Были и другие случаи, когда мы убивали людей.
Л. Как называлась деревня?
Д. Бау-Три.
Л. Где она находится, вернее, где находилась?
Д. Примерно в двустах сорока километрах на северо-восток от Сайгона.
Л. Получали вы когда-либо приказы не щадить никого?
Д. Да. Л. От кого?
Д. От лейтенанта, руководившего акцией.
Л. И не раз?
Д. Да.
Л. И что тогда происходило?
Д. Мы не брали пленных.
Л. Что это значит?
Д. Убивали всех, кого захватим.
Карлос Делья Наве. Арестован 16 марта 1970 года. Обвинен в причастности к похищению парагвайского консула Вальдемара Санчеса. Сразу после ареста, который производили восемь человек, обнаруживших его в бараке в Лухане, на него надели наручники и подвергли пытке пиканой, подключенной к автомобильному аккумулятору.
В этом же автомобиле его заставили лечь на пол рядом с другим человеком – оказалось, что то был Франсиско Паэс, каменщик, который ремонтировал барак.
«Примерно после часа езды, – пишет он в своем свидетельстве, – нас доставили в довольно большое здание, где были ряды маленьких камер. Через несколько минут меня привели в ярко освещенную комнату, раздели и уложили на койку.
Там меня снова мучили пиканой, меж тем как некий тип объяснял спокойным тоном, что лучше бы мне заговорить, потому что в конце концов все раскалываются. Думаю, что это продолжалось около часа. Потом меня отвели в камеру, там я почувствовал, что левая рука у меня парализована. Я принялся кричать, звать кого-нибудь. Долго никто не отвечал, но вот дверь открылась, и меня снова уложили на койку.
Когда я сказал, что не могу двигать рукой, – продолжает Делья Наве, – меня снова стали пытать пиканой, однако следует заметить, что теперь это делали не так жестоко и она уже не вызывала судорог, как тогда, когда ее включали на полную мощность».
Л. Раненых?
Д. Да, и раненых.
Л. Вы убивали раненых?
Д. Да.
Л. Как вы их убивали?
Д. Стреляли из пистолетов, из ружей, из пулеметов, закалывали штыками.
Л. Раненых, лежавших на земле?
Д. Да. Которые были не в состоянии сопротивляться. Они не могли двигаться.
Л. Вы были очевидцем этих убийств?
Д. Я в них участвовал.
Л. Почему?
Д. По прошествии какого-то времени человек превращается в зверя, действуешь инстинктивно, ты уже ничего не сознаешь.
Л. Сколько пленных или раненых вы убили? Можете подсчитать?
Д. Я бы сказал, что… около двухсот пятидесяти.
Л. Вы лично?
Д. Да.
Л. А сколько таких случаев вы так или иначе наблюдали?
Д. Пожалуй, что тысячи две-три.
Л. Столько было раненых, которых убивали?
Рассказав о том, что его вместе с Паэсом перевезли в машине в другое место и заперли в камере с полом, усыпанным древесными стружками, Делья Наве пишет, что «вскоре после прибытия меня подняли и положили на стол, к которому привязали за руки и за ноги, а затем, облив меня водой, включили машину, шум которой напоминал скрежет плотницкой пилы.
Из-за отказа отвечать на вопросы меня били по ушам и стали еще сильнее мучить пиканой, гораздо более мощной, чем все, какими меня пытали раньше.
Закончив этот сеанс пыток, меня опять облили водой, бросили на пол и оставили в покое минут на пятнадцать. Потом опять привязали к столу и, повторив прежнюю пытку, оставили одного – привязанного – на несколько часов. После чего стали каждые пятнадцать-двадцать минут заходить и задавать мне вопросы».
Описав еще несколько своих перемещений и подобных «сеансов», Делья Наве сообщает, что его привезли в какое-то пустынное место, где на небольшом холме стояла деревянная хижина.
«Вскоре после приезда, – пишет он, – мне приказали раздеться и, вытащив из хижины, привязали к столбам руки и ноги и снова начали допрашивать. Но на сей раз делали это более „научно“, я чувствовал, что какой-то тип то и дело прикладывал мне к левому соску стетоскоп и приказывал продолжить пытку или прекратить.
