Мы не знаем этого. Вот сегодня, сейчас у меня есть задача: я родился, я живу, и я хочу родиться до конца. Я хочу быть для себя самого самим, как говорил наш любимчик Гегель, "в себе самом для себя бытие", для себя самого себя найти, а для этого нужно усилие родиться. Вся беда в том, что социальная утроба не выпускает нас, как биологическая мать, которая выталкивает нас, не спрашивая, хотим ли мы этого или нет, пришло время рождаться – давай! А если не получается, то снаружи все тянут, щипцами хватают, кесарево сечение делают. Вот почему традиция помогает. Традиция – акушер, она с той стороны, она помогает тебе вылезти из утробы, потому что социальная утроба, как Горлум, "мой драгоценный", никого не отпускает сама. Это тот самый пожирающий своих детей Сатурн, которого нарисовал перед смертью Гойя у себя дома на стене. Социальная утроба пожирает собственных детей, она не дает им родиться, она не способствует тому, чтобы они могли родиться. И нужна помощь с той стороны, которую мы называем традицией, истиной, учением, помощь в том, чтобы найти родовые каналы, как-то туда вылезти, захотеть этого. А чтобы захотеть этого, надо сказать себе: "Я здесь, вот, здесь, где я мучаюсь, страдаю и в то же время все замечательно, прекрасно, трава, листья, я здесь, потому что я не знаю". Если бы я знал, то я был бы в себе самом. И потом бы вернулся к этому. Никто не мешает нам любить свою мать, кроме социума, иногда. Никто не помешает нам любить социум, который нас породил, когда мы родимся. Потому что вот она мама, такая-сякая разэтакая, но она мама, и это все перекрывает, все ее недостатки. Это когда мы выросли, когда мы взрослые, а пока мы дети, пока мы растем, мы кричим: "Дай титьку!" – и все. Мамка теплая, молоко сладкое, сосешь, сосешь – рай. И поэтому мне кажется, что там, где вас зовут родиться, где вам говорят о вашем незнании, где говорят о том, что это долгий и сложный путь – родиться, найти себя, там, скорее всего, действительная традиция, потому что когда детям рассказывают сказки и говорят: "Все, ребята, по тысяче долларов, и мы просветлеем", то из этого, как вы понимаете, можно сделать пищу для своего роста, но нужно очень хорошо осознавать, что с тобой собираются делать. Мирзабай, когда был в Литве, сказал: "Вы живете в раю". Что это означает по-суфийски? То, что вы живете в таком месте, где все есть для того, чтобы уснуть, для того, чтобы никогда не захотеть ничего больше, не рождаться, потому что здесь действительно потрясающее место, во всяких разных смыслах. И действительно рай. А Советский Союз был, вообще, суперрай. И нужно отделить понятия. Не надо это хулить. Дело не в том, что социум плохо устроен или хорошо, что где-то там в Гималаях лучше, а в Америке лучше кушают. Вот Аркадий там двадцать лет прожил, он знает точно. Везде одинаково. Я видел такие семьи, где родители держали около себя детей в инфантильном состоянии до тридцати лет, до сорока лет, только потому, что боялись остаться одни: "Как же оно уйдет, это ж мое, это мое дитя". Так и социум по отношению к человеку: "Уйдет, уйдет же, станет взрослым". А станет взрослым, так это же будет другое существо, если он родится. И поэтому те, кто теряет эту нить, зов, который многие слышат в молодости, многие имеют дар слышать, те потом становятся "консервами" и начинают катиться, как автобус, по расписанию от остановки "рождение" до остановки "смерть". И это бессмысленно. Меня лично всегда беспокоило: ну, что ж это, я родился, меня уговаривали, что я – венец природы, по образу и подобию Божьему, вокруг в культуре память о великих людях, художниках, ученых, философах, святых, а я кто? Кто я? Что ж я – автобус, который едет от остановки "рождение" до остановки "смерть", попутно выполнив все социальные функции, которые положено? И все? И у меня было четкое чувство, что это не так, что не может быть такого расточительства. Чтобы создать такое существо, нужно совпадение тысяч миллионов случайностей. Тысячи миллионов случайностей должны совпасть, чтобы мои родители меня родили, чтобы я выжил, чтобы я выучился и чтоб я что-то начал думать. И что, это все ради того, чтобы прожить социальную среднестатистическую жизнь? Да на фиг! Чтобы прожить социальную среднестатистическую жизнь, много ли надо? Сейчас нынешняя зрелая циничная молодежь понимает, что и образование чаще всего не надо, и так можно замечательно и весело, успешно прожить свою жизнь.
