— Я таких рун отроду не видывал! — подал голос Долислав.
— Я тоже, — откликнулся Салазка.
— Так ты и читать-то толком не умеешь даже по нашенски! — урезонил юношу княжич, — Так что, Долислав, нигде и никогда?
— Я же не ведун, Крут, не Иггельд, и даже — не Младояр, за морями мне монету платили за то, чтобы мечом махал, а не штаны за чтением протирал. — Долислав, как самый старший по возрасту, да еще много повидавший на своем беспокойном веку, говорил степенно, размеренно, знал бывалый воин, что слова — не пустое воздуха сотрясение, — Говорю — таких буквиц не видывал. Точно.
— Может, кто такую грамоту знает? Видел, хоть? — Крутомил оглянулся на дружинников.
— Элласы какие-нибудь… — сказанул Салазка.
— Молчи, дубина! — рассердился княжич, — По-лински даже я пару слов знаю… И буквицы их не такие. Да и камень, коли бы кто с юга ставил, узкий был бы, да заостренный наверх. У степняков камни с головами человечьими, у наших предков — триглавные…. А этот — как будто дверь какая, ворота — что ли… И написано не для нас!
— Может, свят-письмо?
— Свят-письмо подчеркнутое, — подал голос Яромил.
— Эх, прочесть бы не мешало, а то — три дороги, куда ехать — непонятно, а надо ко двору князя древлянского Скрома, а не куда-нибудь.
— Говорят, если не знаешь, езжай не сворачивая, прямая дорога — верная! — предположил Зырка.
— Вот и я поначалу на прямую дорожку глянул, — вздохнул Крутомил, только она, смотри сам, узкая, да не езжаная, а вправо и влево — куда как поширше уходят!
— Интересно, все же, что на камне начертано? — Яромил продолжал вглядываться в странные значки.
— Известно, что! — Салазка все никак не мог успокоиться, — Направу пойдешь — женату быть, налеву — богату быть, а прямо — головы не сносить!
— Тогда я, пожалуй, направо бы взял — женату-не-женату, а вот отогреться, известное дело, лучше всего у бабьего тела! Испытано.
Лучше бы он не говорил! Дружинники разом вспомнили о морозе, начали ощупывать нос, щеки. В такую погоду чего отморозить — плевое дело, и не заметишь… Кто-то зачерпнул снега, пытаясь оттереться.
— Если никто не знает, ничего не разумеет, и умного не скажет… — княжич оглянулся на друзей, — Будем стоять — замерзнем!
— Ты — воевода, тебе выбирать…
— Поехали… А… — махнул рукой Крутомил, — Направо!
— Жениться, стало быть, — пошутил Салазка, но никто даже не улыбнулся.
Заскрипели промерзшие доспехи, сухо взвизгнула оледеневшая корка снега под копытами лошадей. Отряд двинулся в путь все в том же составе — первым шел жеребец Салазки, за ним — княжич, цепочкой — Долислав, Скрома, Зырка. Замыкал малую дружину Яромил, даже в такую стужу не ленившийся исправно оглядываться назад, уж таков удел идущего последним — прикрывать тылы. Дорога катилась вперед, не петляя, прямая, что стрела. Да что толку — падающий снег уже в двух десятках шагов превращал все впереди в белую таинственную неизвестность. Время шло, кони брели вперед, останавливаться не приходилось — вновь все те же сплошные оледенелые стены молодого густого ельника по обеим сторонам, дорога не раздваивалась, к ней так не примкнуло ни одной заметной тропки. Шли час, никак не меньше. Остановились…
— Вот камней понаставили! — буркнул Скрома, вглядываясь в очертания стоявшего прямо на дороге камня, — Прямо близнец.
— И за ним — три дороги! — отметил Салазка, затем повернулся к молодому воеводе, — Куда теперь, княжич?
— Никогда не слышал я о таких камнях, — голос Долислава звучал раздраженно, — не один раз ходил дорогой в Древль, уж камень, а тем паче два — точно б заметил! Плутаем мы…
— Это тот же самый камень, — громко произнес Яромил.
— Как тот же самый? — рассердился Крутомил.
— Я руны, те что по бокам, запомнил, — объяснил молодой дружинник, — и цепь искусную, по верхушка выбитую, и — вон, — Яромил указал варежкой, — выломано сбоку, как будто кто мечом саданул!
— Слушай, Яр, — попытался рассудить княжич, — если бы дорога круга дала, и мы бы на прежнее место вернулись, то ведь где-то две тропы сойтись должны были, не так ли?
— Ни одной дороги не примкнуло, не сошлось, — уверенно заявил Салазка, — я во все глаза смотрел.
— Но мы пришли туда же! — настаивал Яромил.
— А где же следы коней? — попытался внести ясность Зырка.