В какой-то момент я попросил стакан воды – ведь уже три дня я не пил никакой жидкости. Мне дали стакан, в котором была какая-то горячая жидкость. Выпив его залпом, я понял, что то была моча, смешанная с мате. Ночью они пришли ко мне – били по ушам ладонью, обливали холодной водой, вопросы сыпались градом. Утром сквозь повязку, которую мне не снимали с глаз, я заметил свет – меня вытащили из хибары и подвесили на балке, которая, вероятно, торчала снаружи.
Д. Ну, конечно, раненых и мирных жителей, которых уничтожают без всякого повода. Мужчин, женщин, детей – всех.
Л. Были вы очевидцем допросов?
Д. Да. Иногда допросов пленных, которых я сам же захватил или привел. Я был очевидцем двадцати пяти или тридцати допросов.
Л. Могли бы вы описать какие-либо из них?
Д. Ну, например, захватил я парня лет семнадцати. Я выстрелил ему в ногу. Он упал. Он был вооружен. Я забрал оружие, оказал ему первую помощь, вызвал вертолет и доставил парня на командный пункт нашего полка. Ему оказали медицинскую помощь, а потом допросили.
Л. Вы сами присутствовали на допросе?
Д. Да, я в нем участвовал. Проводил его вьетнамец, специалист по допросам. У парня была рана в бедре, ему сделали несколько швов и переливание крови: Во время допроса я видел, как вьетнамец срывал бинт с ноги парня и ударял прикладом по ране, так что она снова начинала кровоточить. Парень потерял очень много крови. Ему сказали, что если он будет говорить, то повязку наложат снова. Парень продолжал молчать. Тогда вьетнамец схватил штык и еще расширил рану. Но ничего этим не добился, только замучили парня до смерти.
В какой-то момент они привязали меня к дереву и устроили имитацию расстрела. Я услышал ружейный залп. Потом веревки развязали и дали мне передохнуть.
Вечером возобновили пытки пиканой, я уже едва дышал и наконец потерял сознание, а придя в себя, ощутил, что на нос и на рот мне наложена маска, по моему предположению, кислородная».
Сообщение Делья Наве завершается его перевозкой в расположение отделения Федеральной полиции в Сан-Мартине. «Там меня бросили прямо на тротуар, – пишет он, – и через несколько минут меня подобрали полицейские этого отделения».
Омар Вальдеррама, Был арестован 1 мая 1971 года и утверждает, что в 19 ч. 30 мин. его привезли в отделение Федеральной полиции Сан-Мартине. Поскольку он астматик, ему потребовалось лекарство, которое было при нем в момент ареста, но которое у него забрали.
Лекарство ему не вернули и не дали ничего взамен. Его поместили в камеру, которую во время дождя заливало через окна и из водосточных желобов. Ему не дали ни одеяла, ни какого-либо холста, хотя было очень холодно. В три часа утра следующего, дня его заставили, говорит он, признать своими ряд предметов и бумаг. Он это выполнил, чтобы к нему не приставали и чтобы скоротать время, «я надеялся, что кто-нибудь заявит о моем аресте».
Л. Каким образом?
Д. Пытали его.
Л. Как пытали?
Д. Рубили ему пальцы… одну фалангу за другой. Еще кололи его ножом, кололи глубоко, до крови.
Л. Сколько это продолжалось?
Д. Приблизительно часа три. В конце концов он потерял сознание. Привести его в чувство не удалось. Вьетнамец вытащил пистолет и выстрелил ему в голову. Потом у него вырезали мошонку, кастрировали его и зашили ее в его рот. Труп выставили в центре деревни, в назидание: мол, кто к нему притронется, будет так же наказан. Никто его не тронул. С женщинами поступали также.
Л. Были вы очевидцем подобных случаев?
Д. Да. Однажды в Сайгоне мы зашли в пивную. Один из наших парней удалился с проституткой в комнату наверху. Мы услышали его крики. Девушка набросилась на него с бритвой.
