Тебе что – плохо?
– Ничего страшного. Немножко прижало, но уже отпустило.
Юлия Марковна немедленно встревожилась и сразу же позабыла о плаще. Судя по всему, из филармонии не звонили по поводу отсутствия Юрия Адольфовича на репетиции. Мысленное упоминание о филармонии тут же отозвалось сильнейшим уколом где-то под лопаткой.
– Что с тобой? Вызвать “скорую”? Сердце? – Жена уже тащила Юрия Адольфовича в комнату, высоко поддерживая его под локоть, словно дружинник – пьяного хулигана.
Юрий Адольфович покорно лег на диван. Голова его работала четко и ясно. Значит, так. Сразу он не умер. И, судя по всему, в ближайшее время не умрет. Выходит, надо смириться с тем, что боль теперь с ним будет всегда. Юрий Адольфович в который раз внимательно прислушался к себе. Боль была на месте. Но не тяжелой ношей, давящей на плечи, а жутким призраком, хоть и стоящим вдалеке, но так, что его, словно высокую колокольню, видно с любой точки. Что ж, будем учиться с этим жить.
– Что случилось, Юраша? Тебя кто-то обидел? Вызвать “скорую”? – Юлия Марковна продолжала равномерно сыпать вопросами. “Нет, – решил Юрий Адольфович, – сейчас я ничего не буду ей говорить. Нельзя ее нервировать накануне такого важного события. – Он снова удивился своей непропавшей способности переживать за жену и дочь. – Завтра. Конечно, завтра”. Юрий Адольфович попытался представить себе лицо жены, когда она услышит, что он уходит из филармонии. Нет. Завтра. Завтра.
– Юленька, у меня сегодня была очень тяжелая репетиция, – спокойно и устало начал он. (“Очень, очень тяжелая!” – ехидно поддакнул внутренний голос.) – Я должен немного отдохнуть. Я полежу полчасика, а потом тебе помогу. Когда приходят гости?
– В шесть, – подозрительно глядя на мужа, ответила Юлия Марковна. – Можешь полежать хоть часик. Но потом почисти мне картошки.
– Хорошо, хорошо. – “Она что-то подозревает? Она уже все знает, – холодея, подумал Юрий Адольфович. – Иначе почему она просит меня почистить картошку? Последний раз я это делал в армии. Она проверяет меня. Если я соглашусь, значит, мои руки мне уже не нужны. Спокойней, спокойней. В любом случае, все разговоры переносим на завтра”. Почему именно завтрашний разговор с женой казался ему менее страшным, чем сегодняшний, сказать трудно. Да и чего ему, собственно, бояться? Ведь дело касается только его. Юрий Адольфович вдруг с каким-то даже веселым ужасом нафантазировал себе, что завтра скажет Юле не о работе, а о том, что... уходит из семьи! К молоденькой флейтистке Наде Соломиной! Горячие мурашки пробежали по спине, Юрий Адольфович не выдержал и улыбнулся нелепости своей шутки.
– Чего ты улыбаешься? – Теперь стал окончательно понятен тон Юлии Марковны. Так подозрительно ласково разговаривают с младенцем, насчет которого существуют серьезные сомнения: не накакал ли он в штаны.
– Хорошо, Юленька, я почищу картошку, – ответил Юрий Адольфович, хитро глядя на жену.
– Ах, Юра, ты мне всю голову заморочил! Я совсем не то хотела сказать! – Юлия Марковна всплеснула руками. – Я хотела сказать – не картошку почистить, а ковер пропылесосить!
– А, по-моему, у тебя на кухне что-то сгорело, – сообщил Юрий Адольфович, поводя носом.
– Да? – Юлия Марковна помчалась на кухню, а ее муж впервые понял, кого она ему напоминает. Домомучительницу из “Карлсона”.
Юрий Адольфович пылесосил ковер со скорбной улыбкой смертника, который выполняет последние в своей жизни общественно полезные работы. Минут через десять он выключил пылесос и отправился на кухню. Налаживать отношения.
– Итак, что у нас сгорело?