— Дурень, снег-то какой валит! — рассердился на неразумность парня Долислав.
— Если дорога все-таки дала круга, то мы еще раз не обманемся! — заявил Крутомил, — Берем левую сторону…
— Богату быть, — Салазка сказанул, да пожалел. Обошлось, никто не дал выйти копившейся злости.
И вновь дорога, все та же смерзшаяся хвоя справа и слева, а впереди — белая неизвестность. Первым пошел, на этот раз, многоопытный Долислав. Юного Салазку княжич отправил сторожить хвост отряда. Тишина, злой скрип ледяной корки под копытами и — больше ни одного звука. Дружинники тревожно оглядывались по сторонам. Если дорога заворожена, то ведь — не зазря же? Вот и жди каждый миг нападения — может справа или слева… Только бы не сверху! Или из-под снега? Нет, подобным мыслям нельзя позволять овладевать смятенную душу. Скорее бы все кончилось. Может, и навели на них морок, так пусть враг покажется, они дадут ему отпор…
— Ну и волшба у древлян! — не сдержался Скрома, — Я все глаза проглядел, не сходилась одна дорога с другой.
— И камень тот же, точно! — согласился Долислав, — Я по второму разу уж все эти руны запомнил. И вот, — он наклонился, — вишь прутик? Это я воткнул в снег. Хотя, чего я… Еще и следы не занесло, вот и вот… — дружинник спрыгнул с коня, дунул — пар изо рта, что из огонь из глотки змея — слетел снежок, заполнивший лунку от копыта, оставшуюся на оледенелом снегу.
— Может, мы — спим?
— Не, я уже кусал язык — больно!
Крутомил обернулся на товарищей. В таких случаях многое зависит от воеводы. А что он мог предложить? Был бы враг на виду, а то — камень рунами резаный…
— Что делать будем, Крут? — спросил Салазка.
— Мы еще среднюю дорогу не пробовали, — Крутомил зачем-то поднял руку, указал вперед, хоть и так всем ясно, где та дорога, — по ней и пойдем, имена богов помянув!
Дружинники соскочили с коней, встали в круг, взявшись за руки — так души людей соединяются вместе, слова, рожденные в священном кругу, ясно слышны богам. Громким шепотом, как из единой глотки, шелестели заветные слова…
— А еще, вот так, — произнес Крутомил, взгромоздясь на коня, в руке у княжича оказался расшитой ручник, — вот, подвяжем на веточку…
И вновь дорога, все вперед и вперед. Снег шел пореже, можно разглядеть очертания елей шагов за сто. И дорога — все такая же прямая, никуда не сворачивает. А вот мороз — все крепче и крепче. Плевок на лету замерзает… Впереди скрипит снег под копытами бывалого Долислава, княжич, как и положено — вторым. Идущий последним Зырка совсем обессилел, службы не исполняет, назад не оглядывается. Княжичу надо б одернуть нерадивого воина, да у самого сил нет уже…
Салазки идет вслед за своим княжичем, до ушей Крутомила то и дело доносятся имена богов, скороговоркой вылетающих из губ юноши. Кажется, всех наших перечислил, северных да персидских присовокупил, элласских да хиндийских — туда же, вот и Виево племя поминает. Ну, а теперь совсем сказылся — молится княжичу, как богу. Хотя, что и говорить, четыре года в отроках пробыть — для него Крутомил навроде бога…
Полная, толстая, самодовольная луна над головой. Ишь, издевается! Мало заклятого камня, еще и воплощение ??? Может, стоит Ночной Хозяйке помолиться? «Что же это я? Тоже с ума схожу?» — одернул себя княжич, — «Поклонишься полному месяцу, бабьему божеству, назавтра проснешься, а у тебя — все мужеское отпало, да еще и щель зияет…».
— Ну вот, все дороги перепробованы, переезжаны, — молвил Долислав, остановившись прямо у камня, — вот и ручник твой, княжич, понюхай — родной ли, али подменный?
Крутомил нюхать не стал, и так все ясно! Что ясно? То, что нет пути вперед…
— Не пропускает нас камень, — всхлипнул Салазка, — и боги помочь не хотят!
— Дура ты, — урезонил юношу бывалый вояка, — может, коли не просили о заступке защитников нашим, уже поели б нас велеты ледяные!
Дружинники со страхом оглянулись по сторонам. Тут и там, за молодым ельником — очертания вековых деревьев, ну — точно сказано, велеты ледяные, и только…
— Нет нам пути вперед, — решился сказать слова позорные Крутомил, — поворачиваем назад!
