Видишь ли, сказал Лонштейн, я не стану отрицать своего удовлетворения самим этим фактом, но то, что сперва Сусана, а через полчаса Патрисио нагло попросили у меня чашку кофе и завалились с Мануэлем на ковер, когда я хотел что-либо узнать, – в конце-то концов, я трудился для них как baby-sitter, а ведь этому нет цены, братец, да что тебе говорить, хватают они свое чадо, собирают пеленки и баночки из-под детского питания и убираются восвояси как ни в чем не бывало, а мне говорят, лучше помалкивай, "и, мол, спасибо за nursery. Им не хотелось разговаривать, сказал Андрес, со мной тоже бывает такое, но видишь ли, нам следует заняться тем, что теперь нужно, хотя черт его знает, что именно нужно. Тем, что теперь нужно, сказал, прикрыв глаза, Лонштейн, да, что теперь нужно, ну, конечно, теперь многое нужно, старик, чего там говорить.
– Есть у тебя новости? – спросила Сусана.
– Нет, – сказала Моника.
– Знаю я их систему, – сказал Патрисио. – Франция не хочет скандалов за границей, это уже бывало. Его переправят через какую-нибудь границу, и вскоре ты получишь открытку по почте, и придется тебе, детка, садиться на поезд.
ОБУЧЕНИЕ ИНОСТРАННЫХ ВОЕННЫХ
Количество обучающихся в ПВП
– Да, теоретически это так, – сказала Моника. – Идите в кино, я побуду с Мануэлем.
– Я тоже, – сказала Людмила.
– Ты иди с нами, – сказала Сусана. – Немного пройдемся, теперь тепло.
– Нет, – сказала Людмила, – дайте мне остаться с Мануэлем.
* * *
– Бедный малыш, – сказал Лонштейн, – сам подумай, хорош ли этот метод экипировать его для будущего, в тринадцать лет он будет законченным невропатом.
– Это еще неизвестно, – сказал Андрес, передавай ножницы Сусане, которая с сугубо ученым видом наклеивала вырезки, – если ты заглянешь в альбом, то увидишь, что там не все в таком роде, я, например, в какой-то момент, когда эта чокнутая отвернулась, сунул туда немного смешных картинок и не слишком серьезных сообщений, чтобы примирить оба блока. Ты меня понял?
– Минуточку, – сказал, встревожившись, Патрисио, – посмотрим, не подменил ли ты мое собрание сказочкой про Тома и Джерри или чем-нибудь подобным.
– Нет, старина, собрание остается, каким было, включая тот кусочек жизни, который нам досталось прожить.
– Более того, – сказал Патрисио, – с твоими изысканными вставочками никто в конце концов ни черта не поймет, если альбом попадет ему в руки.
– Мануэль поймет, – сказал я, – Мануэль когда-нибудь поймет. А теперь я пошел, уже поздно, мне надо сходить за пластинкой Джонни Митчелл, которую мне обещали, и продолжать приведение в порядок того, что нам оставил мой друг.
– В такой вот последовательности? – сказал Патрисио, глядя ему в глаза. – Сперва твоя Джонни до бесконечности, а уж затем то?
– Не знаю, – сказал Андрес, – будет ли так или наоборот, но будут эти два дела, будут всегда. Во всяком случае, могу перед уходом оставить тебе кое-что, чтобы ты это включил в книгу Мануэля, – начинается с кувшина воды.
Лонштейн медленно наполнил кувшин водой и поставил на один из свободных столов; в зале номер три он был один, хромой Тергов не придет ему помогать раньше одиннадцати вечера. Не вынимая изо рта сигарету, он подошел к трупу, лежавшему на столе номер пять, и откинул простыню. Он так привык раздевать покойников, что без труда снял с него прилипший пиджак, брюки, превратив его в тело, которое будет вымыто губкой и детергентом, пока не станет белым, чистым, все следы истории уничтожены, все темноватые пятна удалены, вся слюна осушена. Словно иронически наблюдая за работой раввинчика, из-под век покойного блеснули две искорки, голова на резиновой подушке как будто приподнялась, чтобы лучше разглядеть, чтобы медленно его пугать. Померещилось, подумал Лонштейн, в тебе, братец, уже ничто не изменится. В любом случае, глаза тебе закрою не я, пусть это делает тот, кто положит тебя в гроб. Лежи спокойно, спешить некуда. Видишь, где довелось нам встретиться, никто не поверит, никто нам не поверит, что все это было. Такая уж выпала нам доля, подумай, ты здесь, и я стою с губкой, да, ты прав, люди подумают, что мы все это выдумали.