Юлия Марковна повернула к нему от плиты раскрасневшееся лицо:
– Молодец! Накаркал! Я только что сожгла ванильные булочки!
– Как? Еще и булочки?
– Нет, не еще, а просто – булочки. Тогда-то у меня ничего не сгорело, я думала, ты просто пошутил...
“Пойду-ка я с кухни”, – решил Юрий Адольфович. Какое-то странное, неясное подозрение закопошилось в его мозгу. В гостиной он поставил себе пластинку Вагнера, любимейший 1 акт “Лоэнгрина”, и начал ставить эксперимент. Внимательно принюхивась, он время от времени заходил на кухню, проверяя свою догадку. Юлия Марковна суетилась у стола. Около пяти пришла дочь, женщины стали суетиться вместе... Когда в три минуты седьмого тренькнул звонок входной двери, Юрий Адольфович сделал удивительное открытие. И теперь, стоя перед закрытой дверью, он мог с уверенностью сказать: у жениха Саши очень терпкий и редкий одеколон, а его мать надушилась туалетной водой “Пуазон”, очень модной лет десять назад. Нет, через две утепленные двери квартиры Бляхманов не то что запахи – поражающие газы не проникнут. Все дело в только что обнаруженной способности... Рассеянно здороваясь и знакомясь с новыми родственниками, Юрий Адольфович пытался формулировать...
– Здравствуйте, здравствуйте, Леночка, знакомь нас...
Все почему-то топтались в тесной прихожей, мешая гостям раздеваться. Юлия Марковна немедленно вступила с будущей сватьей в милую женскую дискуссию по поводу размера тапочек. Лена неловко держала подаренный Сашей букет цветов. Саша стоял с таким видом, будто у него дырявые носки.
На удивление быстро все расселись за столом. Женщины мило щебетали ни о чем, мужчины молчали. Саша – потому что был, если можно так выразиться, главным блюдом на этом вечере. А Юрий Адольфович просто весь ушел в свои мысли. Он мог себе это позволить: глава семьи, как-никак большой музыкант... Он видел, с каким испуганным почтением смотрела на него Сашина мать. Неприятная женщина, сразу решил Юрий Адольфович и с тоской представил себе длиннейшие и тоскливейшие “семейные” праздники таким же вот составом. Список доступных общих тем минимален. Деликатная Юлия Марковна не станет, конечно, обсуждать с Раисой Георгиевной ни премьеру в Мариинском, ни книгу Плисецкой. А, значит, остается: здоровье, огород и сериалы. Темы исключительно дамские. Вот пусть дамы и разговаривают. Рассеянно "поковыривая курицу, Юрий Адольфович думал свое. Все. Теперь можно и сформулировать великое открытие сегодняшнего дня. Похоже на то, что нос Юрия Адольфовича начал улавливать запахи из будущего! Досадуя на отсутствие секундомера, наш начинающий естествоиспытатель догадался с помощью обыкновенных наручных часов определить, на сколько вперед заглядывает (в смысле: вынюхивает) его удивительный нос. Оказалось: примерно на десять минут. Первым делом, как ни странно, Юрий Адольфович порадовался за вахтершу из филармонии. Женщина действительно приняла его слова насчет курения за шутку. Ведь он УЖЕ чувствовал запах дыма в гардеробной! Так же просто объяснялся и странный запах импортного джема: Юрий Адольфович с детства был приучен чистить зубы после еды. Намазывая на булку злополучную гуманитарную помощь, он УЖЕ чувствовал запах зубной пасты, которую через десять минут выдавит на щетку! Поразительно!
