- Воистину, господин мой, здесь нечего прощать... разве только... - не в
силах больше сдерживаться, она разрыдалась. Заплакавший было младенец
вновь замолчал, словно почувствовав горе матери.
- Но что случилось, дочь моя? - Пол бессознательно перешел на диалект
байани, на котором разговаривал простой люд.
- Это, отче, мой третий смертный грех пред лицом Орури - которого я
люблю всем сердцем. А плачу я потому, что теперь клинок Энка Нэ должен
пронзить и чрево мое, и его плод Если только... Если только...
- Если только что? - ошеломленно переспросил Пол Мэрлоу.
- Если только вы, отче, не соблаговолите забыть все, что видели. Если
только воля Орури не в том, чтобы я и это несчастное творение моей плоти
покинули родные места.
- Но, почему, дочь моя? Ты жива, и твой ребенок тоже. Чего еще можно
желать?
Женщина понемногу приходила в себя.
- Мой господин спрашивает, чего еще можно желать? - вызывающе
переспросила она. - Много чего... Очень много!.. Смотрите, вот он - третий
грех... - и она протянула Полу своего ребенка.
Пол непонимающе глядел на младенца.
- Дочь моя, - наконец произнес он, - ты родила красивого, крепкого
сына. Произвести на свет такого ребенка - не самое большое несчастье в
жизни.
- Смотрите, - повторила женщина, и это прозвучало почти как приказ.
Она показала левую ручку младенца.
Пол Мэрлоу посмотрел и увидел, как четыре крохотных пальчика
судорожно сжимаются и разжимаются. Обычная ладошка новорожденного. Пол
почувствовал глухую боль в руках, там, где несколько месяцев тому назад
были отсеченные по приказу Энка Нэ мизинцы.
- Очень энергичное дитя, - выдавил он. - Ну и что?
- Смотрите, - печально повторила она и показала правую ручку ребенка.
Остолбенев от изумления, Пол Мэрлоу увидел пять пальчиков. Пять
пальцев! Пять!
- Отче, теперь вы понимаете, почему я должна бежать отсюда? Почему ни
я, ни мой сын не можем вернуться в Байа Нор?
Упав на колени, она прижалась лбом к его ногам.
- Господин мой, вы чужестранец, и, говорят, Орури наградил вас
мудростью. Скажите только, что вы забудете все, что видели. Скажите
только, что я могу уйти отсюда с миром. Я не прошу ничего больше.
- Но дочь моя, я ровным счетом ничего не понимаю.
- Отче, есть много такого, чего не понимает никто... никто, кроме
Орури и Энка Нэ. Скажите, что я могу уйти с миром. Скажите, что вы все
забудете...
Пол почувствовал, как ее слезы катятся по его ногам.
- Тебе нечего меня бояться, дочь моя, - тихо проговорил он. -
Воистину я ничего не видел... Но скажи мне, куда ты пойдешь?
- Вон туда отче, - и она показала на зеленую полоску леса. - Там нет
ни греха, ни наказания. Там я и мой сын будем жить... или умрем.
- Надеюсь, вы будете жить, - выдавил Пол.
Женщина встала и робкого улыбнулась. - Помолитесь за меня, отче... -
и крепко прижав к груди ребенка, пошла прочь.
Как завороженный, Пол смотрел ей вслед, пока она не скрылась в
изумрудном колышущемся лесном море...
Ветер снова донес до него песню: "...И краток день, и ночь без
снов..."

18
Проведя целый день за выделкой и сушкой самых больших, какие только
можно найти, листьев каппы, (они должны были стать гибкими и прочными,
словно пергамент), Пол Мэрлоу, к своему удивлению, чувствовал себя Поулом
Мер Ло. Он сидел на своем излюбленном месте - на веранде принадлежащего
ему дома. Внутри, терпеливо окуная глиняный горшок в чан с водой, Мюлай
Туи охлаждала вино из каппы. Скоро она принесет ему еще один кувшин. Скоро
он напьется.
Прошло уже семнадцать дней с тех пор, как Орури прижал к своей груди
Энка Нэ 609-го. Садилось солнце, отражаясь в безмятежной водной глади
Зеркала Орури. Пол Мэрлоу сидел и смотрел на Священный город, на
величественный храм Плачущего Солнца.
Он не присутствовал на церемонии. Эта честь была дарована лишь
избранным, самым высокопоставленным вельможам. За три дня до нее Шах Шан
подробно описал Полу, как все произойдет. Судя по его рассказу, церемония
проводилась со всей пышностью и торжественностью, присущей древним земным
коронациям... правда, с некоторыми ужасающими дополнениями.
