Смотри на небо, Кэлак. Держи глаза открытыми и смотри.
Ричиус стал смотреть. Он лил воду на лицо, стараясь не моргать, и видел небесную голубизну сквозь туман водопада. Внезапно у него закружилась голова, и он засмеялся.
— Хорошо! — похвалил его Карлаз. — Видишь? Теперь ты — часть земли. Часть природы. А теперь пой со мной.
И Карлаз снова начал распев, ткнув Ричиуса в бок, требуя присоединиться к нему. Ричиус подхватил напев — сначала робко, а потом громче, поддаваясь настроению. Все это по-прежнему казалось ему чепухой, но эта чепуха ему нравилась. Ему нравилось сливаться с природой, и он представил себе, что вода очищает его, уносит его грехи и его прошлое. Он пел вместе с военачальником довольно долго, а когда Карлаз замолчал, Ричиус продолжал петь один, все громче, пока птицы вдруг не сорвались с ветвей, а его песня стала не распевом, а мучительным, очищающим душу криком…
Ричиус почувствовал, как вся досада и раздражение выходят из него, и когда он замолчал, то открыл глаза и уставился на Карлаза, ужаснувшись. Повелитель львов смотрел на него.
— Неспокойно, — пробормотал Карлаз. Ричиус тяжело дышал.
— Да. О да…
У него не было других слов. Он был пленником своих воспоминаний. Перед ним промелькнул Арамур, живой и зеленый, и жуткий вид головы Сабрины, глядящей на него из ящика. Подарок от Бьяджио. Он никогда не любил ее по-настоящему, но теперь он ее любил. И ему вдруг стало страшно, что она никогда не замолчит, что ее вопли будут преследовать его вечно. Он поднял руки и спрятал лицо в ладонях, пытаясь отогнать эти видения, но они остались с ним — как оставались всегда.
— Карлаз, — с трудом проговорил он. — Я здесь один. Я как ты. Я в Фалиндаре чужой.
Военачальник взял Ричиуса за подбородок и притянул его к себе.
— Ты не один, Кэлак. Ты меня слышишь? Кэлак здесь никогда не сможет быть один. У тебя есть жена и дочь. Я видел их с тобой. — Он улыбнулся, и его лицо стало неожиданно нежным. — Кэлак не один.
— Дьяна. — Ричиус кивнул. — Да, она чудесная. Я люблю ее, но она не понимает. Она не знает, что со мной происходит.
Улыбка военачальника стала шире.
— Мужчины всегда говорят о женах, что они не понимают. Трийцы такие же. Им надо бы больше слушать своих жен. Женщины знают больше, чем нам кажется.
Ричиус кивнул, немного пристыженный:
— Да. Но я пытался говорить с ней, а она не хочет меня слушать. Она не хочет слышать то, что мне надо ей сказать. Для нее это просто плохие новости.
Военачальник прищурил глаза и посмотрел на него внимательнее.
— Я наблюдал за тобой, Кэлак. Я видел тебя за работой, и я слышал, как о тебе говорят другие. Я знаю, что ты был женат раньше, что Дьяна тебе не первая жена. Стражники — они болтают. Они говорят, что тебе здесь плохо, что твое сердце полно мщения. И по ночам ты ходишь один по двору. Я тебя видел.
Все это было правдой, и Ричиус не стал отрицать это. Эти ночные прогулки были для него единственным способом прогнать демонов, которые постоянно приходили к нему во сне. Но проницательность военачальника неожиданно заставила его почувствовать себя неловко. Он поднялся с земли, стряхнув с колен грязь, и вытер испачканные руки о брюки. Карлаз продолжал смотреть на него, не вставая с колен.
— Я побеспокоил тебя, — проговорил Ричиус. — Извини. Я уйду.
Он повернулся и был уже на полпути к коню, когда Карлаз окликнул его.
— А теперь Кэлак бежит, — сказал военачальник. — И у него по-прежнему нет ответов. Ричиус повернулся.
— Карлаз, я…
— Да?
— Мне трудно говорить об этом.
Карлаз по-прежнему продолжал на него смотреть.