Сашина мать возбужденно и нудно рассказывала длинную кляузную историю про какую-то квартиру. Юлия Марковна вежливо ее слушала. Саша с Леной обменивались заговорщическими взглядами школьников. Юрий Адольфович развлекался тем, что припоминал все странные накладки запахов за последнее время. Видимо, случившееся с ним внезапное и трагическое освобождение от музыки дало толчок к развитию логики. “Почему я так странно спокоен? – думал бывший пианист, рассматривая свои руки, лежащие на скатерти. – Почему я так быстро поверил и смирился? У меня всего-то и есть, что подслушанный разговор. А недоразумение? Я что-то не так понял, на-придумывал себе ужасов и чуть не умер! Брось эти игры, – одергивал сам себя, – ты все прекрасно слышал. И все понял. “Бляхман... руки... душа... по клавишам: блям-блям...” – Юрий Адольфович покраснел от стыда. – Сергей Владиславович может быть сколь угодно плохим и порочным человеком, но музыкант он гениальный. Если он слышит “блям-блям”, значит, так оно и есть. Будь честен. Не прячься от действительности. Умерла, – сказали тебе и при тебе же закрыли крышку гроба. – Твоя Музыка умерла. Отправляйся домой и живи дальше. Что же осталось? Моя странная, только что открытая способность предвидеть запахи? Я уникум, – думал Юрий Адольфович, – меня нужно изучать. Или показывать в цирке”, – пошутил он про себя и улыбнулся. Как оказалось, совершенно невпопад. Сашина мать как раз пришла в своем рассказе к печальному финалу.
– Юраша, ты совсем не слушаешь! – строго заметила жена. И сразу же с примирительной улыбкой повернулась к гостье. – Вы извините, Раиса Георгиевна, Юрий Адольфович – человек искусства, его мысли могут увести его так далеко, что ему иногда трудно общаться с нами, простыми смертными.
Раиса Георгиевна кисло улыбнулась и посмотрела на Юрия Адольфовича. Один к одному – это был взгляд уборщицы из филармонии, для которой музыканты не служители муз, а лишь носители грязной обуви.
– Вы не представляете, сколько нам пришлось пережить... – продолжала Юлия Марковна. “Сопрано, – подумал Юрий Адольфович, – второе трагическое соло. Сейчас она начнет рассказывать о моих болезнях”. – Ведь моему мужу, если вы знаете, Леночка, наверное, рассказывала Сашеньке... – По тому, как она произнесла “Сашенька”, можно было сразу догадаться, что будущий зять ей не понравился.
А муж, получивший еще, как минимум, получасовой отдых, вновь погрузился в свои мысли. Откуда же взялся этот необыкновенный феномен? И когда? Толком и не определить. Ведь обоняние начало исчезать года полтора назад, вместе с ростом вредного полипа... Юрий Адольфович еще раз просмотрел свой сегодняшний день, пытаясь разобраться в мешанине запахов. Теперь получается, что и в лифте ничем не пахло, и вахтерша, конечно же, не курила... Так же просто объясняется и вчерашний конфуз: очень приличного вида дама, как показалось, дыхнула в лицо пианисту недельным перегаром...
Юрий Адольфович не понял толком, что произошло. Юля заканчивала свой дежурный, хорошо накатанный рассказ о чудесном избавлении мужа, завершая его, как обычно, финальным аккордом:
– ...человек, за которого я буду молиться каждый день, пока я жива. Наш волшебник, маг, чудотворец, Игорь Валерьевич Поплавский!
Лицо Раисы Георгиевны начало медленно багроветь.
Глава вторая
ИГОРЬ
Оставьте меня в покое. Все. – Игорь не обернулся и не увидел, как закрывается дверь за обиженной насмерть Людочкой. Ну что поделаешь, если не хочется человеку пить чай в компании своих сотрудников? Игорь поймал себя на том, что с удовольствием сейчас сходил бы на овощебазу. Да, да, как в старые добрые времена, когда все отбояривались, как могли, от культпохода к тухлым помидорам. Эх, сейчас бы... Потаскать часа два без передыху грязные ящики с промерзлой капустой, от которой уже несет сладким, почти наркотическим трупным душком... Поржать вволю над похабными шутками бригадирши... Покурить с мужиками “Родопи”, сидя на ломаных картофельных контейнерах... Ох, уж мне эта ностальгия.
Перед Игорем на столе лежал новенький сверкающий “Паркер”.