Аркадий: Человек умирает не тогда, когда приходит час смерти, а как раз в этом возрасте, который ты назвал: в тридцать, в тридцать пять лет, хотя это может быть и двадцать, и сорок, когда забывает…
Игорь: Когда забывает, что он еще может рождаться.
Аркадий: Человек умирает, и вокруг нас собирается человечество, составленное из этих мертвых душ…
Игорь: Эмбрионы. Социальные эмбрионы
Аркадий: И в то же время банкроты, которые больше не брыкаются. Они уже трупы, неважно двадцать ли им лет, сорок или семьдесят.
Игорь: Нет, ну бывает, что звезданет лет в шестьдесят. Но это же редко, это не правило.
Аркадий: Интересно, как ты это видишь, что и как происходит с человеком, когда человек пробует пробиться к себе, выйти из социального беличьего колеса, из этих двух десятков ролей, которые ему навязали, хочет пройти через заслонки этих ролей к тому, что стоит за этими ролями, и, не пробив этот заслон, цепляется за одну роль и говорит: "Я – заслуженный педагог", или "Я – директор магазина".
Игорь: Ну, я думаю, что это еще банальнее. Дело не в том, что человек цепляется за какую-то одну роль, дело в том, что он поддается колоссальному давлению социума, который говорит: "Ты уже взрослый". Вот, эта подростковая жажда самоутверждения, когда они еще балансируют – еще не взрослые, но уже и не дети, и они изо всех сил бунтуют, как им кажется, для того, чтобы доказать, что они уже взрослые. Поэтому они все одеваются одинаково, стригутся одинаково, ха-ха, слушают одну и ту же музыку, танцуют одни и те же танцы, массово доказывают, что они индивидуальны. Т.е. у человека есть жажда, по отношению к социуму, отомстить за унижение, пережитое в молодости, в детстве, унижение, когда мной бесконечно командовали, когда я не имел собственной воли: что скажут родители, что скажут учителя, что скажут взрослые, что скажет государство, которое лишает меня до восемнадцати лет всех гражданских прав, и так далее. Государство решает, взрослый я или нет. А почему в восемнадцать? Один и в двадцать лет инфантильный, а другой в четырнадцать уже самостоятельный человек. За это унижение, которое испытывает индивидуальность, личность, самость, хочется быстро-быстро отомстить. Ну, я беру крайние слова из фрейдистского репертуара, или не отомстить, скажем, а компенсировать. И поэтому очень легко ловятся в эту ловушку, когда слышат: "Ну, все! Поздравляем тебя, ты уже взрослый! Вот тебе аттестат, не успешной учебы, а зрелости. Вот тебе диплом – это профессия на всю жизнь".
Аркадий: "Созрел? Падай!"
Игорь: Да. "Созрел? Падай!" Правильно, как в том анекдоте про психов. И тогда начинается обвальное падение, т.е. я – взрослый, и поэтому могу уже брать у социума: "Дайте мне то, что я заработал! Дайте мне то, что мне положено! Какое рождение, какая самость, какое самосознание? Дайте, дайте, дайте… Этого у меня еще нет и этого нет, того нет и другого. .." И все. А потом – пых… Вот я был на семинаре, приезжали канадские христиане-миллионеры нас духовно просветить и заманивали на том, что, вот, они миллионеры, но хорошие, можно бизнес совместный, если душа зовет. И один рассказывал о том, что он до пятидесяти лет никого не видел. В детстве у него была идея не быть бедным, и он этого добился. Но когда он добился и оглянулся вокруг, то выяснилось, что дети выросли без него – это совершенно чужие люди, которых он не понимает и они его не понимают, жена – это кто? – надо знакомиться заново, в душе пустота, никакого смысла. Он достиг цели, а ради чего? Как тот йог, который решил подняться повыше в горы, чтобы сделать медитацию поближе к Богу. И он лез-лез на эту гору и так надорвался, что когда залез, то не мог вспомнить, зачем он лез. Так и эти миллионеры. Зачем? И тогда они хватаются за эти дела, христианство у них очень простое, как вы знаете, оно умещается в четыре основных правила и в восемь дополнительных на четырех маленьких листочках. Приняли они Христа и проповедуют по всему миру. Отпуск свой портят, едут в Африку, студентам проповедуют, т.