Было странно слышать в пискливом голоске младшего Падреле неожиданно теплые нотки. Его злое желтоватое личико вдруг стало ласковым и трогательно-простодушным. Примо Падреле был единственным существом, которое любил этот высокомерный и истерический человек.
— Хорошо, дружок, — нежно сказал ему в ответ Примо Падреле, — поезжай, проветрись. И не жалей денег. Будешь ехать к поезду, загляни проститься.
Меньше чем через час господин Падреле-младший, заехав на несколько минут к брату, отбыл в отдельном вагоне в город Бакбук, навстречу своему счастью.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, о том, как Томазо Магараф убедился, что жить можно
Магараф сказал господину Сууке:
— Вот вам ваши вонючие кентавры! — получил расписку и ушел, не попрощавшись и нарочно не закрыв за собой дверь, чтобы все видели, что ему плевать на такого жадного и несправедливого человека.
Когда Магараф вышел на улицу, ему все же было очень грустно, потому что он не знал, как у него будет с работой, на какие средства он будет жить и на какие деньги купит себе завтра одежду и ботинки. За три дня процесса Томазо основательно вырос, ботинки немилосердно жали, а костюм стал ему до неприличия тесен и короток. Идти в нем наниматься было невозможно.
Но когда Магараф вспомнил, что он уже больше не лилипут, что он такой же, как и все, и даже красивей многих (об этом он сам читал в какой-то газете), жизнь показалась ему прекрасной. Томазо сказал себе: «Эх, была не была!» — и так как ему давно уже пора было поесть, зашел в первый попавшийся ресторанчик, решив с деньгами не считаться и пообедать как следует.
Официант принял у него заказ и сказал:
— Все будет в порядке, господин Магараф. Останетесь довольны.
Томазо удивился, откуда это официант знает его: он в этом ресторанчике никогда не бывал, но официант уже успел скрыться в каких-то дверях и вскоре появился оттуда с толстым человеком на непомерно тонких ножках. Это был хозяин ресторана. Он вышел из своей комнаты с газетой в руках. Он посмотрел раньше на Магарафа, потом на его большую фотографию в газете, заулыбался, что-то сказал официанту, а сам подбежал к столику нашего героя:
— Разрешите, господин Магараф, предложить вам индейку с яблоками и чудного французского шампанского.
— Спасибо, — ответил Томазо Магараф и ужасно смутился, — спасибо, но мне что-то не особенно хочется.
Хозяин сразу, очевидно, понял, в чем дело.
— Что вы, что вы, господин Магараф! Вы не должны меня обижать! Ведь я от всего сердца… Такая честь: Томазо Магараф в моем ресторане! Такая честь!
Тогда Магараф сказал:
— Ладно, раз уж вам так хочется… — и через несколько минут его столик был уставлен великолепной снедью и разными бутылками, а хозяин, присев рядом, развлекал Томазо беседой и подливал ему вина, счастливый и благодарный.
Наконец Томазо блаженно откинулся на спинку стула и только тогда увидел, что ресторан битком набит посетителями, и все они без всякого стеснения смотрят на него. Это его нисколько не смутило, даже понравилось. Он понимал: на него смотрят не потому, что он уродливый карлик, а просто потому, что он обыкновенный знаменитый человек. А так как он здорово выпил и ему было очень весело, то он подмигнул хозяину, и они вместе затянули: «Ты такой большой, мой маленький Томми!» — хозяин тенорком, а Томазо довольно приятным баритоном. Потом Томазо кивнул официантам, и те тоже подхватили песенку, а Томазо стоял и дирижировал, так что посетители остались очень довольны и сказали, что никогда так весело не проводили время в ресторане. Потом хозяин долго и прочувствованно жал Магарафу руку и говорил, что очень благодарен ему за то, что он не побрезгал его угощением, и что он умоляет господина Магарафа приходить к нему в ресторан завтракать, обедать и ужинать, и что это ничего не будет стоить господину Магарафу. Магараф, конечно, понимал, что выросший лилипут — превосходная реклама и что не будет отбою от посетителей, которые захотят посмотреть, как принимает пищу Томазо Магараф, тот самый, которого судили за то, что он вырос.
