Не получается ли, что Вы не смогли жить с этим большим, социально навязанным "мы", но и совсем без "мы" жить тоже не могли, и тогда идеальным вариантом было создание собственного "мы"?
Игорь: Можно ответить высокомерно, типа: "Попробуй сам создать социально-психологический мир, и ты узнаешь, что имея внутри "мы", это невозможно сделать". Но я попытаюсь ответить максимально подробно. Я говорил сейчас о "без "мы" внутри". Я же не ушел в отшельники, не поселился где-нибудь на скале. Недалеко от города Ош, на скале Сулеймана раз в год появляется отшельник. А весь год никто не знает, где он. Он не общается с людьми, вообще. Один день в году он сидит на этой горе и молчит. Мимо него идут люди, как раньше мимо Мавзолея, идут и идут, исцеляются, получают знания и черт те что с ними происходит. А он просто сидит сутки и потом на год исчезает. Я же не ушел, я живу среди людей, мне жутко нравится жизнь среди людей, но это я живу, а не жизнь меня живет. Это я живу. Я без этого социально-психологического мира прекрасно могу себя чувствовать.
Валерий: А почему же пруд?
Игорь: А потому, что тогда ты живешь в мире, который ты сделал, а не в мире, который тебя сделал, отштамповал.
Валерий: Получается, что пришлось его создать, потому что без него нельзя…
Игорь: Конечно. Представь себе, что ты жил у родителей в квартире, а потом вырос. И для того, чтобы ощутить свою самостоятельность, тебе нужно заиметь свою территорию, которую ты заработаешь. Даже если тебе родители купят квартиру, ты все равно не будешь себя чувствовать совсем независимым. Есть разные люди, но в глубине, все равно, это не совсем мое. Мое – это то, что я заработал, особенно, для мужчин. Установки такие. Это уже другая квартира. Это моя квартира, если я захочу, то я ее оставлю, закрою на ключ и уеду к деду навсегда, а захочу – продам. Это моя вещь.
Валерий: Это мое "мы"?
Игорь: Нет. Это не мое "мы". Это я собрал компанию своих друзей, это я собрал компанию людей для того, чтобы сделать то-то и то-то. Это даже не ситуация учителя и учеников. Это не ученики. Это такая компания. А можно ли прожить без компании? Можно. Все зависит от того, какую работу ты хочешь сделать. То есть какую работу в этом мире, в котором ты живешь, ты хочешь сделать. Чем ты хочешь отблагодарить свою мать за то, что она тебя родила? Я очень люблю свою мать – и биологическую, и социальную. И наш сегодняшний разговор начался с того, что социально я родился здесь, в Литве. Вырос в этом месте, и очень благодарен, потому что в Советском Союзе это было особое место – Прибалтика. Тут мозги не так плотно компостировали, как, скажем, в Самаре.
Валерий: Получается, что вместо большого "мы", которое навязывалось, просто "я" невозможно, и поэтому быстро создано другое "мы", и так происходит освобождение…
Игорь: Этого мира не было до меня. И, во-первых, это не быстро. На это ушло девять лет. Девять лет, пока этот социально-психологический мир стал живым. Это раз. Во-вторых, никуда не делось и большое "мы". Только раньше я ему принадлежал, а теперь я здесь живу. Я здесь.
Аркадий: Это очень простая ситуация. Большое "мы" – это треугольник, обращенный вниз. Он неизбежно приводит к смерти. Маленькое "мы", о котором Игорь говорит: "Я здесь живу. Здесь мои друзья", – это треугольник, обращенный вверх, и в нем есть возможность, шанс. В большом "мы" обязательно идешь вниз, а в маленьком нет. Маленький треугольник, маленькая пирамида совсем другого качества, и в ней есть шанс подняться вверх. Вот вся разница.
Игорь: И еще один момент. Вот когда ты, Валера, говоришь, что маленькое "мы" создается человеком, чтобы защититься от большого, что называется "наш круг", то этот круг формируется по принципу взаимного поглаживания – это единомышленники, это приятные друг другу люди. Иначе, они не могут существовать как круг. Социально-психологический мир строится не по этому принципу. Построить социально-психологический мир – это колоссальное искусство, потому что нужно вовремя снять с себя групповые проекции, вовремя создать ситуацию контр-лидера, и еще столько нужно знаний, я могу об этом целый трактат написать, и нужно столько практических социально-психологических умений, чтобы получилась не группа сообщников, а социально-психологический мир. В нашем социально-психологическом мире на сегодня есть восемь диаметрально противоположных трактовок Школы, а к Игорю диапазон отношений от… и до… и это все нормально.