— Если ты уйдешь, то будешь чувствовать только раздражение. А потом ты скажешь жене, что ты раздражен, и вы оба будете сердиться. Ты приехал поговорить. Так говори. Я буду слушать.
Это приглашение было странным, но из всех трийских военачальников, с которыми был знаком Ричиус, он ощущал родство с одним только Карлазом. Может быть, именно поэтому остальные военачальники всегда сторонились его: он был совершенно на них непохож. Ричиус медлил между конем и озерцом, пытаясь придумать, что сказать. Он не мог объяснить себе, почему он приехал к Карлазу. Ему просто нужно было общество. Как это ни удивительно, но Карлаз, похоже, прочел его мысли. Он встал с колен и быстро подошел к Ричиусу.
— Люсилер — хороший человек, — сказал он. — Я ему доверяю. Но сейчас он занят важными делами. Остальные военачальники — они ищут у него решения их глупых ссор. Они заставляют его тратить время на чепуху. У него нет на тебя времени. И это тебя угнетает.
Ричиус засмеялся. Возможно, Карлаз был волшебником!
— Да, — признался он. — Кажется, это правда. Я чувствую себя одиноким. Я не триец, я не на месте. И…
Он замолчал, соображая, следует ли ему говорить дальше. Военачальник вопросительно наклонил голову:
— И?…
— Меня преследуют сны, — сказал Ричиус. — Страшные сны. О доме. О моей первой жене, Сабрине. Все это во мне — и рвется наружу. С тех пор как закончилась война с Наром, я ничего не сделал для моего народа в Арамуре. Они считают, что я их предал. И они правы. Сабрина умерла из-за меня. — Он отвел взгляд, ужасаясь тому, что говорит. — Я проклят, Карлаз. Все, кто доверяется мне, гибнут, но я всегда остаюсь жив. Это мое проклятие — жить, когда все остальные умирают.
Карлаз нахмурил лоб.
— Нарцы суеверны. Проклятия и предзнаменования — это чепуха. Тебе нехорошо так говорить. Я знаю про твою жену, Кэлак, про те жестокости, которые они с ней сотворили. Твое отмщение должно быть сильным. Ты и должен чувствовать гнев. Это то, что должен испытывать мужчина.
— Гнев кричит во мне, Карлаз. Иногда я больше ни о чем не могу думать. Мне необходимо что-то делать для Арамура, мне надо как-то отомстить за Сабрину.
— Но ты отомстил за нее! — ответил Карлаз. — Я слышал историю о человеке с железным лицом — о том, которого звали Гэйл. Вы сражались, и ты его убил. Она отомщена, Кэлак. Ты не можешь убить человека дважды.
— Если бы мог, то убил бы! — прорычал Ричиус.
Он был бы счастлив снова получить это удовольствие. Он часто вспоминал, как его меч врезался в череп Гэйла и какое удивленное выражение появилось на лице барона. Но Блэк-вуд Гэйл был всего лишь пешкой, марионеткой на ниточках Бьяджио. Гэйл был мертв, но Бьяджио продолжал жить, и ему еще предстояло ответить за его преступления.
— Есть еще один человек, — объяснил Ричиус. — Тот, кто приказал ее убить. Я понимаю, тебе мало что известно о Наре, но тот человек — настоящий дьявол. Он аристократ Нара. Он был ближайшим советником Аркуса, пока император не умер. Его зовут Бьяджио.
Карлаз попытался произнести непривычное имя.
— Бииаджой, — получилось у него. — Плохой человек?
— О, хуже, чем просто плохой. Порочный. Трийцы верят в ад? Потому что я готов поклясться в том, что он — исчадие ада. Он приказал захватить мою родину и отдал ее под управление Талистана.
Карлаз скрестил руки на груди.
— Где этот Бииаджой? — прорычал он. — В империи?
— Не знаю, — ответил Ричиус, пожимая плечами. — Новости, которые я получаю из Нара, устаревшие и не слишком достоверные, но я слышал, что он в изгнании. После смерти Аркуса в Наре воцарился хаос. Бьяджио пришлось бежать — наверное, на свой остров. Сейчас там правит епископ. Ты мог бы назвать его святым человеком. Он Бьяджио не друг. Но и мне он тоже не друг. — Он вздохнул. — Я не могу все это тебе объяснить. Чтобы этому поверить, это надо видеть. Наром управляют дурные люди. Не просто плохие или жестокие, а порочные. У них черные души, понимаешь? Черные, как смерть. Их надо остановить…
Военачальник посмотрел на него с подозрением:
— Тебе?