Черт побери, а почему именно – “новенький”? Пошлость какая! Просто новый. Ни фига он не сверкающий. Обыкновенная ручка. С той разницей только, что заморочек с чернилами больше. Но главное не это. Главное – чтобы когда эта ручка в нагрудном кармане, то всем понимающим по одному только колпачку было видно: вот человек достойный, “Паркером” пописывает, не фуфлом каким-то. Слушай, а чего ты, собственно, взъелся на бедный “Паркер”? И вовсе он не бедный. И вовсе я не взъелся. Настроение плохое.
Игорь сидел у себя в кабинете и злился на весь мир. Что в конечном счете означает – на самого себя. Зачем на Людочку нашумел? А затем, что НЕЛЬЗЯ входить в кабинет к Игорю Валерьевичу Поплавскому, если на дверях висит табличка “Не беспокоить” (на трех языках, между прочим)! Подумаешь, какая цаца! Ну, положим, цаца – не цаца, а светило российской науки. Вот так. Светило. Скромненько, но со вкусом. И никакое ты не светило, а, дай Бог, лампочка настольная. Халтурщик хренов.
Игорь сидел у себя в кабинете, злился на ни в чем не повинный “Паркер” и ощущал себя до смерти уставшей золотой рыбкой. Или заскучавшим Хоттабы-чем. Нет, все-таки золотая рыбка – по образу ближе. Болтаешься этак на мелководье, хвостом небрежно помахиваешь. А к тебе – непрерывный поток стариков со своими старухами. Бесконечные новые корыта, столбовые дворянки, вольные царицы. Пореже, но встречаются и владычицы морские. С известным исходом.
– Тирлим-тирлим! – запиликал в углу компьютер. Игорь с тоской повернул к нему голову. Оповещение. Доктору Поплавскому к 12.00 – в отделение. “Зачем я купил эту шарманку? Что я, сам не знаю, когда мне что делать? А, вспомнил! Я ее купил для работы! Мы с местным компьютерным богом Борей собирались для пущей важности нейрограммы в компьютер засунуть. Год, не меньше, по два раза в неделю созванивались, да еще каждый раз при встрече восклицали, хлопая по лбу: да!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Ничего страшного. Немножко прижало, но уже отпустило.
Юлия Марковна немедленно встревожилась и сразу же позабыла о плаще. Судя по всему, из филармонии не звонили по поводу отсутствия Юрия Адольфовича на репетиции. Мысленное упоминание о филармонии тут же отозвалось сильнейшим уколом где-то под лопаткой.
– Что с тобой? Вызвать “скорую”? Сердце? – Жена уже тащила Юрия Адольфовича в комнату, высоко поддерживая его под локоть, словно дружинник – пьяного хулигана.
Юрий Адольфович покорно лег на диван. Голова его работала четко и ясно. Значит, так. Сразу он не умер. И, судя по всему, в ближайшее время не умрет. Выходит, надо смириться с тем, что боль теперь с ним будет всегда. Юрий Адольфович в который раз внимательно прислушался к себе. Боль была на месте. Но не тяжелой ношей, давящей на плечи, а жутким призраком, хоть и стоящим вдалеке, но так, что его, словно высокую колокольню, видно с любой точки. Что ж, будем учиться с этим жить.
– Что случилось, Юраша? Тебя кто-то обидел? Вызвать “скорую”? – Юлия Марковна продолжала равномерно сыпать вопросами. “Нет, – решил Юрий Адольфович, – сейчас я ничего не буду ей говорить. Нельзя ее нервировать накануне такого важного события. – Он снова удивился своей непропавшей способности переживать за жену и дочь. – Завтра. Конечно, завтра”. Юрий Адольфович попытался представить себе лицо жены, когда она услышит, что он уходит из филармонии. Нет. Завтра. Завтра.
– Юленька, у меня сегодня была очень тяжелая репетиция, – спокойно и устало начал он. (“Очень, очень тяжелая!” – ехидно поддакнул внутренний голос.) – Я должен немного отдохнуть. Я полежу полчасика, а потом тебе помогу. Когда приходят гости?
– В шесть, – подозрительно глядя на мужа, ответила Юлия Марковна. – Можешь полежать хоть часик. Но потом почисти мне картошки.