Аркадий: И, главным образом, отрицательных. Резко отрицательных.
Игорь: И чьи-нибудь попытки сделать из этого организацию не проходят, это же очень тонкое дело – социально-психологический мир, он живой, он самораспространяется. Вот когда два года назад я увидел, что он сам себя уже размножает, без всякого моего вмешательства, я сказал, что все, вот эта вещь уже готова, она живая, она будет жить по своим законам, и уже никто не может захватить власть над ней. Это колоссальное искусство, это сделанное.
Валерий: Это я понимаю, но меня интересует такая вещь: насколько вы сами от этого зависите, и насколько для вас было жизненно необходимо создать этот мир?
Игорь: Я завишу от всего, потому что я свободен для. Меня не интересует свобода от, меня интересует свобода для . Но, главным образом, я понимаю так, что моя рабочая задача, которая следует из того, как я учился в традиции, как я ее воспринимаю, какие у нас отношения, моя задача состоит в том, чтобы эти знания стали достоянием культуры. Не экзотикой, не перчиком к блюду, а блюдом, хлебом. Чтобы они стали обыденными, чтобы уровень невежества снизился, чтобы они распространились до такой степени, чтобы это были поговорки, присказки, анекдоты, чтобы это, между прочим, где-нибудь цитировалось, т.е. снять эту псевдоэкзотику и сделать из этого пищу для большинства. Это трудная задача. Многие со мной не согласны. Очень многие. И до сих пор многие друзья из нашей и других традиций жутко воюют со мной, потому что они считают, что это неправильно, что это метать бисер перед свиньями. Я с ними категорически не согласен. Если в наше время эзотерические, священные тексты стали доступны, как газеты, то требуются знания, как читать, как расшифровывать эти тексты и о чем, собственно, идет речь на нормальном языке. Вот это, я считаю, и есть моя работа. Как положено в традиции: для себя, для людей, для храма. Так вот для людей у меня такая работа. И в этом смысле, конечно, социально-психологический мир как помощник в этой работе очень нужен. Социально-психологический мир Школы. Но еще больше он мешает, потому что начинаются интерпретации и возникает ощущение искажения смысла, что люди придают этому противоположный смысл. Пока однажды я не понял, что это замечательно, это естественно, что так и должно быть, иначе это не будет живым. Я не памятник же себе построил. Под моим руководством построен живой организм. И, конечно же, мне хорошо. Безусловно. И, безусловно, я от него завишу. Это мое добровольное желание, и я завишу от него до тех пор, пока считаю это необходимым. Но это не потому, что мне нужно "мы". Это потому, что я здесь работаю. Это моя работа, моя основная профессия. Еще я пою, рисую, пишу книжки – это способ инициировать какие-то ситуации. Это все очень важно, иначе надо было бы уйти в более изолированную ситуацию, не болтаться среди людей, не пугать их своим жутким видом, воплями, какими-то нечеловеческими взглядами. Что раздражает людей? Когда ты неадекватно реагируешь. Для всех это ценно, а для тебя нет. Вот тут надо быть артистом, надо научиться этому. Есть суровое, но очень справедливое высказывание: "Говори с Васею и Манею по их пониманию". То есть говори с человеком на его языке, а не на своем. То есть будь занят не тем, чтобы правильно сказать, а будь занят тем, чтобы тебя правильно поняли. Может быть, вместо умных слов можно сделать выразительную рожу, и человек поймет и просветлеет. Бодхидхарма, хулиган и бандюга, страшный человек, вдруг прыгнул на стол и справил естественные надобности. И все вокруг сразу схлопотали самадхи. Это у Сегуна, где голову отрубали без всякой задержки. Сегун без рассуждений меч доставал и голову с плеч, если ему кто-то не нравился. Это у Сегуна Бодхидхарма прыгнул на стол и справил естественные надобности. И Сегун стал его учеником. Но это не значит, что мы так должны делать. В этом месте, в это время, в это мгновение он как великий мастер почувствовал, что именно это действие совершит эту работу. А подражатели убивают людей и говорят, что они буддисты. Да их изолировать надо, создать поселение, правда, земли жалко, но можно выделить немного, где не очень пышная растительность, пусть там "буддируют" друг друга. Я из наших европейских буддистов знаю только последователей бурятского буддиста Дандарона. Вот, он создал для западных людей особую ветвь с посвящением, со всеми ритуалами. Они тихие, мирные люди. Пьют водку, читают священные тексты и медитируют. Замечательные ребята и не изображают из себя дзен-будцистов, потому что понимают, что дзен – это совсем другое дело другом месте, в другое время. Знаю еще одного ламу из европейцев. Он поселился в лесу, в Забайкалье, с ним еще двое живут. Он раз в год приезжает в Ташкент специи покупать и этим