Словно коронация наоборот. А как иначе?.. Энка Нэ подойдет к
каменному фаллосу, обнимет его, а жрец, нанеся точный удар, вырвет у него
из груди живое, бьющееся сердце. К этой минуте на нем уже не будет регалий
божественной власти: Орури примет в свои объятия всего лишь Шах Шана -
бедного водоноса с необычайно острым умом и отличным знанием английского.
И взметнется нож, и увидит свет окровавленное сердце - под радостные
возгласы присутствующих - и упадет к подножию фаллоса бездыханное тело. И
тогда раздастся пронзительный крик, и из-за фаллоса выйдет огромная птица
с ярким, переливающимся всеми цветами радуги оперением, с блестящими
желтыми глазами и кривым черным клювом. Родится Энка Нэ 610-й.
Король умер. Да здравствует король!
Так вновь утвердится вечная слава Орури.
Пол Мэрлоу смотрел на отражавшуюся в воде пирамиду храма Плачущего
Солнца, и слезы текли по его лицу.
Мюлай Туи принесла кувшин холодного вина.
- Спасибо, любимая, - сказал Пол по-английски.
- Пожалуйста, - по-английски ответила девушка.
Как старательно она учила это слово! Подав кувшин, нойте села рядом,
терпеливо ожидая дальнейших приказаний своего господина.
Пол глотнул вина, и огонь заструился по его жилам. Но голова
оставалась ясной и холодной.
Он думал о том, что сказал ему Шах Шан во время их последней встречи.
- Не надо грустить, Пол, - говорил он. - Пусть ты пока не понимаешь
наш народ. Все равно не надо грустить. Возможно, Энка Нэ вспомнит о тебе,
когда его призовет к себе Орури. Может случиться, что он пожелает сделать
тебе маленький подарок за доброту и терпение, с которыми ты отнесся к
бедному водоносу...
Так оно и произошло. В день жертвоприношения маленький чернокожий
байани из личной охраны Бога-императора принес Полу сто двадцать восемь
медных колец и длинное зеленое перо из плюмажа Энка Нэ. Пол только
собрался спросить, не передавал ли Энка Нэ чего-нибудь на словах, как из
храма Плачущего Солнца раздался многоголосый радостный крик.
Жертвоприношение свершилось. С выражением неземного блаженства на лице
воин поднял трезубец и мощным ударом вонзил его себе в горло. Смерть была
эффектной, кровавой и практически мгновенной.
Пол сделал еще глоток и посмотрел на Мюлай Тук.
- Ты помнишь юношу по имени Шах Шан, - хрипло спросил он
по-английски. - Юношу с горящими глазами и миллиардом вопросов в голове?
- Я не понимаю, господин, - ответила нойя на байани. Она уже привыкла
к тому, что Поул Мер Ло все чаще и чаще говорит на своем чужеземном языке.
Она редко понимала, что он говорит.
- Пол, черт побери!
- Извини, Пол, - сказала она по-английски. - Ты говорил слишком
быстро.
- Ты помнишь Шах Шана, - повторил Пол, на этот раз на байани, - в тот
раз, когда он впервые пришел в наш дом?
- Да, господин, - ответила она. - Я помню, как Шах Шан пришел в
первый раз. Он был худ и очень голоден.
- У него были ясные глаза. В нем чувствовалось величие... - Пол
сделал еще глоток. - Мне жаль, что больше он никогда не поднимется по этим
ступеням.
- Господин, - тихо сказала Мюлай Туи, - я счастлива, что мне довелось
лицезреть образ бога на челе человеческом.
- Теперь бог мертв, - мрачно заметил Пол.
- Нет, господин, это человек мертв. А бог - жив. Так было всегда. Так
будет всегда.
- И нет конца у этой дороги... - усмехнулся Пол, поднося кувшин к
губам.
В последнее время его отношения с Мюлай Туи стали несколько
натянутыми. Напряженность возникла, когда Шах Шан начал регулярно
приходить заниматься английским. До этого момента землянин Пол Мэрлоу изо
всех сил, пусть и не всегда успешно, пытался превратиться в Поула Мер Ло,
жителя Байа Нор. И маяком на этом пути для него стала Мюлай Туи. Пол
стремился приблизиться к нойе, понять сердцем душу маленькой байани, а
через нее и всего народа Байа Нор.