— Возможно, — ответил Ричиус. — А почему бы и нет?
— Один человек в одиночку против империи. Это похоже на подвиг глупца, Кэлак. И тебя в Наре считают вне закона, так? Покажись там — и ты мертв. Твоя жена станет вдовой, дочь потеряет отца. Это не геройство.
— Но я буду не один. Я буду с лиссцами. Я присоединюсь к их кампании.
— Лиссцы ушли из наших вод. Они больше не появляются в Люсел-Лоре.
— Но они могут вернуться. Так сказал мне их командующий. Он сказал, что я могу присоединиться к ним, если захочу.
— А что сказал ты? — спросил Карлаз, хотя вид у него был такой, словно он уже знал ответ на этот вопрос.
— Я сказал, что помогу им, если буду им нужен. Ты можешь это понять, Карлаз? Ты помог трийцам воевать против Нара, потому что Нар вторгся в твои земли. Ты был готов умереть. Разве я не должен иметь хотя бы столько же мужества?
— Это другое, Кэлак.
— Почему? — с жаром спросил Ричиус. — Почему защита Арамура отличается от защиты твоей деревни?
— Это другое, — твердо повторил военачальник. — И я не буду с тобой об этом спорить. — А потом он вздохнул, и на его лице отразилась печаль. — Тебе надо о многом подумать, Кэлак. Тебе надо поговорить с небом.
На мгновение Ричиусу показалось, что ему не хватило знаний трийского языка. Говорить с небом?
— Что это значит?
— В Чандаккаре, если человеку неспокойно, он говорит с небом. Он уходит ото всех, как я сюда. Мне надо было подумать. Я разговаривал с небом.
«А еще — с грязью, водой и деревьями», — с иронией подумал Ричиус.
— Карлаз, я тебя не понимаю. Ты хочешь, чтобы я уехал? Оставил Фалиндар?
— На время. Да. Поговори с небом. Послушай, что оно тебе скажет. — Великан ткнул пальцем в грудь Ричиуса. — Послушай, что тебе скажет вот это. Твое сердце, Кэлак. Твое сердце.
* * *
Дьяне Вэнтран едва исполнилось двадцать, но в своей короткой жизни она видела многое. Дочь богатых родителей-трийцев, она воспитывалась как аристократка, выучила язык нарской империи и стала женой человека, который убил ее отца. Она была беженкой, проституткой, средоточием презрения и предметом безумия многих мужчин. Она пережила две опустошительных войны. Но из всех ролей, которые ей пришлось играть, счастлива она была только в своей новой инкарнации — как жена Ричиуса и мать их маленькой дочери Шани. Она рада была оставаться в Фалиндаре, и несмотря на все свои попытки понять настроение мужа, не постигала, почему Ричиуса это не удовлетворяет.
Дьяна помнила голод, и горькое прошлое заставляло ее ценить обилие, царящее в Фалиндаре. В цитадели никто не голодал — и в особенности Шани, — и они были защищены от причуд военачальников. Люсилер прекрасно справлялся с обязанностями повелителя Фалиндара и заботился о том, чтобы семья его друга ни в чем не нуждалась. Они пользовались уважением местных жителей: здесь Ричиус был героем. Но он никогда не смотрел на свое положение с этой точки зрения, и это раздражало Дьяну. В последние месяцы он стал отчужденным и мрачным, а его взгляд постоянно устремлялся в сторону моря — и Дьяна знала, что там он высматривает корабли Лисса. Он по-прежнему оставался хорошим отцом и был внимателен к ребенку, но что-то изменилось. Дьяна полюбила мужчину с мальчишеским очарованием, и ей не хватало его горячности, его простодушия. В последнее время Ричиус стал молчалив. Он почти ничем с ней не делился, оставляя ее гадать, что происходит в его мыслях. Когда они только поженились, она легко могла читать выражения его лица — но в последнее время это изменилось. Он окружил себя стеной, которую не могла преодолеть даже она. Они любили друг друга в полном молчании.