е. начинают набирать духовную территорию, потому что социальная у них уже есть, они члены какого-то совета директоров в Канаде. Убожество полное: выходит на трибуну миллионер, член совета директоров, грамотный бизнесмен, елки-палки, казалось бы, взрослый человек, выходит и вдруг превращается в шести-восьмилетнего ребенка и начинает нам говорить: "Я принял Христа в свое сердце… Четыре правила помогли мне…" Понимаете? Законченные люди. Один молодой малоспособный артист, только что закончивший театральный институт, мне сказал: "Я – законченный человек и законченный артист, что вы тут мне "учиться и учиться", я уже выучился!" Вы смеетесь, но в один прекрасный день, в тот самый день, когда духовный искатель исчезает в глубинах утробы, он говорит сам себе: "Все, я уже взрослый, я уже выучился, я добился, я достиг, я готов, я – готовое блюдо". И все. Все. "Первый срок отсидел я в утробе – ничего там хорошего нет…" Не повезло парню, с одной стороны, а, с другой стороны, ему хочется вылезти оттуда. И задача традиции, помощь традиции в том, что для тех, кто хочет и слышит, помочь захотеть и совершить это – вылезти из утробы. Но для этого нужно сказать себе: "Я совершенно еще не готов, я – младенец". Все это детские игры. Все то, что мы привычно называем словом "жизнь", все это детская игра с очень простыми правилами, если вы уже вылезли из утробы. Тогда вы все это видите и понимаете, что все это просто. Ну, как в утробе: захотел и получил. Но в социальной утробе между "захотел" и "получил" есть: "сделай то, что мы хотим, и ты получишь то, что хочешь ты", и поехали. Все.
Аркадий: В этом плане интересна игра, которую играют знаменитости, скажем, артисты или художники. Для того чтобы стать знаменитостью, ты должен войти в компанию знаменитостей, т.е. ты должен стать их…
Игорь: Лечь под них, если по-простому. Тут простая штука, социальный гипноз, что нужно обязательно быть кому-то нужным. Что за ахинея? Совершенно бредовая идея, что я буду нормально себя чувствовать, когда кому-то нужен. Это как под гипнозом у Кашпировского: "Ты будешь хорошо чувствовать себя тогда, когда почувствуешь, что нужен людям!" В качестве пищи, наверное, ты будешь себя хорошо чувствовать, когда тебя будут кушать, потому что ты будешь очень нужен людям. Это же бредовая идея, что человек прежде всего должен быть нужен. Кому нужен? Ведь проблема у человека в том, чтобы он был нужен сам себе, и другой-то проблемы нет. Ну, элементарная психология: если человек не любит сам себя, то не может любить другого. Дети Штирлицев, на минутку встаньте. Я сам дитя Штирлица, я собираюсь организовать союз детей Штирлицев, потому что все они одинаковы. Они лишены безусловной материнской любви, потому что мать-Штирлиц, во-первых, все время ставит своим родным детям условия, при которых она будет их любить, и она обязательно одновременно и папа. Я говорю в данном случае о Штирлицах как об образе, они наиболее ярко выделяются. Во-вторых, они все время выживаются из дому, т.е. дети Штирлицев, как правило, социально активны. И третье – они не умеют любить, но зато умеют быть нужными. Кнопки, случайности рождения. И очень многие люди не умеют любить, а умеют быть нужными. Вот, они ходят и себя предлагают: "Кому я нужен? Люди, ау, кому я нужен?" А себе-то ты нужен? И художник такой же. Ему говорят: "Твое творчество должно быть кому-то нужно, хотя бы твоим коллегам, чтобы вы друг друга между собой делили". Как это было в Советском Союзе, когда подпольные миллионеры продавали друг другу бриллианты. Они продавали друг другу один и тот же бриллиант, а что же еще с ним делать? Надеть нельзя, выставить, похвастаться – нельзя. Между собой у них это происходило. Поэтому, если у тебя нет своего мира, ты рано или поздно станешь социальной проституткой.
Аркадий: Приспособленцем.
Игорь: Нет, проституткой. Потому что ты продашь себя. За то, что тебе даст социум, те люди, которым ты станешь нужным. Как в том анекдоте: "Главное, милочка, не суетиться под клиентом". А мы очень суетимся под социумом. Мы под ним, во-первых, потому что мы невежественные люди, мы его боимся, потому что не знаем, хотя это примитивная штука. Здесь же не надо особых мозгов, главное, разучить основные правила этой игры и понять, как эта штука действует. Вон, самаритяне сидят, они прекрасно это знают. Я на них смотрю и просто любуюсь. Особенно вот этот, белобрысый. Смотришь на него и думаешь: " Ну что это для него сложности, что ли? Тьфу ему это все!" Молодец. У него же свободное время появляется для духовных страданий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Аркадий: Человек умирает не тогда, когда приходит час смерти, а как раз в этом возрасте, который ты назвал: в тридцать, в тридцать пять лет, хотя это может быть и двадцать, и сорок, когда забывает…
Игорь: Когда забывает, что он еще может рождаться.
