Ричиус радовался предстоящей поездке. Они ехали не торопясь, чтобы не утомить мулов, но вскоре уже оказались среди леса. Узкая дорога вилась среди деревьев, уходя в сторону долины Дринг и южных районов Люсел-Лора. В этот день дорога была пустой и тихой, и в кронах деревьев чирикали птицы, не улетевшие в теплые края. Дорога была усыпана опавшей листвой, наметенной кучами по обочинам бездумным ветром.
Ричиус и Симон ехали, почти не разговаривая. Симон держался позади и следил за мулами, которые послушно брели по дороге, не проявляя никакого интереса к окружающему. Когда путники довольно сильно углубились в лес, Ричиус повернулся к своему спутнику и заговорил.
— Красиво, правда? — спросил он. — Я имею в виду лес. Немного похоже на родину.
— Довольно мило, — сухо ответил Симон. — Холодно, но мило.
— О, это еще не холод, Симон. Скоро станет гораздо холоднее.
— Тогда нам стоит перестать любоваться окрестностями и заняться дровами, так? — Нарец обвел лес взглядом новичка. — Мне кажется, это место не хуже других подходит для того, чтобы начать валить деревья. Ричиус покачал головой:
— Нет. Немного дальше. Давай еще немного обследуем лес. Лично я рад выбраться из крепости. Чем дольше мы туда не вернемся, тем лучше. И за один день нам все равно не управиться.
Симон удивленно поднял брови:
— Тебе тут не слишком нравится, Вэнтран? Я заметил.
— Это потому, что на самом деле это не дом. По крайней мере мне не дом. И Дьяне тоже. По-моему, нам всем в Фалиндаре не место. Даже Люсилеру. — Ричиус пожал плечами, выражая смирение перед судьбой. — Но, похоже, мы тут застряли. Поехали, уже недалеко.
Симон согласился: ему было все равно, где именно они найдут дрова. Он апатично следовал за Ричиусом, словно старший брат, которого младший втянул в детские игры, и молчал, пока Ричиус осматривал лес. Однако Ричиус ощущал на себе взгляд Симона, постоянное наблюдение. Это был прямой взгляд, без злобы, и Ричиус оставил попытки его расшифровать. После того как он привез Симона в Фалиндар, он решил поверить его рассказу — главным образом потому, что Симон не дал ему повода усомниться в его правдивости, — и странные манеры старшего нарца стали объяснимыми. Ричиусу уже давно не приходилось жить в окружении себе подобных, и он почти забыл, какими бывают задумчивыми нарцы.
Они проехали еще около мили или чуть больше, пока наконец вязы и березы не поредели, а потом и вовсе исчезли: путники оказались в дубовой роще. Лесные гиганты поднимались к осеннему небу, властно заполняя мир своими высокими толстыми стволами. При виде их Ричиус улыбнулся. Именно ради этого он так далеко углубился в лес.
— Вот! — гордо объявил он. Он натянул поводья и, остановив коня, спрыгнул на землю, осматриваясь. Место было безмятежным, как сладкая греза. Он отстегнул от седла топор и улыбнулся Симону. — Мы на месте. Здесь то, что нам нужно.
Симон равнодушно спешился. Роща явно не произвела на него впечатления. Взяв свой топор, он подошел к Ричиусу.
— Которое? — спросил он.
— Не знаю, — ответил Ричиус. — Выбирай.
— Это ты у нас лесной житель, Вэнтран. Для меня они все одинаковые. — Он подышал себе на руки, демонстрируя, как ему неуютно. — Откровенно говоря, мне наплевать, которое мы срубим. Главное, чтобы оно нас согревало.
— Ты быстро согреешься, орудуя этим топором, — уверил его Ричиус. — Ну же, выбирай ты. Только не слишком близко к дороге. Я не хочу ее перегораживать.
Привязав лошадей и мулов, Ричиус сошел с дороги и углубился в лес, велев Симону идти следом. Тот засмеялся и покачал головой: было видно, что энтузиазм Ричиуса его забавляет, однако вежливость не позволила ему сказать что-нибудь обидное. Ричиус придержал язык, твердо решив увлечь Симона работой. Ему хотелось — нет, необходимо было иметь друга его собственной крови, и Симон был единственной возможностью. Хочется того Симону или нет, но он выберет для них дерево.
— Вот неплохой, — предложил Ричиус, указывая на крепкий дуб, стоявший чуть поодаль от остальных. — Вокруг достаточно места, чтобы можно было замахнуться топором. И к тому же большой. Что ты думаешь?
— Хорошо, — сразу же сказал Симон. — Как скажешь.
— Ну же, Симон. Вложи в это немного чувства. Что ты думаешь? На самом деле.
Симон посмотрел Ричиусу в глаза.
— Я думаю, что это — дерево. Я думаю, что если мы разрубим его на части, оно будет гореть. С меня этого достаточно.