Этой ночью Дьяна спала, когда Ричиус наконец вернулся в цитадель. Было очень поздно, и она легла в постель одна — в последнее время это стало обычным. Шани в соседней комнате тоже спала. Дьяна услышала, как открывается дверь ее спальни. Она приоткрыла глаз и увидела на пороге Ричиуса. В лунном свете он двигался осторожно. В полумраке он посмотрел в ее сторону, пытаясь определить, проснулась ли она. Дьяна не шевелилась. Она слушала, как Ричиус раздевается, потом тихо моется в умывальнике у окна. Надев ночную рубашку, он очень осторожно лег в постель рядом с ней.
— Я тревожилась, — сказала Дьяна. После долгого молчания она услышала, что Ричиус вздохнул.
— Извини, — отозвался он.
— Уже очень поздно. — Она взглянула в сторону окна. Луна стала меркнуть. — Почти утро. Где ты был?
— Далеко. Думал.
— Думал? Тебя не было весь день! — Когда он не ответил, Дьяна перекатилась на бок и осторожно прикоснулась к его плечу. Казалось, ему не хочется на нее смотреть. — Ричиус, — прошептала она, — скажи мне, в чем дело?
— Ты ничем помочь не можешь, Дьяна. Спи. Извини, что я тебя разбудил.
— Я не могу спать. Теперь не могу. — Она потрясла его за плечо. — Пожалуйста!
Наконец он повернулся к ней. Его лицо было мрачным, измученным. От него воняло полями.
— Я знаю, что ты здесь несчастлив, — сказала Дьяна. — Я знаю, что тебе нужна месть. Но я не могу этого допустить, Ричиус.
Шепот Ричиуса был едва слышен.
— Дьяна, я люблю тебя. И я люблю Шани. Вы для меня все. Тогда почему мне так неспокойно?
— Дурные воспоминания, — ответила она и начала гладить его по голове, словно надеялась приглушить эту обжигающую память. — След войны. Это пройдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Ричиус стал смотреть. Он лил воду на лицо, стараясь не моргать, и видел небесную голубизну сквозь туман водопада. Внезапно у него закружилась голова, и он засмеялся.
— Хорошо! — похвалил его Карлаз. — Видишь? Теперь ты — часть земли. Часть природы. А теперь пой со мной.
И Карлаз снова начал распев, ткнув Ричиуса в бок, требуя присоединиться к нему. Ричиус подхватил напев — сначала робко, а потом громче, поддаваясь настроению. Все это по-прежнему казалось ему чепухой, но эта чепуха ему нравилась. Ему нравилось сливаться с природой, и он представил себе, что вода очищает его, уносит его грехи и его прошлое. Он пел вместе с военачальником довольно долго, а когда Карлаз замолчал, Ричиус продолжал петь один, все громче, пока птицы вдруг не сорвались с ветвей, а его песня стала не распевом, а мучительным, очищающим душу криком…
Ричиус почувствовал, как вся досада и раздражение выходят из него, и когда он замолчал, то открыл глаза и уставился на Карлаза, ужаснувшись. Повелитель львов смотрел на него.
— Неспокойно, — пробормотал Карлаз. Ричиус тяжело дышал.
— Да. О да…
У него не было других слов. Он был пленником своих воспоминаний. Перед ним промелькнул Арамур, живой и зеленый, и жуткий вид головы Сабрины, глядящей на него из ящика. Подарок от Бьяджио. Он никогда не любил ее по-настоящему, но теперь он ее любил. И ему вдруг стало страшно, что она никогда не замолчит, что ее вопли будут преследовать его вечно. Он поднял руки и спрятал лицо в ладонях, пытаясь отогнать эти видения, но они остались с ним — как оставались всегда.
— Карлаз, — с трудом проговорил он. — Я здесь один. Я как ты. Я в Фалиндаре чужой.
Военачальник взял Ричиуса за подбородок и притянул его к себе.
