Однако не стоило все списывать на удачу и неоценимую помощь Кениха (“шофер” перенял много ценных тонкостей от прежнего хозяина), Гаррисон также приобретал опыт. Если можно принять за истину, что звезды сами управляют собой, Гаррисон, всегда жадный до новых знаний, сразу же решил последовать примеру Шредера и пользоваться талантами - или призвать силы, - которые другие слишком поспешно презирали. Поэтому он скоро обратился за советом к тому, чью работу прежде считал мошенничеством и шарлатанством, а именно, к Адаму Шенку, астрологу Томаса Шредера.
Что же касается того, как они встретились, то это произошло потому, что Шенку понадобилось воспользоваться библиотекой в “Прибежище Гаррисона”, к содержимому которой, по завещанию Шредера, он всегда мог иметь доступ. Гаррисон нехотя подчинился желанию своего бывшего наставника, помня, что гороскопы Шенка предсказали смерть двух людей, которых он очень любил. Но в глубине души Гаррисон знал, что это негодование вызвано уверенностью, что гороскопы сделаны на сто процентов правильно.
Из любопытства он устроил так, что они с Кенихом оказались в “Прибежище” в то же время, что и астролог. Это случилось зимой, сразу после Рождества, где-то через восемь или девять недель после той попытки изнасилования в саду Гаррисона, которая была остановлена так ужасно и необъяснимо.
Но на этот раз Гаррисон оказался не прав. Адам был полной противоположностью тому, чего он ожидал. Моложавый и долговязый, лет сорока, с длинными светлыми волосами, водянистыми голубыми глазами Шенк едва ли был похож на обходительного оккультиста, дьяволопоклонника, черного мага и колдуна, каким рисовал его себе Гаррисон. Но он полностью соответствовал словам Томаса Шредера.
Почти с первой встречи они стали друзьями, и с течением времени их дружба и переписка росли вместе с привязанностью Ричарда. Когда Шенк лучше узнал Гаррисона, интерес к нему и забота о его будущем (и, несомненно, будущем Шредера, потому что, конечно, Шенк знал о намерении Шредера вернуться из мертвых в тело Гаррисона) подсказали ему предложить посильную помощь. Это означало, что его предсказания должны были стать обычным явлением в жизни слепого.
И снова гороскопы аккуратно и неоднократно подтверждались. С появлением Шенка семена, посеянные Томасом Шредером, укоренились и проросли так, что интерес Гаррисона к тайным наукам стал всепоглощающим. С того времени, часто приезжая в “Прибежище Гаррисона”, он часами пропадал в библиотеке и обсерватории, расширяя свои знания и проводя эксперименты с силой, которой, как теперь стало очевидно, он обладал. Так продолжалось в течение двух лет после смерти Шредера, пока Гаррисон не стал экспертом в так называемых “науках, выходящих за рамки общепринятого” из области парапсихологии.
Кстати, в связи с этим между ним и Сюзи сложились особые отношения.
Например, ему больше не надо было подзывать Сюзи; простая мысль, и она молчаливо оказывалась рядом с ним, малейший взгляд воспринимался как приказ. Даже не видя Гаррисона, Сюзи реагировала на его мысленные команды. Конечно, ее обучили основному (на самом деле Ганс Хольтер научил Сюзи гораздо большему; как собака-поводырь она была совершенно уникальна среди себе подобных), таким командам как “лежать”, “сидеть”, “стоять”, “ко мне”, “сторожи”, “к ноге” и даже “фас”, но удивительно было видеть, как она выполняет свой репертуар в одном углу, в то время как Гаррисон сидит в пятидесяти ярдах на другом конце сада и управляет Сюзи исключительно при помощи мысли! Только Вилли Кених знал о их взаимосвязи, и, хотя он никогда не высказывал свое мнение вслух, Гаррисон догадывался, что немец считает это еще одним верным знаком бестелесного вторжения Томаса Шредера, что тот подбирается к душе и телу человека, которого полковник выбрал в хозяева.
Что касается самого Кениха, то, быстро добравшись до пятидесятилетнего возраста, он выглядел не больше, чем на сорок, и держал себя - и Гаррисона - в отличной форме постоянными тренировками в маленьком спортивном зале, который теперь занимал комнату на первом этаже в суссекском доме. Добрые друзья, они как никогда наслаждались этими отношениями - более тесными, чем просто дружба, и только любовь Сюзи к Гаррисону была больше, чем то же чувство фельдфебеля СС. Они были как братья, потому что Кениху, как и Гаррисону, ничто человеческое было не чуждо.