– Хорошо, хорошо. – “Она что-то подозревает? Она уже все знает, – холодея, подумал Юрий Адольфович. – Иначе почему она просит меня почистить картошку? Последний раз я это делал в армии. Она проверяет меня. Если я соглашусь, значит, мои руки мне уже не нужны. Спокойней, спокойней. В любом случае, все разговоры переносим на завтра”. Почему именно завтрашний разговор с женой казался ему менее страшным, чем сегодняшний, сказать трудно. Да и чего ему, собственно, бояться? Ведь дело касается только его. Юрий Адольфович вдруг с каким-то даже веселым ужасом нафантазировал себе, что завтра скажет Юле не о работе, а о том, что... уходит из семьи! К молоденькой флейтистке Наде Соломиной! Горячие мурашки пробежали по спине, Юрий Адольфович не выдержал и улыбнулся нелепости своей шутки.
– Чего ты улыбаешься? – Теперь стал окончательно понятен тон Юлии Марковны. Так подозрительно ласково разговаривают с младенцем, насчет которого существуют серьезные сомнения: не накакал ли он в штаны.
– Хорошо, Юленька, я почищу картошку, – ответил Юрий Адольфович, хитро глядя на жену.
– Ах, Юра, ты мне всю голову заморочил! Я совсем не то хотела сказать! – Юлия Марковна всплеснула руками. – Я хотела сказать – не картошку почистить, а ковер пропылесосить!
– А, по-моему, у тебя на кухне что-то сгорело, – сообщил Юрий Адольфович, поводя носом.
– Да? – Юлия Марковна помчалась на кухню, а ее муж впервые понял, кого она ему напоминает. Домомучительницу из “Карлсона”.
Юрий Адольфович пылесосил ковер со скорбной улыбкой смертника, который выполняет последние в своей жизни общественно полезные работы. Минут через десять он выключил пылесос и отправился на кухню. Налаживать отношения.
– Итак, что у нас сгорело?
Юлия Марковна повернула к нему от плиты раскрасневшееся лицо:
– Молодец! Накаркал! Я только что сожгла ванильные булочки!
– Как? Еще и булочки?
– Нет, не еще, а просто – булочки. Тогда-то у меня ничего не сгорело, я думала, ты просто пошутил...
“Пойду-ка я с кухни”, – решил Юрий Адольфович. Какое-то странное, неясное подозрение закопошилось в его мозгу. В гостиной он поставил себе пластинку Вагнера, любимейший 1 акт “Лоэнгрина”, и начал ставить эксперимент. Внимательно принюхивась, он время от времени заходил на кухню, проверяя свою догадку. Юлия Марковна суетилась у стола. Около пяти пришла дочь, женщины стали суетиться вместе... Когда в три минуты седьмого тренькнул звонок входной двери, Юрий Адольфович сделал удивительное открытие. И теперь, стоя перед закрытой дверью, он мог с уверенностью сказать: у жениха Саши очень терпкий и редкий одеколон, а его мать надушилась туалетной водой “Пуазон”, очень модной лет десять назад. Нет, через две утепленные двери квартиры Бляхманов не то что запахи – поражающие газы не проникнут. Все дело в только что обнаруженной способности... Рассеянно здороваясь и знакомясь с новыми родственниками, Юрий Адольфович пытался формулировать...
– Здравствуйте, здравствуйте, Леночка, знакомь нас...
Все почему-то топтались в тесной прихожей, мешая гостям раздеваться. Юлия Марковна немедленно вступила с будущей сватьей в милую женскую дискуссию по поводу размера тапочек. Лена неловко держала подаренный Сашей букет цветов. Саша стоял с таким видом, будто у него дырявые носки.