Когда Томазо внял мольбам ресторатора, тот снова бросился жать ему руки и сказал, что он сам будет заезжать за ним на квартиру и отвозить его из ресторана. Томазо сказал: «Ладно» и вышел на улицу. Около окон ресторана стояла толпа зевак, глазевших на наспех написанные от руки плакаты, приклеенные прямо к оконным стеклам:
В этом ресторане ежедневно завтракает, обедает и ужинает
ЗНАМЕНИТЫЙ ТОМАЗО МАГАРАФ
Зеваки восторженно смотрели на Магарафа. Подмигнув им с добродушием подвыпившего человека, он пошел своей дорогой. Зеваки валом повалили за ним. Чтоб избавиться от них, он зашел в первый попавшийся магазин. Это был магазин верхнего платья, и его владелец обрадовался приходу Магарафа не меньше, нежели хозяин ресторана.
— Ах, господин Магараф! Какое счастье, господин Магараф! Я вас сразу узнал, господин Магараф! — восторженно лепетал он, не зная, куда усадить дорогого гостя. — Это просто замечательно, что вы пришли! Я хотел сделать вам небольшой подарок, но не решался нарушить ваш покой, и вот вы вдруг сами пришли!
Примерно через час Томазо Магараф вышел из магазина в новом, дорогом костюме и отличном пальто.
— Остальное мы вам пришлем завтра утром, господин Магараф! Будьте здоровы, господин Магараф! Желаю вам счастья, господин Магараф! — кричал ему вслед владелец магазина.
«Остальное» — это были еще два костюма, демисезонное и зимнее пальто. За все эти дары Томазо оставил магазину свой прежний костюм, который тотчас же был выставлен в витрине со следующим плакатом:
В нашем магазине
ЗНАМЕНИТЫЙ ТОМАЗО МАГАРАФ
оставил этот костюм, из которого он вырос за три с половиной дня своего судебного процесса!
В НАШЕМ МАГАЗИНЕ
он оделся во все новое и самого высшего качества!
В бельевой, шляпный и обувной магазины Томазо вошел уже, так сказать, с заранее обдуманным намерением, и везде его расчет оправдался.
Утром следующего дня за ним заехал ресторатор, и он отлично позавтракал в ресторане, переполненном посетителями. Там же он и пообедал и поужинал, а в промежутках между этими приятными процедурами расхаживал по улицам, сопровождаемый эскортом любопытных, или отдыхал в огромном номере фешенебельной гостиницы, куда еще вечером переехал по приглашению дирекции, чтобы служить живой приманкой для постояльцев.
— Ничего! — оптимистически потирал он ладони. — Жить можно!
Так он прожил около трех недель, пока ему не пришла в голову мысль прокатиться на побережье и пожить там в свое удовольствие. Денег ему для этого не требовалось. Лишь бы не прогадать и не остановиться там ненароком в каком-нибудь второстепенном отеле. Ужасно неприятно, когда упрашивают остаться, а тебя переманивают в действительно первоклассный отель.
Магараф понял, как это тягостно, когда после долгих колебаний сообщил наконец своему ресторатору, что уезжает на побережье. Это было поистине душераздирающее зрелище! Бедный толстяк закачался на своих тонких ножках, как былинка под порывом ветра.
— Неужели вы хотите меня погубить, сударь? — воскликнул он, и в его голосе прозвучало самое неподдельное горе. — Покинуть меня сейчас, когда мой ресторан становится самым модным в городе! О, у вас нет сердца! Скажите мне, что вы пошутили! Боже мой! Я, кажется, сойду с ума!
Он заметался по своему кабинету, с таким отчаянием ломая себе руки, что Томазо решил: «Бог с нею, с этой поездкой, останусь».
Но пока он обдумывал, как ему объявить об этом, чтобы подчеркнуть свое благородство, ресторатор рассвирепел и стал орать на него и топать ногами:
— Хорошо!.. Уезжай!.. Животное! Урод! Как жаль, что тебя тогда не запрятали в тюрьму! Вон! — завизжал он вдруг и схватил оторопевшего Магарафа за лацканы пиджака. — Вон! Чтобы твоей ноги здесь не было!
Магараф, конечно, немедленно ушел, а ресторатор, ужаснувшись тому, что натворил, побежал за ним и умолял простить его и вернуться. Он обещал Магарафу какое угодно жалованье только за то, что тот будет столоваться в его ресторане. Он даже попытался поцеловать Томазо руку, — ведь за эти три недели ресторан принес этому толстяку, который рыдал сейчас, как ребенок, больше дохода, чем за предыдущие три года.
Но Томазо был теперь непреклонен. Через несколько часов юго-западный экспресс уже мчал его к благодатным просторам океанского побережья.
Двое суток пути прошли незаметно. На утро третьего дня Томазо, насвистывая веселую песенку, вышел на залитый солнцем перрон. В руках у него был только маленький чемодан. Не было никакого смысла таскать с собой багаж, когда стоит только зайти в любой магазин и тебе подарят все, что тебе заблагорассудится, и еще будут благодарить. Он вышел на вокзальную площадь и увидел совсем близко пальмы, и океан, и массу чаек, летавших над водой.