Не часто, только когда Гаррисон не нуждался в нем, Кених отправлялся в Лондон, где несколько дам наслаждались его вниманием, и два раза в год проводил неделю в Гамбурге (в своем родном городе) с целью, которую Гаррисон не очень отчетливо себе представлял, да и не особо интересовался. Кроме того, Гаррисон настаивал, чтобы у Кениха были выходные.
Один случай, взятый наугад из нескольких подобных, может лучше показать, как укреплялись отношения между Гаррисоном и Кенихом.
Однажды летом 1975 года они ехали на машине в Лондон. Кених сидел за рулем переделанного “мерседеса”, а Гаррисон удобно расслабился на переднем пассажирском сидении. Сам Гаррисон немного “водил” машину - по подъездной к усадьбе дороге и по дорогам, где движение было не интенсивным, но сейчас он сидел, откинувшись и наслаждаясь сигаретой, предоставив Вилли выполнять свою работу. Когда они подъехали к железнодорожному переезду в пригороде Лондона, Гаррисон вдруг почувствовал холодное покалывание в затылке. Короткие волосы на затылке реагировали на что-то невидимое, а ладони мгновенно стали влажными. В его сознании вспыхнуло яркое предчувствие беды. Он “увидел” несчастный случай!
- Вилли, жми на тормоза! - пронзительно закричал он.
Ругаясь на своем родном языке, Кених отреагировал с невероятной быстротой, словно он услышал команду раньше, чем она была произнесена. В то же время Гаррисон резко выпрямился и, схватив свой руль, яростно крутанул его вправо, а Кених, все еще нажимая на педаль тормоза, не мешал ему. Вместо этого он инстинктивно отпустил руль со своей стороны, позволяя Гаррисону повернуть машину боком. Она проехала юзом несколько метров и остановилась на середине дороги. Откуда-то с близкого расстояния раздался пронзительный визг тормозов и сердитые гудки.
Все это произошло одновременно. Приближающийся автомобиль с визгом остановился на противоположной стороне переезда; раздался резкий сигнал, предупреждающий о приближении поезда, и пугающая громада междугороднего экспресса с ревом пронеслась мимо. Его многочисленные вагоны под стук колес мелькали как кадры кинофильма. Если бы Гаррисон протянул руку в окно, он мог бы коснуться металлического гиганта, который прошел так близко, что “мерседес” затрясся от засасывающего потока воздуха.
Внутренним взором Гаррисон видел все это так же ясно, как если бы у него было зрение; но он не мог видеть то, что сейчас видел Кених: бледную, как смерть, фигурку в окне домика, где находилось управление сигнальной системой переезда, она руками схватилась за голову, широко раскрыв от ужаса глаза и рот. А красно-белые шлагбаумы, отказывавшиеся опускаться, судорожно дергались, оставаясь из-за какой-то технической неисправности в поднятом положении. Но в следующий миг поезд пронесся и растаял вдали, и проезд снова был свободен. И, о чудо, все обошлось без происшествий.
Запустив мотор, Кених выровнял машину и медленно поехал через переезд, его глаза пристально смотрели налево и направо, когда он проезжал, глядя вдоль еще вибрирующих, но теперь свободных, полос блестящего металла. Осторожно переехав на другую сторону, он немного увеличил скорость и повернулся к Гаррисону.
- Неисправность шлагбаума, - сказал он, немного нервно, - нам повезло.
- Повезло, - повторил Гаррисон. Его голос обнаруживал, насколько он был потрясен. Он покачал головой. - Не в этом дело. И то, как мы сработали вместе.., что-то невероятное.
- Да, для слепого ты очень хорошо действовал, Ричард, - Кених натянуто усмехнулся.
- Я так же подумал о тебе, - ответил Гаррисон. - Это именно ты отлично действовал для человека, у которого нет экстрасенсорного дара! Ты мне рассказывал об этом однажды, помнишь? Как Томас тестировал тебя, и что у тебя были плохие результаты?
- Да, помню, - кивнул Кених. - Так и было, мои экстрасенсорные способности равны нулю.
- Бред! - фыркнул Гаррисон. - Ты схватываешь мои мысли прямо из головы. Твоя нога нажала на тормоз в тот же самый миг, - даже раньше! - как я закричал.
