней, но она оттолкнула меня и окинула
суровым взглядом ночной няни, которая не любит свою работу, но, тем не
менее, выполняет положенные обязанности.
- Лайза! Как ты сюда попала? - выдавил я, в конце концов, из себя.
- Я не Лайза. И попала сюда тем же образом, каким, думается мне, и
вы.
Она вела меня к стандартной палатке, установленной на берегу в тени.
- Полагаю, вы на самом деле оперативный агент? - Осмотрев меня с головы до
ног, она цокнула языком. - Видик у вас, словно после воздушного налета.
- Артобстрел и абордаж, - внес я ясность. - Но что делаешь здесь ты,
Лайза? Как?..
- Меня зовут Меллия Гейл, - оборвала она. - И отстаньте от меня. И
без того забот хватает.
- Лайза, разве ты не помнишь меня? Не узнаешь?
- Я никогда не видела вас раньше, мистер. - Покачав головой, она
втолкнула меня в прохладу и полумрак палатки. - Снимайте одежду.
Я попытался было сделать это сам, но это оказалось совершенно
невозможным. Попробовал опереться на нее, но свалился с ног и, словно
сквозь сон, почувствовал, как с меня стащили брюки, туфли и носки. Я
дрожал и горел. Я был маленьким мальчиком, и мама укладывала меня в
постель. Я ощутил под собой прохладу и перевернулся лицом вниз, прочь от
жгучей боли в спине, которая растворилась в мягкой, окутывающей темноте.

15
- Простите, что я оставила вас без внимания прошлой ночью, - сказала
Лайза (или Меллия Гейл). - Но я ведь не знала, что вы ранены... и...
- И вообще, я был слишком мокрый и тяжелый, чтобы вы могли перенести
меня. Не говоря уже о запахе, - вставил я. - Забудем об этом. Ничего
страшного не произошло.
Это казалось блаженством - проснуться в чистой постели, в палатке с
кондиционером, аккуратно перевязанным и по уши полным лекарств, не
испытывая никакой боли, а одно только благополучие и приятную немоту в
конечностях.
Вот только Лайза по-прежнему настаивала, что не знает меня.
Я наблюдал за ее лицом, пока она возилась с повязками, кормила меня с
ложечки бульоном. Не оставалось ни малейшей тени сомнения - это была
Лайза.
Но не та Лайза, в которую я был влюблен. Меллия Гейл была бодрой,
деловой, холодной, бесстрастной. Черты ее лица как бы заострились, фигура
казалась более зрелой - эта Лайза была на несколько лет старше моей жены,
которую я оставил всего лишь несколько относительных дней назад. Лайза,
никогда не знавшая меня...
Во всем этом крылось нечто, чего я еще не мог понять. Не мог понять
сейчас.
- А они мастера на сюрпризы, эти мальчики из Центра Некса, - произнес
я. - Подумать только! Лайза, моя нежная молодая жена, оказалась агентом
Чистки Времени! Не представляю. А я совсем потерял голову. Думал, что
встретил ее случайно. Все оказалось лишь частью общего плана. Могли бы и
предупредить. Какая-нибудь актриска...
- Вы напрасно тратите силы, - холодно отозвалась Меллия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22