На удивление быстро все расселись за столом. Женщины мило щебетали ни о чем, мужчины молчали. Саша – потому что был, если можно так выразиться, главным блюдом на этом вечере. А Юрий Адольфович просто весь ушел в свои мысли. Он мог себе это позволить: глава семьи, как-никак большой музыкант... Он видел, с каким испуганным почтением смотрела на него Сашина мать. Неприятная женщина, сразу решил Юрий Адольфович и с тоской представил себе длиннейшие и тоскливейшие “семейные” праздники таким же вот составом. Список доступных общих тем минимален. Деликатная Юлия Марковна не станет, конечно, обсуждать с Раисой Георгиевной ни премьеру в Мариинском, ни книгу Плисецкой. А, значит, остается: здоровье, огород и сериалы. Темы исключительно дамские. Вот пусть дамы и разговаривают. Рассеянно "поковыривая курицу, Юрий Адольфович думал свое. Все. Теперь можно и сформулировать великое открытие сегодняшнего дня. Похоже на то, что нос Юрия Адольфовича начал улавливать запахи из будущего! Досадуя на отсутствие секундомера, наш начинающий естествоиспытатель догадался с помощью обыкновенных наручных часов определить, на сколько вперед заглядывает (в смысле: вынюхивает) его удивительный нос. Оказалось: примерно на десять минут. Первым делом, как ни странно, Юрий Адольфович порадовался за вахтершу из филармонии. Женщина действительно приняла его слова насчет курения за шутку. Ведь он УЖЕ чувствовал запах дыма в гардеробной! Так же просто объяснялся и странный запах импортного джема: Юрий Адольфович с детства был приучен чистить зубы после еды. Намазывая на булку злополучную гуманитарную помощь, он УЖЕ чувствовал запах зубной пасты, которую через десять минут выдавит на щетку! Поразительно!
Сашина мать возбужденно и нудно рассказывала длинную кляузную историю про какую-то квартиру. Юлия Марковна вежливо ее слушала. Саша с Леной обменивались заговорщическими взглядами школьников. Юрий Адольфович развлекался тем, что припоминал все странные накладки запахов за последнее время. Видимо, случившееся с ним внезапное и трагическое освобождение от музыки дало толчок к развитию логики. “Почему я так странно спокоен? – думал бывший пианист, рассматривая свои руки, лежащие на скатерти. – Почему я так быстро поверил и смирился? У меня всего-то и есть, что подслушанный разговор. А недоразумение? Я что-то не так понял, на-придумывал себе ужасов и чуть не умер! Брось эти игры, – одергивал сам себя, – ты все прекрасно слышал. И все понял. “Бляхман... руки... душа... по клавишам: блям-блям...” – Юрий Адольфович покраснел от стыда. – Сергей Владиславович может быть сколь угодно плохим и порочным человеком, но музыкант он гениальный. Если он слышит “блям-блям”, значит, так оно и есть. Будь честен. Не прячься от действительности. Умерла, – сказали тебе и при тебе же закрыли крышку гроба. – Твоя Музыка умерла. Отправляйся домой и живи дальше. Что же осталось? Моя странная, только что открытая способность предвидеть запахи? Я уникум, – думал Юрий Адольфович, – меня нужно изучать. Или показывать в цирке”, – пошутил он про себя и улыбнулся. Как оказалось, совершенно невпопад. Сашина мать как раз пришла в своем рассказе к печальному финалу.
– Юраша, ты совсем не слушаешь! – строго заметила жена. И сразу же с примирительной улыбкой повернулась к гостье. – Вы извините, Раиса Георгиевна, Юрий Адольфович – человек искусства, его мысли могут увести его так далеко, что ему иногда трудно общаться с нами, простыми смертными.
Раиса Георгиевна кисло улыбнулась и посмотрела на Юрия Адольфовича. Один к одному – это был взгляд уборщицы из филармонии, для которой музыканты не служители муз, а лишь носители грязной обуви.
– Вы не представляете, сколько нам пришлось пережить... – продолжала Юлия Марковна. “Сопрано, – подумал Юрий Адольфович, – второе трагическое соло. Сейчас она начнет рассказывать о моих болезнях”. – Ведь моему мужу, если вы знаете, Леночка, наверное, рассказывала Сашеньке... – По тому, как она произнесла “Сашенька”, можно было сразу догадаться, что будущий зять ей не понравился.