- То же самое бывало и с полковником, - ответил Кених. - Но я все-таки настаиваю, что у меня нет дара. Это все твой дар, Ричард, твой. Разве ты не понимаешь? Даже слабый приемник примет сильный сигнал. А в этот раз твой сигнал был четким и громким, уж поверь мне! И как насчет предчувствия, которое все это привело в движение? Ты знал, что впереди опасность. Нет, сила твоя, Ричард, не моя. Я не достоин похвалы. Без этой чудесной силы мы оба были бы сейчас мертвыми.
- Это не моя заслуга, - кивнув, сказал Гаррисон. - Меня предупредили.
- Предупредили?
- Шенк. Сегодня утром мы говорили о нашем сегодняшнем деле. В время разговора у него появилось предчувствие, и он спросил, как мы обычно ездим в Лондон. Я сказал, на машине. Он сказал мне, что все будет в порядке, все равно, как я поеду, но только не поездом. “Опасайся сегодня поездов, Ричард, - сказал он мне. - Избегай их”. Он так и сказал: “избегай поездов”...
* * *
Год спустя, последняя неделя мая 1976 года. Начиналось самое жаркое и длинное лето, которое помнили жители Англии. Прошло три года со времени первого приезда Гаррисона в Харн. Теперь он был так богат, как никогда и не мечтал. Ему еще не было и двадцати пяти, а он уже владел домами и другой недвижимостью в Англии и Германии. Огромные суммы денег были размещены в различных банках и вложены в предприятия (в основном в Цюрихе), а его образу жизни более бедные современники могли позавидовать. У него были женщины - все элегантные леди, но ни одна из них серьезно не принималась во внимание, несколько друзей, хотя из них только Кених был близок ему, и полная свобода быть таким, каким он хотел, и делать все, что хотел. И все-таки...
На висках Гаррисона появилась преждевременная седина, хотя она только придавала интерес его приятной внешности. Это было верным признаком того, что он не был спокойным человеком. Он был неуступчив в своих мыслях. Потому что единственное, чего он избежал, и избежал полностью, было счастье. Конечно, частично благодаря своей слепоте, хотя среди тех, кто думал, что знает его, были и такие, кто подозревал, что он просто притворяется слепым, потому что только само зрение могло быть лучше того псевдовиденья, которым он теперь владел в совершенстве.
Вилли Кених изменился мало, в действительности казалось, что он вообще неизменяем, хотя не так давно Гаррисон заметил какую-то настойчивую осторожность или осмотрительность в этом человеке, не желавшем проводить вдали от него более трех-четырех дней. Теперь Сюзи, большой, черной и красивой, было четыре года и четыре месяца, и ее неувядающая любовь к своему хозяину пылала, как никогда. Слуги в обоих домах, в Суссексе и в “Прибежище Гаррисона”, оставались те же самые, и никто из них не поменял бы своего хозяина ни на какого другого. И однако, кроме всего этого, оставалась незаполнимая бездна:
Адам Шенк более не направлял стопы Гаррисона по тропам будущего, которые только он умел читать так хорошо.
Это произошло с потрясающей быстротой, и Гаррисон был ошеломлен, он не знал о беде Шенка. Астролог был мертв уже три месяца, а Гаррисон все никак не мог смириться с этим. Для него было тяжелее убить эту боль в своем сознании, чем переживать ее. Большинство жизненных трудностей отодвинулось на дальний план, необходимость защищаться уменьшилась. Теперь его сильнее ранили подобные события. И смерть Шенка сильно потрясла его. Постоянным увеличением дозы наркотиков, помогавших ему проникать за таинственную завесу будущих времен и событий, этот человек выжег себя изнутри; единственное событие, которое он не смог или не захотел предсказать, был его собственный конец. Гаррисону не хватало его, не хватало его предсказаний. Для него астролог был бесценен.
Но у него все еще оставались гороскопы Шенка, составленные три года назад, хотя они и лежали в конверте, долгое время забытые, запертые в письменном столе в кабинете суссекского дома. Именно там, у этого стола и застал его одним майским утром Вилли Кених. Ругательства и шум Гаррисона, который что-то искал в ящиках, разбудили Кениха, и, накинув халат, тот поспешил в кабинет.
- Вилли, - голос Гаррисона был возбужден, - иди, помоги мне найти гороскопы Адама. Они где-то здесь, в конверте.