В то же утро он был доставлен в центральное здание Федеральной координации (теперь – Федеральной безопасности). Там, бросив его на резиновый коврик без матраса, на него надели наручники. В 18 ч. 10 мин. (со времени ареста он еще ничего не ел) парень лет 25 или 30 повел его на восьмой этаж. В канцелярии с табличкой «Секция региональных отделений. Дисциплинарные дела», куда его привели, находились трое военных. Один из них, «шеф», смеясь, наблюдал, как остальные избивали приведенного. Его раздели («чтобы не порвать одежду», замечает Вальдеррама) и снова принялись избивать. Когда же перестали, «шеф» начал допрос, угрожая, что передаст его «на машину». Так как Вальдеррама не отвечал, «шеф» стал бить его по половым органам пружиной, вставленной в резиновый шланг. Когда удар не попадал по цели, он бил по животу. Затем, рассказывает Вальдеррама, его с завязанными глазами вытолкали на воздух. Потом снова завели в канцелярию, где «шеф» ему объявил, что, поскольку он не отвечает на вопросы, его ждет «машина».
Его отвели обратно в камеру, это было в 19 ч. 15 мин. Через двадцать минут его повели на второй этаж, в комнату размером примерно шесть на четыре метра; она находится в конце коридора, где лифт, справа от лифта; у стены, напротив входной двери и слева от нее, там стоят шкафы, есть несколько кожаных кресел, стульев и стол в два квадратных метра у стены, справа от входной двери.
В комнате было двое мужчин.
Вместе с «шефом» и конвоиром стало четверо. Один из них расстелил на столе одеяло с четырьмя петлями по углам. Возле стола стоял «деревянный ящик 50 х 30 см, в котором находились какие-то цилиндры длиной 15 см и диаметром 7 см», – это была пикана.
Мы вызвали военную полицию, чтобы его отвезти в госпиталь. А девушку отвели в ближайшую военную казарму. Ее связали и рассекли пополам – от влагалища до горла. Она мгновенно скончалась.
Л. Вы это видели?
Д. Да.
Л. Присутствовали вы при других случаях жестокого обращения с женщинами?
Д. Я как-то видел молодую вьетнамку, взятую в плен. Говорили, что она сочувствует Вьетконгу. Захватили ее корейцы. На допросе она отказывалась отвечать. Ее раздели и связали. Потом ее изнасиловали по очереди все солдаты отряда. В конце концов она сказала, что больше не вытерпит, что будет говорить. Тогда ей зашили влагалище обычной проволокой. Латунным прутом пробили череп и повесили. Командир отряда, лейтенант, отсек ей голову длинной саблей. Я также видел, как пытали женщину раскаленным штыком, засовывая его во влагалище.
Л. Кто это делал?
Д. Мы.
Л. Североамериканские солдаты?
Д. Да.
Вальдеррама рассказывает, что его раздели, уложили навзничь и связали. На глаза наложили ватные тампоны, прикрепив их клейкой лентой. Изрыгая оскорбления, «шеф» начал его допрашивать, меж тем как другой тип наносил кисточкой какую-то жидкость в разные места его тела. Когда допрос приостанавливался, к этим смоченным местам и к губам приставляли что-то вроде наэлектризованной щетки.
«Ощущение при этом такое, – сообщает Вальдеррама, – будто из тебя выдирают куски мяса, а когда щетку отводили, я замечал, что лежу, скрючившись, и начинал очень медленно распрямляться».
«Сеанс» закончился в 20 ч. 30 мин. Вальдерраму отвели в камеру на третьем этаже. Там он слышал, как выводили из камер других арестованных, а через 10 минут со второго этажа начали доноситься крики и топот.
3-го числа, в воскресенье, его подвергли еще одному «сеансу». Все это время ему не давали ни пищи, ни воды. В понедельник, 4-го, его отвели на восьмой этаж, где «шеф» показал ему вещи, которые ему предложили признать своими, чтобы пытки прекратились. На втором этаже он подписал «добровольное признание». Затем его снова доставили в Сан-Мартин, и лишь недавно, 17 мая, на его теле исчезли следы от побоев и от пиканы. Вальдеррама указывает, что среди вещей, которые он признал своими, лишь некоторые в действительности принадлежали ему.