зимой спасается – делает чай из тридцати шести специй. Нам подарил, и мы тоже это пользуем, очень хорошая вещь, прекрасный рецепт, зимой, как чай, тепло и хорошо. Это буддисты. А все эти йогнутные, рерихнутые, дзенкнутые – это все попытка компенсировать свою недостаточную самооценку. И в этом смысле, сложность-то одна – как соблюсти пропорцию между любовью и знанием. Тот же Абай, который перестал для меня существовать, потому что он убийца, перед тем, как он окончательно свихнулся, он мне лично сказал: "Я не знаю, как это у тебя получается, но я ненавижу их, я не могу их любить. Я издеваюсь над ними, а они на меня молятся. Я их провоцирую набить мне морду, а они говорят, что я бодхисаттва. Я их ненавижу". Абай это сказал и убил своего лучшего, самого преданного друга и ученика. Вот в чем проблема. Знание, само по себе, тоже смерть. Как любить, что любить – зная? Не зная – так этой проблемы нет, просто некоторое психологическое волнение возникло, сконцентрировалось, пропало и фа-фа, ля-ля… А зная? Когда ты за всеми психологическими защитами личности видишь лик человека и обращаешься к нему, только это дает тебе возможность что-то созидать. Иначе, с твоим этим жутким знанием надо уходить в горы, сидеть в пещере, потому что среди людей жить нельзя, если знание без любви. Потому что возникает ненависть, которая уничтожит тебя, и твое знание, и массу людей, которые рядом с тобой.
Аркадий: Ну, что ж, материал для осмысления, для работы есть у всех…
Игорь: Я еще хочу сделать мое любимое рондо. Мы начали с разговора о Литве, потому что это прекрасное, замечательное место, в определенном смысле, рай. Когда будущему ребенку везет, он рождается в чреве матери, которая здорова, душевно уравновешена, которая не отравляет его всевозможной химией, и он там в утробе счастлив. Он вырастает в гармонии, в покое, он получает максимальный заряд для того, чтобы потом, родившись, получать все удары, предназначенные для следующего роста. Вот, Литва для меня была такой вот утробой, я ей бесконечно благодарен. Он как моя социальная мать и, действительно, моя родина. И в этом смысле вам всем, кто здесь живет, безумно повезло. Но в то же время это очень опасно, потому что в этом очень легко раствориться, заснуть и забыть, зачем ты здесь вообще, и сказать: "Да ну его на фиг – это рождение, мне и так хорошо". Цветочки, грибочки, солнышко, природа. И действительно, здесь хорошо. Если бы не расписание, если бы каждый шаг не вел туда, где будет написано: "Год рождения такой-то, год смерти такой-то". А можно отложить все на следующее воплощение. Чао. Я все сказал.
Аркадий: Благодарность всем говорящим, спрашивающим, отвечающим. Благодарность космосу, костру, нашим лесным братьям. Продолжается наше действие здесь, которое имеет и будет иметь разные смыслы, разные всходы для разных людей, и тем не менее продолжается. Еще раз спасибо Игорю за то, что он нам говорил, а говорил он предельно выразительно, предельно точно. К тому, что говорил Игорь из своего очень обжитого пространства, не выходя со своей территории, не вылезая в сомнительные области, в необжитые Игорем места, мне бы хотелось добавить такую мысль: этот социально-психологический мир есть место, где оперяются люди, где складываются борцы и альпинисты, которые выходят из него, которые создают свои пространства и зрело, полновесно в этих пространствах создают свои экспедиции, направленные вверх. Они и есть единственная надежда сегодняшнего запутавшегося посткатастрофического мира, где уже разорвалась глобальная психологическая бомба, и вокруг песок, щебень и обломки. Это – единственная надежда. И никакая экономика, никакая идеология не спасут нас, а искусство может только помочь, но будущее, которое наступит через двадцать лет, через пятьдесят лет, в значительной мере предсказуемо не извне, а изнутри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Игорь: Можно ответить высокомерно, типа: "Попробуй сам создать социально-психологический мир, и ты узнаешь, что имея внутри "мы", это невозможно сделать". Но я попытаюсь ответить максимально подробно. Я говорил сейчас о "без "мы" внутри". Я же не ушел в отшельники, не поселился где-нибудь на скале. Недалеко от города Ош, на скале Сулеймана раз в год появляется отшельник. А весь год никто не знает, где он. Он не общается с людьми, вообще. Один день в году он сидит на этой горе и молчит. Мимо него идут люди, как раньше мимо Мавзолея, идут и идут, исцеляются, получают знания и черт те что с ними происходит. А он просто сидит сутки и потом на год исчезает. Я же не ушел, я живу среди людей, мне жутко нравится жизнь среди людей, но это я живу, а не жизнь меня живет. Это я живу. Я без этого социально-психологического мира прекрасно могу себя чувствовать.