Ричиус постарался не выказать обиды. Симон заметил, как он слегка сдвинул брови и вздохнул.
— Я просто не любитель лесов, понимаешь? Я хочу сказать — а, черт! Я согласился тебе помогать только для того, чтобы ненадолго уехать из замка, подышать свежим воздухом. И вот мы здесь, да? Давай просто срубим эту деревяшку, и дело с концом.
— Хорошо, — сказал Ричиус.
Он перехватил поудобнее топор и направился к дубу.
Симон молча пошел следом. Сухие листья шуршали у них под ногами, словно подчеркивая воцарившееся между ними холодное молчание. Ричиус поднял топор и приготовился сделать первый удар, но Симон неожиданно остановил его.
— Погоди, — сказал Симон. — Погоди. — Он презрительно посмотрел на дуб и покачал головой. — Не этот. Он слишком…
— Слишком — что?
Симон хмыкнул:
— Слишком маленький. Да, слишком маленький. Этой штуки не хватит нам и на неделю.
— Слишком маленький? Этот дуб очень даже большой! Ну же, Симон, прекрати играть в игры.
— А я говорю, он слишком маленький. — Симон воткнул топор в землю и скрестил руки на груди. — Я этот рубить не буду. Я хочу сам выбрать.
— Боже правый…
— Ты сказал, что мне можно выбирать! — огрызнулся Симон.
Он взял топор и ушел глубже в лес.
— И насколько большой ты ищешь? — крикнул Ричиус ему вслед.
— Большой! — со смехом бросил Симон через плечо. — Такой, как Фалиндар. Или больше!
— О, вот как? И кто его завалит? Мы с тобой? Одни?
— Я не такой слабый, как тебе кажется, Вэнтран! Я покажу тебе, как валят деревья!
Огонь, мерин и мулы остались позади, но Ричиус не обратил на это внимания. Впервые за много месяцев ему было по-настоящему легко и весело. Симон останавливался у некоторых деревьев, внимательно оглядывая их, а потом отворачивался с наигранным отвращением.
— Найдите мне гиганта! — театрально провозгласил он, размахивая топором.
А потом Симон вдруг остановился, и его взгляд устремился к небу. Перед ним, заслоняя солнце и небо, стоял огромнейший, высочайший дуб — чудовище, рядом с которым остальные деревья леса казались карликами. Этот дуб — старше гор, старше самой Земли — стоял перед ними, являя собой символ вечности, перед которой время бессильно.
— Этот, — прошептал потрясенный Симон.
— Этот? — недоверчиво переспросил Ричиус. — Ты с ума сошел! Это дерево нам с тобой не срубить. Нам двоим надо будет биться с ним целый день. Боже, да он в обхвате шире Арамура!
Но Симон был непреклонен.
— Этот, — снова повторил он. — Да. Никакого сомнения быть не может. Именно этот хмырь мне и нужен.
— Симон, будь благоразумен! У нас всего одна повозка!
— За остальным можно будет вернуться, — возразил Симон.
Он не отрывал взгляда от дерева, говорил очень тихо. Он был заворожен. И было нечто еще. В его глазах загорелся нехороший огонь. Теперь, когда он поворачивал топорище, он делал это медленно, рассеянно, изучая стоящую перед ним жертву. Ричиус издал громкий раздосадованный вздох.
— Он слишком старый, — сказал он. — По-моему, нам не следует его рубить. Посмотри, какой он красивый. Наверное, он стоит здесь уже столетия.
Симон мрачно кивнул:
— Да. Столетия.
— Нам следует оставить его в покое, проявить к нему уважение.
— Нет. Я не стану этого делать. Он слишком старый. Непристойно старый. — Симон обвиняюще ткнул в дерево топором. — Взгляни на него. Ему следовало бы умереть уже очень давно, но он — обманщик. Он крадет жизнь, на которую у него уже не осталось права, словно жирный нарский лорд.
Ричиус почувствовал глубочайшую грусть.
— По-моему, он очень красив, — сказал он. — Я не хочу его рубить.
— Красив? — засмеялся Симон. — Снаружи, может, и красив. Но внутри, под шкурой… Нет. Он прожил слишком долго, чтобы не быть всего лишь мерзкой свиньей. Ты сказал, что я могу выбрать дерево. Ну так я выбрал этого старого паскудника. Если хочешь, помогай мне. А не хочешь — не помогай. Мне все равно.