Л. Сколько солдат в этом участвовало?
Д. Семеро.
Л. Кто была эта девушка?
Д. Дочь старосты вьетнамской деревни… она сочувствовала Вьетконгу. Мы ее раздели, связали и раскалили докрасна в очаге штык. Этим штыком мы кололи ей груди, потом засунули во влагалище.
Л. Она умерла?
Д. Не сразу. Был с нами один парень, который вытащил из своего ботинка кожаный шнурок. Шнурок он смочил, обвязал им шею девушки и подвесил ее на солнцепеке. Высыхая, кожа съеживалась. Девушка задохнулась, но не сразу.
Л. Получили вы награду или орден за ваши действия во Вьетнаме?
Д. «Бронзовую звезду», почетные армейские значки, медаль за отвагу – это от вьетнамского правительства, – было хвалебное упоминание в речи президента, относившееся ко всему нашему соединению, несколько вьетнамских значков, боевых знаков отличия и пара «Purple Heart» .
* * *
Слушая Патрисио и Сусану, никто бы и не заподозрил, что произошло, это-то и бесило Лонштейна, а Андрес смотрел на него, словно пытаясь внушить, что никто не виноват и что каждый держал нитку клубка по-своему. Согласен, сказал раввинчик, но скажи на милость, как понять, что Сусана, свеженькая, как только что срезанный салат, является в одиннадцать утра, как раз я слушаю известия, а ты же знаешь, сколько сил отнимает у меня этот гриб, он же все чахнет, да Мануэль, который ползает по полу лишь затем, чтобы оставить ручеек в виде бусгрофедона, надеюсь, ты понял, о чем речь. Понял, скромно сказал я, но на твоем месте я бы радовался по многим причинам, ну, хотя бы потому, что забрали Мануэля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Л. Как называлась деревня?
Д. Бау-Три.
Л. Где она находится, вернее, где находилась?
Д. Примерно в двустах сорока километрах на северо-восток от Сайгона.
Л. Получали вы когда-либо приказы не щадить никого?
Д. Да. Л. От кого?
Д. От лейтенанта, руководившего акцией.
Л. И не раз?
Д. Да.
Л. И что тогда происходило?
Д. Мы не брали пленных.
Л. Что это значит?
Д. Убивали всех, кого захватим.
Карлос Делья Наве. Арестован 16 марта 1970 года. Обвинен в причастности к похищению парагвайского консула Вальдемара Санчеса. Сразу после ареста, который производили восемь человек, обнаруживших его в бараке в Лухане, на него надели наручники и подвергли пытке пиканой, подключенной к автомобильному аккумулятору.
В этом же автомобиле его заставили лечь на пол рядом с другим человеком – оказалось, что то был Франсиско Паэс, каменщик, который ремонтировал барак.
«Примерно после часа езды, – пишет он в своем свидетельстве, – нас доставили в довольно большое здание, где были ряды маленьких камер. Через несколько минут меня привели в ярко освещенную комнату, раздели и уложили на койку.
Там меня снова мучили пиканой, меж тем как некий тип объяснял спокойным тоном, что лучше бы мне заговорить, потому что в конце концов все раскалываются. Думаю, что это продолжалось около часа. Потом меня отвели в камеру, там я почувствовал, что левая рука у меня парализована. Я принялся кричать, звать кого-нибудь. Долго никто не отвечал, но вот дверь открылась, и меня снова уложили на койку.
Когда я сказал, что не могу двигать рукой, – продолжает Делья Наве, – меня снова стали пытать пиканой, однако следует заметить, что теперь это делали не так жестоко и она уже не вызывала судорог, как тогда, когда ее включали на полную мощность».
Л. Раненых?
Д. Да, и раненых.
Л. Вы убивали раненых?
Д. Да.