А потом появился Шах Шан. Его живой ум и природная любознательность,
его способность не только выучить язык, но и понять суть жизни в стране по
ту сторону неба, заставили Пола вспомнить, и не без гордости, что он
все-таки землянин, европеец двадцать первого века. Шах Шан учил английский
куда быстрее и говорил на нем гораздо лучше, чем Мюлай Туи. Искусно
управляя своим учителем, он подтолкнул Пола к мысленному путешествию через
время и пространство по бесконечно далекой Земле. Шах Шан обладал
удивительным даром интуитивно представлять то, о чем идет речь. Буквально
несколько слов Пола - и он уже словно своими собственными глазами видит то
уличную сцену в Лондоне, то взлетную площадку космодрома, то ферму в
Уэльсе. Подняв паруса воображения, они уносились вдаль, оставляя на берегу
Мюлай Туи, безнадежно терявшуюся в хороводе сложных и непонятных слов.
Именно тогда Пол обнаружил, что несмотря на годы, проведенные в Храме
Веселья, Мюлай Туи очень ревнива. Она хотела, чтобы чужеземец принадлежал
ей и только ей, и не хотела ни с кем его делить. Поначалу это даже
забавляло Пола. Потом стало тревожить.
За несколько дней до смерти Энка Нэ (или Шах Шана) Мюлай Туи впервые
проявила еще одну сторону своего странного, непостижимого характера.
Причиной послужило то, что Пол увидел, отправившись поутру вдоль Канала
Жизни, мимо работающих на полях каппы крестьян.
Свое обещание женщине, родившей ребенка у подножия холма, "все
забыть" Пол воспринимал как обещание не упоминать время и место
происшедшего. Он не выдаст доверившуюся ему женщину, но и не станет в
буквальном смысле забывать случившееся. В конце концов, именно там он
сделал свое, быть может, самое важное открытие в Байа Нор.
У Мюлай Туи на каждой руке было по четыре пальца. И у всех байани,
которых встречал Пол, было столько же. Он и сам теперь стал таким по
приказу Энка Нэ.
Вплоть до того дня Пол считал четыре пальца на руке биологической
нормой для байани. Но что, если это не так? Женщина, встреченная им у
холма, родила ребенка с четырьмя пальцами на одной руке и пятью на другой.
Интересно, сколько еще женщин в Байа Нор рожали детей с такими руками? А
если уж доводить мысль до конца, то сколько в Байа Нор рожается детей с
пятью пальцами на обеих руках?
В тот день, вернувшись домой, он попросил Мюлай Туи показать ему свои
руки. Пол только теперь сообразил, что никогда их внимательно не
рассматривал. Мысленно проклиная свое плохое знание анатомии и отсутствие
элементарной лупы, он склонился над руками нойи...
...И обнаружил, что на левой руке, с края, костяшки чуть длиннее и не
такие ровные, как на правой. Ему даже показалось, что он видит едва
заметный след старого шрама.
- Мюлай Туи, - внезапно спросил он, - может, на этой руке у тебя
когда-то было не четыре, а пять пальцев?
Она отдернула руку, словно он плеснул на нее кипятком. Она дрожала;
ее глаза были полны отчаяния.
Поначалу Пол решил, что девушка не поняла вопроса.
- Я всего-навсего спросил, всегда ли у тебя на этой руке было четыре
пальца? - повторил он.
- Нечестивец! - завопила она. - Чужак! Грязное животное! Варвар!... -
и с этими словами бросилась прочь из дома.
Пол ничего не понимал. Шло время, наступила ночь, а Мюлай Туи все не
возвращалась. Пол уже начал опасаться, что она ушла навсегда... Нойя
вернулась только под утро. Разбудив Пола, она вручила ему длинный коршл -
кнут исправления, которым в Байа Нор наказывали мелких преступников.
- Орури соблаговолил указать мне правильный путь, - заявила она. - Я
оскорбила моего господина. Оскорбление должно искупить. Господин мой,
наградите меня ударом коршла за каждый палец на моих руках.
Пол был совершенно ошеломлен.
- Мюлай Туи, я не могу этого сделать.
- Таково мое наказание, по воле Орури, - бесстрастно сказала девушка.
- Пусть рука моего господина нанесет мне восемь ударов коршла... или я
должна буду покинуть дом, где покрыла себя позором.
Пол понял, что нойю ему не переубедить. Он вовсе не хотел ее
потерять. Все еще не понимая, в чем дело, он поднял коршл.
- Бейте сильнее, господин мой, - сказала она, подставляя спину. -
Орури рассердится, если наказание окажется слишком легким.
Пол ударил, но, видимо, недостаточно сильно. За доброту ее господина,
которую она не заслуживает, решила Мюлай Туи, Орури награждает ее еще
двумя ударами...
Полусонный Пол Мэрлоу чувствовал себя словно в кошмарном сне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24