Способность Гаррисона безошибочно узнавать, кто был перед ним, уже давно не удивляла Кениха. Его вообще очень мало что удивляло в Гаррисоне. Подойдя к столу, он придержал руки слепого в их беспокойном порхании и сразу же нашел конверт, прижатый к одной из стенок ящика толстой связкой старых документов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Что же касается того, как они встретились, то это произошло потому, что Шенку понадобилось воспользоваться библиотекой в “Прибежище Гаррисона”, к содержимому которой, по завещанию Шредера, он всегда мог иметь доступ. Гаррисон нехотя подчинился желанию своего бывшего наставника, помня, что гороскопы Шенка предсказали смерть двух людей, которых он очень любил. Но в глубине души Гаррисон знал, что это негодование вызвано уверенностью, что гороскопы сделаны на сто процентов правильно.
Из любопытства он устроил так, что они с Кенихом оказались в “Прибежище” в то же время, что и астролог. Это случилось зимой, сразу после Рождества, где-то через восемь или девять недель после той попытки изнасилования в саду Гаррисона, которая была остановлена так ужасно и необъяснимо.
Но на этот раз Гаррисон оказался не прав. Адам был полной противоположностью тому, чего он ожидал. Моложавый и долговязый, лет сорока, с длинными светлыми волосами, водянистыми голубыми глазами Шенк едва ли был похож на обходительного оккультиста, дьяволопоклонника, черного мага и колдуна, каким рисовал его себе Гаррисон. Но он полностью соответствовал словам Томаса Шредера.
Почти с первой встречи они стали друзьями, и с течением времени их дружба и переписка росли вместе с привязанностью Ричарда. Когда Шенк лучше узнал Гаррисона, интерес к нему и забота о его будущем (и, несомненно, будущем Шредера, потому что, конечно, Шенк знал о намерении Шредера вернуться из мертвых в тело Гаррисона) подсказали ему предложить посильную помощь. Это означало, что его предсказания должны были стать обычным явлением в жизни слепого.
И снова гороскопы аккуратно и неоднократно подтверждались. С появлением Шенка семена, посеянные Томасом Шредером, укоренились и проросли так, что интерес Гаррисона к тайным наукам стал всепоглощающим. С того времени, часто приезжая в “Прибежище Гаррисона”, он часами пропадал в библиотеке и обсерватории, расширяя свои знания и проводя эксперименты с силой, которой, как теперь стало очевидно, он обладал. Так продолжалось в течение двух лет после смерти Шредера, пока Гаррисон не стал экспертом в так называемых “науках, выходящих за рамки общепринятого” из области парапсихологии.
Кстати, в связи с этим между ним и Сюзи сложились особые отношения.
Например, ему больше не надо было подзывать Сюзи; простая мысль, и она молчаливо оказывалась рядом с ним, малейший взгляд воспринимался как приказ. Даже не видя Гаррисона, Сюзи реагировала на его мысленные команды. Конечно, ее обучили основному (на самом деле Ганс Хольтер научил Сюзи гораздо большему; как собака-поводырь она была совершенно уникальна среди себе подобных), таким командам как “лежать”, “сидеть”, “стоять”, “ко мне”, “сторожи”, “к ноге” и даже “фас”, но удивительно было видеть, как она выполняет свой репертуар в одном углу, в то время как Гаррисон сидит в пятидесяти ярдах на другом конце сада и управляет Сюзи исключительно при помощи мысли! Только Вилли Кених знал о их взаимосвязи, и, хотя он никогда не высказывал свое мнение вслух, Гаррисон догадывался, что немец считает это еще одним верным знаком бестелесного вторжения Томаса Шредера, что тот подбирается к душе и телу человека, которого полковник выбрал в хозяева.
Что касается самого Кениха, то, быстро добравшись до пятидесятилетнего возраста, он выглядел не больше, чем на сорок, и держал себя - и Гаррисона - в отличной форме постоянными тренировками в маленьком спортивном зале, который теперь занимал комнату на первом этаже в суссекском доме. Добрые друзья, они как никогда наслаждались этими отношениями - более тесными, чем просто дружба, и только любовь Сюзи к Гаррисону была больше, чем то же чувство фельдфебеля СС. Они были как братья, потому что Кениху, как и Гаррисону, ничто человеческое было не чуждо.