И, не сказав больше ни слова, Симон замахнулся топором на древний дуб, вонзил лезвие в его кору и нанес глубокую рану. Он сделал еще удар и еще — и вскоре из гигантского ствола полетели щепки, оставляя небольшие щербины на броне шириной в десять футов. Ричиус наблюдал за Симоном, удивляясь той злобе, которая вдруг его охватила. Симон замахивался топором, не делая передышек. И наконец, сам не понимая почему, Ричиус занял место по другую сторону огромного ствола и тоже начал его рубить. Симон остановился. Его глаза встретились с глазами Ричиуса, а по губам пробежала улыбка. Он подождал, чтобы Ричиус завершил свой удар, и только потом взмахнул своим топором. Через два удара они вошли в ритм: Ричиус, потом Симон, потом Ричиус, потом Симон — и медленно, очень медленно они начали подрубать древний дуб.
Эта задача оказалась чудовищно трудной. Прошло всего несколько минут — и на лбу Ричиуса выступили капли пота. Симон уже начал тяжело дышать. Однако они обменивались подбадривающими взглядами и продолжали сражаться с упрямой корой и каменной древесиной, с хрипом напрягая мышцы до предела. Они работали не меньше часа, и когда на стволе наконец появилась глубокая впадина, Симон поднял руку, сдаваясь.
— Боже, ну я и устал! — прохрипел он, смеясь.
Он оперся на топор. Его лицо и рубашка вымокли от пота. Им удалось подрубить только часть ствола, и впереди их ждали еще часы работы.
— Ты уверен, что это была хорошая мысль? — съязвил Ричиус.
Он бросил топор и направился туда, где они оставили лошадей. Мехи, которые они взяли с собой, были полны прохладной влагой. Ричиус принес их к дубу вместе с едой. Ему не просто хотелось пить. Тяжелая работа принесла с собой чувство острого голода. А впереди оставалось еще гораздо больше. Сначала им надо будет завалить гигантское дерево, а потом разрубить его на части, которые еще надо будет отволочь к повозке. Ричиус тихо чертыхался, ругая себя за то, что позволил Симону выбрать дерево. Но потом он вспомнил, с какой решимостью нарец смотрел на дуб и с какой яростью замахивался топором, и подумал, что предоставить Симону право выбора было разумно. Какой бы гнев он ни испытывал, теперь он изливался через его топор на старый дуб, и казалось, будто они действительно земляки — а может, даже друзья.
Ричиус поспешил обратно с водой и едой. Он обнаружил, что Симон снова принялся за работу и рубит ствол дерева. Он помахал ему рукой, призывая остановиться, и поднял мехи с водой. Симон с удовольствием бросил топор и, взяв воду, сделал большой глоток, вытерев губы рукавом.
— Хорошо! — вздохнул он. — Спасибо. А это что? Еда?
— Моя жена запаковала нам кое-что. Есть хочешь?
— Всегда! — ухмыльнулся Симон. Он посмотрел на дерево. — Но у нас много работы. Может, стоит повременить?
Ричиус уселся на землю и начал рыться в мешке.
— Можешь повременить, если хочешь. А я буду сидеть и смотреть, как ты работаешь. Ладно?
— Ну уж нет! — ответил Симон, снова бросая топор. Вытянув шею, он попытался заглянуть в мешок. — Что там у тебя?
Ричиус начал вынимать из мешка еду. Две пресные лепешки, немного овощей, немного вяленого мяса, фрукты, похожие на яблоки. Это была трийская еда, но Ричиус давно успел к ней привыкнуть, а Симон, который, похоже, был готов есть что угодно, нетерпеливо уселся за трапезу. Схватив один из плодов, он откусил большой кусок и радостно вздохнул, ощутив его вкус.
— Что это? — спросил он. — Вкусно!
— Трийцы называют его «шибо», — объяснил Ричиус. — Плод любви. Его дает дерево, которое растет здесь неподалеку. Их собирают осенью, как яблоки.
Симон вытащил из-за пояса кинжал и начал отрезать куски плода. Он протянул один кусок Ричиусу. Сезон шибо как раз недавно начался. Ричиус оторвал кусок трийской лепешки и подал Симону. Нарец поднес хлеб к носу и понюхал. Ноздри у него все еще были распухшие, но он уже ощущал запахи.
— Боже, до чего приятно снова видеть еду! — сказал он. — Да еще так много. Не понимаю, чем ты здесь недоволен, Вэнтран. Ты тут недурно устроился — бывает намного хуже.
— Наверное, — пожал плечами Ричиус. — Но в жизни есть не только еда, знаешь ли. Иногда человеку нужно нечто больше, чем крыша над головой и вдоволь еды. — Он поднял взгляд, вглядываясь Симону в лицо. — Ты так не считаешь?
— Человеку нужно очень мало, — заявил Симон. — Ты — королевских кровей. Ты не знаешь, каково это — не иметь ничего. А я знаю. И когда я ем хороший хлеб, наверное, я чувствую больше, чем ты. Ты ведь привык, что тебе все подносят на блюде, правда? Я не хочу тебя обидеть, честно. Но это истина. Я прав?
— Ты ошибаешься. Когда я воевал в долине Дринг, у нас ничего не было — даже провизии из империи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106