Л. Как вы их убивали?
Д. Стреляли из пистолетов, из ружей, из пулеметов, закалывали штыками.
Л. Раненых, лежавших на земле?
Д. Да. Которые были не в состоянии сопротивляться. Они не могли двигаться.
Л. Вы были очевидцем этих убийств?
Д. Я в них участвовал.
Л. Почему?
Д. По прошествии какого-то времени человек превращается в зверя, действуешь инстинктивно, ты уже ничего не сознаешь.
Л. Сколько пленных или раненых вы убили? Можете подсчитать?
Д. Я бы сказал, что… около двухсот пятидесяти.
Л. Вы лично?
Д. Да.
Л. А сколько таких случаев вы так или иначе наблюдали?
Д. Пожалуй, что тысячи две-три.
Л. Столько было раненых, которых убивали?
Рассказав о том, что его вместе с Паэсом перевезли в машине в другое место и заперли в камере с полом, усыпанным древесными стружками, Делья Наве пишет, что «вскоре после прибытия меня подняли и положили на стол, к которому привязали за руки и за ноги, а затем, облив меня водой, включили машину, шум которой напоминал скрежет плотницкой пилы.
Из-за отказа отвечать на вопросы меня били по ушам и стали еще сильнее мучить пиканой, гораздо более мощной, чем все, какими меня пытали раньше.
Закончив этот сеанс пыток, меня опять облили водой, бросили на пол и оставили в покое минут на пятнадцать. Потом опять привязали к столу и, повторив прежнюю пытку, оставили одного – привязанного – на несколько часов. После чего стали каждые пятнадцать-двадцать минут заходить и задавать мне вопросы».
Описав еще несколько своих перемещений и подобных «сеансов», Делья Наве сообщает, что его привезли в какое-то пустынное место, где на небольшом холме стояла деревянная хижина.
«Вскоре после приезда, – пишет он, – мне приказали раздеться и, вытащив из хижины, привязали к столбам руки и ноги и снова начали допрашивать. Но на сей раз делали это более „научно“, я чувствовал, что какой-то тип то и дело прикладывал мне к левому соску стетоскоп и приказывал продолжить пытку или прекратить.
В какой-то момент я попросил стакан воды – ведь уже три дня я не пил никакой жидкости. Мне дали стакан, в котором была какая-то горячая жидкость. Выпив его залпом, я понял, что то была моча, смешанная с мате. Ночью они пришли ко мне – били по ушам ладонью, обливали холодной водой, вопросы сыпались градом. Утром сквозь повязку, которую мне не снимали с глаз, я заметил свет – меня вытащили из хибары и подвесили на балке, которая, вероятно, торчала снаружи.
Д. Ну, конечно, раненых и мирных жителей, которых уничтожают без всякого повода. Мужчин, женщин, детей – всех.
Л. Были вы очевидцем допросов?
Д. Да. Иногда допросов пленных, которых я сам же захватил или привел. Я был очевидцем двадцати пяти или тридцати допросов.
Л. Могли бы вы описать какие-либо из них?
Д. Ну, например, захватил я парня лет семнадцати. Я выстрелил ему в ногу. Он упал. Он был вооружен. Я забрал оружие, оказал ему первую помощь, вызвал вертолет и доставил парня на командный пункт нашего полка. Ему оказали медицинскую помощь, а потом допросили.
Л. Вы сами присутствовали на допросе?
Д. Да, я в нем участвовал. Проводил его вьетнамец, специалист по допросам. У парня была рана в бедре, ему сделали несколько швов и переливание крови: Во время допроса я видел, как вьетнамец срывал бинт с ноги парня и ударял прикладом по ране, так что она снова начинала кровоточить. Парень потерял очень много крови. Ему сказали, что если он будет говорить, то повязку наложат снова. Парень продолжал молчать. Тогда вьетнамец схватил штык и еще расширил рану. Но ничего этим не добился, только замучили парня до смерти.
В какой-то момент они привязали меня к дереву и устроили имитацию расстрела. Я услышал ружейный залп. Потом веревки развязали и дали мне передохнуть.