Не часто, только когда Гаррисон не нуждался в нем, Кених отправлялся в Лондон, где несколько дам наслаждались его вниманием, и два раза в год проводил неделю в Гамбурге (в своем родном городе) с целью, которую Гаррисон не очень отчетливо себе представлял, да и не особо интересовался. Кроме того, Гаррисон настаивал, чтобы у Кениха были выходные.
Один случай, взятый наугад из нескольких подобных, может лучше показать, как укреплялись отношения между Гаррисоном и Кенихом.
Однажды летом 1975 года они ехали на машине в Лондон. Кених сидел за рулем переделанного “мерседеса”, а Гаррисон удобно расслабился на переднем пассажирском сидении. Сам Гаррисон немного “водил” машину - по подъездной к усадьбе дороге и по дорогам, где движение было не интенсивным, но сейчас он сидел, откинувшись и наслаждаясь сигаретой, предоставив Вилли выполнять свою работу. Когда они подъехали к железнодорожному переезду в пригороде Лондона, Гаррисон вдруг почувствовал холодное покалывание в затылке. Короткие волосы на затылке реагировали на что-то невидимое, а ладони мгновенно стали влажными. В его сознании вспыхнуло яркое предчувствие беды. Он “увидел” несчастный случай!
- Вилли, жми на тормоза! - пронзительно закричал он.
Ругаясь на своем родном языке, Кених отреагировал с невероятной быстротой, словно он услышал команду раньше, чем она была произнесена. В то же время Гаррисон резко выпрямился и, схватив свой руль, яростно крутанул его вправо, а Кених, все еще нажимая на педаль тормоза, не мешал ему. Вместо этого он инстинктивно отпустил руль со своей стороны, позволяя Гаррисону повернуть машину боком. Она проехала юзом несколько метров и остановилась на середине дороги. Откуда-то с близкого расстояния раздался пронзительный визг тормозов и сердитые гудки.
Все это произошло одновременно. Приближающийся автомобиль с визгом остановился на противоположной стороне переезда; раздался резкий сигнал, предупреждающий о приближении поезда, и пугающая громада междугороднего экспресса с ревом пронеслась мимо. Его многочисленные вагоны под стук колес мелькали как кадры кинофильма. Если бы Гаррисон протянул руку в окно, он мог бы коснуться металлического гиганта, который прошел так близко, что “мерседес” затрясся от засасывающего потока воздуха.
Внутренним взором Гаррисон видел все это так же ясно, как если бы у него было зрение; но он не мог видеть то, что сейчас видел Кених: бледную, как смерть, фигурку в окне домика, где находилось управление сигнальной системой переезда, она руками схватилась за голову, широко раскрыв от ужаса глаза и рот. А красно-белые шлагбаумы, отказывавшиеся опускаться, судорожно дергались, оставаясь из-за какой-то технической неисправности в поднятом положении. Но в следующий миг поезд пронесся и растаял вдали, и проезд снова был свободен. И, о чудо, все обошлось без происшествий.
Запустив мотор, Кених выровнял машину и медленно поехал через переезд, его глаза пристально смотрели налево и направо, когда он проезжал, глядя вдоль еще вибрирующих, но теперь свободных, полос блестящего металла. Осторожно переехав на другую сторону, он немного увеличил скорость и повернулся к Гаррисону.
- Неисправность шлагбаума, - сказал он, немного нервно, - нам повезло.
- Повезло, - повторил Гаррисон. Его голос обнаруживал, насколько он был потрясен. Он покачал головой. - Не в этом дело. И то, как мы сработали вместе.., что-то невероятное.
- Да, для слепого ты очень хорошо действовал, Ричард, - Кених натянуто усмехнулся.
- Я так же подумал о тебе, - ответил Гаррисон. - Это именно ты отлично действовал для человека, у которого нет экстрасенсорного дара! Ты мне рассказывал об этом однажды, помнишь? Как Томас тестировал тебя, и что у тебя были плохие результаты?
- Да, помню, - кивнул Кених. - Так и было, мои экстрасенсорные способности равны нулю.
- Бред! - фыркнул Гаррисон. - Ты схватываешь мои мысли прямо из головы. Твоя нога нажала на тормоз в тот же самый миг, - даже раньше! - как я закричал.
- То же самое бывало и с полковником, - ответил Кених. - Но я все-таки настаиваю, что у меня нет дара. Это все твой дар, Ричард, твой. Разве ты не понимаешь? Даже слабый приемник примет сильный сигнал. А в этот раз твой сигнал был четким и громким, уж поверь мне! И как насчет предчувствия, которое все это привело в движение? Ты знал, что впереди опасность. Нет, сила твоя, Ричард, не моя. Я не достоин похвалы. Без этой чудесной силы мы оба были бы сейчас мертвыми.