«Не-е-ет, — сказал тогда про себя Магараф, у которого дух захватило от этой красоты и от музыки, доносившейся со всех сторон, и от всей этой праздничности, нахлынувшей на него, — не-е-ет, черт возьми, жить можно!»
Теперь надо было выбрать гостиницу получше. Он сел в такси и спросил у шофера:
— Скажи-ка, дружище, какой у вас тут самый лучший отель?
— «Астория», — ответил шофер, — только я вам все же рекомендовал бы «Палас». Там сейчас интересней.
— Почему? — спросил Томазо.
— Потому что там живет Томазо Магараф.
— Томазо Магараф? — удивился наш герой. — Это какой же Томазо Магараф?
— Неужели вы не знаете? — удивился в свою очередь шофер. — Тот самый, которого недавно судили за то, что он вырос.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, о том, как Томазо Магараф решил ничего не предпринимать
Когда Томазо услышал ответ шофера, он рассмеялся, решив, что шофер узнал его по фотографиям в газетах и собирается пошутить. Но шофер с таким изумлением на него посмотрел, что Томазо похолодел.
— Тут что-то не так, — пробормотал он, — вы что-то путаете. Этого не может быть.
Но шофер только недовольно повел плечами и ничего не ответил, давая этим понять, что не считает нужным вступать в дискуссию по совершенно бесспорному вопросу.
Они вскоре остановились у мраморных ступеней отеля «Палас». Первое, что Магараф увидел, когда вышел из машины, были семиметровые зеркальные витрины мужского конфекциона «Дэнди» и в каждой из них плакаты:
ТОМАЗО МАГАРАФ ОДЕВАЕТСЯ ТОЛЬКО У НАС
Он поднялся по широким ступенькам в гостиничный вестибюль, похожий одновременно и на ангар и на римские бани, и направился к портье, восседавшему за своим бюро на возвышении величественно, как коронный судья.
— Очень сожалею, — сказал портье, — но свободных номеров у нас нет.
— Я согласен на любой.
— Увы, при всем желании лишен возможности что-нибудь для вас сделать, — ответил портье. — Насколько я догадываюсь, вам, вероятно, хочется посмотреть на господина Магарафа?
— Да, очень. Мне нужно с ним срочно поговорить.
— Боюсь, сударь, что вам это не удастся. Господин Магараф у нас нарасхват. Вряд ли он найдет время для беседы с вами. К тому же его сейчас нет в отеле.
Томазо сказал:
— Я его подожду, — и поудобней устроился в кресле.
Он и сам не понимал толком, почему не сообщил сразу, что именно он и есть настоящий Томазо Магараф и что под его именем орудует в этом городе какой-то аферист. Он сидел в мягком кресле, весь налитый чувством злобной решимости, и ему доставляло удовольствие думать, что где-то веселится и радуется жизни проходимец, укравший его славу и не подозревающий о том, кто ожидает его в холле отеля «Палас».
«Ничего, голубчик, ты у меня попляшешь, — злорадно думал Томазо, — на всю жизнь закаешься».
Он сидел в прохладном холле и строил планы мести, пока не устал ждать. Тогда он вышел на улицу и стал бесцельно бродить по городу.
Из-за густой пальмовой аллеи доносился монотонный шелест. Это сонный океан флегматично катил к берегу тугие, желатиновые волны своего прибоя. На пляже возились купающиеся. В безлюдном приморском парке пели птицы и бесшумно проносились стремительные стрекозы. На горизонте застыли белоснежные треугольники парусных яхт, и Томазо становилось не по себе, когда ему приходило в голову, что на одной из них, быть может, развлекается в эту самую минуту его предприимчивый двойник.
Пять раз заходил Томазо в отель справляться, и все пять раз портье смотрел мимо него и скучным голосом отвечал:
— Да нет же его, я ведь, кажется, ясно выражаюсь: господин Магараф еще не пришел.
Когда Томазо вечером снова получил тот же ответ, он яростно проговорил:
— Слушайте, вы, если вы будете продолжать морочить мне голову, я сейчас же устрою вашему отелю такую штучку, что он моментально вылетит в трубу! Только тогда уж пеняйте на себя!
Тут портье перепугался: чего доброго, этот молодчик еще бомбу бросит!
И он сказал:
— Ладно, ладно, вы не должны на меня обижаться! Мне приказано не пускать к Магарафу посторонних, я и не пускаю. Он на крыше. Господа там сейчас ставят живые картины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48