Вечером возобновили пытки пиканой, я уже едва дышал и наконец потерял сознание, а придя в себя, ощутил, что на нос и на рот мне наложена маска, по моему предположению, кислородная».
Сообщение Делья Наве завершается его перевозкой в расположение отделения Федеральной полиции в Сан-Мартине. «Там меня бросили прямо на тротуар, – пишет он, – и через несколько минут меня подобрали полицейские этого отделения».
Омар Вальдеррама, Был арестован 1 мая 1971 года и утверждает, что в 19 ч. 30 мин. его привезли в отделение Федеральной полиции Сан-Мартине. Поскольку он астматик, ему потребовалось лекарство, которое было при нем в момент ареста, но которое у него забрали.
Лекарство ему не вернули и не дали ничего взамен. Его поместили в камеру, которую во время дождя заливало через окна и из водосточных желобов. Ему не дали ни одеяла, ни какого-либо холста, хотя было очень холодно. В три часа утра следующего, дня его заставили, говорит он, признать своими ряд предметов и бумаг. Он это выполнил, чтобы к нему не приставали и чтобы скоротать время, «я надеялся, что кто-нибудь заявит о моем аресте».
Л. Каким образом?
Д. Пытали его.
Л. Как пытали?
Д. Рубили ему пальцы… одну фалангу за другой. Еще кололи его ножом, кололи глубоко, до крови.
Л. Сколько это продолжалось?
Д. Приблизительно часа три. В конце концов он потерял сознание. Привести его в чувство не удалось. Вьетнамец вытащил пистолет и выстрелил ему в голову. Потом у него вырезали мошонку, кастрировали его и зашили ее в его рот. Труп выставили в центре деревни, в назидание: мол, кто к нему притронется, будет так же наказан. Никто его не тронул. С женщинами поступали также.
Л. Были вы очевидцем подобных случаев?
Д. Да. Однажды в Сайгоне мы зашли в пивную. Один из наших парней удалился с проституткой в комнату наверху. Мы услышали его крики. Девушка набросилась на него с бритвой.
В то же утро он был доставлен в центральное здание Федеральной координации (теперь – Федеральной безопасности). Там, бросив его на резиновый коврик без матраса, на него надели наручники. В 18 ч. 10 мин. (со времени ареста он еще ничего не ел) парень лет 25 или 30 повел его на восьмой этаж. В канцелярии с табличкой «Секция региональных отделений. Дисциплинарные дела», куда его привели, находились трое военных. Один из них, «шеф», смеясь, наблюдал, как остальные избивали приведенного. Его раздели («чтобы не порвать одежду», замечает Вальдеррама) и снова принялись избивать. Когда же перестали, «шеф» начал допрос, угрожая, что передаст его «на машину». Так как Вальдеррама не отвечал, «шеф» стал бить его по половым органам пружиной, вставленной в резиновый шланг. Когда удар не попадал по цели, он бил по животу. Затем, рассказывает Вальдеррама, его с завязанными глазами вытолкали на воздух. Потом снова завели в канцелярию, где «шеф» ему объявил, что, поскольку он не отвечает на вопросы, его ждет «машина».
Его отвели обратно в камеру, это было в 19 ч. 15 мин. Через двадцать минут его повели на второй этаж, в комнату размером примерно шесть на четыре метра; она находится в конце коридора, где лифт, справа от лифта; у стены, напротив входной двери и слева от нее, там стоят шкафы, есть несколько кожаных кресел, стульев и стол в два квадратных метра у стены, справа от входной двери.
В комнате было двое мужчин.
Вместе с «шефом» и конвоиром стало четверо. Один из них расстелил на столе одеяло с четырьмя петлями по углам. Возле стола стоял «деревянный ящик 50 х 30 см, в котором находились какие-то цилиндры длиной 15 см и диаметром 7 см», – это была пикана.
Мы вызвали военную полицию, чтобы его отвезти в госпиталь. А девушку отвели в ближайшую военную казарму. Ее связали и рассекли пополам – от влагалища до горла. Она мгновенно скончалась.