Аркадий: Человек умирает, и вокруг нас собирается человечество, составленное из этих мертвых душ…
Игорь: Эмбрионы. Социальные эмбрионы
Аркадий: И в то же время банкроты, которые больше не брыкаются. Они уже трупы, неважно двадцать ли им лет, сорок или семьдесят.
Игорь: Нет, ну бывает, что звезданет лет в шестьдесят. Но это же редко, это не правило.
Аркадий: Интересно, как ты это видишь, что и как происходит с человеком, когда человек пробует пробиться к себе, выйти из социального беличьего колеса, из этих двух десятков ролей, которые ему навязали, хочет пройти через заслонки этих ролей к тому, что стоит за этими ролями, и, не пробив этот заслон, цепляется за одну роль и говорит: "Я – заслуженный педагог", или "Я – директор магазина".
Игорь: Ну, я думаю, что это еще банальнее. Дело не в том, что человек цепляется за какую-то одну роль, дело в том, что он поддается колоссальному давлению социума, который говорит: "Ты уже взрослый". Вот, эта подростковая жажда самоутверждения, когда они еще балансируют – еще не взрослые, но уже и не дети, и они изо всех сил бунтуют, как им кажется, для того, чтобы доказать, что они уже взрослые. Поэтому они все одеваются одинаково, стригутся одинаково, ха-ха, слушают одну и ту же музыку, танцуют одни и те же танцы, массово доказывают, что они индивидуальны. Т.е. у человека есть жажда, по отношению к социуму, отомстить за унижение, пережитое в молодости, в детстве, унижение, когда мной бесконечно командовали, когда я не имел собственной воли: что скажут родители, что скажут учителя, что скажут взрослые, что скажет государство, которое лишает меня до восемнадцати лет всех гражданских прав, и так далее. Государство решает, взрослый я или нет. А почему в восемнадцать? Один и в двадцать лет инфантильный, а другой в четырнадцать уже самостоятельный человек. За это унижение, которое испытывает индивидуальность, личность, самость, хочется быстро-быстро отомстить. Ну, я беру крайние слова из фрейдистского репертуара, или не отомстить, скажем, а компенсировать. И поэтому очень легко ловятся в эту ловушку, когда слышат: "Ну, все! Поздравляем тебя, ты уже взрослый! Вот тебе аттестат, не успешной учебы, а зрелости. Вот тебе диплом – это профессия на всю жизнь".
Аркадий: "Созрел? Падай!"
Игорь: Да. "Созрел? Падай!" Правильно, как в том анекдоте про психов. И тогда начинается обвальное падение, т.е. я – взрослый, и поэтому могу уже брать у социума: "Дайте мне то, что я заработал! Дайте мне то, что мне положено! Какое рождение, какая самость, какое самосознание? Дайте, дайте, дайте… Этого у меня еще нет и этого нет, того нет и другого. .." И все. А потом – пых… Вот я был на семинаре, приезжали канадские христиане-миллионеры нас духовно просветить и заманивали на том, что, вот, они миллионеры, но хорошие, можно бизнес совместный, если душа зовет. И один рассказывал о том, что он до пятидесяти лет никого не видел. В детстве у него была идея не быть бедным, и он этого добился. Но когда он добился и оглянулся вокруг, то выяснилось, что дети выросли без него – это совершенно чужие люди, которых он не понимает и они его не понимают, жена – это кто? – надо знакомиться заново, в душе пустота, никакого смысла. Он достиг цели, а ради чего? Как тот йог, который решил подняться повыше в горы, чтобы сделать медитацию поближе к Богу. И он лез-лез на эту гору и так надорвался, что когда залез, то не мог вспомнить, зачем он лез. Так и эти миллионеры. Зачем? И тогда они хватаются за эти дела, христианство у них очень простое, как вы знаете, оно умещается в четыре основных правила и в восемь дополнительных на четырех маленьких листочках. Приняли они Христа и проповедуют по всему миру. Отпуск свой портят, едут в Африку, студентам проповедуют, т.