— Ты не один, Кэлак. Ты меня слышишь? Кэлак здесь никогда не сможет быть один. У тебя есть жена и дочь. Я видел их с тобой. — Он улыбнулся, и его лицо стало неожиданно нежным. — Кэлак не один.
— Дьяна. — Ричиус кивнул. — Да, она чудесная. Я люблю ее, но она не понимает. Она не знает, что со мной происходит.
Улыбка военачальника стала шире.
— Мужчины всегда говорят о женах, что они не понимают. Трийцы такие же. Им надо бы больше слушать своих жен. Женщины знают больше, чем нам кажется.
Ричиус кивнул, немного пристыженный:
— Да. Но я пытался говорить с ней, а она не хочет меня слушать. Она не хочет слышать то, что мне надо ей сказать. Для нее это просто плохие новости.
Военачальник прищурил глаза и посмотрел на него внимательнее.
— Я наблюдал за тобой, Кэлак. Я видел тебя за работой, и я слышал, как о тебе говорят другие. Я знаю, что ты был женат раньше, что Дьяна тебе не первая жена. Стражники — они болтают. Они говорят, что тебе здесь плохо, что твое сердце полно мщения. И по ночам ты ходишь один по двору. Я тебя видел.
Все это было правдой, и Ричиус не стал отрицать это. Эти ночные прогулки были для него единственным способом прогнать демонов, которые постоянно приходили к нему во сне. Но проницательность военачальника неожиданно заставила его почувствовать себя неловко. Он поднялся с земли, стряхнув с колен грязь, и вытер испачканные руки о брюки. Карлаз продолжал смотреть на него, не вставая с колен.
— Я побеспокоил тебя, — проговорил Ричиус. — Извини. Я уйду.
Он повернулся и был уже на полпути к коню, когда Карлаз окликнул его.
— А теперь Кэлак бежит, — сказал военачальник. — И у него по-прежнему нет ответов. Ричиус повернулся.
— Карлаз, я…
— Да?
— Мне трудно говорить об этом.
Карлаз по-прежнему продолжал на него смотреть.
— Если ты уйдешь, то будешь чувствовать только раздражение. А потом ты скажешь жене, что ты раздражен, и вы оба будете сердиться. Ты приехал поговорить. Так говори. Я буду слушать.
Это приглашение было странным, но из всех трийских военачальников, с которыми был знаком Ричиус, он ощущал родство с одним только Карлазом. Может быть, именно поэтому остальные военачальники всегда сторонились его: он был совершенно на них непохож. Ричиус медлил между конем и озерцом, пытаясь придумать, что сказать. Он не мог объяснить себе, почему он приехал к Карлазу. Ему просто нужно было общество. Как это ни удивительно, но Карлаз, похоже, прочел его мысли. Он встал с колен и быстро подошел к Ричиусу.
— Люсилер — хороший человек, — сказал он. — Я ему доверяю. Но сейчас он занят важными делами. Остальные военачальники — они ищут у него решения их глупых ссор. Они заставляют его тратить время на чепуху. У него нет на тебя времени. И это тебя угнетает.
Ричиус засмеялся. Возможно, Карлаз был волшебником!
— Да, — признался он. — Кажется, это правда. Я чувствую себя одиноким. Я не триец, я не на месте. И…
Он замолчал, соображая, следует ли ему говорить дальше. Военачальник вопросительно наклонил голову:
— И?…
— Меня преследуют сны, — сказал Ричиус. — Страшные сны. О доме. О моей первой жене, Сабрине. Все это во мне — и рвется наружу. С тех пор как закончилась война с Наром, я ничего не сделал для моего народа в Арамуре. Они считают, что я их предал. И они правы. Сабрина умерла из-за меня. — Он отвел взгляд, ужасаясь тому, что говорит. — Я проклят, Карлаз. Все, кто доверяется мне, гибнут, но я всегда остаюсь жив. Это мое проклятие — жить, когда все остальные умирают.
Карлаз нахмурил лоб.
— Нарцы суеверны. Проклятия и предзнаменования — это чепуха. Тебе нехорошо так говорить. Я знаю про твою жену, Кэлак, про те жестокости, которые они с ней сотворили. Твое отмщение должно быть сильным. Ты и должен чувствовать гнев. Это то, что должен испытывать мужчина.