А муж, получивший еще, как минимум, получасовой отдых, вновь погрузился в свои мысли. Откуда же взялся этот необыкновенный феномен? И когда? Толком и не определить. Ведь обоняние начало исчезать года полтора назад, вместе с ростом вредного полипа... Юрий Адольфович еще раз просмотрел свой сегодняшний день, пытаясь разобраться в мешанине запахов. Теперь получается, что и в лифте ничем не пахло, и вахтерша, конечно же, не курила... Так же просто объясняется и вчерашний конфуз: очень приличного вида дама, как показалось, дыхнула в лицо пианисту недельным перегаром...
Юрий Адольфович не понял толком, что произошло. Юля заканчивала свой дежурный, хорошо накатанный рассказ о чудесном избавлении мужа, завершая его, как обычно, финальным аккордом:
– ...человек, за которого я буду молиться каждый день, пока я жива. Наш волшебник, маг, чудотворец, Игорь Валерьевич Поплавский!
Лицо Раисы Георгиевны начало медленно багроветь.
Глава вторая
ИГОРЬ
Оставьте меня в покое. Все. – Игорь не обернулся и не увидел, как закрывается дверь за обиженной насмерть Людочкой. Ну что поделаешь, если не хочется человеку пить чай в компании своих сотрудников? Игорь поймал себя на том, что с удовольствием сейчас сходил бы на овощебазу. Да, да, как в старые добрые времена, когда все отбояривались, как могли, от культпохода к тухлым помидорам. Эх, сейчас бы... Потаскать часа два без передыху грязные ящики с промерзлой капустой, от которой уже несет сладким, почти наркотическим трупным душком... Поржать вволю над похабными шутками бригадирши... Покурить с мужиками “Родопи”, сидя на ломаных картофельных контейнерах... Ох, уж мне эта ностальгия.
Перед Игорем на столе лежал новенький сверкающий “Паркер”.
Черт побери, а почему именно – “новенький”? Пошлость какая! Просто новый. Ни фига он не сверкающий. Обыкновенная ручка. С той разницей только, что заморочек с чернилами больше. Но главное не это. Главное – чтобы когда эта ручка в нагрудном кармане, то всем понимающим по одному только колпачку было видно: вот человек достойный, “Паркером” пописывает, не фуфлом каким-то. Слушай, а чего ты, собственно, взъелся на бедный “Паркер”? И вовсе он не бедный. И вовсе я не взъелся. Настроение плохое.
Игорь сидел у себя в кабинете и злился на весь мир. Что в конечном счете означает – на самого себя. Зачем на Людочку нашумел? А затем, что НЕЛЬЗЯ входить в кабинет к Игорю Валерьевичу Поплавскому, если на дверях висит табличка “Не беспокоить” (на трех языках, между прочим)! Подумаешь, какая цаца! Ну, положим, цаца – не цаца, а светило российской науки. Вот так. Светило. Скромненько, но со вкусом. И никакое ты не светило, а, дай Бог, лампочка настольная. Халтурщик хренов.
Игорь сидел у себя в кабинете, злился на ни в чем не повинный “Паркер” и ощущал себя до смерти уставшей золотой рыбкой. Или заскучавшим Хоттабы-чем. Нет, все-таки золотая рыбка – по образу ближе. Болтаешься этак на мелководье, хвостом небрежно помахиваешь. А к тебе – непрерывный поток стариков со своими старухами. Бесконечные новые корыта, столбовые дворянки, вольные царицы. Пореже, но встречаются и владычицы морские. С известным исходом.
– Тирлим-тирлим! – запиликал в углу компьютер. Игорь с тоской повернул к нему голову. Оповещение. Доктору Поплавскому к 12.00 – в отделение. “Зачем я купил эту шарманку? Что я, сам не знаю, когда мне что делать? А, вспомнил! Я ее купил для работы! Мы с местным компьютерным богом Борей собирались для пущей важности нейрограммы в компьютер засунуть. Год, не меньше, по два раза в неделю созванивались, да еще каждый раз при встрече восклицали, хлопая по лбу: да!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55