Валерий: А почему же пруд?
Игорь: А потому, что тогда ты живешь в мире, который ты сделал, а не в мире, который тебя сделал, отштамповал.
Валерий: Получается, что пришлось его создать, потому что без него нельзя…
Игорь: Конечно. Представь себе, что ты жил у родителей в квартире, а потом вырос. И для того, чтобы ощутить свою самостоятельность, тебе нужно заиметь свою территорию, которую ты заработаешь. Даже если тебе родители купят квартиру, ты все равно не будешь себя чувствовать совсем независимым. Есть разные люди, но в глубине, все равно, это не совсем мое. Мое – это то, что я заработал, особенно, для мужчин. Установки такие. Это уже другая квартира. Это моя квартира, если я захочу, то я ее оставлю, закрою на ключ и уеду к деду навсегда, а захочу – продам. Это моя вещь.
Валерий: Это мое "мы"?
Игорь: Нет. Это не мое "мы". Это я собрал компанию своих друзей, это я собрал компанию людей для того, чтобы сделать то-то и то-то. Это даже не ситуация учителя и учеников. Это не ученики. Это такая компания. А можно ли прожить без компании? Можно. Все зависит от того, какую работу ты хочешь сделать. То есть какую работу в этом мире, в котором ты живешь, ты хочешь сделать. Чем ты хочешь отблагодарить свою мать за то, что она тебя родила? Я очень люблю свою мать – и биологическую, и социальную. И наш сегодняшний разговор начался с того, что социально я родился здесь, в Литве. Вырос в этом месте, и очень благодарен, потому что в Советском Союзе это было особое место – Прибалтика. Тут мозги не так плотно компостировали, как, скажем, в Самаре.
Валерий: Получается, что вместо большого "мы", которое навязывалось, просто "я" невозможно, и поэтому быстро создано другое "мы", и так происходит освобождение…
Игорь: Этого мира не было до меня. И, во-первых, это не быстро. На это ушло девять лет. Девять лет, пока этот социально-психологический мир стал живым. Это раз. Во-вторых, никуда не делось и большое "мы". Только раньше я ему принадлежал, а теперь я здесь живу. Я здесь.
Аркадий: Это очень простая ситуация. Большое "мы" – это треугольник, обращенный вниз. Он неизбежно приводит к смерти. Маленькое "мы", о котором Игорь говорит: "Я здесь живу. Здесь мои друзья", – это треугольник, обращенный вверх, и в нем есть возможность, шанс. В большом "мы" обязательно идешь вниз, а в маленьком нет. Маленький треугольник, маленькая пирамида совсем другого качества, и в ней есть шанс подняться вверх. Вот вся разница.
Игорь: И еще один момент. Вот когда ты, Валера, говоришь, что маленькое "мы" создается человеком, чтобы защититься от большого, что называется "наш круг", то этот круг формируется по принципу взаимного поглаживания – это единомышленники, это приятные друг другу люди. Иначе, они не могут существовать как круг. Социально-психологический мир строится не по этому принципу. Построить социально-психологический мир – это колоссальное искусство, потому что нужно вовремя снять с себя групповые проекции, вовремя создать ситуацию контр-лидера, и еще столько нужно знаний, я могу об этом целый трактат написать, и нужно столько практических социально-психологических умений, чтобы получилась не группа сообщников, а социально-психологический мир. В нашем социально-психологическом мире на сегодня есть восемь диаметрально противоположных трактовок Школы, а к Игорю диапазон отношений от… и до… и это все нормально.