Никто не возразил. Отряд развернулся и тихо двинулся. Нет ничего хуже, как идти назад, не исполнив поручения. Не услышит князь древлянский слов князя крутенского, что везет Крутомил в памяти своей, ибо нельзя такие слова препоручать свитку. Да и веры тем письменам не будет. Другое дело, если зовет на войну старого союзника сын-первенец княжеский, коего в Древле с малых лет знают, в полках по обок стояли…
Спешить нельзя, дружинники больше не понукают коней. Сделать привал? Хоть где-нибудь, пусть — посреди дороги? Или подождать, позади, всего в пяти верстах, не больше, проезжали избушку какую-то, вот доберемся до нее, может — отогреемся…
А по сторонам дороги — все та же ледяная стена, и месяц все так же над головой, свет его ярок и холоден. Было бы красиво, кабы не так студено! Стоп. Крутомил поднял глаза к небу. Они поворачивают то так, то — эдак, а Ночная Хозяйка все светит в лицо, будто кружит вслед за путниками. Да и самой не мешало бы продвинуться по небосводу!
— Заморочка все это, — пробормотал Долислав, заметив, как крутит головой княжич, — и месяц на небе — тоже околдован. Мы все еще во власти камня!
— И далеко ли его власть простирается? — спросил княжич.
— Может, и не далеко, да не в том вопрос!
— А в чем?
— Далеко ли мы от него ушли, от камня-то…
— Да уж пару верст, не меньше, — предположил Крутомил.
— Тогда, княжич, держись крепче в седле!
Дружинники стояли, не веря глазам. Ну, как такое может быть?! Если поначалу ходили кругами, дорога обманывала их, возвращая на прежнее место, это еще можно понять. Но ведь сейчас они ехали прочь от камня, никуда не сворачивали, не поворачивали — и оказались вновь у подножия валуна-колдуна. Причем — все с той же стороны!
— Не отпускает нас камень, — всхлипнул Салазка.
— Куда не направься, все — сюда возвращаешься…
— Мало того, что сюда, — размышлял вслух Крутомил, — ведь прямиком под руны, нет — чтобы сзади к камню подъехать. Будто он вертится. Или на всех дорогах стоит!
— Ну, как такой камень может вертеться? — усомнился Долислав, — Он же в землю вмерз!
— Вот и я думал — опрокинуть его, и всему мороку — конец, — откликнулся княжич, — да где уж… Если, конечно, есть что опрокидывать…
— Что значит «есть»?! — воскликнул Салазка.
— Если все вокруг, даже месяц на небе — все морок, то отчего камню быть настоящим? — предположил Крутомил, подъезжая вплотную к врагу-валуну.
Рука, протянутая вперед, ушла внутрь, как сквозь туман. Княжич извлек руку, взглянул на варежку, потом сунул снова, поводил внутри «камня» рукою, не встречая никакого сопротивления.
— Морок! — разом выдохнули дружинники.
— То-то же и снег на него не ложился! — добавил Скрома.
— А что теперь? — спросил Салазкак.
— А то! — воскликнул Крутомил, — Делай, как я — и за мной!
Молодой воевода прикрыл глаза жеребца. Вперед! Прямо, сквозь злое наваждение! Первым в камень ушел княжич, за ним — верный дружка Салазка, Долислав и все остальные. Несколько мгновений тумана в глазах — и воины вновь на заснеженной дороге. Что-то неуловимо изменилось вокруг. Вроде и деревья не те! Дружинники вертели головами — точно, лес вокруг уже не стоит ледяной стеной. Даже теплее, вроде. Снег не скрипит…
— Как быстро оттепель пришла, и надо же! — воскликнул Зырка.
— Просто это мы в ледяном мороке мерзли! — объяснил Долислав.
— Тогда вперед, други, — взмахнул рукой княжич, — к утру будем в Древле!
* * *
— Не узнаю я Древля, — Долислав поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, с изумление разглядывая проплывающие мимо него избы, — здесь двор гостиный стоять должен, на пригорочке, обоз в сотню телег помещает. Где двор? Где терема о трех полах?
— Опять заплутали, — глаза Салазки вновь потемнели от страха.
— Гляди, а дружинники — голые! — воскликнул Зырка, указав на двигавшихся навстречу пару вооруженных длинными копьями воинов.
Те и впрямь были голые — одни кольчуги поверх платья, даже поножей на штанах — и тех нет. Шлемы без личин, открытые, бармица — просто кольчужка, без ребер. Для крутенца дружинник без броней — все равно, что голый в бою, такую кольчужку — что мечом, что секиркой, одного удара хватит…
Не меньше удивлены оказались и местные. Встали напротив крутомиловой дружинки, рты поразевали, смотрят-дивятся. У того, что помоложе, даже глаза округлились, не стерпел, вместо того, чтобы поздороваться — сразу вопрос:
— У вас чего, и кони в кольчугах?
— А как же? — удивился в свою очередь Скрома, — Мы, крутенцы, и сами голыми не катаемся, и жеребцов оберегаем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55