— Гнев кричит во мне, Карлаз. Иногда я больше ни о чем не могу думать. Мне необходимо что-то делать для Арамура, мне надо как-то отомстить за Сабрину.
— Но ты отомстил за нее! — ответил Карлаз. — Я слышал историю о человеке с железным лицом — о том, которого звали Гэйл. Вы сражались, и ты его убил. Она отомщена, Кэлак. Ты не можешь убить человека дважды.
— Если бы мог, то убил бы! — прорычал Ричиус.
Он был бы счастлив снова получить это удовольствие. Он часто вспоминал, как его меч врезался в череп Гэйла и какое удивленное выражение появилось на лице барона. Но Блэк-вуд Гэйл был всего лишь пешкой, марионеткой на ниточках Бьяджио. Гэйл был мертв, но Бьяджио продолжал жить, и ему еще предстояло ответить за его преступления.
— Есть еще один человек, — объяснил Ричиус. — Тот, кто приказал ее убить. Я понимаю, тебе мало что известно о Наре, но тот человек — настоящий дьявол. Он аристократ Нара. Он был ближайшим советником Аркуса, пока император не умер. Его зовут Бьяджио.
Карлаз попытался произнести непривычное имя.
— Бииаджой, — получилось у него. — Плохой человек?
— О, хуже, чем просто плохой. Порочный. Трийцы верят в ад? Потому что я готов поклясться в том, что он — исчадие ада. Он приказал захватить мою родину и отдал ее под управление Талистана.
Карлаз скрестил руки на груди.
— Где этот Бииаджой? — прорычал он. — В империи?
— Не знаю, — ответил Ричиус, пожимая плечами. — Новости, которые я получаю из Нара, устаревшие и не слишком достоверные, но я слышал, что он в изгнании. После смерти Аркуса в Наре воцарился хаос. Бьяджио пришлось бежать — наверное, на свой остров. Сейчас там правит епископ. Ты мог бы назвать его святым человеком. Он Бьяджио не друг. Но и мне он тоже не друг. — Он вздохнул. — Я не могу все это тебе объяснить. Чтобы этому поверить, это надо видеть. Наром управляют дурные люди. Не просто плохие или жестокие, а порочные. У них черные души, понимаешь? Черные, как смерть. Их надо остановить…
Военачальник посмотрел на него с подозрением:
— Тебе?
— Возможно, — ответил Ричиус. — А почему бы и нет?
— Один человек в одиночку против империи. Это похоже на подвиг глупца, Кэлак. И тебя в Наре считают вне закона, так? Покажись там — и ты мертв. Твоя жена станет вдовой, дочь потеряет отца. Это не геройство.
— Но я буду не один. Я буду с лиссцами. Я присоединюсь к их кампании.
— Лиссцы ушли из наших вод. Они больше не появляются в Люсел-Лоре.
— Но они могут вернуться. Так сказал мне их командующий. Он сказал, что я могу присоединиться к ним, если захочу.
— А что сказал ты? — спросил Карлаз, хотя вид у него был такой, словно он уже знал ответ на этот вопрос.
— Я сказал, что помогу им, если буду им нужен. Ты можешь это понять, Карлаз? Ты помог трийцам воевать против Нара, потому что Нар вторгся в твои земли. Ты был готов умереть. Разве я не должен иметь хотя бы столько же мужества?
— Это другое, Кэлак.
— Почему? — с жаром спросил Ричиус. — Почему защита Арамура отличается от защиты твоей деревни?
— Это другое, — твердо повторил военачальник. — И я не буду с тобой об этом спорить. — А потом он вздохнул, и на его лице отразилась печаль. — Тебе надо о многом подумать, Кэлак. Тебе надо поговорить с небом.
На мгновение Ричиусу показалось, что ему не хватило знаний трийского языка. Говорить с небом?
— Что это значит?
— В Чандаккаре, если человеку неспокойно, он говорит с небом. Он уходит ото всех, как я сюда. Мне надо было подумать. Я разговаривал с небом.
«А еще — с грязью, водой и деревьями», — с иронией подумал Ричиус.