- Это не моя заслуга, - кивнув, сказал Гаррисон. - Меня предупредили.
- Предупредили?
- Шенк. Сегодня утром мы говорили о нашем сегодняшнем деле. В время разговора у него появилось предчувствие, и он спросил, как мы обычно ездим в Лондон. Я сказал, на машине. Он сказал мне, что все будет в порядке, все равно, как я поеду, но только не поездом. “Опасайся сегодня поездов, Ричард, - сказал он мне. - Избегай их”. Он так и сказал: “избегай поездов”...
* * *
Год спустя, последняя неделя мая 1976 года. Начиналось самое жаркое и длинное лето, которое помнили жители Англии. Прошло три года со времени первого приезда Гаррисона в Харн. Теперь он был так богат, как никогда и не мечтал. Ему еще не было и двадцати пяти, а он уже владел домами и другой недвижимостью в Англии и Германии. Огромные суммы денег были размещены в различных банках и вложены в предприятия (в основном в Цюрихе), а его образу жизни более бедные современники могли позавидовать. У него были женщины - все элегантные леди, но ни одна из них серьезно не принималась во внимание, несколько друзей, хотя из них только Кених был близок ему, и полная свобода быть таким, каким он хотел, и делать все, что хотел. И все-таки...
На висках Гаррисона появилась преждевременная седина, хотя она только придавала интерес его приятной внешности. Это было верным признаком того, что он не был спокойным человеком. Он был неуступчив в своих мыслях. Потому что единственное, чего он избежал, и избежал полностью, было счастье. Конечно, частично благодаря своей слепоте, хотя среди тех, кто думал, что знает его, были и такие, кто подозревал, что он просто притворяется слепым, потому что только само зрение могло быть лучше того псевдовиденья, которым он теперь владел в совершенстве.
Вилли Кених изменился мало, в действительности казалось, что он вообще неизменяем, хотя не так давно Гаррисон заметил какую-то настойчивую осторожность или осмотрительность в этом человеке, не желавшем проводить вдали от него более трех-четырех дней. Теперь Сюзи, большой, черной и красивой, было четыре года и четыре месяца, и ее неувядающая любовь к своему хозяину пылала, как никогда. Слуги в обоих домах, в Суссексе и в “Прибежище Гаррисона”, оставались те же самые, и никто из них не поменял бы своего хозяина ни на какого другого. И однако, кроме всего этого, оставалась незаполнимая бездна:
Адам Шенк более не направлял стопы Гаррисона по тропам будущего, которые только он умел читать так хорошо.
Это произошло с потрясающей быстротой, и Гаррисон был ошеломлен, он не знал о беде Шенка. Астролог был мертв уже три месяца, а Гаррисон все никак не мог смириться с этим. Для него было тяжелее убить эту боль в своем сознании, чем переживать ее. Большинство жизненных трудностей отодвинулось на дальний план, необходимость защищаться уменьшилась. Теперь его сильнее ранили подобные события. И смерть Шенка сильно потрясла его. Постоянным увеличением дозы наркотиков, помогавших ему проникать за таинственную завесу будущих времен и событий, этот человек выжег себя изнутри; единственное событие, которое он не смог или не захотел предсказать, был его собственный конец. Гаррисону не хватало его, не хватало его предсказаний. Для него астролог был бесценен.
Но у него все еще оставались гороскопы Шенка, составленные три года назад, хотя они и лежали в конверте, долгое время забытые, запертые в письменном столе в кабинете суссекского дома. Именно там, у этого стола и застал его одним майским утром Вилли Кених. Ругательства и шум Гаррисона, который что-то искал в ящиках, разбудили Кениха, и, накинув халат, тот поспешил в кабинет.
- Вилли, - голос Гаррисона был возбужден, - иди, помоги мне найти гороскопы Адама. Они где-то здесь, в конверте.
Способность Гаррисона безошибочно узнавать, кто был перед ним, уже давно не удивляла Кениха. Его вообще очень мало что удивляло в Гаррисоне. Подойдя к столу, он придержал руки слепого в их беспокойном порхании и сразу же нашел конверт, прижатый к одной из стенок ящика толстой связкой старых документов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47