Аркадий: И, главным образом, отрицательных. Резко отрицательных.
Игорь: И чьи-нибудь попытки сделать из этого организацию не проходят, это же очень тонкое дело – социально-психологический мир, он живой, он самораспространяется. Вот когда два года назад я увидел, что он сам себя уже размножает, без всякого моего вмешательства, я сказал, что все, вот эта вещь уже готова, она живая, она будет жить по своим законам, и уже никто не может захватить власть над ней. Это колоссальное искусство, это сделанное.
Валерий: Это я понимаю, но меня интересует такая вещь: насколько вы сами от этого зависите, и насколько для вас было жизненно необходимо создать этот мир?
Игорь: Я завишу от всего, потому что я свободен для. Меня не интересует свобода от, меня интересует свобода для . Но, главным образом, я понимаю так, что моя рабочая задача, которая следует из того, как я учился в традиции, как я ее воспринимаю, какие у нас отношения, моя задача состоит в том, чтобы эти знания стали достоянием культуры. Не экзотикой, не перчиком к блюду, а блюдом, хлебом. Чтобы они стали обыденными, чтобы уровень невежества снизился, чтобы они распространились до такой степени, чтобы это были поговорки, присказки, анекдоты, чтобы это, между прочим, где-нибудь цитировалось, т.е. снять эту псевдоэкзотику и сделать из этого пищу для большинства. Это трудная задача. Многие со мной не согласны. Очень многие. И до сих пор многие друзья из нашей и других традиций жутко воюют со мной, потому что они считают, что это неправильно, что это метать бисер перед свиньями. Я с ними категорически не согласен. Если в наше время эзотерические, священные тексты стали доступны, как газеты, то требуются знания, как читать, как расшифровывать эти тексты и о чем, собственно, идет речь на нормальном языке. Вот это, я считаю, и есть моя работа. Как положено в традиции: для себя, для людей, для храма. Так вот для людей у меня такая работа. И в этом смысле, конечно, социально-психологический мир как помощник в этой работе очень нужен. Социально-психологический мир Школы. Но еще больше он мешает, потому что начинаются интерпретации и возникает ощущение искажения смысла, что люди придают этому противоположный смысл. Пока однажды я не понял, что это замечательно, это естественно, что так и должно быть, иначе это не будет живым. Я не памятник же себе построил. Под моим руководством построен живой организм. И, конечно же, мне хорошо. Безусловно. И, безусловно, я от него завишу. Это мое добровольное желание, и я завишу от него до тех пор, пока считаю это необходимым. Но это не потому, что мне нужно "мы". Это потому, что я здесь работаю. Это моя работа, моя основная профессия. Еще я пою, рисую, пишу книжки – это способ инициировать какие-то ситуации. Это все очень важно, иначе надо было бы уйти в более изолированную ситуацию, не болтаться среди людей, не пугать их своим жутким видом, воплями, какими-то нечеловеческими взглядами. Что раздражает людей? Когда ты неадекватно реагируешь. Для всех это ценно, а для тебя нет. Вот тут надо быть артистом, надо научиться этому. Есть суровое, но очень справедливое высказывание: "Говори с Васею и Манею по их пониманию". То есть говори с человеком на его языке, а не на своем. То есть будь занят не тем, чтобы правильно сказать, а будь занят тем, чтобы тебя правильно поняли. Может быть, вместо умных слов можно сделать выразительную рожу, и человек поймет и просветлеет. Бодхидхарма, хулиган и бандюга, страшный человек, вдруг прыгнул на стол и справил естественные надобности. И все вокруг сразу схлопотали самадхи. Это у Сегуна, где голову отрубали без всякой задержки. Сегун без рассуждений меч доставал и голову с плеч, если ему кто-то не нравился. Это у Сегуна Бодхидхарма прыгнул на стол и справил естественные надобности. И Сегун стал его учеником. Но это не значит, что мы так должны делать. В этом месте, в это время, в это мгновение он как великий мастер почувствовал, что именно это действие совершит эту работу. А подражатели убивают людей и говорят, что они буддисты. Да их изолировать надо, создать поселение, правда, земли жалко, но можно выделить немного, где не очень пышная растительность, пусть там "буддируют" друг друга. Я из наших европейских буддистов знаю только последователей бурятского буддиста Дандарона. Вот, он создал для