е. начинают набирать духовную территорию, потому что социальная у них уже есть, они члены какого-то совета директоров в Канаде. Убожество полное: выходит на трибуну миллионер, член совета директоров, грамотный бизнесмен, елки-палки, казалось бы, взрослый человек, выходит и вдруг превращается в шести-восьмилетнего ребенка и начинает нам говорить: "Я принял Христа в свое сердце… Четыре правила помогли мне…" Понимаете? Законченные люди. Один молодой малоспособный артист, только что закончивший театральный институт, мне сказал: "Я – законченный человек и законченный артист, что вы тут мне "учиться и учиться", я уже выучился!" Вы смеетесь, но в один прекрасный день, в тот самый день, когда духовный искатель исчезает в глубинах утробы, он говорит сам себе: "Все, я уже взрослый, я уже выучился, я добился, я достиг, я готов, я – готовое блюдо". И все. Все. "Первый срок отсидел я в утробе – ничего там хорошего нет…" Не повезло парню, с одной стороны, а, с другой стороны, ему хочется вылезти оттуда. И задача традиции, помощь традиции в том, что для тех, кто хочет и слышит, помочь захотеть и совершить это – вылезти из утробы. Но для этого нужно сказать себе: "Я совершенно еще не готов, я – младенец". Все это детские игры. Все то, что мы привычно называем словом "жизнь", все это детская игра с очень простыми правилами, если вы уже вылезли из утробы. Тогда вы все это видите и понимаете, что все это просто. Ну, как в утробе: захотел и получил. Но в социальной утробе между "захотел" и "получил" есть: "сделай то, что мы хотим, и ты получишь то, что хочешь ты", и поехали. Все.
Аркадий: В этом плане интересна игра, которую играют знаменитости, скажем, артисты или художники. Для того чтобы стать знаменитостью, ты должен войти в компанию знаменитостей, т.е. ты должен стать их…
Игорь: Лечь под них, если по-простому. Тут простая штука, социальный гипноз, что нужно обязательно быть кому-то нужным. Что за ахинея? Совершенно бредовая идея, что я буду нормально себя чувствовать, когда кому-то нужен. Это как под гипнозом у Кашпировского: "Ты будешь хорошо чувствовать себя тогда, когда почувствуешь, что нужен людям!" В качестве пищи, наверное, ты будешь себя хорошо чувствовать, когда тебя будут кушать, потому что ты будешь очень нужен людям. Это же бредовая идея, что человек прежде всего должен быть нужен. Кому нужен? Ведь проблема у человека в том, чтобы он был нужен сам себе, и другой-то проблемы нет. Ну, элементарная психология: если человек не любит сам себя, то не может любить другого. Дети Штирлицев, на минутку встаньте. Я сам дитя Штирлица, я собираюсь организовать союз детей Штирлицев, потому что все они одинаковы. Они лишены безусловной материнской любви, потому что мать-Штирлиц, во-первых, все время ставит своим родным детям условия, при которых она будет их любить, и она обязательно одновременно и папа. Я говорю в данном случае о Штирлицах как об образе, они наиболее ярко выделяются. Во-вторых, они все время выживаются из дому, т.е. дети Штирлицев, как правило, социально активны. И третье – они не умеют любить, но зато умеют быть нужными. Кнопки, случайности рождения. И очень многие люди не умеют любить, а умеют быть нужными. Вот, они ходят и себя предлагают: "Кому я нужен? Люди, ау, кому я нужен?" А себе-то ты нужен? И художник такой же. Ему говорят: "Твое творчество должно быть кому-то нужно, хотя бы твоим коллегам, чтобы вы друг друга между собой делили". Как это было в Советском Союзе, когда подпольные миллионеры продавали друг другу бриллианты. Они продавали друг другу один и тот же бриллиант, а что же еще с ним делать? Надеть нельзя, выставить, похвастаться – нельзя. Между собой у них это происходило. Поэтому, если у тебя нет своего мира, ты рано или поздно станешь социальной проституткой.
Аркадий: Приспособленцем.
Игорь: Нет, проституткой. Потому что ты продашь себя. За то, что тебе даст социум, те люди, которым ты станешь нужным. Как в том анекдоте: "Главное, милочка, не суетиться под клиентом". А мы очень суетимся под социумом. Мы под ним, во-первых, потому что мы невежественные люди, мы его боимся, потому что не знаем, хотя это примитивная штука. Здесь же не надо особых мозгов, главное, разучить основные правила этой игры и понять, как эта штука действует. Вон, самаритяне сидят, они прекрасно это знают. Я на них смотрю и просто любуюсь. Особенно вот этот, белобрысый. Смотришь на него и думаешь: " Ну что это для него сложности, что ли? Тьфу ему это все!" Молодец. У него же свободное время появляется для духовных страданий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43