Париж, Сеньон, 1969 – 1972
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Есть у тебя новости? – спросила Сусана.
– Нет, – сказала Моника.
– Знаю я их систему, – сказал Патрисио. – Франция не хочет скандалов за границей, это уже бывало. Его переправят через какую-нибудь границу, и вскоре ты получишь открытку по почте, и придется тебе, детка, садиться на поезд.
ОБУЧЕНИЕ ИНОСТРАННЫХ ВОЕННЫХ
Количество обучающихся в ПВП
– Да, теоретически это так, – сказала Моника. – Идите в кино, я побуду с Мануэлем.
– Я тоже, – сказала Людмила.
– Ты иди с нами, – сказала Сусана. – Немного пройдемся, теперь тепло.
– Нет, – сказала Людмила, – дайте мне остаться с Мануэлем.
* * *
– Бедный малыш, – сказал Лонштейн, – сам подумай, хорош ли этот метод экипировать его для будущего, в тринадцать лет он будет законченным невропатом.
– Это еще неизвестно, – сказал Андрес, передавай ножницы Сусане, которая с сугубо ученым видом наклеивала вырезки, – если ты заглянешь в альбом, то увидишь, что там не все в таком роде, я, например, в какой-то момент, когда эта чокнутая отвернулась, сунул туда немного смешных картинок и не слишком серьезных сообщений, чтобы примирить оба блока. Ты меня понял?
– Минуточку, – сказал, встревожившись, Патрисио, – посмотрим, не подменил ли ты мое собрание сказочкой про Тома и Джерри или чем-нибудь подобным.
– Нет, старина, собрание остается, каким было, включая тот кусочек жизни, который нам досталось прожить.
– Более того, – сказал Патрисио, – с твоими изысканными вставочками никто в конце концов ни черта не поймет, если альбом попадет ему в руки.
– Мануэль поймет, – сказал я, – Мануэль когда-нибудь поймет. А теперь я пошел, уже поздно, мне надо сходить за пластинкой Джонни Митчелл, которую мне обещали, и продолжать приведение в порядок того, что нам оставил мой друг.
– В такой вот последовательности? – сказал Патрисио, глядя ему в глаза. – Сперва твоя Джонни до бесконечности, а уж затем то?
– Не знаю, – сказал Андрес, – будет ли так или наоборот, но будут эти два дела, будут всегда. Во всяком случае, могу перед уходом оставить тебе кое-что, чтобы ты это включил в книгу Мануэля, – начинается с кувшина воды.
Лонштейн медленно наполнил кувшин водой и поставил на один из свободных столов; в зале номер три он был один, хромой Тергов не придет ему помогать раньше одиннадцати вечера. Не вынимая изо рта сигарету, он подошел к трупу, лежавшему на столе номер пять, и откинул простыню. Он так привык раздевать покойников, что без труда снял с него прилипший пиджак, брюки, превратив его в тело, которое будет вымыто губкой и детергентом, пока не станет белым, чистым, все следы истории уничтожены, все темноватые пятна удалены, вся слюна осушена. Словно иронически наблюдая за работой раввинчика, из-под век покойного блеснули две искорки, голова на резиновой подушке как будто приподнялась, чтобы лучше разглядеть, чтобы медленно его пугать. Померещилось, подумал Лонштейн, в тебе, братец, уже ничто не изменится. В любом случае, глаза тебе закрою не я, пусть это делает тот, кто положит тебя в гроб. Лежи спокойно, спешить некуда. Видишь, где довелось нам встретиться, никто не поверит, никто нам не поверит, что все это было. Такая уж выпала нам доля, подумай, ты здесь, и я стою с губкой, да, ты прав, люди подумают, что мы все это выдумали.
Париж, Сеньон, 1969 – 1972
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50