западных людей особую ветвь с посвящением, со всеми ритуалами. Они тихие, мирные люди. Пьют водку, читают священные тексты и медитируют. Замечательные ребята и не изображают из себя дзен-будцистов, потому что понимают, что дзен – это совсем другое дело другом месте, в другое время. Знаю еще одного ламу из европейцев. Он поселился в лесу, в Забайкалье, с ним еще двое живут. Он раз в год приезжает в Ташкент специи покупать и этим зимой спасается – делает чай из тридцати шести специй. Нам подарил, и мы тоже это пользуем, очень хорошая вещь, прекрасный рецепт, зимой, как чай, тепло и хорошо. Это буддисты. А все эти йогнутные, рерихнутые, дзенкнутые – это все попытка компенсировать свою недостаточную самооценку. И в этом смысле, сложность-то одна – как соблюсти пропорцию между любовью и знанием. Тот же Абай, который перестал для меня существовать, потому что он убийца, перед тем, как он окончательно свихнулся, он мне лично сказал: "Я не знаю, как это у тебя получается, но я ненавижу их, я не могу их любить. Я издеваюсь над ними, а они на меня молятся. Я их провоцирую набить мне морду, а они говорят, что я бодхисаттва. Я их ненавижу". Абай это сказал и убил своего лучшего, самого преданного друга и ученика. Вот в чем проблема. Знание, само по себе, тоже смерть. Как любить, что любить – зная? Не зная – так этой проблемы нет, просто некоторое психологическое волнение возникло, сконцентрировалось, пропало и фа-фа, ля-ля… А зная? Когда ты за всеми психологическими защитами личности видишь лик человека и обращаешься к нему, только это дает тебе возможность что-то созидать. Иначе, с твоим этим жутким знанием надо уходить в горы, сидеть в пещере, потому что среди людей жить нельзя, если знание без любви. Потому что возникает ненависть, которая уничтожит тебя, и твое знание, и массу людей, которые рядом с тобой.
Аркадий: Ну, что ж, материал для осмысления, для работы есть у всех…
Игорь: Я еще хочу сделать мое любимое рондо. Мы начали с разговора о Литве, потому что это прекрасное, замечательное место, в определенном смысле, рай. Когда будущему ребенку везет, он рождается в чреве матери, которая здорова, душевно уравновешена, которая не отравляет его всевозможной химией, и он там в утробе счастлив. Он вырастает в гармонии, в покое, он получает максимальный заряд для того, чтобы потом, родившись, получать все удары, предназначенные для следующего роста. Вот, Литва для меня была такой вот утробой, я ей бесконечно благодарен. Он как моя социальная мать и, действительно, моя родина. И в этом смысле вам всем, кто здесь живет, безумно повезло. Но в то же время это очень опасно, потому что в этом очень легко раствориться, заснуть и забыть, зачем ты здесь вообще, и сказать: "Да ну его на фиг – это рождение, мне и так хорошо". Цветочки, грибочки, солнышко, природа. И действительно, здесь хорошо. Если бы не расписание, если бы каждый шаг не вел туда, где будет написано: "Год рождения такой-то, год смерти такой-то". А можно отложить все на следующее воплощение. Чао. Я все сказал.
Аркадий: Благодарность всем говорящим, спрашивающим, отвечающим. Благодарность космосу, костру, нашим лесным братьям. Продолжается наше действие здесь, которое имеет и будет иметь разные смыслы, разные всходы для разных людей, и тем не менее продолжается. Еще раз спасибо Игорю за то, что он нам говорил, а говорил он предельно выразительно, предельно точно. К тому, что говорил Игорь из своего очень обжитого пространства, не выходя со своей территории, не вылезая в сомнительные области, в необжитые Игорем места, мне бы хотелось добавить такую мысль: этот социально-психологический мир есть место, где оперяются люди, где складываются борцы и альпинисты, которые выходят из него, которые создают свои пространства и зрело, полновесно в этих пространствах создают свои экспедиции, направленные вверх. Они и есть единственная надежда сегодняшнего запутавшегося посткатастрофического мира, где уже разорвалась глобальная психологическая бомба, и вокруг песок, щебень и обломки. Это – единственная надежда. И никакая экономика, никакая идеология не спасут нас, а искусство может только помочь, но будущее, которое наступит через двадцать лет, через пятьдесят лет, в значительной мере предсказуемо не извне, а изнутри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43