Л. Вы это видели?
Д. Да.
Л. Присутствовали вы при других случаях жестокого обращения с женщинами?
Д. Я как-то видел молодую вьетнамку, взятую в плен. Говорили, что она сочувствует Вьетконгу. Захватили ее корейцы. На допросе она отказывалась отвечать. Ее раздели и связали. Потом ее изнасиловали по очереди все солдаты отряда. В конце концов она сказала, что больше не вытерпит, что будет говорить. Тогда ей зашили влагалище обычной проволокой. Латунным прутом пробили череп и повесили. Командир отряда, лейтенант, отсек ей голову длинной саблей. Я также видел, как пытали женщину раскаленным штыком, засовывая его во влагалище.
Л. Кто это делал?
Д. Мы.
Л. Североамериканские солдаты?
Д. Да.
Вальдеррама рассказывает, что его раздели, уложили навзничь и связали. На глаза наложили ватные тампоны, прикрепив их клейкой лентой. Изрыгая оскорбления, «шеф» начал его допрашивать, меж тем как другой тип наносил кисточкой какую-то жидкость в разные места его тела. Когда допрос приостанавливался, к этим смоченным местам и к губам приставляли что-то вроде наэлектризованной щетки.
«Ощущение при этом такое, – сообщает Вальдеррама, – будто из тебя выдирают куски мяса, а когда щетку отводили, я замечал, что лежу, скрючившись, и начинал очень медленно распрямляться».
«Сеанс» закончился в 20 ч. 30 мин. Вальдерраму отвели в камеру на третьем этаже. Там он слышал, как выводили из камер других арестованных, а через 10 минут со второго этажа начали доноситься крики и топот.
3-го числа, в воскресенье, его подвергли еще одному «сеансу». Все это время ему не давали ни пищи, ни воды. В понедельник, 4-го, его отвели на восьмой этаж, где «шеф» показал ему вещи, которые ему предложили признать своими, чтобы пытки прекратились. На втором этаже он подписал «добровольное признание». Затем его снова доставили в Сан-Мартин, и лишь недавно, 17 мая, на его теле исчезли следы от побоев и от пиканы. Вальдеррама указывает, что среди вещей, которые он признал своими, лишь некоторые в действительности принадлежали ему.
Л. Сколько солдат в этом участвовало?
Д. Семеро.
Л. Кто была эта девушка?
Д. Дочь старосты вьетнамской деревни… она сочувствовала Вьетконгу. Мы ее раздели, связали и раскалили докрасна в очаге штык. Этим штыком мы кололи ей груди, потом засунули во влагалище.
Л. Она умерла?
Д. Не сразу. Был с нами один парень, который вытащил из своего ботинка кожаный шнурок. Шнурок он смочил, обвязал им шею девушки и подвесил ее на солнцепеке. Высыхая, кожа съеживалась. Девушка задохнулась, но не сразу.
Л. Получили вы награду или орден за ваши действия во Вьетнаме?
Д. «Бронзовую звезду», почетные армейские значки, медаль за отвагу – это от вьетнамского правительства, – было хвалебное упоминание в речи президента, относившееся ко всему нашему соединению, несколько вьетнамских значков, боевых знаков отличия и пара «Purple Heart» .
* * *
Слушая Патрисио и Сусану, никто бы и не заподозрил, что произошло, это-то и бесило Лонштейна, а Андрес смотрел на него, словно пытаясь внушить, что никто не виноват и что каждый держал нитку клубка по-своему. Согласен, сказал раввинчик, но скажи на милость, как понять, что Сусана, свеженькая, как только что срезанный салат, является в одиннадцать утра, как раз я слушаю известия, а ты же знаешь, сколько сил отнимает у меня этот гриб, он же все чахнет, да Мануэль, который ползает по полу лишь затем, чтобы оставить ручеек в виде бусгрофедона, надеюсь, ты понял, о чем речь. Понял, скромно сказал я, но на твоем месте я бы радовался по многим причинам, ну, хотя бы потому, что забрали Мануэля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50