— Карлаз, я тебя не понимаю. Ты хочешь, чтобы я уехал? Оставил Фалиндар?
— На время. Да. Поговори с небом. Послушай, что оно тебе скажет. — Великан ткнул пальцем в грудь Ричиуса. — Послушай, что тебе скажет вот это. Твое сердце, Кэлак. Твое сердце.
* * *
Дьяне Вэнтран едва исполнилось двадцать, но в своей короткой жизни она видела многое. Дочь богатых родителей-трийцев, она воспитывалась как аристократка, выучила язык нарской империи и стала женой человека, который убил ее отца. Она была беженкой, проституткой, средоточием презрения и предметом безумия многих мужчин. Она пережила две опустошительных войны. Но из всех ролей, которые ей пришлось играть, счастлива она была только в своей новой инкарнации — как жена Ричиуса и мать их маленькой дочери Шани. Она рада была оставаться в Фалиндаре, и несмотря на все свои попытки понять настроение мужа, не постигала, почему Ричиуса это не удовлетворяет.
Дьяна помнила голод, и горькое прошлое заставляло ее ценить обилие, царящее в Фалиндаре. В цитадели никто не голодал — и в особенности Шани, — и они были защищены от причуд военачальников. Люсилер прекрасно справлялся с обязанностями повелителя Фалиндара и заботился о том, чтобы семья его друга ни в чем не нуждалась. Они пользовались уважением местных жителей: здесь Ричиус был героем. Но он никогда не смотрел на свое положение с этой точки зрения, и это раздражало Дьяну. В последние месяцы он стал отчужденным и мрачным, а его взгляд постоянно устремлялся в сторону моря — и Дьяна знала, что там он высматривает корабли Лисса. Он по-прежнему оставался хорошим отцом и был внимателен к ребенку, но что-то изменилось. Дьяна полюбила мужчину с мальчишеским очарованием, и ей не хватало его горячности, его простодушия. В последнее время Ричиус стал молчалив. Он почти ничем с ней не делился, оставляя ее гадать, что происходит в его мыслях. Когда они только поженились, она легко могла читать выражения его лица — но в последнее время это изменилось. Он окружил себя стеной, которую не могла преодолеть даже она. Они любили друг друга в полном молчании.
Этой ночью Дьяна спала, когда Ричиус наконец вернулся в цитадель. Было очень поздно, и она легла в постель одна — в последнее время это стало обычным. Шани в соседней комнате тоже спала. Дьяна услышала, как открывается дверь ее спальни. Она приоткрыла глаз и увидела на пороге Ричиуса. В лунном свете он двигался осторожно. В полумраке он посмотрел в ее сторону, пытаясь определить, проснулась ли она. Дьяна не шевелилась. Она слушала, как Ричиус раздевается, потом тихо моется в умывальнике у окна. Надев ночную рубашку, он очень осторожно лег в постель рядом с ней.
— Я тревожилась, — сказала Дьяна. После долгого молчания она услышала, что Ричиус вздохнул.
— Извини, — отозвался он.
— Уже очень поздно. — Она взглянула в сторону окна. Луна стала меркнуть. — Почти утро. Где ты был?
— Далеко. Думал.
— Думал? Тебя не было весь день! — Когда он не ответил, Дьяна перекатилась на бок и осторожно прикоснулась к его плечу. Казалось, ему не хочется на нее смотреть. — Ричиус, — прошептала она, — скажи мне, в чем дело?
— Ты ничем помочь не можешь, Дьяна. Спи. Извини, что я тебя разбудил.
— Я не могу спать. Теперь не могу. — Она потрясла его за плечо. — Пожалуйста!
Наконец он повернулся к ней. Его лицо было мрачным, измученным. От него воняло полями.
— Я знаю, что ты здесь несчастлив, — сказала Дьяна. — Я знаю, что тебе нужна месть. Но я не могу этого допустить, Ричиус.
Шепот Ричиуса был едва слышен.
— Дьяна, я люблю тебя. И я люблю Шани. Вы для меня все. Тогда почему мне так неспокойно?
— Дурные воспоминания, — ответила она и начала гладить его по голове, словно надеялась приглушить эту обжигающую память. — След войны. Это пройдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106